Студопедия — Глава 16 День десятый. Кёрлинг
Студопедия Главная Случайная страница Обратная связь

Разделы: Автомобили Астрономия Биология География Дом и сад Другие языки Другое Информатика История Культура Литература Логика Математика Медицина Металлургия Механика Образование Охрана труда Педагогика Политика Право Психология Религия Риторика Социология Спорт Строительство Технология Туризм Физика Философия Финансы Химия Черчение Экология Экономика Электроника

Глава 16 День десятый. Кёрлинг






 

На Бюгдёй стояло зябкое утро. Аста Юханнессен, как обычно, ровно в восемь вошла в здание кёрлинг-клуба. Почтенная семидесятилетняя вдова два раза в неделю наводила тут порядок, особо себя не утруждая, потому что в маленький частный клуб ходила лишь горстка людей, к тому же душевых тут не было. Она зажгла свет. На стене висели трофеи: дипломы, вымпелы с надписями на латыни и старые черно-белые фотографии усатых мужчин с важными лицами, одетых в твидовые костюмы. Асте они казались ужас какими смешными: они походили на охотников на лис из британских телесериалов о жизни аристократов. Она вошла в игровой зал и почувствовала, что там не так холодно, как обычно: очевидно, забыли включить термостат ледовой дорожки. Все электричество экономят. Аста Юханнессен нажала на выключатель, и, пока лампы дневного света мигали, решая, начать им работу или нет, нацепила на нос очки, чтобы разглядеть показатели. Так и есть, термостат на довольно высокой отметке. Она сделала похолоднее.

Свет ламп отражался в сероватом льду. Очки у нее были для чтения, и, когда она заметила неясных очертаний предмет на другом конце зала, очки пришлось снять. Глаза медленно перестроились. Человек? Она не спешила двинуться по ледовой дорожке. Аста Юханнессен была не из трусливых, но ее одолевала навязчивая идея: она боялась, что упадет на этом проклятом льду и сломает шейку бедра. А тогда уж придется лежать на холоде, пока ее не найдут. Она взяла одну из игровых щеток, стоявших у стены, и, опираясь на нее, как на посох, маленькими шажками засеменила по льду.

В конце дорожки лежал мертвый человек. Голова его приходилась как раз на центр игрового круга. Бело-голубой свет ламп падал на застывшее в гримасе лицо. А лицо было какое-то знакомое. Может, она с ним раньше встречалась? Застывший взгляд искал что-то у нее за спиной. В правой руке мертвец сжимал шприц, сквозь прозрачный пластик виднелись остатки красного вещества.

Аста Юханнессен быстренько сообразила, что помочь ему уже ничем не сможет, и, повернувшись, сосредоточилась на опасностях обратного пути до ближайшего телефона.

После того как она вызвала полицию и те приехали, она вернулась домой и села за утренний кофе. Развернула свежий номер газеты «Афтенпостен», и тут до нее дошло, кого она сегодня обнаружила.

 

Харри, сидя на корточках, разглядывал ботинки Идара Ветлесена.

– Что медик говорит о времени смерти? – спросил он Бьёрна Холма, который стоял рядом в своей джинсовой куртке на рыбьем меху, чуть слышно отбивая чечетку сапогами из змеиной кожи. Прошло не больше часа со времени звонка Асты Юханнессен, а у кёрлинг-клуба за лентой полицейского заграждения уже толпились репортеры.

– Сказал, определить трудновато, – ответил Холм. – Он может только предполагать, потому что тело лежало на льду, а температура в помещении намного выше.

– Ну и что он предположил?

– Что смерть наступила между пятью и семью вчерашнего вечера.

– Ага. Стало быть, все же до выпуска новостей про его розыск. Ты видел замок?

– Обычный замок, – кивнул Холм. – Когда уборщица пришла, он был закрыт. Я смотрю, ты любуешься на его ботинки. Так я ж уже проверил отпечатки. Сто пудов даю, они идентичны тем, что мы нашли в Соллихёгде.

Харри вгляделся в рисунок на подошве:

– То есть ты думаешь, что это наш парень и есть?

– По-моему, ага, он.

Харри задумчиво кивнул:

– А что, Ветлесен был левша?

– Вроде нет. Вон у него, видишь, шприц-то в правой руке.

– Точно, – кивнул Харри. – Но ты все равно проверь.

 

Харри ни разу не удалось ощутить радость, когда дело, которое он вел, вдруг оказывалось раскрыто, закончено, сдано в архив. Пока шло следствие, он, разумеется, считал раскрытие дела своей целью. Однако стоило ему этой цели достигнуть, как он понимал, что это ошибка: то ли он хотел попасть вовсе не сюда, то ли цель ускользнула, то ли он сам переменился… черт его знает! Короче, он чувствовал себя опустошенным, и успех на вкус был совсем не таким, как ожидалось. А главное, за поимкой преступника всегда следовал вопрос: «И что?..»

К семи вечера свидетели были допрошены, улики и следы зафиксированы, пресс-конференция проведена и коридор убойного отдела наполнился праздничным шумом. Хаген заказал пива и торт, позвал к себе в кабинет и группу Лепсвика, и группу Харри, чтобы отметить успешное завершение дела.

Харри сидел на стуле и смотрел на могучий кусок торта на тарелке, которую кто-то сунул ему в руки. Он слышал, как Хаген произносил речь, как ему аплодировали, смеялись. Кто-то мимоходом хлопал его по спине, вокруг кипела дискуссия.

– Жалкий неудачник, этот чертов Ветлесен. Взял и смылся, как только почувствовал, что мы вот-вот его возьмем.

– Да, обставил нас…

– Нас? Да ведь это же группа Лепсвика должна была…

– А если б мы его взяли живьем, суд признал бы его невменяемым и…

–…у нас же никаких прямых улик, одни косвенные.

Из другого угла кабинета донесся голос Эспена Лепсвика:

– А ну, заткнитесь, ребята! Тут вот какое предложение: снимаемся отсюда и встречаемся в восемь в баре «Фенрис», чтобы напиться как следует. Можете расценивать это как приказ, ясно?

Всеобщее ликование было ему ответом.

Харри отставил в сторону тарелку с тортом и уже собирался встать, как вдруг почувствовал чью-то руку на плече. Это был Холм.

– Я проверил. Как я и предполагал, Ветлесен был правша, – сообщил он.

Из только что открытой Холмом бутылки с пивом повеяло кислым холодком, и тут же нарисовался слегка подвыпивший Скарре, взял Холма под руку:

– А еще говорят, что правши живут дольше левшей. По Ветлесену-то и не скажешь! Ха-ха!

Скарре помчался делиться своей остроумной находкой с остальными, а Холм вопросительно посмотрел на Харри:

– Уже уходишь?

– Ага. Прогуляюсь. Может, встретимся в «Фенрисе».

Харри почти дошел до двери, как вдруг в него крепко вцепился Хаген.

– Хорошо бы никто пока не уходил, – тихо сказал он. – Начальник полиции сказал, что хочет зайти и сказать несколько слов.

Харри так глянул на Хагена, что тот немедленно отдернул руку, будто обжегся.

– Только схожу отлить, – вежливо пояснил Харри.

Хаген улыбнулся и кивнул.

Харри зашел к себе в кабинет, взял пиджак и побрел вниз по лестнице, вон из здания управления, а потом вниз к Грёнланнслейрет. С неба сыпала редкая снежная крупа, на склоне холмов Экеберг мерцали огни, мимо промчалась и китовой песней затихла вдали пожарная сирена. Два пакистанца громко переругивались, стоя у своей лавчонки, а снег все падал на их апельсины, да еще где-то у Грёнланнс-торг пьянчужка затянул пиратскую песню. Харри услышал эти звуки ночной жизни и понял, что правильно сделал, что вышел на улицу. Боже, как он любил этот город!

 

– Ты тут?

Эли Квале изумленно смотрела на своего сына, который сидел за кухонным столом и листал газету. Сзади него мурлыкало радио.

Она хотела было спросить, почему Трюгве не в гостиной с отцом, но тут подумала: да ведь это совершенно нормально, что он захотел зайти сюда и поболтать с ней. Она налила себе чаю, села рядом и молча посмотрела на сына. Такой красивый! Она думала, ей всегда будет казаться, что он урод, но ошиблась.

Проблема вовлечения норвежских женщин в коридоры власти замешана вовсе не на мужском шовинизме, вещал голос по радио. Общество ведет борьбу за положенное по закону долевое участие женщин в управлении страной, потому что сами женщины, кажется, упорно стараются избегать должностей, на которых их могут подвергнуть критике, усомниться в их компетентности.

– Они ведут себя, как малыш, который пытается открыть фисташку, но, как только она оказывается у него во рту, выплевывает ее, – сказал голос. – И это страшно раздражает. В настоящий момент необходимо, чтобы дамы взяли на себя ответственность за ситуацию и приложили хотя бы немного старания.

Точно, подумала Эли, необходимо.

– Ко мне тут вчера приходили в институт, – сказал Трюгве.

– Да? – ответила Эли и почувствовала, как сердце забилось где-то в горле.

– Спрашивали, правда ли, что я ваш сын – твой и папин.

– Да ну? – попыталась со всей возможной легкостью произнести Эли. Ей показалось, что она сейчас потеряет сознание. – И что же ты ответил?

– То есть как это – что я ответил? – Трюгве оторвался от газеты. – Ответил, разумеется, да.

– А кто тебя спрашивал?

– Что это с тобой, мам?

– В смысле?

– Ты такая бледная…

– Ничего, мой дорогой. А кто он такой?

– А я разве сказал, что это был мужчина? – И Трюгве вернулся к газете.

Эли встала, прикрутила радио, где женский голос благодарил Арве Стёпа и господина министра за интересную беседу. Она посмотрела в темноту за окном, где беспорядочно метались снежные хлопья, не подвластные ни силе земного притяжения, ни собственной воле. Все, чего они хотели, – это где-нибудь приземлиться и затихнуть, а потом растаять и исчезнуть с лица земли. В этом и было утешение.

Она кашлянула.

– Что? – спросил Трюгве.

– Ничего, – ответила Эли. – Я, кажется, простудилась.

 

Харри бесцельно брел по улицам города куда глаза глядят. И только очутившись возле гостиницы «Леон», понял, что сюда-то он и шел.

Вокруг толпились шлюхи и наркодилеры. У них был час пик – люди предпочитают вести куплю-продажу секса и дури до полуночи.

Харри подошел к стойке портье и по насмерть перепуганному лицу Бёрре Хансена понял, что тот его узнал.

– Мы же договорились, – пискнул Бёрре со своим шведским акцентом и вытер пот со лба.

Харри частенько удивлялся, почему люди, которые наживаются на нуждах и слабостях других, всегда отмечены этой тонкой блестящей пленкой пота, будто их бессовестные души покрыты лакировкой поддельного стыда.

– Дай ключи от номера доктора, – попросил Харри. – Он сегодня не придет.

Три стены номера были оклеены обоями родом из семидесятых, с психоделическим коричнево-оранжевым узором. Зато четвертая, несущая, между комнатой и ванной, была выкрашена в черный цвет и пестрела трещинами и пятнами облупившейся штукатурки. Двуспальная кровать с выгнутой спинкой. Тяжелое колкое покрывало. Водо- и спермоотталкивающее, решил Харри. Он убрал со стула в изножье кровати истершееся полотенце и сел. Улица шумела, поджидая его, и он почувствовал, что вся свора его псов уже на месте: они гавкали, скулили, грызли решетку и просили только одного – выпивки. Одну маленькую рюмку, одну рюмашечку – и мы оставим тебя в покое, послушно ляжем и замолкнем. Улыбаться у Харри желания не было, но он все равно улыбнулся. Демонов должно укрощать, а боль – унимать. Он прикурил сигарету. Дым заструился вверх, к плетеному абажуру.

С какими демонами сражался Идар Ветлесен? Приводил ли он их сюда и бился с ними здесь, или, напротив, тут было его убежище? Какие-то ответы он и его коллеги, конечно, получили, но не все. Ответы на все вопросы, думал Харри, мы не получим никогда. Скажем, на такой: есть ли на самом деле разница между злодейством и сумасшествием? Или мы просто решили: вот с этой точки распад личности называется болезнью. Мы в состоянии понять, как можно сбросить атомную бомбу на город с мирными гражданами, но недоумеваем, как это может быть, когда в лондонских трущобах кто-то вырезает проституток, распространяющих болезни. Поэтому первое мы называем необходимостью, а второе – сумасшествием.

Господи, как же ему надо было выпить! Одну рюмку, которая могла бы слепить острые края боли, слепить этот день и эту ночь.

В дверь постучали.

– Да, – прохрипел Харри и не узнал собственного голоса.

Дверь открылась, вошла негритянка. Харри посмотрел на нее снизу вверх: красивое сильное лицо, короткий жакетик – такой короткий, что были видны валики жира, вылезшие поверх брюк.

Doctor? – спросила она. Ударение на последнем слоге, по-французски.

Харри покачал головой. Она посмотрела на него. А потом дверь закрылась и она исчезла.

Через секунду-другую Харри поднялся со стула и шагнул к двери. Женщина уже дошла до конца коридора.

Please! – крикнул Харри. – Please, come back!

Она остановилась, нерешительно глядя на него.

Two hundred kroner, – сказала она с ударениями на последнем слоге.

Харри кивнул.

Она сидела на кровати и молча слушала его вопросы. О докторе, об этом злодее. Об оргиях с участием нескольких женщин. О детях, которых он просил приводить с собой. При каждом новом вопросе она непонимающе качала головой. В конце концов она спросила, не из police ли он.

Харри кивнул.

Ее брови сдвинулись:

Why you ask these questions? Where is Doctor?

Doctor killed people, – сказал Харри.

Она взглянула недоверчиво и ответила:

Not true.

Why not?

Because Doctor is a nice man. He helps us. [1]

Харри спросил, как же доктор помогал им. И тут настал его черед сидеть и с удивлением слушать: чернокожая женщина рассказывала, как каждые вторник и четверг доктор появлялся в этой комнате со своей сумкой, разговаривал с ними, отправлял их в туалет, чтобы собрать мочу на анализ, брал кровь, проверял их на венерические заболевания, которых они боялись. Давал им пилюли, если было что-то по женской части, и направления и адрес в клинику, если Чума. И платы никогда не брал, надо было только пообещать никогда никому о нем не рассказывать, кроме своих же уличных товарок. Иногда девочки приводили своих детишек, когда те болели, но портье их не пускал.

Харри слушал и дымил сигаретой. Зачем Ветлесен это делал? Ради сохранения необходимого равновесия? Жаждал отпущения грехов? Противостоял злу? А может, эти крупицы добра усиливали наслаждение от содеянного? Говорили же, что доктор Менгеле обожал детей.

Язык во рту вспух, и, если сейчас не выпить, он его совсем задушит.

Женщина закончила болтать и жестом напомнила об обещанных деньгах.

Doctor come back? [2] – спросила она.

Харри открыл было рот, но язык запаздывал, и тут раздался звонок мобильного.

– Холе.

– Харри? Это Уда Паулсен, – представился молодой голос. – Вы помните меня?

Харри не помнил.

– Я с телеканала НРК, – сказала она. – Это я вас приглашала на ток-шоу «Боссе».

А, та самая дамочка! Хитрая мышь.

– Вы не сможете прийти к нам еще раз, в эту пятницу? Естественно, речь пойдет о вашем потрясающем успехе, я имею в виду дело Снеговика. Хотя он уже мертв, публике все равно интересно, что на самом деле происходит в голове у таких людей и можно ли его назвать…

– Нет, – отрезал Харри.

– Что?

– Я не приду.

– Это «Боссе», – многозначительно произнесла Уда Паулсен. – Канал НРК – Норвежское государственное телевидение.

– Нет.

– Но послушайте, Харри, разве вам самому не интересно побеседовать о…

Харри размахнулся и запустил телефон прямо в черную стену. Посыпалась штукатурка.

Он положил голову на руки и попытался взять себя в руки. Господи, хоть капельку! Чего угодно. Когда он снова поднял глаза, в номере никого не было.

 

Вероятно, все могло сложиться по-другому, если бы в баре «Фенрис» не продавали выпивку. Если бы там не было «Джима Бима», который стоял на полке аккурат за барменом и кричал во весь свой хриплый солодовый голос о желанной анестезии: «Харри! Двигай сюда, давай поболтаем о старых временах. О жутких призраках, за которыми мы с тобой гонялись, о ночах, когда мы впадали-таки в забытье».

А может, другого пути у Харри не было.

Он едва взглянул на коллег, а они на него вообще не обратили внимания, когда он вошел в гудящий бар, обитый красным плюшем, как каюта датского корабля: все уже были хороши. Стояли, положив руки друг другу на плечи, и, дыша перегаром, орали вместе со Стиви Уандером, что позвонили, только чтобы сказать «Я тебя люблю». Короче говоря, ни дать ни взять футбольные фанаты после победы в Кубке кубков. А когда Уандер утомился доказывать, что чувство любви поднимается у него прямо-таки из глубины самого сердца, перед Харри на стойку бара приземлился третий стакан.

От первого его скрутило так, что он не мог вздохнуть, и подумал: вот так, наверное, от карнадриоксида и помирают. После второго его чуть не вывернуло, но организм уже начинал приходить в себя от первого шока и смекнул, что наконец добрался до того, о чем так долго мечтал, и теперь отвечал Харри довольным урчанием. Настоящая музыка души! По телу растекалось тепло.

– Пьешь? – Внезапно рядом с ним материализовалась Катрина.

– Это последний стаканчик, – пообещал Харри, чувствуя, что язык во рту уменьшился и сделался мягким и послушным. Обычно выпивка только улучшала его артикуляцию. Вот почему его трудно было уличить в пьянстве. Собственно, поэтому его до сих пор не вышвырнули с работы.

– Это не последний, – ответила Катрина. – Это только начало.

– Садись, пять. – Харри взглянул на нее. Синие глазищи, тонкие ноздри, алые губы. Господи, до чего хороша. – Откуда такие познания? Вы алкоголик, Катрина Братт?

– У меня отец алкоголик.

– Хм. Так вот почему ты не захотела сходить к нему в гости, когда мы были в Бергене.

– А что, разве отказываются идти в гости только потому, что человек болен?

– Не знаю. Может, он виноват в твоем несчастном детстве или вроде того.

– Он слишком поздно возвращался домой, чтобы успеть сделать меня несчастной. Я такой родилась.

– Несчастной?

– Возможно.

Катрина пригубила свой стакан. Чистая водка, не джин, догадался он.

– А что стало причиной твоего несчастья, Харри?

И он, не успев сдержаться, не подумав, ответил:

– Взаимная любовь.

– Бедняга, – улыбнулась Катрина. – То есть ты родился с душою настолько гармоничной, что даже любовь ее нарушала?

Харри уставился на золотистую жидкость в своем стакане:

– Я стараюсь не думать об этом. Думаю о другом.

– О чем, например?

– О другом.

– А обо мне ты думаешь?

Кто-то протискивался у нее за спиной, и она шагнула ближе. Он чувствовал, как ее запах мешается с запахом «Джима Бима».

– Никогда, – ответил он, схватил стакан, сделал глоток и уставился в зеркало позади бутылок, в котором увидел Харри Холе и Катрину Братт, стоящих совсем рядом.

Катрина подалась вперед:

– Ты лжешь, Харри.

Он взглянул ей в глаза. Они отсвечивали желтым, как у волка, ноздри ее расширились, она часто дышала. Ага, в водку добавляет лайм.

– Ну-ка расскажи мне немедленно и подробно, Харри, чем бы ты хотел сейчас заняться. – Голос ее был тверд, как сталь. – Говори все, без утайки. И не лги на этот раз.

Он вспомнил о слухах про странные склонности Катрины и ее муженька, о которых рассказывал Эспен Лепсвик. Впрочем, не стоит кривить душой: вспоминать не понадобилось. Все это так и лежало в самом дальнем уголке его мозга. Он вздохнул:

– О'кей, Катрина. Я простой человек, и запросы у меня простые.

Она откинула голову – так делают некоторые животные, чтобы показать превосходство. Он поднял стакан:

– Желание у меня одно – выпить.

И тут кто-то, пробиравшийся за спиной Катрины вдоль бара, так сильно толкнул ее, что она повалилась на Харри. Харри удержал ее от падения, ухватив свободной рукой. Ее лицо перекосилось от боли.

– Прости, – сказал он. – Больно?

Она отпрянула:

– Ничего страшного. Извини.

Повернулась к Харри спиной и начала протискиваться к туалету. Он заметил, что несколько парней смотрят ей вслед. Харри обвел глазами бар. Он больше не мог тут находиться. Есть на свете и другие места, где они с «Джимом Бимом» отлично сумеют побеседовать. Он заплатил и собрался уходить. В его стакане по-прежнему болталась пара глотков вискаря. Лепсвик и команда наверняка смотрят на него с другого конца бара. Его хваленое самообладание – одни разговоры. Он не мог сдвинуться с места, казалось, ноги приклеены к полу у стойки. Харри взял стакан и осушил его одним махом.

 

На улице морозный воздух прошелся холодком по его горящей коже. Он готов был расцеловать этот город.

Дома он попытался помастурбировать над кухонной мойкой, но в результате только проблевался. Наверху, на колонке висел календарь. Ракель подарила на Рождество два года назад. Там были фотографии всех троих. По одному снимку пришлось на каждый месяц того года, что они были вместе. Ноябрь. Ракель и Олег улыбались ему на фоне листопада и бледного голубого неба. Такого же голубого, как платье, которое было на Ракель, – то, в мелкий белый цветочек. Оно было на ней в самый первый раз. И тут он пообещал себе, что сегодня ночью ему приснится это небо. Харри поднял сиденье кухонного диванчика, пошуровал в куче пустых бутылок из-под колы, и там – на самом дне – была она, непочатая бутылка «Джима Бима». Было у Харри такое обыкновение – держать в доме алкоголь даже в самые трезвые моменты жизни. Потому что он знал, на какие подвиги готов, чтобы добыть выпивку, если уж пошел вразнос. Словно чтобы оттянуть неизбежное, Харри провел рукой по этикетке. Потом открыл бутылку. Сколько ему нужно? На шприце, зажатом в руке мертвого Ветлесена, остались следы, показывавшие, что тот был полон. Красные отметины. Красные, как кошениль. Кошениль, любимая моя.

Он задержал дыхание и поднял бутылку. Приложил к губам, почувствовал, как напряглось все тело в ожидании первого глотка, и начал пить. Методично и отчаянно, будто желая поскорей с этим покончить. Звук, вырывавшийся из горла между глотками, был похож на рыдания.

 







Дата добавления: 2015-09-07; просмотров: 476. Нарушение авторских прав; Мы поможем в написании вашей работы!



Кардиналистский и ординалистский подходы Кардиналистский (количественный подход) к анализу полезности основан на представлении о возможности измерения различных благ в условных единицах полезности...

Обзор компонентов Multisim Компоненты – это основа любой схемы, это все элементы, из которых она состоит. Multisim оперирует с двумя категориями...

Композиция из абстрактных геометрических фигур Данная композиция состоит из линий, штриховки, абстрактных геометрических форм...

Важнейшие способы обработки и анализа рядов динамики Не во всех случаях эмпирические данные рядов динамики позволяют определить тенденцию изменения явления во времени...

ОСНОВНЫЕ ТИПЫ МОЗГА ПОЗВОНОЧНЫХ Ихтиопсидный тип мозга характерен для низших позвоночных - рыб и амфибий...

Принципы, критерии и методы оценки и аттестации персонала   Аттестация персонала является одной их важнейших функций управления персоналом...

Пункты решения командира взвода на организацию боя. уяснение полученной задачи; оценка обстановки; принятие решения; проведение рекогносцировки; отдача боевого приказа; организация взаимодействия...

Основные структурные физиотерапевтические подразделения Физиотерапевтическое подразделение является одним из структурных подразделений лечебно-профилактического учреждения, которое предназначено для оказания физиотерапевтической помощи...

Почему важны муниципальные выборы? Туристическая фирма оставляет за собой право, в случае причин непреодолимого характера, вносить некоторые изменения в программу тура без уменьшения общего объема и качества услуг, в том числе предоставлять замену отеля на равнозначный...

Тема 2: Анатомо-топографическое строение полостей зубов верхней и нижней челюстей. Полость зуба — это сложная система разветвлений, имеющая разнообразную конфигурацию...

Studopedia.info - Студопедия - 2014-2024 год . (0.01 сек.) русская версия | украинская версия