Крестьянство

Самым многочисленным классом-сословием страны являлось крестьянство. В последние два десятилетия оно также претерпело крупные изменения двоякого свойства: во-первых, усиливалось «раскрестьянивание», которое влекло за собой сокращения сельскохозяйственного населения, а, во-вторых, ускоренными темпами шел процесс расслоения крестьянства на разные по социальному положению группы.

По данным переписи 1897 г. в сельской местности 50 губерний Европейской России было 81,4 млн жителей или 87% населения, но занимались сельским хозяйством лишь 69,4 млн, т.е. 74%. Основными занятиями остальных 12 млн была торгово-промышленная и иная деятельность, они перестали быть земледельцами. Согласно статистике землевладения 1905 г. таких людей стало уже 17 млн. Раскрестьянивание происходило и в процессе переселения крестьян в города и на малоосвоенные окраины страны.

Расслоение крестьянства на бедняков, середняков и зажиточных хозяев приобрело в эти годы новые черты. Наряду с количественным ростом как маломощных, так и на другом полюсе зажиточных дворов, имели место и качественные изменения, связанные с развитием товарно-денежных, рыночных отношений. У бедняков это проявлялось в расширении сфер приложения труда: они занимались домашними промыслами, наймом на временные работы, отходом на заработки и т.п. Зажиточным дворам было присуще использование наемного труда, приобретение купчей земли, усовершенствованных машин и орудий, минеральных удобрений, увеличение аренды. Иначе говоря, существование того и другого слоя было взаимосвязанным и взаимообусловленным. В противном случае бедняки бы вымерли от голода из-за постоянного дробления наделов, а крестьянские Колупаевы и Разуваевы, как и помещики, не имели бы рынка наемного труда.

Процесс размежевания разнился в зависимости от того, в какой степени крестьяне того или иного региона были обеспечены надельной землей. Разница в этом отношении между регионами была весьма значительной. Так, если в земледельческом центре много общин имели наделы по 3—6 дес. в среднем на двор, то в нечерноземной полосе по 7—10 десятин. В Поволжье по 12—15 дес, в Новороссии по 15—20.

В Сибири же существовала норма наделения крестьян землей в 15 дес. на мужскую душу, а в старожильческих селах Дальнего Востока — в 100 дес. Не меньшие различия существовали и в общероссийском масштабе между разными категориями крестьян: бывшие помещичьи имели в 1905 г. наделы по 6,7 дес. на двор, бывшие государственные — по 12,5, башкиры — 28,2, казаки — 52,7. Чем лучше крестьяне той или иной местности были обеспечены землей, тем выше был уровень их благосостояния, тем свободнее в их среде развивались капиталистические отношения, тем больший процент был там зажиточных, предпринимательских хозяйств.

В условиях общинного уравнительного землепользования, преобладавшего в большинстве регионов страны, надельная земля распределялась пропорционально числу мужских душ и благосостояние крестьянского двора зависело от числа семейных работников, а для хозяйств предпринимательского типа — прежде всего от размеров арендованной и купчей земли, за исключением регионов первичного хозяйственного освоения с наличием массивов свободной земли и с широко развитой системой захватного пользования надельной землей (Восточная Сибирь, Дальний Восток и др.). Как показывают данные земских подворных обследований, к аренде надельной, частновладельческой и казенной земли, а также к покупке ее в основном прибегали самые состоятельные хозяева, сосредотачивающие в своих руках подавляющую часть этой земли и обрабатывающие ее чаще всего не только семейными, но и наемными (как правило сроковыми или поденными) работниками. Если разница в обеспеченности надельной землей внутри общины между бедняками (посевы до 3 дес.) и зажиточными (с посевом более 10 дес.) достигала максимума 2—3 раз, то арендованной землей — 5—10, а купчей — 50 и более раз.

(В советской историко-аграрнои литературе вслед за Лениным утвердилось мнение, будто в российской предреволюционной деревне слой бедноты (сельских пролетариев и полупролетариев — батраков с наделом) составлял большинство (до 2/3 дворов). Такую версию разделяли даже исследователи, которые писали об этом применительно к районам (Но-вороссия, Сибирь, Дальний Восток), где крестьяне не знали ни гнета помещичьего землевладения, ни малоземелья, и где капиталистические отношения в крестьянском хозяйстве развивались не только и не столько вглубь, сколько вширь, посредством ускоренного роста неполярных социальных групп — бедняков и зажиточных, предпринимательских, а средних и мелких хозяев, т.е. роста мелкого товарного производства, подготавливающего почву для дальнейшего развития капитализма вглубь. Делалось это с целью убедить, будто рабочие России имели могущественного союзника в лице деревенской бедноты.)

Объективный же анализ данных земской статистики показывает, что в оскудевающем центре бедноты было от 30 до 50%, в Поволжье, на Украине, Северном Кавказе, Сибири и особенно на Дальнем Востоке (в среде старожилов-стодесятинников) значительно меньше. Если же исходить из сведений бюджетных обследований, учитывающих заработки и доходы крестьян от промыслов и торгового животноводства, можно считать бедняцкими, т.е. едва сводящими концы с концами даже в урожайные годы, примерно от четверти до трети дворов в центре и 15—20% — в районах без земельного утеснения. В центральных губерниях земельный голод испытывало большинство крестьян: 3/5 дворов получали основные доходы от промыслов и заработков.

Вот почему в деревне имела место острая социальная напряженность — миллионы крестьян испытывали недовольство своим положением и жили надеждой если не получить от власти, то силой захватить помещичьи земли.