Глава тридцать четвертая

 

– Такое несчастье, что «Призрак» потерял мачты. А то мы могли бы уплыть на нем отсюда. Как вы думаете, Хэмфри?

Я взволнованно вскочил на ноги.

– Надо подумать, надо подумать! – вскричал я и зашагал взад и вперед.

Глаза Мод расширились, она с надеждой следила за мной. Она так верила в меня! Мысль об этом придавала мне силы. Я вспомнил слова Мишле: «Для мужчины женщина то же, чем была Земля для своего легендарного сына: стоило ему пасть ниц и прикоснуться губами к ее груди, как силы возвращались к нему». Только теперь по-настоящему понял я глубокий смысл этих слов. Нет, мало сказать «понял» – я ощутил это всем своим существом! Мод для меня была тем, о чем говорил Мишле: неисчерпаемым источником силы и мужества. Взглянуть на нее, подумать о ней было для меня достаточно, чтобы почувствовать новый прилив сил.

– Надо попытаться, надо попытаться, – рассуждал я вслух. – То, что делали другие, могу сделать и я. А если даже никто этого раньше не делал, все равно я сделаю.

– Что именно? Ради бога, не томите меня, – потребовала объяснения Мод. – Что вы можете сделать?

– Не я, а мы, – поправился я. – Как что? Ясно – установить на «Призраке» мачты и уплыть отсюда.

– Хэмфри! – воскликнула она.

Я был так горд своим замыслом, словно уже привел его в исполнение.

– Но как же это осуществить? – спросила она.

– Пока не знаю, – сказал я. – Знаю только одно – я сейчас способен совершить все, что захочу.

Я горделиво улыбнулся ей, чрезмерно горделиво, должно быть, потому что она опустила глаза и некоторое время молчала.

– Но вы забываете, что существует еще капитан Ларсен, – сказала она.

– Слепой и беспомощный! – не задумываясь, отвечал я, отметая его в сторону, как нечто совсем несущественное.

– А его страшные руки! А как он прыгнул через люк – вы же сами рассказывали!

– Но я рассказывал еще и о том, как мне удалось выбраться из кают-компании и удрать от него, – весело возразил я.

– Босиком, без башмаков!

– Ну да, башмакам не удалось удрать от него без помощи моих ног!

Мы рассмеялись, а потом стали уже всерьез обсуждать план установки мачт на «Призраке» и возвращения в цивилизованный мир. У меня еще со школьной скамьи сохранились кое-какие, правда, довольно смутные, познания по части физики, а за последние месяцы я приобрел некоторый практический опыт в использовании механических приспособлений для подъема тяжестей. Однако когда мы подошли к «Призраку», чтобы основательно осмотреть его, то один вид этих огромных мачт, покачивавшихся на волнах, признаюсь, чуть не поверг меня в отчаяние. С чего начать? Если бы держалась хоть одна мачта, чтобы мы могли прикрепить к ней блоки! Так ведь нет! У меня было такое ощущение, словно я задумал поднять сам себя за волосы. Я понимал законы рычагов, но где же было взять точку опоры?

Грот-мачта была длиной футов в шестьдесят – шестьдесят пять и у основания, там, где она обломилась, имела пятнадцать дюймов в диаметре. Весила она, по моим примерным подсчетам, никак не менее трех тысяч фунтов. Фок-мачта была еще толще и весила верных три с половиной тысячи фунтов. Как же подступиться к этому делу?

Мод безмолвно стояла возле меня, а я уже разрабатывал в уме приспособление, которое моряки называют «временной стрелой». Но хотя стрела давно известна морякам, я изобрел ее заново на Острове Усилий. Связав концы двух стеньг, подняв и укрепив их на палубе наподобие перевернутой буквы «V» и привязав к ним блок, я мог получить необходимую мне точку опоры. А к первому блоку можно будет, если потребуется, присоединить и второй. Кроме того, в нашем распоряжении был еще брашпиль!

Мод видела, что я уже нашел решение, и с горячим одобрением взглянула на меня.

– Что вы собираетесь делать? – спросила она.

– Обрубать снасти! – ответил я, указывая на перепутавшиеся снасти, висевшие за бортом.

Мне самому понравились эти слова – такие звучные и решительные. «Обрубать снасти!» Ну кто бы мог еще полгода назад услышать такую подлинно матросскую фразу из уст Хэмфри Ван-Вейдена!

Вероятно, и в голосе моем и в позе было нечто мелодраматическое, так как Мод улыбнулась. Она мгновенно подмечала все нелепое и смешное, безошибочно улавливала малейший оттенок фальши, преувеличения или бахвальства. Это находило отражение и в ее творчестве и придавало ему особую ценность. Серьезный критик, обладающий чувством юмора и силой выражения, всегда заставит себя слушать. И она умела это делать. Ее способность подмечать смешное была не чем иным, как свойственным всякому художнику чувством меры.

– Я припоминаю это выражение, оно попадалось мне в книгах, – с улыбкой обронила она.

Но чувство меры достаточно развито и у меня, и я сконфузился. У горделивого повелителя стихий вид в эту минуту был, вероятно, самый жалкий.

Мод с живостью протянула мне руку.

– Не обижайтесь! – сказала она.

– Нет, вы правы, – не без усилия промолвил я. – Это хороший урок. Слишком много во мне мальчишеского. Но это все пустяки. А только нам придется все же обрубать снасти. Если вы сядете вместе со мной в шлюпку, мы подойдем к шхуне и попытаемся распутать этот клубок.

– «В зубы нож – и марсовые лезут снасти обрубать», – процитировала Мод, и до конца дня мы весело трудились.

Ее задача заключалась в том, чтобы удерживать шлюпку на месте, пока я возился с перепутавшимися снастями. И что там творилось! Фалы, ванты, шкоты, ниралы, леера, штаги – все это полоскалось в воде, и волны все больше и больше переплетали и перепутывали их. Я старался обрубать не больше, чем было необходимо, и мне приходилось то протаскивать длинные концы между гиками и мачтами, то отвязывать фалы и ванты и укладывать их бухтой на дне лодки, то, наоборот, разматывать их, чтобы пропустить сквозь обнаружившийся узел. От этой работы я скоро промок до нитки.

Паруса тоже пришлось кое-где разрезать; я с великим трудом справлялся с тяжелой намокшей парусиной, но все же до наступления ночи сумел вытащить все паруса из воды и разложить их на берегу для просушки. Когда пришло время кончать работу и идти ужинать, мы с Мод уже совершенно выбились из сил, но успели сделать немало, хотя с виду это и не было заметно.

На следующее утро мы спустились в трюм шхуны, чтобы очистить степсы от шпоров мачт. Мод очень ловко принялась помогать мне. Но лишь только взялись мы за дело, как на стук моего топора отозвался Волк Ларсен.

– Эй там, в трюме! – долетело к нам с палубы через открытый люк.

При звуке этого голоса Мод инстинктивно придвинулась ко мне, как бы ища защиты, и, пока мы с Ларсеном переговаривались, она стояла рядом, держа Меня за руку.

– Эй там, на палубе! – крикнул я в ответ. – Доброе утро!

– Что вы делаете в трюме? – спросил Волк Ларсен. – Хотите затопить мою шхуну?

– Напротив, хочу привести ее в порядок, – отвечал я.

– Какого дьявола вы там приводите в порядок? – озадаченно спросил он.

– Подготавливаю кое-что для установки мачт, – пояснил я как ни в чем не бывало, словно поставить мачты было для меня сущим пустяком.

– Похоже, что вы и впрямь твердо стали на ноги, Хэмп! – услышали мы его голос, после чего он некоторое время молчал.

– Но послушайте, Хэмп, – окликнул он меня снова. – Вы не можете этого сделать.

– Почему же не могу? – возразил я. – Не только могу, но уже делаю.

– Но это моя шхуна, моя частная собственность. Что, если я не разрешу вам?

– Вы забываете, – возразил я, – что вы теперь уже не самый большой кусок закваски. Это было раньше, тогда вы могли, по вашему выражению, сожрать меня. Но за последнее время вы сократились в размерах, и сейчас я могу сожрать вас. Закваска перестоялась.

Он рассмеялся резким, неприятным смехом.

– Ловко вы обратили против меня мою философию! Но смотрите, не ошибитесь, недооценив меня. Предупреждаю вас для вашего же блага!

– С каких это пор вы стали филантропом? – осведомился я. – Согласитесь, что, предупреждая меня для моего же блага, вы проявляете непоследовательность.

Он будто и не заметил моего сарказма и сказал:

– А если я возьму да захлопну люк? Сейчас вы уж меня не проведете, как в тот раз, в кладовой.

– Волк Ларсен, – решительно сказал я, впервые называя его так, как привык называть за глаза. – Я не способен застрелить человека, если он беспомощен и не оказывает сопротивления. Вы сами убедили меня в этом – к нашему взаимному удовлетворению. Но предупреждаю вас, и не столько для вашего блага, сколько для своего собственного, что при первой вашей попытке чем-нибудь повредить мне я застрелю вас. Я и сейчас могу сделать это. А теперь, если вам так хочется, можете попробовать закрыть люк.

– Так или иначе, я запрещаю вам, решительно запрещаю хозяйничать на моей шхуне!

– Да что с вами! – укорил я его. – Вы все твердите, что это ваш корабль, так, словно это дает вам какие-то моральные права. Однако вы никогда не считались с правами других. Почему же вы думаете, что я буду считаться с вашими?

Я подошел к люку, чтобы увидеть его лицо. Это было совсем не то лицо, которое я видел в последний раз, когда втайне наблюдал за ним: сейчас оно было лишено всякого выражения, и вызываемое им неприятное ощущение еще усиливалось устремленным в одну точку взглядом широко открытых, немигающих глаз.

– И даже жалкий червь, как Хэмп, его корит с презреньем!.. – насмешливо произнес он, но лицо его оставалось бесстрастным.

– Как поживаете, мисс Брустер? – помолчав, неожиданно проговорил он.

Я вздрогнул. Мод не издала ни звука, даже не шевельнулась. Неужели у него еще сохранились остатки зрения? Или оно снова возвращалось к нему?

– Здравствуйте, капитан Ларсен, – ответила Мод. – Как вы узнали, что я здесь?

– Услышал ваше дыхание. А Хэмп делает успехи, как вы считаете?

– Не могу судить, – промолвила она, улыбнувшись мне, – я никогда не знала его другим.

– Жаль, что вы не видали его раньше!

– Я принимал лекарство под названием «Волк Ларсен», и в довольно больших дозах, – пробормотал я. – До и после еды.

– Я еще раз повторяю, Хэмп, – угрожающе проговорил он, – оставьте мою шхуну в покое!

– Да разве вам самому не хочется выбраться отсюда? – удивленно спросил я.

– Нет, – ответил он, – я хочу умереть здесь.

– Ну, а мы не хотим! – решительно заявил я и снова застучал топором.