Как мы стояли в Норденае 19.07.2000

 

Нордернай – городок курортный. На набережной полно народу. Все столпились вокруг. Спасают-то не каждый день. Интересно. Подошёл потрёпанный временем хафенмастер. Поговорил с Игорем и рассказал ему, что он сидит на дежурстве, слушает радио, но по-английски ни бельмеса не понимает. Хотя по должности должен понимать. Поэтому-то он так долго и не признавался, что не понимает, когда ему английским языком говорят. Боялся, что с работы выгонят.

Тут из толпы зевак на берегу, высокий седой господин спрашивает, откуда мы. Я говорю, что из Петербурга. Он обрадовался и спрашивает, не знаем ли мы профессора Ч. А у нас на факультете был доцент с такой фамилией. Коммунистический активист. Я говорю, что знаем. С этого момента профессор Эверс стал нашим лучшим другом и надолго. Первым делом он сказал хафенмастеру, что с русских денег не берут. Тот не согласился. Тогда херр Эверс сказал, что так и быть, пусть выпишет минимальный счёт за один день, а дальше пусть забудет, что здесь стоит русская яхта. На третий день он договорился о бесплатном месте в местном яхт-клубе и мы перешвартовались туда. Там было поспокойнее.

Следующим делом было снабжение нас жетонами для мытья в душе. Чудные жетоны. Один у меня до сих пор где-то лежит. Потом повёл нас в яхт-клубовский бар. Там сидели суровые люди, некоторые даже в непромоканцах. Я вспомнил, что в Англии, в Пуле, в пабе яхт-клуба висит табличка, что в непромоканцах вход воспрещён. А тут другие правила. Нас пять. Херр Эверс заказывает шесть кружек пива. Пришёл суровый моряк, который помогал нам швартоваться. Мы его про себя звали "боцман". Подсел, заказал семь пива. Вошли супруги, которых мы видели возле шлюза в Брунсбюттеле. Очень обрадовались нам. Как старым друзьям. Подсели, заказали девять пива. Тут всем стало хорошо. А на улице свистел ветер и нёс с собой мелкий песок с пляжей.

После к нам пришёл представитель властей, таможенник далеко запенсионного возраста. Спросил, откуда мы. Посмотрел паспорта, удивился начертанию буковок. Я ему сказал, что это кириллица, а на другой странице есть это же латинскими буквами. Но он дальше листать не стал, сказал, что это и так хорошо.

Большое количество яхт было заперто в гавани штормовой погодой. Гавань была на внутренней стороне острова. Между всеми Фризскими островами и материком лежит очень мелководное внутреннее море Ваддензее. Лет семьсот назад острова были краем материка, но какой-то суровый природный катаклизм оторвал большой кусок берега у Голландии и Германии и море выбросило то, что оторвало, в Британии. Я был маленький, помню плохо.

На следующий день профессор сходил к городскому голове и вытребовал у него для нас пропуска в аквапарк, билеты на симфонический концерт, какие-то курортные карты для прохода на пляж. Кроме того, он сходил к директору местного супермаркета и рассказал ему, какая голодная жизнь сейчас в России. Попросил каких-либо продуктов с истекающим сроком хранения. Директор сказал, что такими продуктами можно отравиться. Но пусть нагрузят одну тележку продуктами, а он денег не возьмёт. Так у нас появились копчёные колбасы в рационе на следующую неделю.

Провели мы в этом северном раю пять долгих дней. Всё время светило солнце и сильно дуло. Ещё несколько яхт пришло пережидать штормовую погоду. Одна большая лодка пыталась уйти в море, но скоро вернулась. Пришёл тот большой катамаран, с которым мы стояли рядом в Кильском канале возле Брунсбюттеля. Мы ещё раз хорошенечко его изучили, чтобы пополнить свою ненависть к фанерных дел мастеру Иголкину.

Пригласили нас на яхту с фибергласовой мачтой без вант и штагов. Мачта была непривычно толстой. Хозяева утверждали, что она может гнуться как шест у прыгуна – градусов на девяноста. И не ломается при этом. Кроме того, у них был выдвижной качающийся киль с системой подъёма и спуска, занимавшей место стола в салоне.

Мы рассматривали всё. У стенки стоял громадный белый катер, наверное, больше пятидесяти футов длиной. Пока я им любовался, возник хозяин. Голландец в яхтенных ботинках на босу ногу. Пригласил внутрь, посмотреть. Вообще, мифы о замкнутости, скупости, неприветливости европейцев не выдерживали встречи с действительностью при каждом контакте с ними. Поэтому-то нас и держали взаперти так долго.

Салон шикарный. Красное дерево, ковры. Правда, мы такое уже видали. Хозяин сообразил на двоих. Красное вино, хрустальные рюмки. Сидим, беседуем. Тут вдруг на борту заработал двигатель. Я заозирался по сторонам. А хозяин стал объяснять, что телевизор, холодильник, стиральная машина и т.д. Много потребляют. Поэтому, регулярно сам включается маленький одноцилиндровый дизель и заряжает аккумуляторы. Тут мимо проходил Андрей с перевязанной рукой. Я махнул ему, и он тоже к нам присоединился. Ничуть не стесняясь своего русско-английского диалекта, он принялся объяснять голландцу, как он командовал большими кораблями в суровых просторах всех океанов.

А голландец втянул нас в спор о преимуществах коммунизма. Я ему про зверства, а он нам про преимущества, о которых он только по радио и слышал, да сам не видел. А мы то видели. Два года назад водку, мыло и чай по карточкам получали. А он твердит, что в его Голландии коммунистический фюрер – вполне приличный интеллигентный человек. Ему на телевидении втрое больше времени дают, чем другим. Потому, что поёт сладко и всем нравится. Я ему рассказываю, как это на практике выглядит. В общем, сошлись на том, что, конечно, хорошо жить коллективно, но человек такая свинья, что этот способ жизни не для него. Хорошо этот порядок соблюдается только у пчёл и муравьёв. У них, конечно, образцовый коммунизм. Все атрибуты. На этом и сошлись.

Тут возникла жена. Рассказала, что научилась в Мексике стряпать некое мясное блюдо. Только некоторые растительные компоненты редко бывают здесь в продаже. А на Нордернае она нашла всё, что нужно и сейчас состряпает нам чудесную вещь. Мы согласились. Вкусили чего-то, похожего на бефстроганов, только много острее.

Вечером мы сидели на яхте профессора. Я думаю футов, примерно, двадцать семь. Потом обнаружилось, что у него две яхты. Вторая, Hallberg Rassy 29, стоит где-то на Балтике. Для каждого моря своя лодка. А ту лодку, на которой мы сидели, он хранил на участке у какого-то голландского фермера. Дёшево и сердито. Я до сих пор переписываюсь с профессором, а Игорь и в гости к нему заезжал.

Профессор водил нас на симфонический концерт. Мы пришли, когда он уже начался. Зрителей человек двадцать. Столько же и музыкантов. Дирижёр сам и объявлял пьесы по-английски, а мы прислушивались к его акценту. Уж больно похож на наш. В конце оказалось, что оркестр из Польши и природа акцента прояснилась. Потом мы пошли на службу в церковь. Я тогда ещё не умел различать, но думаю, что в лютеранскую. Мы забрались на хоры, слушали органиста и смотрели, как он, старый греховодник, во время игры щупает девушку, переворачивающую ноты. Снизу не видно, а нас не проведёшь. Профессор при входе преклонил колено и перекрестился. Я спросил, та ли это церковь. Он ответил, что хоть и не та, но бог тот же.

Возле церкви, в центре городка, горка из гранитных глыб, высотой метра четыре. На каждой глыбе написано, из какой земли или города она привезена на Нордернай. Больше достопримечательностей в городе нет. Только ещё водокачка громадной вышины и маяк. Есть ещё мельница.

С ней приключилась забавная история. У Игоря была книга, "Schönes Deutschland", то есть "Прекрасная Германия". С картинками. Теперь она у меня. В книге есть фотография маяка Альте Либе в Куксхафене. И когда мы против воли попали в Куксхафен, Игорь сказал, что этот маяк он уже видел, и он у него в памяти отпечатался.

Теперь он рассказал, что, бродя по острову, натолкнулся на ту самую точку, из которой была сфотографирована мельница в его книге. Тут капитаншу прорвало. С ней случилась истерика. Оказалось, что мы путешествуем не по замыслу судоводителя, а по волнам Игорёшиной памяти. И пусть он скажет, какие пейзажи близлежащих мест он ещё помнит. Нас де туда обязательно занесёт.

В следующей истории он ещё себе колдовских очков добавил. Он ушёл вечером гулять. Ему, конечно, интереснее было, чем нам. Возвращается и перед его глазами катамаран падает в воду. Мы тоже вскочили спросонья. Оказывается, мы недостаточно потравили перед сном швартовые концы. Случился отлив. Вода ушла. Мы повисли на носовой утке. Катамаран довольно лёгкий. Тонкая фанера и киля нет. Но носовая утка была мастером Иголкиным прикручена не к бимсу или ещё чему прочному, а к тонкой фанере на баке. Фанера выломалась с треском. Это Игорь и наблюдал. Дырку мы принялись прямо в темноте заделывать эпоксидкой, чтобы никто не увидел нашего позора, а утку переместили на бимс. Теперь её не оторвёшь. А капитанша, конечно ещё палец загнула.

Мы дежурили на яхте по очереди. Сначала в бассейн ходил капитан с женой, потом мы. Я видел такое чудо первый раз. Большой бассейн неправильной формы с морской водой. Каждый час что-то включают и на берег начинают набегать настоящие волны с пенными бурунами. Можно ещё прокатиться в трубе с текущей водой. Можно перейти в другой бассейн, поменьше. Но, зато, там вода просто очень тёплая. Я думаю больше тридцати шести. Потом пошли в сауну. Обнаружилось, что сауна нудистская. Это нас порадовало. Быстро обнаружили, что надпись на двери нужно трактовать в том смысле, что голым задом на досках не сидеть, а, чтобы они не мокли, подстилать полотенце. Потом, попарившись, можно выйти в кафельный предбанник и, поставив ноги в ванночку, напустить туда горячей воды. Это мы подсмотрели, как другие поступают. Тут к нам подошёл молодой человек с девушкой необыкновенной стройности. Спросил что-то по-немецки. Мы не поняли, а Игорь сказал одно короткое слово, и девушка сейчас же стянула с себя оба предмета. Мы были восхищены и красотой девушки, и волшебным словом, которое сейчас же потребовали нам сообщить. А Игорь сказал, что спросили они – раздельная баня или смешанная. Игорь ответил: "Mischung", и они оба стали раздеваться. Всё просто. Никакого волшебства.

Я имел серьёзный разговор с капитаном. С командой мы давно уже всё поняли. Пошла третья неделя нашего похода, нас уже трижды спасали, но мы не прошли и трети пути. Весь путь планировалось пройти за месяц. Теперь светило месяца три. Андрею надо учиться, мне учить, а Игорю зарабатывать на жизнь. Ну и живыми остаться тоже хотелось.

Удалось прийти к единому мнению, что фанерное чудовище не годится для открытого моря, ему место в Маркизовой луже, где волн нет. И что нужно возвращаться. Я уж надавливал на то, что если себя не жалко, то за разбитый катамаран придётся отвечать материально. В капитанову голову такая мысль с трудом входила. Он даже слезинку проронил и выдавил из себя, что нас он де отправит назад, а сам пойдет дальше в одиночку, на верную гибель. Тут-то слёзка и выскочила.

Тогда он вспомнил, что ещё в Петербурге приезжал какой-то голландец, осматривал катамаран и собирался его купить. Теперь предстояло найти голландца, уговорить владельца катамарана продать, а голландца – купить. Я тогда говорил по телефону на не своём языке с большим трудом. Была психологическая преграда. Но пришлось говорить. Вызвали голландца. Он прикатил с двумя друзьями, видно специалистами в яхтенном деле. Капитан нам не доверял и принялся готовиться к переговорам о продаже с хохлятским упрямством. Спрашивал у меня разные слова и запоминал. Хотя потом пришлось всё равно меня звать. Игорю ещё меньше меня было доверия, хоть он много больше моего знал.

На удивление, мотор завёлся, и мы пошли в пробное плавание. Сделали два галса, не выходя далеко из гавани. На одном из поворотов зависли в левентик. Заканчивали поворот уже на заднем ходу. Но гости этого не заметили. Видно, такие были специалисты. Катамаран они одобрили, потом долго совещались и выкатили нам счёт на перекраску и дооснащение нашего чудовища. Счёт был длинным. Это дело они знали. Сказали такую смешную цену, что пришлось расстаться не по-хорошему.

Решили идти домой, в Петербург. Тут нам пригодилось знакомство с мальчиком, который привязался к нам, и проводил на катамаране целые дни. Он отдыхал на острове с родителями. Скукотища. Мальчик владел азами яхтенного дела и глядел на нас как на Кука и Магеллана вместе взятых. Наш поход он ставил, видно, в ряд величайших подвигов. Поглаживал фанерные бока и даже просил разрешения познакомить с нами своих родителей.

Попрощались со всеми, завели мотор. На этот раз опять гладко стартовать не удалось. Эта рама всегда со старта пытается кого-нибудь боднуть. Тут мы боднули сваю. Это хорошо. Если бы мы стукнули какую-то лодку, то нам в жизнь не расплатиться. Отлепились от сваи, почти миновали её, но зацепили коромыслом румпелей. Хрясть, и конца нет. Одним рулём управлять сложно. Я быстро схватил ручную дрель, просверлил новые дырки и коромысло стало на место. Только сделалось покороче. К этому времени мы вышли из гавани. Нас мальчик вытянул. Он в это время с кем-то катался на лодочке с моторчиком. Вот он нас и подцепил.

В море вело два фарватера. Один направо, вдоль пляжа. Там мы уже были. Картами фарватеров мы уже разжились. На них написано, что фарватеры заносит песком, и они часто меняются. Другой фарватер шёл прямо против ветра и был для нас недоступен. Мотор против ветра не вытянет. Ведь мачта тянет назад с невероятной силищей.

Мы наметили точку у выхода на фарватер, после которой мы в гавань под парусом вернуться уже не сможем. Пару раз подходили к этой точке и поворачивали обратно. Мотор постоянно глохнул. А нам надо было, чтобы он продержался минут сорок. Причём, если заглохнет, то опять якорь и спасатели. Да и поворачивали у мёртвой точки с холодом в животе. Каждый раз с задним ходом. Один раз зависли там, думаем, вернёмся в гавань или впилимся куда-нибудь. Места там мелководные.

Кстати, наш знакомый голландец предлагал нам взять у него очень надёжный подвесной мотор, пройти между островами, и отдать мотор ему на острове Боркум, у голландской границы. Хорошо, что не взяли. А буксировать нас голландец отказался после разговора с хафенмастером. Тот сказал, что фарватер на Боркум узкий, есть участки по пятнадцать метров шириной. Катамаран широкий, управляется на буксире плохо, не пройти.

Пришлось прибегнуть к одной из древнейших профессий – к попрошайничеству. Первый встречный отказался, а второй, с видимым неудовольствием, согласился. Ему пришлось несладко. Он тянул нас прямо против ветра. Фарватер был кривоколенный до изумления. За буями глубина была такая, что временами дно проглядывало. Один раз трос лопнул. Мы уже были готовы ко всему. Но катер быстро сдал задним ходом и снова нас зацепил. Еще не выйдя из последнего колена, скомандовал нам отдать конец и скрылся. Мы быстренько подняли паруса и пошли своим ходом. Я оглянулся назад и обомлел. Этот вид и сейчас могу воспроизвести по памяти. Близко-близко за кормой был берег острова Юст. Противно пустой и каменистый. Мы ещё долго оборачивались, а он постепенно уменьшался, пока вовсе не исчез.