Глава 17 Вторник. Профили

 

Харри глядел поверх головы Тома Волера на минутную стрелку настенных часов.

Сегодня, чтобы усадить всех сотрудников в большом зале зеленого сектора шестого этажа, пришлось поставить дополнительные стулья. Настроение было чуть ли не торжественным. Никакого перешептывания – все тихо сидят и что-то пишут в блокнотах, дожидаясь восьми часов. Харри насчитал семнадцать склоненных голов. Стало быть, отсутствует только один. Перед ними, скрестив руки на груди и поглядывая на «ролекс», стоял Том Волер.

Секундная стрелка достигла нужной точки и замерла по стойке «смирно».

– Приступим, – объявил Том Волер. Все дружно выпрямились. – Руководителем следственной группы назначен я, моим помощником будет Харри Холе.

В едином порыве удивления все повернули головы к дальнему краю стола, где сидел Харри.

Волер продолжал:

– Во-первых, хочу поблагодарить тех из вас, кто по первому сигналу, не заставляя себя долго ждать, бросил отпуск, путевки и прочее, чтобы приехать сюда. Боюсь, вскоре придется пожертвовать не только отпуском. Но времени рассыпаться в благодарностях у меня не будет, так что я говорю вам спасибо на месяц вперед. Идет?

Собравшиеся захихикали и закивали. Так хихикают и кивают будущему начальнику, подумал Харри.

– Во многих отношениях этот день – особенный.

Волер включил проектор. На экране за его спиной появилась первая страница «Дагбладе» с крупным заголовком: «Маньяк разбушевался?» Никаких фотографий. Просто два слова угловатым шрифтом. В наше время уважающая себя редакция не стала бы печатать на первой странице вопросительный знак. Мало кому было известно (а уж в этом зале точно никому), что решение добавить вопросительный знак было принято за пару минут до того, как выпуск отправили в печать, и для этого понадобилось дозвониться до главного редактора, который отдыхал в Тведестранне.

– В Норвегии серийных убийц не было с восьмидесятых, когда свирепствовал Арнфинн Нессет, – сказал Волер. – По крайней мере, нам о них неизвестно. Маньяк для Норвегии – редкость. Причем такая, что о нем узнает вся страна. Так что, ребята, за нами сейчас наблюдают миллионы глаз.

Он артистично выдержал паузу, хотя мог бы обойтись и без нее: значимость нынешнего расследования сотрудники поняли еще вчера, когда их обзванивал Мёллер.

– Если это действительно серийный убийца, – продолжал Волер, – нам в чем-то даже повезло. Во-первых, потому что среди нас есть человек, который раскрыл подобное дело. Думаю, все вы помните блестящее расследование инспектора Холе в Сиднее. Харри?

Харри снова оказался в центре всеобщего внимания. Откашлялся. Почувствовав, что голос может подвести, откашлялся еще раз и произнес:

– Не уверен, что моя работа в Сиднее – пример для подражания. – Он кисло улыбнулся. – Как вы, наверное, помните, закончилось все тем, что преступника я застрелил.

Никто не засмеялся и даже не ухмыльнулся. Харри же не будущий начальник.

– Ну, могло бы быть и хуже. – Волер снова посмотрел на «ролекс». – Многим здесь знаком психолог Столе Эуне. Несколько раз мы уже прибегали к его помощи. Сегодня он согласился прийти и рассказать о мании убийства. Кому-то это все известно, но повторение – мать учения. Он придет в…

Открылась дверь. Сотрудники обернулись: в зал, тяжело дыша, вошел мужчина в твидовом костюме. Над четко очерченным округлым брюшком красовался оранжевый бант. Потная лысина, потное лицо, на котором бросались в глаза темные (крашеные?) брови и очки – такие узкие, что возникало сомнение, можно ли хоть что-нибудь в них увидеть.

– Вспомни о солнце… – начал Волер.

–…оно и взойдет, – завершил Столе Эуне, доставая из нагрудного кармана платок и протирая им лоб. – И, черт возьми, светит нещадно!

Он дошел до стола и плюхнул на пол потертую кожаную сумку.

– Доброе утро, уважаемые. Приятно видеть так много молодых особ, которые не поленились проснуться в столь ранний час. С кем-то из вас я знаком, а кое с кем пока не встречался.

Харри улыбнулся. Уж с ним-то Эуне встречался. Много лет назад Харри заявился к нему со своими проблемами, и, хотя Эуне не был специалистом по лечению алкоголизма, он постарался ему помочь, а впоследствии их знакомство переросло даже в некоторое подобие дружбы.

– Открывайте блокноты, шалопаи! – Эуне кинул пиджак на спинку кресла. – Вид у вас как на похоронах, и в общем-то это оправданно. Но прежде чем я уйду, хочется увидеть на ваших лицах хоть одну улыбку. Это приказ. А теперь будьте внимательны: говорить и писать буду быстро.

Эуне схватил лежащий у белой доски фломастер и начал с бешеной скоростью писать одно, рассуждая в это время совершенно о другом:

– Есть все основания полагать, что серийные убийцы существуют с тех самых пор, когда на земле стало достаточно людей, чтобы убивать их сериями. Но многие берут за точку отсчета тысяча восемьсот восемьдесят восьмой год, так называемую «осень ужаса», когда впервые было задокументировано дело о серии убийств с явно сексуальным мотивом. Жертвами первого маньяка в истории Нового времени стали пять женщин. Личность преступника установить так и не удалось, и он бесследно исчез, получив в народе прозвище Джек Потрошитель.

Теперь о вкладе нашей страны в список серийных убийц. Как вам всем известно, в восьмидесятые годы медицинский работник Арнфинн Нессет отравил свыше двадцати пациентов. Но самым известным норвежским маньяком стал не он, а Белл Ганнес. Редкое явление – женщина-маньяк. Эмигрировав в Америку, она в тысяча девятьсот втором году вышла замуж и обосновалась со своим заморышем в пригороде Ла-Порта, штат Индиана. Я говорю «заморыш», потому что он весил семьдесят килограммов, а она – сто двадцать. – Эуне провел пальцами по подтяжкам. – По мне, так нормальный вес…

По залу прокатились смешки.

– И вот эта милая пышка убивает сначала мужа, потом нескольких детей и неизвестное количество кавалеров, которых заманивает к себе домой через объявления в чикагских газетах. Их тела нашли в тысяча девятьсот восьмом, когда дом при странных обстоятельствах сгорел. Нашелся и обгорелый обезглавленный труп женщины, который полиция, очевидно, должна была принять за хозяйку. Позже поступали доносы от свидетелей, видевших Белл в разных городах Америки, но ее так и не нашли. В этом суть моего рассказа. К сожалению, для серийных убийц случаи Джека и Белл типичны. – Эуне закончил писать. – Найти их не удается. – И он поставил фломастером жирную точку.

Собравшиеся в молчании смотрели на него.

– Итак, – продолжил Эуне. – Понятие «серийный убийца» – весьма спорное. Как и все, о чем я собираюсь рассказать. Это можно объяснить тем, что психология до сих пор не выросла из детских штанишек, да и психологи – народ, который обожает препираться. Я вам расскажу то, что, с одной стороны, нам вроде бы известно, а с другой – совершенно неизвестно. А именно о серийных убийствах, которые многие видные ученые считают неосмысленными проявлениями тех видов душевных заболеваний, которых, по мнению других ученых, не существует. Это понятно? Вижу, некоторые из вас заулыбались, что не может не радовать.

Эуне ткнул указательным пальцем в первый пункт на доске:

– Типичный серийный убийца – белый мужчина в возрасте от двадцати четырех до сорока лет. Может орудовать и с напарником, но, как правило, действует в одиночку. Верным признаком серии служат издевательства над жертвами. В качестве последних могут быть кто угодно, но, как правило, это представители одной и той же этнической группы, за редким исключением незнакомые убийце. Первую жертву он выбирает обычно в хорошо знакомом ему районе. Бытует мнение, что серийным убийствам всегда сопутствуют особые ритуалы. Это не всегда так. Но если вы в своей работе наткнулись на какие-то ритуалы, имейте в виду, они часто связаны с серийными убийствами.

Эуне перешел к другому пункту на доске – «ПСИХОПАТ/СОЦИОПАТ»:

– Но самая типичная черта серийного убийцы – он, как правило, американец. Почему? Ответ на этот вопрос знает только Бог – плюс, разумеется, пара профессоров с факультета психологии в Блиндерне. В этой связи интересно, что те, кто знает о серийных убийцах больше остальных – американская юстиция и ФБР, – делят их на две категории: психопатов и социопатов. Упомянутые блиндернские профессора считают и термины, и само разделение бредом, тем не менее на родине серийных убийц большинство судов придерживается «правила Макнотена». Оно гласит: только преступник-психопат в момент преступления не осознает, что делает, а значит, в отличие от социопата, не может быть приговорен к тюремному заключению или смертной казни – что для богоизбранной Америки куда характернее. В смысле, применительно к серийным убийцам. Хм… – Эуне понюхал фломастер и удивленно поднял бровь.

Волер поднял руку. Эуне кивнул.

– Наказание – это очень интересно, – сказал Волер. – Но вначале надо его поймать. Нет ли у вас совета, который мы можем использовать на практике?

– С ума сошли? Я ведь психолог. – Раздался смех, Эуне с довольным видом поклонился. – Конечно, Волер, все вам будет. Но сначала хочу сказать, что если кто-то уже подустал, то крепитесь, впереди вас ждут еще более суровые испытания. Судя по опыту, поймать серийного убийцу не так просто. Особенно если он не того типа.

– Какого именно? – раздался голос Магнуса Скарре.

– Давайте посмотрим на классификацию ФБР. Убийцы-психопаты и социопаты. Психопат обычно – маргинал, без работы, без образования, с запятнанной биографией и рядом социальных проблем. Социопат, напротив, умен, удачлив и живет нормальной жизнью. Психопат выделяется, его легко заподозрить. А социопат теряется в толпе. Например, для соседей и знакомых социопата раскрытие его – всегда потрясение. Однажды я разговаривал с сотрудницей ФБР, которая составляет профили серийных убийц, и она сказала, что в первую очередь всегда смотрит на время убийства. Ведь чтобы совершить такое преступление, нужно время. Для нее важно было понять, совершаются ли убийства в будни, в выходные или в сезон отпусков. Последнее указывает на то, что у убийцы есть работа. А значит, растет вероятность, что перед нами социопат.

– То есть, если наш преступник убивает в пору всеобщих отпусков, значит, у него есть работа и он социопат? – уточнила Беата Лённ.

– Разумеется, пока рано делать такие выводы. Но вкупе с остальными фактами – вполне вероятно.

– Если я вас верно понял, это дурные новости, – сказал Волер.

– Правильно. Наш преступник – совсем неправильного типа. Он социопат.

Эуне обвел собрание взглядом, дал информации усвоиться и продолжал:

– Американский психолог Джоэль Норрис утверждает, что в связи с каждым убийством серийный убийца проходит шесть фаз. В первую – фазу «ауры» – человек перестает адекватно осознавать действительность. Следующие опустим, а вот пятая – «тотемная» – это само убийство, точка кульминации. Или, вернее, антикульминации. Потому как убийство никогда не приносит маньяку желаемого катарсиса, обновления, с которым он связывает умерщвление себе подобного. Поэтому за убийством следует шестая фаза – «угнетения», которая плавно перетекает в первую – «ауры».

– Стало быть, круговорот, – сказал Бьярне Мёллер, который появился незаметно для собравшихся и некоторое время внимательно слушал лекцию. – Как перпетуум-мобиле.

Эуне кивнул:

– Похоже, но вечный двигатель повторяет свои действия без каких-либо изменений. А серийный убийца со временем меняет свой подход. Связано это – что радует – с потерей самообладания и вместе с тем – что совсем не радует – с растущей жаждой крови. Первое убийство – это всегда психологический порог, через который нужно переступить, поэтому после него он долго «остывает» – длинная первая фаза и тщательная подготовка к следующему убийству. Если серийный убийца уделяет большое внимание деталям и ритуалам и почти не рискует быть раскрытым, значит, он пока находится на ранней стадии: оттачивает технику, чтобы действовать еще эффективнее. На этой стадии ловить его – занятие неблагодарное. Но чем больше он убивает, тем короче становится первая фаза, и времени на подготовку, как правило, он дает себе все меньше. Места преступления выбирает небрежно, ритуалы выполняет кое-как, рискует больше. Все это говорит о росте фрустрации, или, выражаясь иначе, об эскалации агрессивности. Он теряет самообладание, и поймать его становится легче. Впрочем, если вы подберетесь к нему достаточно близко, но не поймаете, то можете просто спугнуть. Маньяк на время затаится, а потом начнет по новой. Надеюсь, от этих примеров вы не почувствовали себя угнетенными?

– До этой фазы пока не дошли, – ответил Волер. – А можете ли вы сказать что-то конкретное по нашему делу?

– Хорошо, – согласился Эуне. – Итак, уважаемые, мы имеем три убийства.

– Два! – снова встрял Скарре. – Лисбет Барли пока что числится без вести пропавшей.

– Три убийства, – повторил Эуне. – Поверьте мне, молодой человек.

Некоторые из присутствующих переглянулись. Скарре, похоже, собирался что-то сказать, но передумал. Эуне продолжал:

– Эти три убийства совершены с равными временными интервалами. Во всех трех случаях проведены ритуалы с расчленением трупа жертвы и его украшением. Он отрезает один палец и компенсирует это бриллиантом. Компенсация при членовредительстве – черта, за редким исключением, присущая убийцам, которые воспитывались в семье со строгими моральными устоями. Кстати, верный след, поскольку в этой стране не так уж много таких семей.

Никто не засмеялся.

Эуне вздохнул:

– Юмор висельника. Возможно, я кажусь циничным, да и шутки могли бы быть куда лучше – просто не хочу похоронить себя в этом деле еще до начала расследования. И вам советую мыслить так же. Но вернемся к теме. Судя по ритуалам и временным промежуткам между убийствами, в данном случае уровень самообладания достаточно высок – убийца находится еще на ранней стадии.

Раздалось покашливание.

– Да, Харри? – откликнулся Эуне.

– Выбор жертвы и места.

Эуне приложил палец к подбородку, подумал и кивнул:

– Ты прав, Харри.

Присутствующие снова переглянулись – теперь с озадаченным видом.

– Прав в чем? – выкрикнул Волер.

– Выбор жертвы и места преступления указывает на обратное, – ответил Эуне. – Убийца быстро переходит в фазу, когда он теряет самообладание и начинает безудержно убивать.

– Как так? – удивился Мёллер.

– Харри, может, сам объяснишь? – предложил Эуне.

– Первое убийство произошло в квартире Камиллы Луен, где она жила одна, верно? – Харри говорил, не поднимая взгляда от стола. – Преступник мог войти и выйти без особого риска быть пойманным или узнанным. И убийство с ритуалами мог совершить спокойно. Но уже во второй раз он начинает сильно рисковать. Лисбет Барли он похищает в жилом районе, среди бела дня, очевидно, он был в автомобиле. А у автомобиля, как известно, есть номера. Третье преступление – просто игра в рулетку. Дамский туалет в офисном здании. Конечно, после установленного рабочего дня, но вокруг было столько народу, что ему прямо-таки повезло, что его не заметили или, по крайней мере, не запомнили.

Мёллер повернулся к Эуне:

– И какой из всего этого вывод?

– Главный вывод состоит в том, что выводы делать рано. Пока что можно предположить, что перед нами расчетливый социопат, и неизвестно, держит ли он ситуацию под контролем или вот-вот сорвется.

– А надеяться на что?

– Если согласиться с предположениями Харри, убийца скоро, потеряв голову, устроит бойню. В этом случае его будет легко поймать. В другом случае – убийства будут не столь частыми, но, судя по опыту, поймать его в обозримом будущем не удастся. Выбирайте сами.

– И где, по-вашему, начинать поиски?

– Верь я в статистику, как многие мои коллеги, сказал бы: среди энуретиков, живодеров, насильников и пироманов. Особенно пироманов. Но в статистику я не верю. А поскольку альтернативных богов у меня нет, отвечу: понятия не имею. – Эуне закрыл фломастер колпачком. Тишина стала гнетущей.

– Хорошо, ребята, – вскочил Том Волер. – Придется немного поработать. Для начала мне нужно, чтобы вы еще раз взяли показания у всех, с кем уже говорили, проверили всех ранее осужденных за убийство и представили мне список тех, кого судили за изнасилование или поджигательство.

Наблюдая за тем, как Волер распределяет задания, Харри отметил про себя его уверенность, умение прислушаться к дельным практическим замечаниям подчиненных, а по отношению к прочим – силу и решительность.

Часы над дверью показывали без четверти девять. День только начинался, а Харри уже чувствовал себя без сил. Как старый, умирающий лев перед прайдом, где он когда-то мог претендовать на роль вожака. Не то чтобы ему когда-нибудь хотелось им стать, но падение все равно было ужасным. Все, что ему теперь оставалось, – это тихо лежать в надежде, что кто-нибудь бросит ему кость с остатками мяса.

И ведь бросили. И неплохую кость.

 

От приглушенной акустики комнаты для допросов Харри начинало казаться, будто он говорит в перину.

– Импорт слуховых аппаратов, – ответил невысокий толстячок и огладил правой рукой шелковый галстук, крепившийся к белоснежной рубашке незаметной золотой булавкой.

– Слуховых аппаратов? – переспросил Харри, разглядывая выданный Волером протокол допроса. В графе «имя» было записано «Андре Кляузен», а в «профессии» – «индивидуальный предприниматель».

– Проблемы со слухом? – осведомился Кляузен с сарказмом.

– Хм… Значит, вы приходили в «Халле, Тюне и Веттерлид» обсудить слуховые аппараты?

– Я хотел провести оценку договора о посредничестве. Один из ваших любезнейших коллег вчера вечером снял с него копию.

– Эту? – Харри указал на папку.

– Именно.

– Я посмотрел на дату подписания договора. Два года назад. Вы собирались его обновить?

– Нет, просто хотел удостовериться, что не остался в дураках.

– Только сейчас?

– Лучше поздно, чем никогда.

– А постоянного юрисконсульта у вас нет, Кляузен?

– Есть, но боюсь, к старости он начал сдавать. – Улыбка Кляузена сверкнула золотым зубом. – Я попросил устроить ознакомительную встречу, чтобы услышать, что эта контора может мне предложить.

– Вы договорились о встрече перед выходными? С конторой, которая специализируется на взыскании долгов?

– Я понял это только в ходе встречи. Вернее, того короткого урывка, после которого началась вся эта суета.

– Но если вы ищете нового адвоката, то встречу наверняка назначили нескольким. Можете назвать их фамилии?

В лицо Кляузену Холе не смотрел. Еще здороваясь с ним, Харри понял, что его собеседник не из тех, чье выражение лица выдает мысли. Возможно, из-за природной скрытности, или профессии, для которой нужна невозмутимость преферансиста, или полученного воспитания, привившего ему мысль о том, что выдержка – великая добродетель. Поэтому Харри искал другие признаки, чтобы догадаться, лжет Кляузен или говорит правду. Например, не проведет ли он лишний раз рукой по галстуку. Не провел. Кляузен просто сидел и смотрел на Харри из-под полуопущенных век, как будто происходящее было ему не то чтобы неприятно, но скучновато.

– Большинство адвокатских контор, которые я обзвонил, не собирались планировать встречи до окончания сезона отпусков, – ответил он. – А «Халле, Тюне и Веттерлид» оказались куда отзывчивее. Скажите, меня в чем-то подозревают?

– Подозревают всех, – сказал Харри.

– Fair enough,^[13] – отозвался Кляузен с великолепным английским произношением.

– На родном языке, я заметил, вы говорите с небольшим акцентом.

– Да? Хотя в последние годы я часто бываю за границей. Наверное, поэтому.

– А куда вы ездите?

– Вообще-то в основном по Норвегии. Посещаю больницы и разные учреждения. Остальное время провожу в Швейцарии, на заводе-изготовителе. Продукция совершенствуется, нужно быть в курсе. – И снова в его голосе послышалась насмешка.

– У вас есть жена? Дети?

– Если вы ознакомились с бумагами, которые уже заполнил ваш коллега, то знаете, я не женат.

Харри снова уставился в протокол:

– Ясно. Значит, вы живете один… э-э-э… на улице Гимле-террассе?

– Нет, – ответил Кляузен. – Я живу с Трулсом.

– Ага. Понятно.

– Понятно ли? – Кляузен улыбнулся, и веки опустились еще чуть ниже. – Трулс – золотистый ретривер.

Боль разламывала голову, болели даже глаза. До обеда Харри нужно было взять показания еще у четырех человек, сил на это у него уже не оставалось.

Он попросил Кляузена еще раз рассказать все, что случилось, с того момента, как он вошел в здание на площади Карла Бернера, и до приезда полиции.

– С превеликим удовольствием, инспектор, – равнодушно ответил тот.

Откинувшись на спинку кресла, Харри стал слушать плавный и уверенный рассказ Кляузена о том, как он приехал на такси, добрался до нужного этажа на лифте и, поговорив с Барбарой Свендсен, пять или шесть минут ждал, когда она вернется с водой. Не дождавшись, пошел самостоятельно искать дверь с табличкой «Халле».

Харри увидел пометку Тома Волера: Халле подтверждал, что Кляузен постучался к нему в кабинет в начале шестого.

– Вы не видели, как кто-нибудь входил или выходил из женского туалета?

– От стойки, где я ждал, двери не видно, а когда я пошел по коридору, по дороге никого не встретил. Это я повторяю уже не в первый раз.

– И не в последний. – Харри громко зевнул и провел рукой по лицу.

В этот момент в окошко комнаты для допросов постучал Магнус Скарре. Он показал на часы. В человеке за его спиной Харри узнал Веттерлида. Кивнув, он в последний раз взглянул на бумаги.

– Тут сказано, что при вас в приемную никто подозрительный не входил и не выходил.

– Все верно.

– Тогда спасибо вам за содействие. – Харри вернул протокол в папку и остановил запись на диктофоне. – Уверен, ваша помощь еще понадобится.

– Подозрительный никто, – повторил Кляузен, вставая.

– Что?

– Я сказал, что не видел в приемной никого подозрительного, но заходила уборщица…

– Да, мы с ней разговаривали. Она сказала, что направлялась на кухню и никого не видела.

Харри встал и посмотрел на список. Следующий допрос свидетеля – в четверть одиннадцатого, комната номер четыре.

– И еще курьер, – добавил Кляузен.

– Курьер?

– Да. Вышел из коридора как раз перед тем, как я отправился искать Халле. Привозил что-то, а может, доставлял. Почему вы так на меня смотрите, инспектор? Обычный курьер-велосипедист. Для адвокатской конторы, честно говоря, ничего подозрительного.

 

Полтора часа спустя, проверив «Халле, Тюне и Веттерлид» и все до единой службы курьерской доставки в Осло, Харри точно знал: в понедельник компании никто ничего не доставлял и не привозил.

Через два часа после дачи показаний Кляузену вновь пришлось посетить полицию, на этот раз чтобы описать курьера.

Впрочем, многого от него добиться не удалось. Рост – около метра восьмидесяти. Нормального телосложения. Пристально Кляузен его не разглядывал. Да и вообще мужчинам это не интересно и не подобает, заметил он и повторил, что курьер был одет как обычно: желто-черная узкая футболка, короткие брюки и велосипедные ботинки, которые щелкали, даже когда он ступал по ковру. Лицо закрыто шлемом и черными очками.

– А рот? – спросил Харри.

– А рот – белой повязкой, – ответил Кляузен, – как у Майкла Джексона. Я так понимаю, курьеры надевают их от выхлопных газов.

– В Нью-Йорке и Токио – да. Но тут Осло.

Кляузен пожал плечами:

– Я не обратил особого внимания.

Отпустив его, Харри вошел в кабинет к Тому Волеру. Тот сидел, приложив к уху трубку, что-то бормотал.

– Думаю, у меня появилась версия, как убийца проник в квартиру Камиллы Луен, – сказал Харри.

Не заканчивая разговора, Том Волер отложил трубку.

– Там, где она жила, к домофону ведь подключена видеокамера?

– И?.. – Волер подался вперед.

– Кто может позвонить в любую квартиру, показать в камеру лицо в маске, зная при этом, что его обязательно впустят?

– Ну разве что Джулиниссен – рождественский дед.

– Вряд ли. Зато ты впустишь того, кто, по-твоему, привез тебе срочную посылку или букет цветов. Курьера-велосипедиста.

Волер отключил телефон.

– С того момента, как вошел Кляузен, – продолжил Холе, – до появления в приемной курьера прошло больше четырех минут. Но курьеры так не работают. Прибежал-отдал-убежал, а не шатаются четыре минуты черт знает где.

Волер медленно кивнул.

– Курьер, – повторил он. – Все гениальное просто. Тот, кто может под благовидным предлогом зайти к кому угодно, прикрывая лицо маской. Кого все видят, но никто не замечает.

– Троянский конь, – заметил Харри. – Просто находка для маньяка.

– И никому не кажется подозрительным, что курьер в спешке удирает на транспортном средстве без номерных знаков, на котором в городе скрыться проще всего. – Волер положил руку на телефон. – Я распоряжусь выяснить, кто видел курьера-велосипедиста рядом с местами преступлений в указанное время.

– Тут еще кое о чем надо позаботиться, – сказал Харри.

– Да-да, – согласился Волер. – Надо предупредить людей, чтобы остерегались неизвестных курьеров.

– Верно. Займетесь этим с Мёллером?

– Да. И еще…

Харри остановился на пороге.

– Великолепная работа, Харри, – похвалил Волер.

Харри ответил ему коротким кивком и вышел.

Уже через три минуты по коридорам криминального отдела поползли слухи, что Харри напал на след.