Отягчающие обстоятельства, характеризующие деяние 4 страница

Приведенное законодательное определение устанавливает несколько признаков: 1) наличие группы лиц; 2) устойчивость; 3) предварительную объединенность лиц; 4) цель – совершение одного или нескольких преступлений.

С первым признаком спорить не приходится, поскольку организованная группа действительно представляет собой разновидность преступной групппы, однако данный признак не специфичен для анализируемой формы соучастия, он является общим для всех форм соучастия, по крайней мере – преступных групп. Поэтому его включение в определение организованной группы едва ли оправдано, так как не характеризует данную форму соучастия.

Второй признак можно признать специфичным, но не для организованной группы, его включение в определение организованной группы – дань прежнему представлению о ней, в котором смешивались собственно организованная группа и преступное сообщество. Устойчивость характеризует высшую форму групповых преступлений – преступное сообщество, но не организованную группу[472]. На наш взгляд, и этот признак не специфичен для организованной группы. При его рассмотрении вызвала удивление вышеприведенная позиция В. Быкова, который считает, что устойчивость характеризует и группу лиц по предварительному сговору и, несмотря на это, признает ее признаком организованной группы[473]. Очень похоже на то, что автор вольно обращается с термином «устойчивая», придавая ему слишком широкий характер, смешивая по существу со степенью сорганизованности.

Любопытно в этом плане определение Судебной коллегии по уголовным делам Верховного Суда РФ по делу о похищении Борисенко О. Суть дела заключается в следующем. «20 октября 1995 года Кондырев, Долинин и неустановленное лицо приехали к Борисенко О. и стали требовать у него в возмещение неизвестно какого морального вреда 6000 долларов. Под воздействием угроз Борисенко О. передал неустановленному лицу 1700 тыс. рублей, золотые и серебряные украшения. Затем его заставили выйти к машине, увезли в чужую квартиру, связали руки и ноги, круглосуточно охраняя и требуя под угрозой убийства деньги и его двухкомнатную квартиру. 5 ноября 1995 года потерпевшего перевезли в его квартиру для оформления документов по продаже ее, 16 ноября они вчетвером организовали продажу квартиры и в этот же день поделили деньги: 36000 тысяч рублей между собой, 32000 тысячи рублей передали бывшей жене Борисенко О. для покупки однокомнатной квартиры; из квартиры Борисенко О. похитили видеомоноблок, видеокасеты и музыкальный центр[474]. Судебная коллегия аргументирует наличие организованной группы тем, что «характер и согласованность действий, четкое распределение ролей, использование машины во время похищения и в дальнейших действиях, длительность насильственного удержания Борисенко О. в чужой квартире, корыстный мотив преступления» опровергают доводы защиты об отсутствии организованной группы. В процитированном определении примечательно: а) Судебная коллегия беспомощна в аргументации наличия организованной преступности, поскольку некоторые из аргументов просто «не работают» на доказывание требуемого (использование машины, корыстный мотив); б) в определении не использован термин «устойчивая», присутствовавший в законодательном определении организованной группы и, на наш взгляд, верно проигнорируемый Судебной коллегией; в) из определения не ясна роль бывшей жены Борисенко О. в содеянном, хотя настораживает трогательная забота преступников о ней, из чего следует заказной характер преступления, тщательная подготовка к нему и планирование действий (заранее сняли квартиру для удержания жертвы, жестко распределили роли, сокрыли часть соучастников, а вместе с ними и часть похищенного); г) верно аргументировано наличие организованной группы характером и согласованностью действий, четким распределением ролей, длительностью насильственного удержания потерпевшего.

С признаком устойчивости переплетается в плане направленности на совершение нескольких преступлений и четвертый признак, по существу дублирующий, дополнительно толкующий его. Отсюда и он неоправданно введен в определение.

Единственным специфичным признаком организованной группы в законодательном определении выступает предварительная объединенность лиц, в которой отражена более высокая степень сорганизованности анализируемой формы соучастия. Именно ее нужно наполнить конкретным содержанием, специфичными свойствами данной формы соучастия.

В теории предложен более широкий объем признаков организованной группы. Так, В. Быков относит к ним:

n устойчивость состава группы;

n постоянное совершение преступлений – цель объединения группы;

n подготовка группы к совершению преступлений;

n предварительное распределение ролей при совершении преступлений;

n возможность использования группой сложных способов совершения и сокрытия преступлений;

n выработка группой единой ценностно-нормативной ориентации;

n поддержание в группе строгой дисциплины;

n замена в группе личных отношений на деловые, основанные на совместном совершении преступлений;

n распределение преступных доходов в соответствии с положением каждого члена в иерархии группы, в ее структуре;

n создание в группе специального денежного фонда»[475].

Здесь допущено несколько просчетов. Во-первых, автор смешивает родовые признаки соучастия либо преступной группы и видовые признаки организованной группы: вне всякого сомнения, формирование психологической структуры группы, наличие в ней организатора, подготовка группы к совершению преступлений, предварительное распределение ролей при совершении преступлений, замена в группе личных отношений на деловые, основанные на совершении преступлений характеризуют в целом соучастие или преступную группу вообще и не являются специфичными для организованной группы. Во-вторых, он смешал признаки организованной группы и преступного сообщества: устойчивость состава группы, постоянное совершение преступлений (хотя сам согласен с тем, что организованная группа может быть направлена и на совершение одного преступления), выработка группой единой ценностно-нормативной ориентации, создание в группе специального денежного фонда, что недопустимо, поскольку что-то нужно оставить и выделенному в законе в качестве самостоятельной формы соучастия преступному сообществу. В-третьих, остальные из указанных В.Быковым признаков являются общими и для организованной группы, и для преступного сообщества.

На наш взгляд, при характеристике организованной группы нужно исключить из ее структуры устойчивость как таковую, направленность на совершение нескольких преступлений и признать, что организованная группа стремится только к совершению одного, требующего серьезной подготовки и соответствующей высокой степени сорганизованности, преступления. Именно в этом направлении нужно искать ее признаки. В противном случае будет постоянное смешение ее со смежными формами соучастия.

В организованной группе уже очень высока степень сорганизованности участников. Для нее, как правило, характерно глубокое планирование, включающее в себя четкое определение объекта, размера и качества предмета посягательства, характера преступного деяния, средств и способов совершения преступления, выбор оптимально необходимого количества лиц для совершения преступления (к совершению преступления привлекаются не каждый желающий, а лишь лица, участие которых необходимо для обеспечения его интенсивности, эффективности и безопасности), отсюда жесткая детализация ролей соучастников, строгое ограничение их функций, места и времени их действия и т.д. Здесь роли соучастников могут быть распределены таким образом, что некоторые из них будут действовать не на месте исполнения преступления, до и даже после исполнения преступления, то есть для организованной группы характерно отсутствие единства места и времени совершения преступления. Например, при совершении хищения одно лицо создает излишки на складе, другое умышленно вывозит со склада, а третье реализует похищенное. При совершении преступления организованной группой практически невозможны какие-либо отклонения от оговоренных условий совершения преступления, поскольку таковые (отклонения) почти всегда влекут за собой крах организованной преступной группы.

В организованной группе обязательны инструктирование или совместная разработка деталей деятельности соучастников. И последнее, что необходимо сказать об определении организованной группы в законе – крайняя неудовлетворительность терминологического редактирования: «Преступление признается совершенным..., если оно совершено...,...для совершения...преступлений». Собственно, данный недостаток свойственен всем формам соучастия, отраженным в ст.35 УК, но наиболее наглядно проявляется здесь. Абсолютно непонятно, к чему такая сложная формулировка заложена в законе. Нечто подобное наблюдается при формулировке вины (ст.ст. 25, 26 УК), что тоже представляется малообоснованным. Однако в остальном закон прямо определяет те или иные категории без обращения к формуле «преступление признается совершенным»: ч.1 ст.17 УК – совокупностью преступлений признается..., ч.1 ст.18 УК – рецидивом преступлений признается..., ч.1 ст.30 УК – приготовлением признается..., ч.3 ст.30 УК – покушением признается..., ч.2 ст.33 УК – исполнителем признается..., ч.3 ст.33 УК – организатором признается... и т.д. Думается, это точный и правильный подход. Применительно же к формам соучастия, похоже, законодатель прячет за словоплетением отсутствие ясности в вопросе о формах соучастия.

К сожалению, не разрешена пока и проблема соотношения организованной группы с видами соучастия. Высказана в теории уголовного права позиция, согласно которой «все соучастники с момента вступления в организованную группу становятся ее членами и независимо от места и времени совершения преступления и характера фактически выполняемых ролей признаются соисполнителями»[476], – дань все той же фикции широкого понимания соисполнительства, о которой уже много было написано. Вместе с тем некоторые авторы считают, что данная форма соучастия осуществляется чаще всего путем распределения ролей, хотя нельзя исключать и соисполнительство[477]. На наш взгляд, это не так, поскольку высокая степень сорганизованности позволяет создать элитарный мозговой центр группы, в обязанности которого вовсе не входит исполнение преступления. Да и трудно представить себе организованную группу, которая только исполняет преступление, не задумываясь о том, как скрыть следы преступления, как скрыть, например, предметы, добытые преступным путем, как реализовать их; ведь все-таки мы говорим об организованной группе, в которой должно быть все предусмотрено. Похоже, на этом же пути находится и судебная практика, мнение которой отражено в комментарии к УК[478]. И хотя полностью исключить соисполнение в организованной группе, думается, нельзя, однако преимущественно соисполнительство здесь соседствует с распределением ролей, то есть имеется смешанный вид соучастия.

На наш взгляд, под организованной группой понимается преступная группа заранее объединившихся лиц, характеризующаяся глубоким планированием всей деятельности соучастников, жестким распределением ролей, отсутствием единства места и времени совершения преступления соучастниками, выбором необходимо оптимального количества соучастников, которые определяют высокую степень сорганизованности соучастников.

Таким образом, основаниями выделения организованной группы можно признать: 1) не стихийное, запланированное создание преступной группы; 2) строго ограниченный круг лиц в преступной группе в пределах необходимых для совершения преступления; 3) жесткое планирование совершения преступления, включающее в себя четкое установление места и времени совершения преступления, четкое определение объекта и предмета посягательства, точное установление путей отхода, мест сокрытия и т.д.; 4) предварительное жесткое распределение функций соучастников до, во время и после совершения преступления, каждый из соучастников по своей инициативе не имеет права выходить за пределы установленных соглашением функций; 5) жесткая дисциплина; 6) отсутствие единства места и времени действия соучастников; 7) умысел и сговор соучастников направлен на совершение одного преступления.

Последний признак свидетельствует о том, что мы здесь сталкиваемся с той же случайной преступностью, но не стихийной, а глубоко организованной. Именно поэтому в организованной группе нет еще устойчивости (отсутствует стойкость субъективных связей, хотя может объективно присутствовать множественность), как и во всех предыдущих разновидностях преступных групп.

Сложность в распознавании организованной группы заключается в том, что она по многим параметрам совпадает и с группой заранее договорившихся лиц, и с элементарным соучастием. Особенно глубоки совпадения с последним. Действительно, организованной группой преступление совершается однократно, соучастники действуют в различное время и в различных местах, каждый соучастник выполняет свойственные ему функции. Все это значительно усложняет отграничение организованной группы от элементарного соучастия. И опереться при размежевании организованной группы и смежных форм соучастия мы можем лишь на указанные специфические признаки организованной группы. Организованная группа отличается от элементарного соучастия основаниями, отраженными в выше указанных п.п. 1 – 5; а основаниями, предусмотренными п.п. 1 – 6 – от преступной группы заранее договорившихся лиц. Высокая степень организации определяется в частности тем, что в момент создания организованной группы имеется готовая модель будущего преступления – модель не общего характера, а детализированная достаточно полно. Разумеется, не всегда и не все участники организованной группы во всей полноте представляют модель преступления, однако она всегда существует в сознании инициативной группы соучастников или одного организатора. На этом фоне, похоже, вполне обоснованно Военная коллегия Верховного Суда РФ не признала действия М. и С., совершенными организованной группой[479], поскольку там отсутствует запланированное создание преступной группы, жесткое планирование деталей преступления, жесткое сознательное ограничение круга лиц нуждами преступления, жесткое планирование преступления, жесткое распределение ролей, жесткая дисциплина в группе.

Если участник организованной группы и не представляет модели преступления во всех деталях, тем не менее, исходя из детализации его конкретного преступного поведения, он осознает свою принадлежность к организованной группе.

И последним из анализируемой группы отягчающим обстоятельством является преступное сообщество. Преступное сообщество – групповое образование, в котором максимально выражены асоциальные групповые устремления некоторых лиц. Именно его, прежде всего, имеют в виду, когда говорят о борьбе с организованной преступностью; именно оно чаще всего становится недосягаемым в условиях демократического общества. В таком объединении лиц «вырабатываются определенные стойкие организационные формы связи преступников, складывается сплоченное преступное сообщество, целью которого является занятие преступной деятельностью»[480].

Из вышеизложенного видно, что теория уголовного права давно знает данную форму соучастия, но авторы либо скрывали ее в недрах организованной группы, либо все же выделяли в качестве самостоятельной формы соучастия. Законодатель долгое время отражал преступное сообщество в Особенной части в качестве самостоятельных видов преступлений (бандитизма, заговора и т.п.).

В УК РФ 1996 года преступное сообщество нашло отражение как наиболее опасная форма соучастия в ч. 4 ст. 35 – «Преступление признается совершенным преступным сообществом (преступной организацией), если оно совершено сплоченной организованной группой (организацией), созданной для совершения тяжких или особо тяжких преступлений, либо объединением организованных групп, созданным в тех же целях». На наш взгляд, данное определение крайне неудовлетворительно.

Первое, что обращает на себя внимание и о чем мы уже говорили при анализе организованной группы – это стилистические шероховатости приведенного законодательного определения. Указанное главным образом касается тройного употребления термина «совершение», чего не допустил бы ни один грамотный редактор. Истоком данного недоразумения служит само громоздкое название ст.35 УК – «Совершение преступления группой лиц, группой лиц по предварительному сговору, организованной группой или преступным сообществом (преступной организацией)», что непонятно само по себе. Ведь законодатель в гл. 7 УК выделил соучастие в преступлении, именно его и следовало отражать по тексту закона; в целом законодатель так и поступает – говорит о понятии соучастия (ст.32 УК), видах соучастников (ст.33 УК), ответственности соучастников (ст.34 УК), эксцессе исполнителя (ст.36 УК). Подобное является единственно правильным, и данную логику оформления законодателю следовало сохранить по всему УК. Однако в ст.35 УК законодатель уходит от подобного оформления, похоже, по одной причине – из-за сомнений по поводу наименования данных структурных подразделений соучастия. Отсюда ст.35 УК можно было бы назвать «Формы соучастия», «Групповые преступления», «Преступные группы». В результате появилась бы жесткая формула анализируемого группового объединения – «преступным сообществом признается...».

Не совсем понятно и двойное наименование исследуемой формы соучастия – преступное сообщество (преступная организация), из-за чего указанная категория была лишена терминологической жесткости, законодатель сузил свое поле использования синонимов и вынужден был определять преступное сообщество через организованную группу («сплоченной организованной группой»), что вызывает некоторые вопросы. Главный из них: как соотносятся между собой данные формы соучастия, является ли преступное сообщество организованной группой. Самый легкий ответ – да, но только более опасной разновидностью ее. И когда-то ваш покорный слуга пошел по этому пути, признав преступное сообщество устойчивой организованной группой[481]. Однако по сегодняшнему размышлению указанный путь оказался тупиковым по многим причинам.

Ведь одним из главных правил любой классификации является абсолютная самостоятельность выделенного класса: А не есть Б. Поэтому сегодня законодатель не способен ответить на вопрос, что же предложил он обществу в чч.1- 4 ст.35 УК – четкую классификацию абсолютно самостоятельных форм соучастия или взаимно перемешанные категории. Возможно, у кого-то появится искушение представить соотношение разновидностей групповых преступлений как соотношение переплетения в определенной их части (например, у В. Быкова[482]), но в таком случае общество получит вместо четкого и ясного закона конгломерат предположительных знаний, которым судья будет пользоваться по собственному усмотрению (захочет признать организованную группу группой лиц без предварительного сговора и признает). С таким подходом едва ли следует соглашаться. Да и закону в целом это не соответствует. Сравнение ч. 1 и ч. 2 показывает полную обособленность предусмотренных ими форм соучастия, то есть группа лиц без предварительного сговора не есть группа с предварительным сговором; то же самое мы видим и при сопоставлении чч.2 и 3, поскольку группа лиц с предварительным сговором не есть организованная группа. Однако регламентация преступного сообщества в ч. 4 ст. 35 УК предполагает его понимание как разновидности организованной группы, и тогда законодатель должен был либо выделить вторую разновидность ее (класс не может состоять из одного подкласса), либо признать второй разновидностью организованную группу, предусмотренную ч.3 ст.35 УК, и в таком случае выделить класс организованных групп, который можно было бы противопоставить отраженным в чч.1 и 2 ст. 35 УК формам соучастия. Отождествление в значительной степени в законе организованной группы и преступного сообщества привело к абсолютно неприемлемым результатам, о которых несколько позже. На наш взгляд, преступное сообщество, как и все остальные формы соучастия, должно быть представлено в качестве самостоятельной законодательной категории со своими специфическими признаками.

Второе, с чем сталкивается теория уголовного права, – регламентация законодателем двух разновидностей преступного сообщества: структурированной организованной группы и объединения организованных групп. Думается, последнее создано законодателем необоснованно. При его рассмотрении возможны два варианта: анализ полного охвата преступным сообществом тех или иных организованных групп, их поглощения и анализ частичного внедрения в преступное сообщество тех или иных организованных групп. Возможны промежуточные варианты, но не в них суть. В первом случае отдельные организованные группы со своими задачами и целями вливаются в преступное сообщество, подчиняются задачам и целям его, соответственно утрачивая свои задачи и цели или откладывая их реализацию на отдаленную перспективу. При этом просто возникает единая сплоченная организация, в которой нет места самостоятельности организованных групп вне целей и задач сообщества. По крайней мере, мы не видим разницы между тем, что преступное сообщество создает свои филиалы в тех или иных городах, и тем, что преступное сообщество охватывает собой уже существующие в тех же городах преступные объединения. Во втором ситуация мало в чем изменяется: та часть функций организованных групп, которая вошла в преступное сообщество, утрачивает также свою самостоятельность, подчиняясь общим целям и задачам сообщества, и в этой части прежние организованные группы перестают быть самостоятельными организованными группами, создавая преступное сообщество. В другой своей части, не охваченной преступным сообществом, организованные группы сохраняют свою самостоятельность и остаются (если остаются?) организованными группами, поэтому и здесь мы видим и сплоченную организацию, и отдельные организованные группы. Очень похоже на то, что в уголовно-правовом плане выделение второй разновидности преступного сообщества особого смысла не имеет, хотя, наверное, нельзя исключить специального криминалистического или криминологического значения ее, в чем мы не убеждены.

Самостоятельность преступного сообщества с необходимостью требует вычленения специфических признаков его. Поэтому для начала рассмотрим признаки преступного сообщества, выделяемые в законе: 1) признаки организованной группы (устойчивость, объединенность, совершение одного или нескольких преступлений), 2) сплоченность и 3) направленность на совершение тяжких или особо тяжких преступлений.

Указанные признаки организованной группы, по существу, не являются специфическими для преступного сообщества, они скорее объединяют, нежели разъединяют эти формы соучастия. На этом фоне остается пока неясным соотношение устойчивости как признака организованной группы со сплоченностью – признаком преступного сообщества. На тесную связь между данными явлениями уже обращено внимание в теории уголовного права[483]. Однако некоторые авторы считают устойчивость и сплоченность самостоятельными признаками преступного сообщества[484]. На наш взгляд, это не так. Устойчивость как признак организованной группы, с одной стороны, свидетельствует об умысле и сговоре на совершение ряда преступлений, на занятие преступной деятельностью, которые возникли до совершения первого из запланированных или предполагаемых преступлений. Именно указанные умысел и сговор, как факторы, отражающие степень стойкости субъективных связей, свидетельствуют о появлении устойчивого, а не случайного, преступного образования. В указанном плане частично правы В.С. Прохоров и И.И. Солодкин, которые признают устойчивостью «результат соглашения между участниками вооруженной группы на осуществление преступной деятельности»[485]. Правы потому, что связывают устойчивость с субъективным элементом – соглашением, но не правы в связи с признанием устойчивости результатом соглашения, поскольку таковое объективизирует устойчивость, смешивает ее со множественностью преступлений. А с другой – в определенной части дублирует основной признак сообщества – сплоченность, поскольку последняя не может существовать без кооперативного поведения как объективной взаимозависимости деятельности участников и особой формы мотивации, обусловленных целями группы и сходством ценностных ориентаций[486], которые в преступном сообществе проявляются и через устойчивость. В то же время устойчивость не может существовать без коррупции, без создания внутренних структур безопасности, без жесткой внутренней дисциплины, то есть без каких-то иных свойств сплоченности, с которыми она тесно связана. За устойчивостью и сплоченностью в ее определенной части скрывается одно и то же явление, различно терминологически оформленное. «Сплоченность как и устойчивость – оценочный признак. Его использование законодателем в качестве самостоятельного признака означает, что он отличается от устойчивости, хотя все признаки устойчивости присущи и сплоченности»[487]. Но если это так, то грань между организованной группой и преступным сообществом в этой части стирается, и развести указанные формы соучастия становится все труднее.

Указанное отмечает и А.Г. Корчагин, тем не менее пытаясь по признакам обособить устойчивость и сплоченность. «К числу признаков, характеризующих устойчивость, на наш взгляд, следует отнести: наличие двух или более человек; единый умысел на совершение тяжких или особо тяжких преступлений; относительное постоянство форм и методов преступной деятельности; длительность существования; наличие определенного уровня организации (планирование и тщательная подготовка к совершению преступлений, распределение ролей между членами групп и др.); постоянство состава группы; наличие организатора группы, включая руководителя»[488]. В целом с автором можно согласиться, но некоторые из указанных признаки не являются специфичными для устойчивости; ее как определяющий признак преступного сообщества не характеризуют наличие двух или более лиц, распределение ролей, наличие организатора, поскольку они представляют собой родовые признаки соучастия и поэтому выделять их применительно к преступному сообществу смысла не имеет. То же самое относится и к единому умыслу, но автор смешал два признака (единый умысел и направленность на тяжкие и особо тяжкие преступления), превратил все в один признак и оказался вне зоны критики в связи с полным соответствием подобного закону. На наш взгляд, этого делать не следовало. Во-первых, мы все-таки имеем здесь два признака, один из них объективный (характер преступления, совершаемого в соучастии), а другой субъективный (характер вины). Во-вторых, единый умысел также характеризует соучастие в целом и видовым признаком анализируемой формы соучастия не является, тем более признаком ее признака (устойчивости). В-третьих, следовало критически осмыслить само ограничение существования преступного сообщества только применительно к тяжким и особо тяжким преступлениям. В-четвертых, указанное смешение может превратить все родовые признаки в специфические: наличие двух или более лиц при совершении тяжкого или особо тяжкого преступления, совместность совершения тяжкого или особо тяжкого преступления и т.д., что превратит характер преступления в основополагающий признак анализируемой формы соучастия, чего на самом деле нет. Остальные признаки с определенной коррекцией можно отнести к устойчивости.

Здесь же А.Г. Корчагин выделяет признаки сплоченности: «наличие взаимодействия членов преступного сообщества (преступной организации); распределение обязанностей не только между членами преступного сообщества (организации), но и между группами, входящими в него; подчинение групповой дисциплине, обязательное выполнение указаний руководителя или организатора»[489]. На наш взгляд, автору не удалось обособить сплоченность. Прежде всего, распределение ролей (обязанностей) – общий признак соучастия. При этом А.Г. Корчагин прав в одном: в преступном сообществе существует распределение обязанностей групп, входящих в структуру данной формы соучастия, но даже и в таком случае указанный признак, в конце концов, характеризует высокую степень сорганизованности, которую сам автор относит к устойчивости, то есть он просто обязан вывести его за пределы сплоченности, поскольку собрался разделить устойчивость и сплоченность. Далее, наличие взаимодействия также характеризует высокую степень сорганизованности, которая отнесена к устойчивости; следовательно и взаимодействие должно быть отнесено к последней. То же самое можно сказать и о групповой дисциплине, подчинении указаниям организатора, без которых высшая форма сорганизованности невозможна. Мало того, автор допустил существенную ошибку, выделив наряду с организатором еще и руководителя, поскольку уголовное право не знает такого функционера, отдельного от организатора; да и сам А.Г. Корчагин применительно к устойчивости отмечал: «наличие организатора группы, включая (выделено мною. – А.К.) руководителя», то есть признавал руководителя организатором.

На фоне обособления устойчивости и сплоченности странно выглядит поддержка предложенного в теории уголовного права определения преступного сообщества, в котором вообще не используются данные признаки, преступное сообщество отождествляется с организованной группой либо объединением таковых со специфическими целями[490]. Если устойчивость при таком подходе еще как-то можно привязать к анализируемой форме соучастия, поскольку она отражена в законодательном определении организованной группы, то сплоченность туда никак не попадает, хотя автор настойчиво пытается ввести ее в структуру признаков преступного сообщества[491].

Усложняет разграничение смежных форм соучастия и внутренняя противоречивость признания преступным сообществом организованной группы с ее признаком объединенности, тогда как признаком сообщества выступает сплоченность. Попробуем развернуть законодательную фразу «сплоченной организованной группой», введя в нее признаки организованной группы: сплоченная устойчивая заранее объединившаяся группа лиц. Откровенно говоря, нам не удалось разобраться в этом конгломерате, раскрывающем сплоченность через объединенность. Что оно собой представляет – сплоченную объединенность или объединяющую сплоченность. Соотношение указанных признаков довольно сложное, но, похоже, здесь сплоченность как признак более «высокого» ранга включает в себя объединенность в качестве отдельного элемента. Однако, признав вслед за законодателем объединенность признаком организованной группы и выделив ее за пределы сплоченности, мы вынуждены будем констатировать, что объединенность и сплоченность абсолютно самостоятельные признаки, обедняя последнюю по объему составляющих и по сущности. Вводя же объединенность в сплоченность, мы с необходимостью включаем в нее организованную группу и исключаем законодательное противостояние якобы самостоятельных признаков – сплоченной организованной группы. Данный заколдованный круг, в который попадает толкователь, не может быть разрешен при существующем законодательном определении преступного сообщества.