ГАПОН ГЕОРГИЙ АПОЛЛОНОВИЧ

 

 

(род. в 1870 (1871) г. – ум. в 1906 г.)

 

 

Георгию Гапону суждено было стать не только «героем одного дня» – «кровавого воскресенья», не только самым популярным лидером начального этапа Первой русской революции, но и невольным «организатором» этой революции. Хотя до сих пор среди историков не утихают споры: был ли Гапон «великим революционером» или искусным провокатором.

Георгий Аполлонович Гапон-Новых родился то ли в 1870, то ли в 1871 году. Его родители были зажиточными крестьянами с Полтавщины, благодаря чему Гапон закончил Полтавское духовное училище и Полтавскую духовную семинарию. После окончания семинарии Гапон служил земским статистиком, подрабатывал частными уроками. В 1896 году был рукоположен в сан священника и назначен в один из уездов Полтавской губернии.

Через два года молодой священник поступил в Петербургскую духовную академию, по окончании защитил диссертацию «Современное положение прихода в православных церквах». Однако церковная карьера не удовлетворяла амбициозного провинциала, обладающего незаурядными ораторскими способностями и стремлением к лидерству.

В 1902 году Гапон создал проект улучшения жизни рабочих и создания рабочих домов и колоний. Священником Гапон выступал за облегчение жизни простого люда, создавал рабочие кружки, за что Священный Синод лишил его сана, так как священникам запрещено было заниматься как политической, так и любой общественной внецерковной деятельностью. Созданные Гапоном рабочие кружки уже в 1903 году объединяли 8 тысяч человек. Однако спокойно существовать подобные группы могли только с одобрения тайной полиции. Гапон получал деньги от начальника Департамента полиции полковника Зубатова, которому сообщал о настроениях в рабочем движении. На деньги Департамента полиции Гапон открыл чайную на Выборгской стороне в Петербурге, ставшую штабом его организации «Собрание русских фабрично-заводских рабочих Санкт-Петербурга» (1904–1905 гг.). Министерство внутренних дел разрешило деятельность общества и даже оказывало ему материальную поддержку. Но по уставу Собрания те рабочие, которые были уволены за участие в стачках или за революционную деятельность, лишались пособия. К началу 1905 года в каждом из районов Санкт-Петербурга были созданы отделения Собрания.

Причиной стихийной стачки на Путиловском заводе стало увольнение четырех рабочих. Сотни людей собрались в помещении отделения Собрания, требовали вернуть уволенных и организовать бесплатную медицинскую помощь. Выборные от рабочих вместе с Гапоном отправились к директору завода. После отказа директора согласиться на их требования рабочие начали стачку.

5 января 1905 года в Петербурге бастовало 26 тысяч рабочих, через два дня встали все типографии, прекратилась подача воды, остановилась конка. На 7 января Гапон готовил мирную демонстрацию рабочих к царю, убеждая всех, что демонстрация разрешена властями. В красноречивом письме к министру внутренних дел князю Святополку-Мирскому Гапон излагал цели манифестации и просил передать просьбу царю явиться народу, «обеспечивая неприкосновенность его особы». Гапон настаивал, чтобы рабочие шли к Зимнему «с голыми руками», оставив дома даже перочинные ножи. Он понимал, что рабочие «беспорядки» – его «звездный час», открывается возможность стать народным вождем и лидером христианских социалистов, может быть, и реформатором православной церкви.

Гапон подготовил петицию, где были такие слова:

«Государь! Мы, рабочие и жители Петербурга, наши жены, дети и беспомощные старцы-родители, пришли к тебе, Государь, искать правды и защиты. Мы обнищали, нас угнетают, обременяют непосильным трудом, над нами ругаются, в нас не признают людей, к нам относятся, как к рабам.

Мы и терпели, но нас гонят все дальше и дальше в омут нищеты, бесправия и невежества; нас душит деспотизм и произвол, и мы задыхаемся. Нет больше сил, Государь! Настал предел терпению.

Для нас пришел тот страшный момент, когда лучше смерть, чем продолжение невыносимых мук.

И вот мы бросили работу и заявили нашим хозяевам, что не начнем работать, пока они не исполнят наших требований. Мы немного просили. Мы желали того, без чего жизнь не жизнь, а каторга, вечная мука.

Первая наша просьба была, чтобы хозяева вместе с нами обсудили наши нужды, но и в этом нам отказали – в праве говорить о наших нуждах; находят, что за нами не признает закон такого права. Незаконными оказались также наши просьбы уменьшить число рабочих часов до 8 в день и устанавливать расценки на наши работы вместе с нами, и с нашего согласия рассматривать наши недоразумения с низшей администрацией завода, назначить чернорабочим и женщинам плату за их труд не ниже 1 руб. в день, отменить сверхурочные работы, лечить нас внимательно и без оскорблений, устроить мастерские так, чтоб в них можно было работать, а не находить там смерть от страшных сквозняков, дождя и снега, копоти и дыма.

Все оказалось, по мнению наших хозяев, противозаконно. Всякая наша просьба – преступление, а наше желание улучшить наше положение – дерзость, оскорбительная для наших хозяев. Государь, нас здесь больше 300 000 – и все это люди только по виду, только по наружности, в действительности же за нами, как и за всем русским народом, не признают ни одного человеческого права, даже говорить, думать, собираться, обсуждать наши нужды, принимать меры к улучшению нашего положения.

Всякого из нас, кто осмелится поднять голос в защиту интересов рабочего класса, бросают в ссылку, карают, как за преступление, за доброе сердце, за отзывчивую душу. Пожалеть рабочего, бесправного, измученного человека, значит совершить тяжкое преступление.

Весь народ, рабочий и крестьянин, отдан на произвол чиновничьего правительства, состоящего из казнокрадов и грабителей, не только совершенно не заботящихся об интересах народа, но попирающих эти интересы».

Петиция перечисляла целый ряд социальных и политических требований, которые свидетельствовали о широком размахе движения: свобода слова, печати, личности и собраний; всеобщее и обязательное обучение, ответственность министров перед народом, всеобщая политическая амнистия, восьмичасовой рабочий день, права рабочих союзов и коопераций, государственное страхование, уничтожение косвенных налогов и постепенная национализация земли.

Утром 9 января 1905 года с заводских окраин Петербурга к Зимнему отправились 140 тысяч рабочих. Шествие напоминало крестный ход с хоругвями, образами, царскими портретами; люди пели «Боже, Царя храни…», молитву «Спаси, Господи, люди Твоя». Во главе шествия между двумя священниками выступал сам Гапон. Масса любопытных и праздных тесным кольцом окружала сомкнутые ряды рабочих. По мнению свидетелей, на площади Зимнего дворца и на прилегающих улицах собралось не менее 300 тысяч человек.

Приказом командующего Санкт-Петербургским военным округом великого князя Владимира Александровича солдатам и казакам 8 января были розданы боевые патроны и было приказано стрелять. Без всякого предупреждения, без предложения разойтись по толпе были даны залпы. Первые выстрелы прогремели не у Зимнего дворца, а у Нарвских ворот. Было произведено пять залпов, два ряда рабочих упали; появились убитые и раненые. Люди бросились в разные стороны, давя задних. На Шлиссельбургском тракте рабочих встретили конные казаки; они теснили людей, били их нагайками, сбивали с ног, топтали лошадьми. Однако к двум часам дня вокруг Зимнего все равно собрались толпы народа. Площадь была оцеплена кавалерией, перед дворцом выстроилась пехота. Прогремели роковые залпы в упор. Солдаты стреляли по рабочим и у Троицкого моста, и на Васильевском острове, и на Невском проспекте, и на Казанской площади… В «кровавое воскресенье» народ потерял последнюю веру в богопомазанника – Государя Императора.

Интересно, что рядом с попом Гапоном в толпе демонстрантов на солдатские цепи шел и его друг – Петр Рутенберг, которому партия эсеров поручила убить царя, если тот выйдет к народу. Прикрыв собой Гапона, Рутенберг сумел вывести его из-под огня. Гапон скрылся в особняке Саввы Морозова, а вечером того же дня пробрался к Максиму Горькому, пообещавшему помочь ему эмигрировать. На следующий день после расстрела демонстрации Гапон обратился к рабочим с вдохновенным посланием, в котором навеки заклеймил «царя Каина», убившего своих братьев. Предавая проклятию Николая Романова, он заклинал рабочих помнить, что отныне их связывает пролитая вместе кровь.

Спустя десять дней после расстрела мирного шествия Николай II согласился принять депутацию рабочих. Призывы Гапона к «православному братству» закончились истреблением православных православными. Убитых набралось с тысячу. А раненых было две с половиной. Партия эсеров приговорила Гапона к исключительной мере наказания. Жертвы расстрела, упакованные в мешки из-под картошки, были тайно захоронены на разных кладбищах Петербурга. А Гапон объявил невинные жертвы ошибкой властей. Но уже через месяц после 9 января Гапон писал, что «у нас нет царя», и призывал рабочих к борьбе за свободу.

Вскоре Гапон бежал за границу. В Париже он знакомится с Лениным и вступает в РСДРП как самый знаменитый народный лидер (!). В мае 1905 года Гапон выходит из партии Ленина и вступает в партию эсеров. Он любил лесть и деньги, был избалован шумихой и известностью. В «Фонд Гапона» японский генеральный штаб переводит 50 тысяч франков. Эти деньги использовались революционерами для покупки парохода «Джон Крафтон», на котором планировалось переправить в Россию крупный груз оружия для боевиков. Есть сведения, что часть этой суммы Гапон проиграл в Монте-Карло и Ницце. В Париже он находился в постоянной связи с графом Витте, от которого тоже получал значительные суммы.

17 октября 1905 года Николай II личным манифестом объявляет амнистию всем участникам событий 9 января. После этого Гапон немедленно возвращается в Петербург и намеревается возродить «Общество фабричных и заводских рабочих», а также начать издавать рабочую газету. Для этого требовалась не только легальность, но и связи с полицией. В январе 1906 года газета «Русь» опубликовала статью «Долой маску», в которой назвала Гапона тайным агентом охранки, со своей стороны Департамент полиции предъявил ему обвинение в получении денег от «вражеской Японии».

В марте 1906 года полиция поручила Гапону завербовать Рутенберга, убедив того, что, будучи двойным агентом, он сможет оказать еще большую помощь рабочему делу. Рутенберг доложил о предложении Гапона известному провокатору и командиру «боевой организации» партии эсеров – Азефу. Интересно, что Азеф немедленно решает «убрать» Гапона «как провокатора», а вместе с ним и начальника политического отдела полиции Рачковского. Однако лидер эсеров Чернов настоял на проверке Гапона. Было решено, что во время встречи Гапона, Рачковского и Рутенберга эсеровские боевики подслушают их беседу, в которой, как они были уверены, речь пойдет «об измене» Гапона; и опытный эсеровский боевик, выйдя из укрытия, застрелит Гапона и Рачковского. Но Азеф предупредил Рачковского о готовящемся покушении, а боевик Иванов отказался стрелять в Гапона, не имея прямых доказательств его измены. Но тот же Азеф продолжал настаивать на немедленной ликвидации Гапона. Для этого была снята пустующая дача в Озерках под Петербургом, и Рутенберг, на которого возлагалась «миссия» покарать отступника, пригласил того на дачу. В соседней комнате засели три эсера-боевика. После того как Гапон вновь предложил Рутебергу сотрудничать с охранкой, боевики вбежали в комнату и кинулись к Гапону, обзывая его «продажной собакой». Рутенберг улизнул, не желая «марать руки», а боевики повесили Гапона, избив его перед этим.

Возможно, Гапон не был провокатором, оказавшись только орудием в руках полиции, а может быть, он был хитрым политиком, пытавшимся перехитрить полицию, за что и был уничтожен ею же, но руками революционеров. Гапон мог быть и искренне верующим христианским социалистом, который мечтал создать новое общество, подняв на борьбу рабочие массы. Кто знает? История об этом молчит.