Студопедия — Раздел 4
Студопедия Главная Случайная страница Обратная связь

Разделы: Автомобили Астрономия Биология География Дом и сад Другие языки Другое Информатика История Культура Литература Логика Математика Медицина Металлургия Механика Образование Охрана труда Педагогика Политика Право Психология Религия Риторика Социология Спорт Строительство Технология Туризм Физика Философия Финансы Химия Черчение Экология Экономика Электроника

Раздел 4






ГЕОСТРАТЕГИЧЕСКАЯ ХАРАКТЕРИСТИКА СТРАН ЧЕРНОМОРСКО-КАСПИЙСКОГО РЕГИОНА

4.1. Россия.

4.2. Турция.

4.3. Иран.

4.4. Грузия.

4.5. Армения.

4.6. Азербайджан.

Россия

Россия, со стратегической точки зрения, представляет собой гигантскую континентальную массу, которая отождествляется с самой Евразией. После освоения Сибири и ее интеграции в российское пространство Россия однозначно совпала с геополитическим понятием «Heartland», т.е. «Центральной Земли» континента. Х. Маккиндер определял русское Большое Пространство как «Географическую Ось Истории» (H.J. Mackinder). Географически, ландшафтно, лингвистически, климатически, культурно и религиозно Россия является синтетическим единением евразийского Запада и евразийского Востока, причем ее геополитическая функция не сводится к суммированию или опосредованию западных и восточных тенденций. Россия есть нечто Третье, самостоятельное и особое, ни Восток, ни Запад. Культурно осмыслявшие «срединное» положение России русские евразийцы говорили об особой культуре «Срединной Империи», где географические и геополитические противоположности снимаются в духовном, вертикальном синтезе. Россия тождественна Евразии хотя бы потому, что именно ее земли, ее население и ее индустриально-технологическое развитие обладают достаточным объемом, чтобы быть базой континентальной независимости, автаркии и служить основой для полной континентальной интеграции, что по геополитическим законам должно произойти с каждым «островом», в том числе и с самим «Мировым Островом» (World Island), т.е. с Евразией.

Центральная роль России в евразийском регионе обусловлена структурой политической географии. Неслучайно немецкий геополитик К. Хаусхофер в разгар войны с СССР продолжал утверждать, что реализация сухопутной миссии Германии возможна только через союз с СССР («континентальный блок»), а белогвардеец П. Савицкий в 1919 г. на фронте Гражданской войны предсказывал победу большевиков, так как они оказались способны консолидировать территории Heartland’а, а белых оттеснили к береговой зоне (то, что белые опирались на Антанту, было решающим аргументом в их поражении и в атлантистской идентичности этого движения).

Для всех тех, кто всерьез намерен противостоять американской гегемонии, глобализации и планетарной доминации Запада (атлантизма), аксиомой должно стать следующее утверждение: судьба миропорядка решается в настоящее время только в России, Россией и через Россию. Принятие Россией на себя естественной роли лидера в строительстве многополярного мира является необходимым (но далеко еще не достаточным) условием для существования многополярности (Th. Ambrosio).

Какие бы процессы во всех остальных странах и обществах ни происходили, они останутся локальными техническими возмущениями, с которыми глобализация рано или поздно справится. Единственный шанс к реализации интересов всех стран, обществ, политических и религиозных движений, которые не видят своего будущего иначе, нежели в многополярном мире, лежит в России и в ее политике. При этом совершенно не важно, как те или иные силы относятся к России, к ее культуре, ее традициям и ее социальному укладу, ее политике и т.д. Это не имеет ровным счетом никакого значения.

На данном историческом этапе на наших глазах происходят становление и закрепление нового (для русской истории) типа государства (Российская Федерация) – либерально-демократического, современного западного образца – и попытки искусственного конструирования, со стороны этого государства, нового типа общества – гражданского, либерального, индивидуалистического, гедонистического, эгоистического и потребительского, соответствующего западным социальным стандартам. Народ с его этническими составляющими государство стремится превратить в буржуазную нацию, т.е. в однородную массу, объединенную гражданством, системой права и соучастием в общем полит-экономическом процессе. Современное российское государство и его Конституция строго калькируют западные образцы с точки зрения институтов власти, права, политической системы, экономического уклада. Переменная государства ориентируется на матрицу иной цивилизации, не русской и не евразийской, но, напротив, западной и атлантистской. Конечно, эта калька не абсолютна, и коды русской цивилизации продолжают свою работу. Но при этом приходится перетолковывать совершенно чуждый и внешний язык политической демократии и экономического либерализма на привычные интуитивные формы.

Такой тип государственности и социальности входит в противоречие с константами русской истории – с народом, его русским ядром, с русской цивилизацией, основанной на несовместимой, контрарной ценностной системе. На предыдущих этапах истории попытки навязать народу тип общества, полностью противоположный его структуре, предпринимались только в периоды Смутного времени или «бироновщины» и заканчивались либо постепенным возвратом к константам, либо коллапсом государственности и началом нового цикла. Однако длительность провальных экспериментов правящих государственных элит над народом заведомо определить невозможно. Смутное время длилось 15 лет (1598 1613), постпетровское правление не обрусевших европейцев около 40 лет (от Елизаветы до второй половины царствования Екатерины Великой), Февральская революция продержалась полгода. Российская Федерация подходит ко второму десятку.

Современная политическая система России представляет собой симулякр. По определению Ж. Бодрийяра, «симулякр это копия без оригинала». Современная российская политическая система была скопирована в 1990-е гг. с известного оригинала – с западных либерально-демократических обществ конца ХХ в. Но на российской почве она стремительно изменилась до неузнаваемости – в этом главную роль сыграли: 1) институциональная инерция советского периода; 2) социально-политическая психология человека социализма; 3) интуитивные предпочтения традиционного русского общества, чудом сохранившегося после десятилетий идеологической обработки.

Все три фактора сделали уровень помех столь значительным, что изначальная западная модель превратилась в «серое пятно на сером фоне» – пусть разных оттенков, но при желании эти оттенки можно и не различать.

Идеи либерал-реформаторов 90-х, творцов современной политической системы России, были просты и понятны: разрушаем социализм и имитируем буржуазную демократию Запада, капитализм, рынок, гражданское общество. Но попытки воплощения этой понятной и простой идеи в жизнь столкнулись с непреодолимым препятствием: старая система не рушилась, новая – не созидалась, так как прямое лобовое копирование вообще не учитывало исторический и социальный контекст России, игнорировало глубинные тенденции русского общества, не имело никакой внятной и адаптированной к русской почве исторической модели. На все вопросы: почему в 1917 г. Россия пошла за большевиками? как случилось, что после социализма мы опять возвращаемся к капитализму? почему мы всегда развивались по пути конкуренции с Западом? как объяснить самобытность русского пути развития? и т.д. – давался слишком простой, а потому неверный и неприемлемый ответ: отставание связано с «врожденной дефективностью русских, славянским рабством, косностью и склонностью к тоталитаризму, лизоблюдству перед властью». Что теперь – в новую эру демократии и либерализма – будет преодолено бравыми младореформаторами. Такая постановка вопроса никого не убедила, и к концу 90-х гг. стало понятно, что на практике реформы свелись к переделу собственности, мошеннической приватизации и захвату власти прозападными циничными олигархическими кланами, установившими под либеральными лозунгами политико-экономическую, информационную и идеологическую диктатуру «новых господ», «новых русских». Формально эта система называлась «демократией», она юридически закрепила демократические институты и процедуры, но содержательно представляла собой нечто, в свою очередь, «самобытное»: всевластие олигархов и криминалитета, крепко повязанных с административной верхушкой коррумпированного чиновничества под прикрытием прозападной городской интеллигенции, после краткого периода упоения «глотком свободы» впавшей в полную экономическую и идеологическую зависимость от новых хозяев жизни.

Это и есть политический симулякр современной России. Смотрим с одного ракурса: перед нами демократическая страна, республика – со свободой прессы, парламентом, выборами, многопартийностью, институтами гражданского общества. Смотрим с другого ракурса на тот же объект: перед нами жесткая вертикаль чиновничьей власти, опирающейся на гигантские объемы полученных – чаще всего незаконным путем – и кое-как отмытых материальных активов, сводящих на нет все свободы и права. Меняем угол зрения: перед нами традиционная для русских монархическая модель с царем-отцом во главе, всегда ненавистными боярами и покорным фаталистичным населением, больше всего любящим выбирать одно из одного. Учитываем информационный сегмент и оцениваем то же общество с позиции Интернета и телепрограмм: перед нами социум постмодерна, где раскрепощенный индивидуум энергично рассыпается на части от одного физиологического импульса к другому, плавает по сетевым ресурсам, смеется над любыми ценностными системами и не знает никаких ограничений и барьеров, упиваясь стихией планетарного глобалистского гламура, остервенелого потребления и новыми технологиями. А если мы учтем и окраины России, то к этому добавится жесткое социальное расслоение, местами напоминающее возрождение крепостного строя и даже рабовладения (примеры чему мы видели на Кавказе, в частности, в Чечне).

Бесспорно, политически Россия – не первое, не второе, не третье и т.д. в чистом виде. Но вместе с тем она есть и первое, и второе и третье, и четвертое и т.д. Мы скопировали форму западных демократий, которая в свою очередь являлась выражением исторического содержания, исторического пути западных обществ. Но, скопировав форму, мы наполнили ее совершенно иным содержанием, причем не каким-то одним, но множественным, почти хаотичным, коренящимся в любом случае уже в нашей истории, в нашем обществе и в нашем опыте.

Сегодняшняя Россия – это государство переходное. В нынешних своих границах и с существующей политической системой она не имеет исторического будущего. Она одновременно и слишком мала, и слишком велика для того, чтобы по-настоящему состояться. Если Россия станет настаивать на своей русской этнической идентичности и православной культуре, то она обречена на распад – сепаратизм последует со стороны мусульманских народов Кавказа и Поволжья, других национальных меньшинств, и печальная судьба СССР повторится.

Как русское этнокультурное государство, Российская Федерация слишком велика. Но как самостоятельная геополитическая евразийская сила, как империя, какой наша страна являлась в течение веков под тем или иным идеологическим прикрытием, современная Россия слишком мала – это обрубок геополитического тела, лишенный важнейших точек контроля за пространством – ресурсов, портов, принципиальных стратегических высот. Конечно, можно представить себе теоретически, что Россия пойдет по пути кемалистской Турции и построит на обломках империи жесткое централистское национальное государство с сильной и энергичной моделью модернизации, но для этого потребуются войны и революции, предельная идеологическая мобилизация – вроде создания политической философии «младотюрков», – требуются харизматический лидер (своего рода русский Ататюрк, что дословно переводилось бы как «Русский отец») и этнические чистки. В национальное государство Россию может превратить только национальная революция, но пока для нее нет никаких предпосылок. Оптимальным был бы для России евразийский вариант. По сути, это было бы возвратом к имперской модели, но в совершенно новых условиях и на новых идеологических основаниях. Наивно считать, что «империя» автоматически означает «императора», существование «колоний» и т.д. Принцип «империи», в отрыве от конкретных исторических прецедентов, состоит как раз в том, что здесь устанавливается единый стратегический централизированный порядок для огромных территорий, но при этом отдельные регионы сохраняют значительную степень автономии и самоуправления – самобытных правовых, языковых, экономических, религиозных устоев. «Империя» в отличие от национального государства федерирует, объ­единяет не граждан, но целые народы и иные политические общества, вплоть до царств или отдельных «государств», сохраняющих значительную долю независимости и автономии по отношению к имперскому центру.

Россия на всем протяжении своей истории имела именно имперский уклад. Уже в Киевской Руси в единое политическое образование вошли разные племена и княжества. Позже Русь вошла в состав Монгольской империи, устроенной по тому же принципиальному признаку, а в XV в. имперские традиции Москва приняла на себя – в административном смысле от монголов и Золотой Орды, в духовном и религиозном смысле от Византии. Многие имперские черты сохранялись и в эпоху правления дома Романовых, которые после Петра I официально именовались императорами, а ряд имперских черт мы видим и в период СССР. На всех этапах имперский принцип получал различное идеологическое оформление, но нечто принципиальное сохранялось на всех этапах русской истории. Отсюда «универсальность» русской культуры, «всечеловечность» русского психологического типа. Русская идея изначально была сверхэтничной и интегральной, основанной на единстве типа, а не крови (Г.В. Вернадский).Очевидно, что каждая эпоха требует облечь эту интегрирующую волю, этот имперский импульс в новые формы. И переход от нынешней РФ как промежуточной стадии к полноценному геополитическому образованию, где были бы восстановлены пропорции, необходимые для укрепления реального геополитического суверенитета, должен обрести новое идеологическое обеспечение. Этим обеспечением может быть только евразийство, евразийская теория.

Евразийской установкой определяется вектор внимания России к постсоветскому пространству в целом. По сути, речь идет о том, чтобы воссоздать единое стратегическое пространство в рамках бывшего Советского Союза – с некоторыми добавлениями (Монголия) и изъятиями (страны Балтии), но на совершенно иной мировоззренческой основе. Этот масштаб, минимально необходимый для того, чтобы Россия в новой форме Евразийского союза восстановила стратегический потенциал, снова делающий ее «империей». Правда, на этот раз «империя» не будет иметь императора и не будет основываться на жесткой марксистской идеологии. Евразийский союз должен быть образован добровольным путем – через свободное волеизъявление суверенных постсоветских держав. И политическая структура этого будущего образования должна учитывать императив автономии каждой составляющей части. Для этого оптимально подходит модель «конфедерации», Staatesbund, «союза государств». Такое объединение предполагает единый центр военного командования, общую границу, единое экономическое пространство с общей системой таможенных барьеров и транспортных тарифов, общую валюту и некоторый минимум признаваемых всеми правовых норм. Но вместе с тем каждая страна будет обладать высокой степенью свободы в выборе внутренней политики, политической и социальной организации, правовой системы (в тех вопросах, которые не противоречат общим конфедеративным нормам) и т.д. Необходимость этого Евразийского союза ясно осознается многими главами нынешних государств СНГ, а впервые такую инициативу озвучил президент Казахстана Н.А. Назарбаев. Многие ныне существующие структуры уже выполняют функции объединяющих инстанций. Так, в Евразийское экономическое сообщество (ЕврАзЭС), возглавляемое Интеграционным комитетом, входят 5 стран СНГ – оно вместе с Единым экономическим пространством (ЕЭП), куда входят Россия, Казахстан, Беларусь и Украина, является ядром единой экономической системы. Организация договора по коллективной безопасности (куда входят помимо стран ЕврАзЭС еще и Армения) – прообраз единого военного командования. Межпарламентская ассамблея стран СНГ – черновой вариант будущего евразийского парламента и т.д. Одним словом, политическая практика современной России показывает, что она движется именно в этом, евразийском, направлении. А следовательно, «имперская» модель в данном случае, с явно выраженным конфедеративно-демократическим содержанием, привлекает Москву больше, чем сомнительные перспективы «национальной государственности», а тем более путь к распаду на этнические составляющие.

Однако этот евразийский план для России осуществляется не в безвоздушном пространстве. Распад СССР активно поощрялся геополитическими конкурентами России с Запада, и в первую очередь из США. В этом была извечная суть Большой Игры между континентальной Россией (затем СССР) и морской атлантистской Великобританией (позже – США) (R. Johnson). Евразийская Россия, чтобы выйти к «теплым морям» и проливам, традиционно пытается увеличить свое влияние на юго-западе от своих границ – в зоне Кавказа, Афганистана, Ирана, Турции, и на западе – в Восточной Европе, а атлантистские страны Запада (Англия и США) стремятся к обратному – к вытеснению России из прибрежных территорий, к замыканию ее во внутриконтинентальных пространствах (в научном словаре геополитики это называется Hinterland, «внутренняя земля»). Здесь действует геополитическая аксиома, сформулированная Х. Маккиндером: «Тот, кто контролирует Евразию, контролирует весь мир».

Современные американские геополитики мыслят в тех же категориях. Так, З. Бжезинский в своей книге «Великая шахматная доска» описывает евразийско-атлантистскую партию на новом этапе. Отныне американская геополитика должна, по его мнению, способствовать отдалению стран СНГ от России и, по возможности, ускорять ее собственный распад.

Итак, на русской карте налицо два симметричных, но прямо противоположных импульса: евразийский вектор расширения влияния России на постсоветском пространстве с постепенным переходом к конфедеративному Евразийскому союзу и атлантистский вектор, направленный на то, чтобы оторвать страны СНГ от России. Показательно, что даже само образование СНГ не признается юридически официальными международными инстанциями – с подачи Вашингтона.

В этом контексте и следует рассматривать все происходящее в странах СНГ в последний год и те события, которым еще только суждено развернуться в этой зоне в ближайшем будущем. От баланса этой Большой Игры зависит и будущее России, и устойчивость единоличного американского контроля над всем пространством планеты, объявленном недавно Вашингтоном «зоной национальных интересов США».

На первом этапе, сразу после распада СССР, Запад довольствовался многовекторной политикой президентов стран СНГ. Это означало, что атлантисты готовы были терпеть баланс между прозападными тенденциями и инерциальными связями с Россией, которые в одночасье порвать было трудно. На такой разрыв пошли только страны Балтии, которые сразу после провозглашения независимости постарались порвать с Москвой все связи и отказались от вступления в СНГ. Большинство президентов стран СНГ сделали многовекторность основой своей политики и своей легитимности, которую признали и ослабнувшая Москва, и Запад, занятый ассимиляцией стран Восточной Европы. Но постепенно, к 2000 г., ситуация несколько изменилась, и Большая Игра приняла новый оборот.

Приход к власти Президента В.В. Путина, который оказался менее сговорчивым, чем Горбачев и Ельцин в вопросе политических уступок Западу, и начало интеграционных тенденций в некоторых странах СНГ – Беларуси и Казахстане – заставили США активизировать усилия на постсоветском пространстве. Запад принялся систематически и интенсивно формировать и поддерживать политическую оппозицию антироссийского толка в странах СНГ, принялся оказывать давление на президентов с тем, чтобы от политики многовекторности перейти к однозначно прозападному и открыто антироссийскому курсу – в либеральной или националистической формах (в отличие от России, либерализм и национализм в странах СНГ шли рука об руку, и это легко объясняется геополитическими интересами США, которых интересуют не столько абстрактная «политкорректность», «права человека» и «нормы демократии», сколько конкретная эффективность действий антироссийских политических сил). Атлантистские силы открыто вмешивались в политические процессы в странах СНГ.

В 2004 г. в ключевых странах – Грузии и Украине – были проведены две «революции» – «революция роз» в Тбилиси и «оранжевая революция» в Киеве (С.Г. Кара-Мурза). Шеварднадзе и Кучма были достаточно прозападными политиками, их политическая легитимность была основана на принципе многовекторности, а Большая Игра требовала новых, более активных действий. Эти действия и произошли, причем речь шла только о том, чтобы нанести удар по геополитическим планам России по укреплению влияния на постсоветском пространстве и – самое главное! – сорвать реализацию «Евразийского союза».

Русская карта такова, что искомой целью является восстановление имперского измерения и создание «Евразийского союза». Но в одиночку этого достичь невозможно, так как распад СССР и произошел во многом из-за опоры только на внутренние ресурсы и идеологическую жесткость Москвы. Евразийство позволяет действовать более тонко и в первую очередь подталкивает к поиску стратегических партнеров среди близких и далеких соседей. Геополитический критерий партнерства прост: потенциально нашими союзниками являются все страны мира, кроме США и их наиболее убежденных сторонников (среди которых, впрочем, также можно найти наших евразийских сторонников). В лице мирового гегемона США, желающие играть в большие шахматы сами с собой, не устраивают по тем или иным причинам очень и очень многих. Причем как бывших вчерашних противников по «холодной войне», так и вчерашних союзников.

Судьбы социалистического и независимого Китая или капиталистической Турции (члена НАТО) в «новом мировом порядке» с американской доминацией очень схожи – всем придется согласовывать свою внутреннюю и внешнюю политику с Вашингтоном, под страхом экономических санкций или искусно провоцируемого из-за океана сепаратизма. Еще в большей степени это касается Ирана и арабских стран. Но и Евросоюз, и Япония все больше расходятся по геополитическим интересам с США. Именно здесь Россия, последовательно вставшая на евразийский путь, должна искать дополнительные козыри для изменения в свою пользу ситуации на постсоветском пространстве. Турция, как потенциальный союзник, может отомкнуть России доступ к Средиземноморью, чего так страстно желали, но иными, силовыми методами, – русские военачальники. Иран, вступивший в евразийский альянс, обеспечивает проход к «теплым морям». Китай с его бурно развивающейся экономикой и критическим недостатком энергоносителей способен существенно вложиться в российскую экономику. Япония за доступ к восточно-сибирским ресурсам обеспечила бы развитие инфраструктуры Дальневосточного региона». Страны ОПЕК, в рамках общей энергетической стратегии с Россией и Казахстаном, способны фундаментально надавить на США в решающий момент – конечно, взамен на поддержку арабской политики. Даже в Евросоюзе у России есть потенциальные союзники в лице Германии и Франции, которые яснее других осознают потребность в выходе Европы из-под американского диктата. Все эти игроки могут играть в пользу России Евразии, хотя могут и против нее. Все зависит от того, как искусно Россия будет вести эту партию.

Сильная Россия, восстановившая свой имперский формат и статус «великой мировой державы», будет приемлема для каждой из стран, важных для интеграции постсоветского пространства, с выполнением определенных условий, разных для каждой из соседних стран. Эти условия вполне можно обобщить и заведомо заложить в основу нового современного издания евразийской идеологии. Кое-какие критерии напрашиваются сами собой: Россия должна принять принцип веротерпимости, уважения к различным этносам и национальностям, культурный плюрализм. Иными словами, созидаемая Евразийская империя должна быть империей демократической, строго соблюдающей принципы свободы и независимости входящих в ее состав народов и культур.

Ключевым регионом во внутренней геополитике России является Кавказ. Собственно Кавказ состоит из двух геополитических уровней: Северный Кавказ и территория трех кавказских республик – Грузии, Армении, Азербайджана. Вплотную к этому сектору примыкает вся область русских земель от Таганрога до Астрахани, т.е. все Русские земли, расположенные между Черным морем и Каспием, куда входит также клином пространство Калмыкии.

Весь этот регион представляет собой крайне важный стратегический узел, так как народы, его населяющие, обладают огромной социальной динамикой, древнейшими геополитическими традициями, а сам он напрямую граничит с Турцией, стратегически контролирующей, со своей стороны, приграничную зону, которая, с точки зрения рельефа, принадлежит единому пространству горного массива Кавказа.

Это одна из самых уязвимых точек русского геополитического пространства, и неслучайно именно эти территории традиционно были ареной жестоких военных действий между Россией-heartland'ом и странами rimland'а – Турцией и Ираном. Контроль над Кавказом открывает в первом приближении выход к «теплым морям», и каждое (даже самое незначительное) передвижение границы к югу (или к северу) означает существенный выигрыш (или проигрыш) всей континентальной силы, теллурократии.

Три горизонтальных пласта всего этого региона – Русские земли, Северный Кавказ в составе России и собственно Кавказ – имеют также свое потенциальное продолжение еще южнее. Этот дополнительный, чисто потенциальный пояс, находящийся за пределом не только России, но и СНГ, состоит из Южного Азербайджана (расположенного на территории Ирана) и северных районов Турции, которые в значительной степени заселены курдами и армянами.

СССР в геополитическом смысле обозначил резкое сужение зоны влияния Евразии (России) и расширение позиций США и их союзников по НАТО на постсоветском пространстве. Геополитика – это и есть та «шахматная доска», о которой писал З. Бжезинский в одноименной книге. И здесь всегда стоит помнить, кто играет и с кем: атлантизм против евразийства, Вашингтон против Москвы. Кавказ в этой партии – одна из важнейших зон, контроль над которой дает каждому из игроков множество позиционных преимуществ.

Основной вектор геополитических трансформаций на Кавказе в 90-х гг. XX в. обозначал постепенный уход России с Южного Кавказа с параллельным усилением там как прямо проамериканского влияния, так и опосредованного проникновения атлантизма через турецкий фактор.

Три закавказских республики занимали в этой ситуации неравнозначные позиции: Армения тяготела к России (параллельно развивая отношения с Ираном, а также с Европой и США), Азербайджан после сильного крена в сторону Турции балансировал между ориентацией на Анкару и на Москву (с учетом повышенного интереса к нефтяному сектору со стороны Англии и США), Грузия выступала флагманом проамериканской и антироссийской геополитической ориентации.

В целом южнокавказская зона была относительно нейтральна, так как даже после возникновения трех независимых государств российское (евразийское) влияние во многом сохранялось, а атлантистское усиливалось постепенно и через различные опосредующие инстанции. Этот процесс усугублялся серией межнациональных конфликтов (Нагорный Карабах, Абхазия, Южная Осетия и др.), а также близостью к российскому Северному Кавказу, который, также имел ряд конфликтогенных очагов, в первую очередь в Чечне. При этом ситуацию раскачивал фактор импортированного исламского фундаментализма, ваххабизма и экстремизма, что вносило дополнительное геополитическое напряжение. На этом фоне каждая из южнокавказских республик стремилась использовать ситуацию в свою пользу, балансируя между внешними геополитическими полюсами.

В 2000-х гг. произошла серия очень важных геополитических сдвигов в ситуации основных игроков кавказской политики. Приход Путина символизировал последовательную волю Кремля к возвращению утраченных позиций и укреплению влияния, что во время Ельцина было лишь спорадическими и эпизодическими всплесками, а при Путине превратилось в системные действия.

Не бросая прямого вызова США, Путин, тем не менее, всерьез занялся постсоветским пространством, и в первую очередь Кавказом, где – в Чечне – находится самая болезненная точка современной российской государственности. Как продолжение политики Путина могут восприниматься действия России во время августовского конфликта с Грузией в 2008 г.

 

Турция

История становления современной Турции после краха Османской империи демонстрирует симметричные волны смены геополитических ориентаций. Изначально зажатая между Россией и Англией Турция осознает себя ближе всего к Средней Европе, конкретно, к Германии, которая находится в том же положении, что и Турция, только в ином секторе «береговой зоны», к Северо-Западу. Турция ориентирована на Германию как на свое европейское alter ego. Но эта ориентация еще не сам геополитический выбор. На самом деле, здесь пока еще нечего выбирать: находясь в сходной геополитической ситуации, обе страны естественным образом тяготеют друг к другу, поддерживают друг друга, стремятся к проведению совместной консолидированной политики в регионе. Турция – естественная опора континентальной Европы (до второй половины ХХ в. – Германии) на Ближнем Востоке, и, наоборот, Германия органично выражает и защищает интересы Турции в Европе. Это тоже закон геополитики, но скорее в той ее части, которая связана с логикой отношений стран между собой внутри «береговой зоны». Настоящий же выбор начинается в ином контексте: это фундаментальный выбор между атлантизмом и евразийством.

Современная Турция рождается в кровавой битве на Босфоре против англичан. Кемаль Ататюрк строит новую Турцию, «молодую Турцию» на жестком противостоянии англосаксонскому (атлантистскому) проекту. Иными словами, евразийский выбор лежит в самом основании современной турецкой государственности, с этого антианглийского (и во вторую очередь прогерманского) импульса начинается для Турции отсчет современной истории. Геополитическая линия Ататюрка однозначна: Турция не намерена быть атлантистской колонией, она хочет быть свободной от атлантизма. Это свободный и фундаментальный выбор отца-основателя нового государства. И этот выбор геополитически является евразийским.

Далее следует серия симметричных шагов в сторону советской России. Убежденный сторонник лаицизма и светскости Ататюрк видит в большевизме то, что хочет видеть – новую нацию, светскую республику, динамично развивающийся евразийский полюс, выбирающийся из развалин старой империи. И как сам Кемаль Ататюрк решительно рвет с османским прошлым, так и Ленин рвет с царизмом. Следует сближение Анкары с большевистской Москвой, одним из зримых следов которого является современный Карабах, отданный Кремлем советскому Азербайджану в знак симпатии к младотурецкой Анкаре.

Однако как и в любой «береговой» стране геополитический фундаментал, с одной стороны, всегда относителен и ограничен конкретными историческими рамками, с другой стороны, сопряжен со стремлением региональной державы увеличить свою национальную мощь и независимость, играя на геополитических противоречиях главных планетарных полюсов. Поэтому Ататюрк не идет на «советизацию» Турции, настаивая на «третьем пути» между социализмом и капитализмом, на модели солидарного и самобытного национального государства. Отсюда определенные трения с Советской Россией в первой половине ХХ в.: Анкара хочет идти своим путем, с позитивной ориентацией на Москву и отвержением атлантизма, но с большой долей независимости. Этому способствует стремление нацистской Германии вопреки всем правилам геополитики объявить себя самостоятельным геополитическим субъектом. Высокомерное невежество Гитлера приводит к грандиозной бойне, когда цивилизации Моря в противоестественном альянсе с цивилизацией Суши приходится совместно и ценой колоссальных жертв тушить – обреченный на неминуемый провал – пожар восстания «береговой зоны» против обоих геополитических полюсов.

К концу 40-х гг. Турция снова стоит перед необходимостью определить свою геополитическую ориентацию. Германии как самостоятельного игрока отныне больше нет, Европа разделена и политический выбор приближен к ясности дуальной геополитической картины – американский атлантизм или советское, послевоенное евразийство.

На этот раз Анкара делает выбор в пользу Атлантики и цивилизации Моря. Этому способствует успешная дипломатическая тактика Лондона и Вашингтона, а также недальновидная политика Сталина, который – после территориальных успехов в Восточной Европе и шокированный нацистской агрессией – считает, что самый надежный способ справиться с «береговой зоной» – это просто завоевать ее. Здесь появляется мифологема о якобы «стремлении Сталина захватить Северную Турцию» и реализовать в советской версии старый царистский миф об «освобождении Царьграда». Трудно сказать, были ли такие планы у Сталина, документальных подтверждений нет, но и ничто не убеждает нас, что их не было. Могли быть, могли и не быть – и то, и другое вполне вписывется в геополитическую логику событий, следующих за Второй мировой. Другое дело, что этот миф был удачно использован американцами, чтобы повлиять на Анкару в атлантистском ключе: так как национальное государство для турок – высшая ценность, то угроза потерять его была воспринята весьма серьезно. Кроме того, СССР стал активно поддерживать ряд исламских государств, региональных соперников Турции, а Запад предлагал гарантии и защиту в обмен на присоединение Турции к атлантистской стратегии.

В этой геополитической фазе Турция делает атлантистский выбор и строит свою политику на антикоммунизме и антисоветизме, следуя логике Вашингтона. В вопросе Северного Кипра СССР занимает жестко прогреческую позицию, поддерживает курдов, арабские баасистские страны против Израиля, что еще усиливает интеграцию Анкары в цивилизацию Моря. Но при всем этом Турция остается совершенно самобытным государством. Если на первом этапе это было «евразийство третьего пути», то теперь это «атлантизм третьего пути».

Во второй половине ХХ в. региональная политика Турции проистекает из баланса между ориентацией на США и НАТО и стремлением сохранить свою национальную самобытность и региональную независимость. Даже в периоды самого тесного сближения с Вашингтоном Анкара никогда не осознает себя как колонию, но как партнера Америки, сделавшего в свое время осознанный геополитический выбор. Тот же Северный Кипр был своего рода тестом – насколько остальные страны НАТО допустят конфликт между Турцией и Грецией – европейской страной, членом НАТО. Тест относительно удался, серьезных санкций не последовало.

В этот период Турция является надежной стратегической опорой Запада на Ближнем Востоке. Светское правление сдерживает рост исламского фактора, исторические противоречия между турками и арабами в эпоху Османской империи ставят Анкару в особое положение в отношении исламских стран региона, что диктует, в частности, сближение с Израилем. Вместе с тем жесткий антикоммунизм Анкары делает Турцию потенциальным противником СССР. Наготове виртуальные структуры влияния на тюркские народы СССР, попытки проникновения спецслужб на Кавказ, лабораторная экзальтация «пантуранских идей», готовящих теоретически выведение обширных евразийских территорий, населенных тюркскими народами, из-под контроля Москв







Дата добавления: 2015-09-07; просмотров: 394. Нарушение авторских прав; Мы поможем в написании вашей работы!



Композиция из абстрактных геометрических фигур Данная композиция состоит из линий, штриховки, абстрактных геометрических форм...

Важнейшие способы обработки и анализа рядов динамики Не во всех случаях эмпирические данные рядов динамики позволяют определить тенденцию изменения явления во времени...

ТЕОРЕТИЧЕСКАЯ МЕХАНИКА Статика является частью теоретической механики, изучающей условия, при ко­торых тело находится под действием заданной системы сил...

Теория усилителей. Схема Основная масса современных аналоговых и аналого-цифровых электронных устройств выполняется на специализированных микросхемах...

Словарная работа в детском саду Словарная работа в детском саду — это планомерное расширение активного словаря детей за счет незнакомых или трудных слов, которое идет одновременно с ознакомлением с окружающей действительностью, воспитанием правильного отношения к окружающему...

Правила наложения мягкой бинтовой повязки 1. Во время наложения повязки больному (раненому) следует придать удобное положение: он должен удобно сидеть или лежать...

ТЕХНИКА ПОСЕВА, МЕТОДЫ ВЫДЕЛЕНИЯ ЧИСТЫХ КУЛЬТУР И КУЛЬТУРАЛЬНЫЕ СВОЙСТВА МИКРООРГАНИЗМОВ. ОПРЕДЕЛЕНИЕ КОЛИЧЕСТВА БАКТЕРИЙ Цель занятия. Освоить технику посева микроорганизмов на плотные и жидкие питательные среды и методы выделения чис­тых бактериальных культур. Ознакомить студентов с основными культуральными характеристиками микроорганизмов и методами определения...

Этапы творческого процесса в изобразительной деятельности По мнению многих авторов, возникновение творческого начала в детской художественной практике носит такой же поэтапный характер, как и процесс творчества у мастеров искусства...

Тема 5. Анализ количественного и качественного состава персонала Персонал является одним из важнейших факторов в организации. Его состояние и эффективное использование прямо влияет на конечные результаты хозяйственной деятельности организации.

Билет №7 (1 вопрос) Язык как средство общения и форма существования национальной культуры. Русский литературный язык как нормированная и обработанная форма общенародного языка Важнейшая функция языка - коммуникативная функция, т.е. функция общения Язык представлен в двух своих разновидностях...

Studopedia.info - Студопедия - 2014-2024 год . (0.01 сек.) русская версия | украинская версия