Февральский переворот

Народные выступления в Петрограде (23 – 26 февраля)

 

Начало революции оказалось довольно неожиданным даже для тех, кто готовил ее или искренне желал, не говоря уже о других слоях общества.

22 февраля 1917 г. Николай II отправился в Ставку. Дорога до Могилева заняла чуть больше суток, и всюду на станциях царский поезд торжественно приветствовали толпы людей.

А в столице тем временем события приобретали необычайный характер. Отмечая международный женский день 23 февраля (8 марта по нов. ст.), тысячи работниц предприятий Выборгской стороны на митингах призывали трудящихся города объявить забастовку в знак протеста против непрекращающихся перебоев в снабжении хлебом и против дороговизны. Политические требования пока не выдвигались. К забастовке присоединились в этот день рабочие заводов и фабрик Петроградской стороны и Васильевского острова, причем не только женщины, но и мужчины. Всего бастовало 128 тыс. чел. и 49 предприятий. В организованных в связи с этим демонстрациях принимали кое-где участие представители социалистических партий и группы эсеров, социал-демократов и анархистов. Стихийные выступления в ряде мест приводили к нарушению общественного порядка. На Выборгской стороне были разгромлены магазины и остановлено движение городского транспорта, вагоны трамваев перевернуты. Для разгона демонстраций были вызваны полиция и казаки, со стороны которых оружие не применялось, а со стороны митингующих имели место случаи разоружения полицейских, агитация среди солдат. К вечеру 23 февраля рабочие, сумев преодолеть кордоны заграждения, устремились в центр города на Невский и Литейный проспекты. В эти часы в Таврическом дворце шло заседание Думы, собравшейся на очередную сессию еще 14 февраля. Депутаты бурно обсуждали складывающуюся в столице ситуацию, остро критиковали правительство, требовали от него решительных мер по улучшению снабжения населения продовольствием, предлагали привлечь к этому делу самих рабочих. К исходу суток 23 февраля центр Петрограда был очищен от демонстрантов. По требованию министра внутренних дел А. Протопопова командующий Петроградским военным округом генерал С. Хабалов обнародовал воззвание к жителям города, где говорилось, что хлеба в столице достаточно и оснований для беспокойства нет.

Показательно, что немногие из современников могли дать верную оценку событиям 23 февраля. Власти полагали, что ситуация находится под их контролем. Императрица Александра Федоровна писала царю, что положение в городе полностью в руках Хабалова. Из представителей политических партий также мало кто представлял себе, в каком направлении будет развиваться забастовочное движение — думские оппозиционеры не разглядели в происходящем того «урочного часа», к которому они давно готовились. В среде революционеров даже наиболее радикальные из них придерживались выжидательной тактики. Поздно вечером 23 февраля на конспиративной квартире на окраине Петрограда состоялось заседание членов Русского бюро ЦК РСДРП(б) и Петербургского комитета большевиков. На нем А. Шляпников предупредил, что в забастовках и митингах активно участвуют эсеры и меньшевики-гвоздевцы, к ним следует относиться со всей осторожностью, чтобы не дать вовлечь себя в движение в поддержку Думы.

Таким образом, дальнейшее зависело, во-первых, от массовости выступления рабочих и методов их борьбы на улицах и, только во-вторых, от умения политиков овладеть стихией народного возмущения, направить ее в нужное русло.

На следующий день, 24 февраля, войска стали оцеплять центральную часть города для того, чтобы локализовать районы выступления рабочих на окраинах Петрограда. В них участвовало уже 200 тыс. чел., причем к бастующим присоединялись все новые заводы и фабрики. Стачки охватили предприятия Нарвской и Московской застав, Невского района и др. На Васильевском острове к движению рабочих присоединились студенты университета. Несмотря на все попытки властей отрезать окраины от центра, толпы демонстрантов сумели выйти к Невскому проспекту. Ораторы приветствовали солдат гарнизона и казаков и гневно ругали войну, царя и его министров. Правительство же, собравшись в этот день на заседание, заявило, что происходящее его мало касается, а является исключительно заботой Протопопова и Хабалова. Царь, получив известия из столицы, не придал им должного внимания и только 25 февраля, ознакомившись с тревожной1 телеграммой Хабалова и докладами некоторых министров, по-; ступившими в Ставку, передал в Петроград свой приказ: «Завтра же прекратить в столице беспорядки, недопустимые в тяжелое время войны против Германии и Австрии», что означало разрешение на применение оружия и кавалерии. Получив из Ставки приказ, Хабалов срочно созвал совещание и отдал своим подчиненным соответствующие распоряжения.

26 февраля, в воскресенье, центральные районы города и подступы к ним были заняты войсками. Повсюду были развешаны объявления, запрещавшие уличные собрания и шествия. Казалось, власти сумели переломить ситуацию и восстановить порядок в столице. Однако, несмотря на запреты, горожане вышли на улицы, хотя их было гораздо меньше, чем 23—25 февраля. Среди демонстрантов 26 февраля были не только рабочие, но и много студентов, гимназистов, служащих, домохозяек и просто обывателей. Значительная часть народа собралась на Знаменской площади, в центре которой возвышалась знаменитая конная статуя Александра III. Поражала та решимость, с которой на митинге выступали собравшиеся: «Долой войну!», «Долой царя!», «Хлеба и мира!».

Многие из вышедших в этот день на улицы полагали, что войска, как и в предшествующие дни, стрелять не будут, однако уже в пятом часу на Невском прогремели первые выстрелы. На Знаменской площади было убито и ранено 30 чел., были жертвы и в других местах. Но кое-где солдаты отказывались стрелять в народ. 4-я рота Павловского полка не встала в оцепление у Казанского собора, а когда ее попытались заменить конной полицией, начала стрелять в жандармов. Это был грозный симптом, зловещее предупреждение власти.

Вечером 26 февраля на Васильевском острове состоялось совместное заседание представителей ряда социалистических партий: эсеров, меньшевиков, межрайонцев, большевиков. Обсуждался вопрос о совместных действиях. Было решено продолжить всеобщую стачку и в случае необходимости быть готовыми к вооруженному восстанию и созданию временного революционного правительства. В эти же дни в среде рабочих

кооперативов города и ряда представителей социалистических партий возникла идея воссоздания, по аналогии с 1905 г., Совета рабочих депутатов как главного штаба организации сопротивления власти, борьба с которой переходила таким образом в качественно новую стадию.

 

 

Свержение самодержавия (27 февраля — 3 марта)

27 февраля стал переломным днем в революционных событиях ранней весны 1917 г. Решимость и последовательность выступлений рабочих, их твердость перед угрозой расстрелов и репрессий не могли не поколебать уверенности солдат Петроградского гарнизона в правильности отдаваемых им приказов и не вызвать сочувствия к требованиям народа. Расквартированные в столице полки, в основном Гвардейские, всегда находились на особом счету. Это были элитные части русской армии. За годы войны положение в столичном гарнизоне резко изменилось. С одной стороны, в запасных батальонах появилось много «эвакуированных» солдат, тех, кто уже побывал на фронте, получил ранения или был выведен с передовой в краткосрочный отпуск. Настроение этих бывалых солдат, уставших от войны, во многом определяло общую атмосферу отчуждения и даже недовольства начальством, царившую в казармах. С другой стороны, в этих же полках были созданы так называемые «учебные команды» — подразделения, где готовили унтер-офицеров и младших командиров, наиболее пострадавший в ходе боев корпус военнослужащих. Как правило, «учебные команды» отличались дисциплинированностью и исполнительностью. Однако среди них было немало вновь призванных солдат, отнюдь не горевших желанием немедленно оказаться на фронте, что, как видно, сближало их с «эвакуированными». Не случайно зачинщиками солдатского бунта, разразившегося утром 27 февраля, стала «учебная команда» запасного батальона гвардейского Волынского полка. Убив офицера и захватив оружие, волынцы вышли на улицу, привлекая на свою сторону солдат других полков, расположенных рядом, — Литовского и Преображенского. Стихия бунта завораживала своим порывом к свободе, заставляя забыть о верности воинскому долгу и присяге. Число восставших солдат к утру 27 февраля составило 25 тыс. чел., и к ним присоединялись все новые части, к вечеру на их сторону перешло уже около 70 тыс. чел, — более половины Петроградского гарнизона.

Восставшие громили полицейские участки, арсеналы с оружием; штурмом был взят Дом предварительного заключения и здание окружного суда. Из тюрем были выпущены заключенные, среди которых оказались единицы революционеров, арестованных в последние дни, но немало уголовников.

Власть оказалась совершенно неспособной остановить происходящее. Приказы Хабалова не выполнялись, верных ему войск оставалось все меньше. Рассчитывать можно было только на батальон Измайловского полка и сводный отряд полковника Кутепова, случайно оказавшегося в эти дни в столице. Воля режима была парализована.

Между тем, прорвавшись через оцепление Московского

полка по Литейному мосту, толпы восставших солдат вышли

к Финляндскому вокзалу и соединились с рабочими Выборгской стороны, встретивших их красными знаменами и лозунгами «Долой самодержавие!», «Да здравствует демократическая республика!».

Политический характер происходящего не вызывал сомнений. Царская символика и атрибутика уничтожались. Двуглавые орлы сбивали с фронтонов зданий. Вопрос о замене прежней власти был уже предопределен размахом и силой выступлений.

К середине дня 27 февраля объединенные колонны солдат и рабочих пришли к Таврическому дворцу, где уже с утра собрались депутаты Государственной Думы, представители политических партий. Здесь же были делегаты от воинских частей, заводов и фабрик, активисты революционного подполья. По предложению социалистов был сформирован Временный исполком Совета рабочих депутатов. В его состав вошли известные социал-демократы и эсеры: Н. Чхеидзе, А. Керенский, М. Скобелев, Н. Суханов, Н. Капелинский, Э. Соколовский, П. Красиков (Павлович), П. Александрович, К. Гвоздев, Н. Соколов, К. Гриневич, Г. Панков, П. Залуцкий и А. Шляпников. Из 15 членов исполкома лишь двое последних принадлежали к крайне левому крылу революционеров и были большевиками. Правда, и остальные недостатком радикализма не страдали. Собравшись вечером на первое заседание, члены исполкома Совета тут же решили вопрос об обороне и продовольственном снабжении. А тем временем в другой части Таврического дворца шло неофициальное заседание депутатов распущенной накануне царем Думы. Известие о царском указе от 26 февраля о прекращении (вплоть до апреля) работы Думы дошло до многих депутатов только в зале заседания, и часть из них (Некрасов, Ефремов, Керенский) призывали не подчиняться ему, а продолжать свою сессию. Всеобщее ликование царило в залах, кабинетах и коридорах дворца, наполнившихся к концу дня толпами восторженных людей с винтовками и красными бантами на одежде. Наконец, депутаты достигли компромисса, удовлетворившего всех, за исключением крайне правых. Было признано необходимым создать особый орган, который был назван «Временным комитетом членов Государственной Думы для водворения порядка в столице и для сношения с лицами и учреждениями». Комитет возглавил председатель Думы М. Родзянко, а в его состав вошли лидеры Прогрессивного блока: П. Милюков, Н. Некрасов, А. Коновалов, С. Шидловский, В. Шульгин, И. Дмитрюков, М. Караулов, В. Львов, В. Ржевский, а в качестве представителей революционной демократии — меньшевик Н. Чхеидзе и трудовик А. Керенский, попеременно заседавший то в Совете, то в коми тете, и произносивший где только возможно патетические речи, приветствующие революцию, народ и свободу.

Временный комитет Государственной Думы старался перехватить власть и взять инициативу по управлению городом и государством в свои руки. Прежде всего был установлен контроль над телеграфом и железнодорожным транспортом. Депутат Думы А. Бубликов, благодаря настояниям члена Временного комитета Н. Некрасова, назначенный комиссаром на транспорте, передал во все уголки страны телеграммы о начавшейся революции, о падении старого режима и о необходимости строгого выполнения распоряжений новой власти.

Правительство князя Голицына, собравшись на экстренное заседание, решило объявить об отставке Протопопова, сославшись на его болезнь, и обратилось к царю с ходатайством о назначении над оставшимися верными войсками «популярного военачальника» и о назначении состава ответственного министерства. Царь сместил Хабалова, заменив его героем Галицийской битвы генералом Н. Ивановым. Он наделил его широкими полномочиями для водворения порядка и передал в его распоряжение снятые с фронта войска. Вместе с тем, Николай II признал, что «перемены в личном составе министерства при данных обстоятельствах недопустимы». Плохая информированность царя подавала ему надежду, что он может лично справиться с «данными обстоятельствами». Однако время было упущено. Как отмечал в своих мемуарах Милюков, «в этот момент в столице России не было ни царя, ни Думы, ни Совета министров. Беспорядки приняли обличье форменной революции».

Сведения о стремительно меняющейся обстановке в Петрограде вовремя не доходили в Ставку. Видимо, этим объясняется запись 27 февраля, в день восстания столичного гарнизона, в дневнике Николая II «Отвратительное чувство быть далеко и получать отрывочные неспокойные известия». Рано утром 28 февраля из Могилева отошли 2 литерных поезда («А» и «Б») — для царя и свиты. Впоследствии некоторые современники оценят отъезд Николая II из Могилева как роковую ошибку, из-за которой была утрачена связь между государем, Ставкой, Царским Селом и Петроградом. Его противники и недруги воспользовались этим обстоятельством.

В течение суток литерные поезда двигались по своему маршруту беспрепятственно, но ранним утром 1 марта 1917 г. у Малой Вишеры были получены сведения, что дальше двигаться небезопасно: восставшие солдаты якобы уже заняли станции Любань и Тосно (на самом деле это было не так). До Петрограда оставалось каких-нибудь 150 верст, но связи со Ставкой или с Царским Селом не было. Царь принял решение ехать в Псков, в штаб Северного фронта, откуда по телеграфу можно было прояснить ситуацию. Кружным путем через Бологое—Старую Руссу—Дно поезда проследовали в Псков, куда они прибыли вечером 1 марта 1917 г.

За это время в Ставке, да и по всей стране в целом, произошли существенные изменения.

28 февраля для всех в столице было уже ясно, что происходит революция. Восставшие солдаты полностью овладели городом, в их руках находилась Петропавловская крепость, Адмиралтейство, Зимний дворец и другие важные объекты города. Царское правительство ушло в отставку, часть министров была арестована. Власть в Петрограде осуществляли Временный комитет Государственной Думы и исполком Совета, единства между ними с самого начала не было. Временный комитет считал, что созданием ответственного министерства в этой ситуации не обойтись, что от царя надо потребовать гораздо больших уступок, а именно — добиваться его отречения в пользу цесаревича Алексея при регентстве великого князя Михаила Александровича.

Настроение революционных солдат и рабочих стало, пожалуй, главным фактором радикализации обстановки. Их лозунги и действия были гораздо более решительными, чем у умеренных оппозиционеров, оказавшихся на гребне поднявшейся волны, способной смести все на своем пути.

28 февраля и 1 марта Родзянко постоянно находился на связи со Ставкой, главнокомандующими фронтами и флотами, информируя их о происходящем. М. Алексеев, ставший главной фигурой в Ставке после отъезда Николая II, все больше склонялся к мысли о поддержке Временного комитета Государственной Думы и его линии.

Поздно вечером 1 марта 1917 г., когда царь уже находился в Пскове, Алексеев телеграфировал ему о том, что необходимо «призвать ответственное перед представителями народа министерство». Алексеева в этом вопросе горячо поддерживал главком Северного фронта Н. Рузский, ссылаясь на мнение других главкомов фронтов. В конце концов царь уступил давлению со стороны военных и направил в Царское Село генералу Н. Иванову телеграмму: «Прошу до моего приезда и доклада мне никаких мер не предпринимать». Тем самым он отказывался от силовых методов восстановления порядка и соглашался с условиями думского комитета.

Между тем в Петрограде, в ночь с 1 на 2 марта, вопрос о власти в стране получил неожиданное разрешение, В ходе переговоров между Временным комитетом Государственной Думы и исполкомом Петросовета была достигнута договоренность об образовании Временного правительства во главе с прибывшим накануне из Москвы князем Г. Львовым — председателем Земского союза [ ].

В часы формирования Временного правительства между генералом Рузским и Родзянко состоялся разговор по прямому проводу с одновременной передачей его сути в Ставку для Алексеева. Рузский сообщал в Петроград, что царь пошел на уступки и согласился с созданием «ответственного министерства» и отменой экспедиции генерала Иванова. Но вместо слов одобрения со стороны Родзянко было передано, что «династический

(Георгий Евгеньевич Львов (1861—1925) был далеко не случайным человеком на российской политической арене. Видный деятель земского движения, он еще в начале века примкнул к либеральной оппозиции. Во время русско-японской войны он был руководителем общеземской организации по оказанию помощи раненым и больным воинам. Во время Первой мировой войны возглавлял Всероссийский земский союз, а с 1915 г. — объединенный Союз земств и городов (Земгор). На этой должности он многими рассматривался как один из официальных лидеров общественных группировок, противостоящих царизму. Был членом нескольких масонских лож и имел поддержку различных политических сил от правых и умеренных до левых. Во всех составленных оппозицией за время войны списках претендентов на власть Г, Львов фигурировал либо в качестве премьера, либо министра внутренних дел. Но, встав во главе правительства в роковое для России время, не только не смог остановить распада страны, но подчас своими действиями немало способствовал тому. Умер он в эмиграции в крайней бедности.)

вопрос поставлен ребром», т.е. от царя требовали отречения. Наступал решающий момент. Алексеев, контролируя положение в Ставке и на фронте, посчитал, что настало время действовать, что именно он должен добиваться отстранения Николая II от престола. По своей инициативе Алексеев связался с главкомами всех фронтов и флотов, чтобы заручившись их поддержкой, ему было сподручнее оказывать прямое давление на государя. Все из оповещенных Алексееным военачальников, за исключением командующего Черноморским флотом вице-адмирала А. Колчака, оставившего циркуляр Алексеева без ответа, согласились на отречение Николая II в пользу цесаревича. Дядя царя главком Кавказского фронта, великий князь Николай Николаевич, телеграфировал: «Осенив себя крестным знамением, передайте ему Ваше наследие». Позиция армейской верхушки не могла не оказывать должного воздействия на государя. По воспоминаниям генерала Савича, присутствовавшего при получении телеграмм от главкомов, Николай II, выслушав мнения собравшихся генералов Рузского, Савича, Данилова, сказал: «Я решился. Я отказываюсь от престола» и перекрестился. Спешно были составлены телеграммы Родзянко и Алексееву о решении царя. Но передача их по телеграфу несколько задержалась ввиду приезда в Псков двух думских эмиссаров А. Гучкова и В. Шульгина, посланных к царю за отречением.

На встрече с эмиссарами, поздно вечером 2 марта 1917 г., Николай II заявил, однако, что он пересмотрел свое решение и, еще раз обдумав свое положение, пришел к заключению: ввиду болезненности сына «мне следует отречься одновременно и за себя, и за него, так как разлучиться с ним я не могу». Слова государя вызвали некоторое замешательство у присутствующих. Согласно закону о престолонаследии, принятому еще при Павле I, царствующий император мог отречься только за себя, даже если наследник престола несовершеннолетний. Впоследствии решение Николая II, нелегитимное с правовой точки зрения, трактовалось некоторыми современниками и историками как своеобразный маневр, предпринятый им для продолжения своего царствования. Концом этой драматической развязки стало добровольное согласие государя покинуть престол и передать его своему брату Михаилу Александровичу. В заранее подготовленный в Ставке Манифест об отречении, Николай II внес соответствующие изменения, и 2 марта 1917 г. в 23 час. 40 мин. документ был подписан.

Затем, по просьбе Гучкова, царь подписал указы о назначении главой правительства князя Г. Львова, верховным главнокомандующим армией великого князя Николая Николаевича, командующим Петроградским военным округом генерала Л. Корнилова. В 1 час ночи 3 марта бывший царь, уезжая из Пскова в Могилев, записал в своем дневнике: «Кругом измена, и трусость, и обман».

Утром 3 марта на квартиру княгини Путятиной на Миллионной улице в Петрограде, где тайно с 28 февраля жил великий князь Михаил Александрович, явилась представительная делегация новой власти с весьма характерным составом участников: новый премьер Львов, Родзянко, Керенский, Некрасов, Терещенко, Ефремов, к которым вскоре присоединились только что вернувшиеся из Пскова Гучков и Шульгин. Большинство гостей, включая Родзянко и Львова, уговаривали великого князя не вступать на престол вплоть до определения будущей формы правления в России Учредительным собранием. Особую активность проявлял в этом плане А. Керенский, ссылающийся на широко распространившиеся антимонархические настроения народных масс. После некоторых колебаний Михаил Александрович внял уговорам и подписал Манифест об отказе от престола до решения Учредительного собрания.

События 3 марта фактически означали упразднение монархии в России, поскольку никто из царствующей династии не мог претендовать на трон в обход Михаила, передавшего всю полноту власти Временному правительству.