Глава 14. Они наконец нашли, где припарковаться, и побрели по улице в поисках указанного адреса

 

Они наконец нашли, где припарковаться, и побрели по улице в поисках указанного адреса. Нхо попытался объяснить Харри хитроумную систему адресов в Бангкоке: город был разделен на главные улицы и пронумерованные боковые – сой. Проблема состояла в том, что номера домов на одной и той же улице вовсе не обязательно шли по порядку: новые дома получали следующий свободный номер независимо от того, где именно на этой улице они находились.

Они пробирались через узкие проулки, тротуары которых служили продолжением жилища: там сидели люди, читали газеты, строчили на швейных машинках, готовили еду, дремали после обеда. Девчонки в школьной форме кричали им вслед и хихикали, а Нхо, показывая на Харри, что-то отвечал им. Они в ответ так и заливались хохотом, прикрывая рот ладошкой.

Нхо задал вопрос женщине, сидевшей за швейной машинкой, и та показала им нужную дверь. Они постучались, через некоторое время им открыл таец в коротких штанах цвета хаки и расстегнутой рубашке. Харри подумал, что ему, наверное, около шестидесяти: возраст выдавали лишь глаза да морщины. В черных волосах, зачесанных назад, едва пробивалась седина, а худощавое, жилистое тело вполне могло принадлежать тридцатилетнему.

Нхо произнес пару слов, и таец кивнул, глядя на Харри. Затем, извинившись, снова исчез. А когда через минуту вернулся, то уже переоблачился в белую отутюженную рубашку с короткими рукавами и длинные брюки.

С собой он вынес два стула и поставил их прямо на тротуар. На неожиданно хорошем английском он предложил Харри сесть и сам уселся на другой стул. Нхо остался стоять рядом и незаметно покачал головой, когда Харри дал понять, что готов сесть на лестнице.

– Меня зовут Харри Холе, я из норвежской полиции, господин Санпхет. Я хотел бы задать вам несколько вопросов, касающихся Мольнеса.

– Вы имеете в виду – посла Мольнеса.

Харри вскинул глаза на старика. Тот сидел, выпрямившись на стуле, и его коричневые веснушчатые руки неподвижно лежали на коленях.

– Разумеется, посла Мольнеса. Вы ведь служите шофером в норвежском посольстве уже почти тридцать лет, как я понимаю?

Санпхет согласно прикрыл глаза.

– И вы очень ценили посла?

– Посол Мольнес был большим человеком. Большим человеком с большим сердцем. И большим умом. – Он постучал пальцем по лбу и предостерегающе посмотрел на Харри.

Харри вздрогнул, почувствовав, как по спине струится пот, стекая за пояс брюк. Он оглянулся в поисках тени, но стулья было некуда передвинуть, солнце стояло высоко в небе, а дома на этой улице были низенькими.

– Мы пришли к вам потому, что вы лучше всех знали о привычках посла, о том, где он бывал и с кем разговаривал. И потому, что вы всегда ладили с ним чисто по-человечески. Что происходило в тот день, когда его убили?

Санпхет, сидя все так же неподвижно, рассказал, что посол уехал на обед, не сообщив, куда именно, и заявил, что сам поведет машину, хотя это было очень странно в разгар рабочего дня: для таких целей все-таки есть персональный шофер. Сам он просидел в посольстве до пяти часов, а потом отправился домой.

– Вы живете один?

– Моя жена погибла в автокатастрофе четырнадцать лет назад.

Что-то подсказывало Харри, что шофер может сообщить даже точное число прошедших с тех пор месяцев и дней. Детей у них не было.

– Куда именно вы возили посла?

– В другие посольства. На встречи. В гости к норвежцам.

– Каким норвежцам?

– Самым разным. В «Статойл», «Гидро», «Йотун» и «Статсконсульт». – Все названия он выговаривал на прекрасном норвежском.

– Вам знакомы эти имена? – Харри протянул ему список. – Это лица, с которыми посол разговаривал по своему мобильному телефону в день убийства. Мы получили распечатку от телефонной компании.

Санпхет достал очки и, держа листок бумаги на расстоянии вытянутой руки, зачитал вслух:

– «Одиннадцать десять. Букмекерская контора Бангкока».

И взглянул на них поверх очков.

– Посол любил иногда играть на скачках, – сказан он и добавил с улыбкой: – Бывало, что даже выигрывал.

Нхо переступил с ноги на ногу.

– «Одиннадцать тридцать четыре. Доктор Сигмунд Юхансен», – Санпхет вернулся к распечатке.

– Кто это?

– Очень богатый человек. Настолько богатый, что даже купил себе титул лорда в Англии несколько лет назад. Личный друг королевской семьи Таиланда. А что такое Ворачак-роуд?

– Входящий звонок из телефонной будки. Пожалуйста, дальше.

– «Одиннадцать пятьдесят пять. Норвежское посольство».

– Странно, но мы звонили и разговаривали с посольством сегодня утром, и там никто не мог вспомнить, что созванивался с послом в день убийства, даже дежурный на коммутаторе.

Санпхет пожал плечами, и Харри сделал ему знак продолжать.

– «Двенадцать пятьдесят. Уве Клипра». О нем-то вы слышали?

– Пожалуй.

– Он один из самых богатых людей Бангкока. Я читал в газетах, что он только что продал гидроэлектростанцию в Лаосе. Он живет в храме. – Санпхет усмехнулся. – Они и раньше были знакомы с послом, они земляки. Вы слышали об Олесунне? Посол приглашал… – Он развел руками – что теперь об этом говорить? – и снова поднял список. – «Тринадцать пятнадцать. Йенс Брекке. Неизвестный, семнадцать пятьдесят пять, Мангкон-роуд»?

– Снова звонок из телефонной будки.

Имен в списке больше не было. Харри мысленно выругался. Он сам не понимал, на что рассчитывал, но шофер не сказал ничего такого, что бы он уже не знал после телефонного разговора с Тонье Виг часом ранее.

– У вас астма, господин Санпхет?

– Астма? Нет, с чего вы взяли?

– Мы нашли в салоне машины почти пустую пластиковую ампулу. И отдали в лабораторию проверить на предмет наркотиков. Нет-нет, не бойтесь, господин Санпхет, это обычная проверка, мы всегда так делаем. Оказалось, что в ампуле был противоастматический препарат. Но никто в семье Мольнеса не страдает этим заболеванием. Не известно ли вам, кому она могла принадлежать?

Санпхет покачал головой.

Харри придвинул свой стул поближе к шоферу. Он не привык проводить допрос прямо на улице, и ему казалось, что его слышат все эти люди, сидящие на тротуаре. Он понизил голос:

– При всем моем уважении к вам должен заметить, что вы лжете. Я видел своими глазами, как секретарша в холле пользовалась спреем от астмы, господин Санпхет. Вы просидели в посольстве полдня, вы работаете там уже тридцать лет, изучили там все вдоль и поперек, вплоть до посольского туалета. И вы настаиваете на том, что не знаете, что у девушки астма?

Санпхет смотрел на него спокойным, холодным взглядом.

– Я сказал только, что не знаю, кто мог оставить ампулу с лекарством в машине, сэр. В Бангкоке многие страдают от астмы, и кто-то из них наверняка мог ехать в машине посла. Но, насколько мне известно, мисс Ао к таковым не относится.

Харри взглянул на него. Как же он ухитряется сидеть на самом солнцепеке, когда солнце лупит с неба, словно раскаленный цимбал, и при этом с его лба не упало ни единой капельки пота? Харри уткнулся в свой блокнот, будто там был написан следующий вопрос.

– А как насчет детей?

– Простите, инспектор?

– Вы когда-нибудь возили в его машине детей, ездили в детский сад или еще куда-нибудь? Понимаете?

Лицо Санпхета оставалось непроницаемым, он только еще чуть выпрямился на стуле.

– Понимаю. Посол был не из таких, – ответил он.

– А откуда вы знаете?

Незнакомый человек взглянул на них поверх газеты, и Харри понял, что повысил голос. Санпхет поклонился.

Харри почувствовал себя дураком. Ощутил, насколько туп, жалок и мокр от пота. Именно в такой последовательности.

– Мне жаль, – сказал он. – Я не хотел вас обидеть.

Но старый шофер отвернулся в сторону и притворился, что ничего не слышит. Харри встал.

– Нам пора. Я слышал, вы любите Грига, поэтому принес вам вот это.

И он протянул шоферу кассету.

– Это его симфония до минор. Она была впервые исполнена только в 1981 году, и я подумал, что у вас, может, ее нет. Все, кто любит Грига, должны иметь ее. Пожалуйста, возьмите.

Санпхет встал, с удивлением взял кассету и уставился на нее.

– Прощайте, – сказал ему Харри, неуклюже, но старательно изобразив вай, сложив ладони и поклонившись, и махнул рукой Нхо, собираясь уходить.

– Подождите, – сказал вдруг старик. Его взгляд все еще был прикован к кассете. – Посол был славным человеком. Но вовсе не счастливым. У него была одна слабость. Я не хочу бросать тень на умершего, но, боюсь, он больше проигрывал, чем выигрывал на скачках.

– Так бывает, – ответил Харри.

– Да, но никто не терял при этом более пяти миллионов батов.

Харри попытался сосчитать в уме. Нхо пришел ему на помощь:

– Сто тысяч долларов.

Харри присвистнул.

– Допустим, у него были на это средства…

– Не было у него средств, – отрезал Санпхет. – Он занимал деньги у каких-то акул Бангкока. В последние недели кредиторы осаждали его по телефону. – И он посмотрел на Харри. Трудно было понять, что выражают эти азиатские глаза. – Лично я считаю, что долги надо отдавать, но если кто-то убил его из-за денег, то его надо наказать.

– Значит, посол был человеком несчастливым?

– Жизнь у него была нелегкая.

Внезапно Харри кое-что вспомнил.

– Вам что-нибудь говорит запись «Ман Ю»?

Старик вопросительно взглянул на него.

– Она была сделана в календаре посла в день убийства. Но я проверил программу телепередач, и в тот день не показывали игру «Манчестер Юнайтед».

– А, «Манчестер Юнайтед», – заулыбался Санпхет. – Так это же Клипра. Посол звал его «мистер Ман Ю». Клипра ездил в Англию, чтобы посмотреть, как они играют, и купил себе массу акций этого клуба. Очень необычный человек.

– Посмотрим, я поговорю с ним позже.

– Если найдете его.

– Что вы имеете в виду?

– Люди не могут найти Клипру. Это Клипра находит людей.

Этого еще не хватало, подумал Харри. Прямо герой комиксов.

 

– Долги по скачкам кардинально меняют всю картину, – заявил Нхо, когда они сели в машину.

– Может быть, – ответил Харри. – Три четверти миллиона крон большая сумма, но достаточная ли?

– В Бангкоке убивают и за меньшие деньги, – сказал Нхо. – За гораздо меньшие, уж поверь.

– Я думаю не об акулах-кредиторах, а об Атле Мольнесе. Ведь он из богатой семьи. И имел возможность заплатить, особенно если ему угрожали расправой. Что-то здесь не сходится. Как тебе господин Санпхет?

– Он лгал, когда говорил о мисс Ао.

– Да? А почему ты так думаешь?

Нхо не ответил, лишь загадочно улыбнулся и указал пальцем на свою голову.

– О чем ты, Нхо? Ты что, всегда знаешь, когда люди говорят неправду?

– Меня мать научила это угадывать. Во время вьетнамской войны она зарабатывала игрой в покер на Сой-Ковбой.

– Ерунда! Я знаю полицейских, которые всю жизнь допрашивали людей, и все они говорят одно и то же: хорошего лжеца никогда не распознаешь.

– Надо уметь видеть. Лжеца можно заметить по мелочам. Вот ты, например, едва шевелил губами, когда говорил, что все почитатели Грига должны иметь у себя эту запись симфонии.

Харри почувствовал, как краска приливает к щекам.

– Кассета оказалась случайно у меня в плеере. А один австралийский полицейский в свое время рассказывал мне о григовской симфонии до минор. И я купил ее в память о нем.

– Во всяком случае, это подействовало. – Нхо едва увернулся от грузовика, который, грохоча, летел прямо на них.

– Какого черта! – выкрикнул Харри. – Он ехал не в том ряду.

– Но он больше, – пожал плечами Нхо.

Харри взглянул на часы.

– Нам пора уже быть в Управлении, а еще я должен успеть на похороны. – И он с ужасом подумал о теплом пиджаке, висевшем в шкафу рядом с его «кабинетом». – Надеюсь, в церкви есть кондиционеры. Зачем, скажи на милость, заставлять нас сидеть на улице, жарясь на солнце? Отчего старик не пригласил нас в тенек?

– Гордость, – объяснил Нхо.

– Гордость?

– Он живет в крохотной комнатенке, совсем не такой шикарной, как машина, на которой он разъезжает, и место, где он работает. И ему неудобно приглашать нас к себе, он боится и сам опозориться, и нас обидеть.

– Странный человек.

– Это Таиланд, – добавил Нхо. – Я тоже не пригласил бы тебя к себе. Я предложил бы тебе чаю на лестнице.

Он резко свернул направо, и от него в испуге шарахнулись две моторикши на деревянных колесах. Харри машинально выставил руки вперед.

– Я ведь…

–…больше. Спасибо, Нхо, я усвоил это правило.