КРАЙ ВЕТРОВ: НЕКРОМАНС 34 страницаКамориль снова откинулся на простыни, разглядывая белый потолок в трещинах и сырых потеках: очевидно, соседи сверху не раз заливали Мйарову берлогу. В штукатурке при таких делах образуется грибок, и его надо бы травить, но, очевидно, Мйару было не до этого, или просто лень. Трудно поверить в то, что человек, живущий здесь, однажды произнес Слово, остановившее войну. Ну, как остановившее. Камориль помнил тот день отчетливо. Ему было шестнадцать. Веритас и Эррата спали, обнявшись, укрытые каким-то тряпьем и брезентом. Грязные, чумазые, тощие... Они тогда были похожи друг на друга, почти как зеркальные отражения. Разница между ними еще почти не проявилась. Над осажденным городом брезжил рассвет. Снег, вальсируя, опускался на полуразрушенные дома, укрывал тонким слоем следы крови на камнях, кутал в белые саваны мертвых солдат, валяющихся, коченея, в оврагах и посреди улиц. Был черед Камориль сторожить сон братьев. Охранять их надо было и от «своих» тоже. Мало ли, какой чтец или целитель съедет с катушек и припомнит древнюю вражду. И их не испугает обилие мертвецов вокруг. Они могут успеть убить. Потому Камориль сидел не на земле, а на сваленных друг на друга трупах. Они с братьями притащили в свою нору пятерых мертвецов, «законсервировали» тела и предприняли все нужные меры, чтобы, в случае чего, поднять их мгновенно. А люди были озлоблены, люди были опасны. Люди верили, что некроманты и вправду могут есть покойников. А правда была в том, что поедать падших собратьев мог кто угодно, вот только трупный яд и болезни не давали насладиться «пищей» никому, а остальных магов и ополчение от этого удерживали еще и моральные принципы. Самые слабые уходили доказывать, что они – боги. Сильные пытались, проникая в стан врага по подземным тоннелям, использовать диверсионную тактику, чтобы ослабить осаду. А такие, как братья Тар-Йер, попросту выживали. И вот в один из дней, особенно холодный (Камориль запомнил это, потому как на холоде он становился медлительным, апатичным и рассеянным), мир замолчал. Камориль не сразу понял, что произошло. Он сам не мог вымолвить и слова. Проснувшиеся Эррата и Веритас тоже молчали. Нет, они пытались говорить, но из глоток их, как бы они ни напрягались, не вылетало и звука. Братья, не отходя друг от друга слишком далеко, но и вместе не собираясь, выбрались из своего убежища, чтобы понять, что происходит. Город был погружен в молчание. Даже снег не скрипел. Собаки разевали рты и пытались лаять, - но ни звука не вырывалось из их глоток. Люди бродили вокруг молчаливыми черными призраками. Молча тащили мертвых на костер ответственные за это рабочие. Так же тихо, вовсе беззвучно, пролетали над городом черные вражеские самолеты. И так же тихо полыхали взрывы вдалеке, освещая серые облака тусклым рыжим огнем. Этот день прошел, и настал следующий. Голос вернулся. Но маги (в том числе и братья Тар-Йер) обнаружили, что больше не могут читать заклинаний. Ну, читать-то могут – но толку от этого никакого. Слова стали просто словами. Они перестали быть ключами, что открывают путь силе. Это было последней каплей. Осажденный город вконец обезумел. И тогда братья Тар-Йер подняли столько мертвецов, сколько смогли (ведь для этого им не нужно было слов) и, укрывшись за этой стеной, глубокой ночью выбрались из города. Молчаливую колонну заметили, остановили, расстреляли. Окоченелые тела тормозили пули. И, хотя мертвецам это было нипочем, братья скомандовали телам падать и «умирать», выплескивая изо ртов «кровь» - заранее набранную туда красную краску. Братья Тар-Йер затерялись среди горы трупов, а потом начался снежный буран, и тут уже Камориль ничего не помнил, потому как потерял сознание из-за холода. Эррата и Веритас вытащили его, и, видимо, какое-то время по очереди несли на себе. Потом было много чего еще. Но после того дня, когда никто не мог вымолвить и слова, война закончилась. До близнецов, направляющихся на юг, докатились слухи о том, что кто-то, де, вырезал правление вражеской стороны. Всех, подчистую. А последний монарх державы погиб от остановки сердца. Камориль и предположить не мог, что вся его жизнь, выходит, прошита этакими взаимосвязями. Что это именно он нашел дитя Драконьего Бога и привязался к тому, кто, по сути, остановил войну. Как там Мйар сказал? Это было великое заклятие «Тишина». Предполагалось, что Мйар найдет и прочтет «Погибель», - и вражеская армия испустит последний вздох в один момент. Но это, видимо, Даньслав монарху так вещал, мол де, не волнуйтесь, дражайший – все будет в лучшем виде. Мол, стоит воспитать это существо, как человека, как родного ребенка – и он, чтобы не лишиться родительской любви, сделает все, что угодно. Все. Что. Угодно. Так, собственно, и стало. Мйар, судя по его рассказу, и правда любил Даньслава и Варамиру. Очень. Сильно. Может быть, даже чересчур. Но, выходит, не как родителей, что ли? Выходит, хоть и было ему четыре года от роду, когда он свершил все эти свои эпические подвиги, - но Варамиру он любил иначе, чем было задумано. Он любил ее, как женщину, любовью страстной и неразумной, наполовину животной, и очень болезненной. И здесь тоже было не все понятно. Мйар сказал Камориль так: «Она была предназначена мне. Эта женщина. Она попала в лагерь случайно – читай, это была судьба. Она скрывала свою суть очень долго, совершенно невероятным образом. Она обвела вокруг пальца всех, и Даньслава тоже. А уж меня-то – наверняка. Но суть в том, что она, в самом деле, была моим предназначением. Мы с ней были связаны судьбой. Но Даньслав отвязал нити моей судьбы от ее, а ее – от моей, и через кедровое зернышко привязал меня к тому дереву, и сказал, мол, иди, ищи свою судьбу и исполняй свой долг. А Варамиру привязал к себе. Но мы оба тогда не знали, кто она такая». А может, Даньслав и ведал. Сразу. И «пожертвовал» собой, - как это было свойственно людям той эпохи, - ради великой цели. Камориль фыркнул. Да всем он, чем мог, тем и пожертвовал. Вот уж дурацкая история. Почему они все, обладая такими силами, не смогли разрешить дело так, чтобы жить долго и счастливо? Почему им всем так хотелось поскорей умереть?.. Снова сев на кровати, Камориль услышал звук открывающейся входной двери и шаги. Через некоторое время он увидел в дверном проеме мужской силуэт. Мйар принес с собой полный пакет (с едой, судя по всему) и теперь что-то творил, повернувшись лицом к плите. Из-за стены и дверного косяка Камориль видел только фрагмент его силуэта – левое плечо, половину головы, завязочку фартука на уровне пояса и верхнюю часть штанов. Какие-то новые, темно-фиолетовые. Замшевые, что ли? А еще в утреннем свете волосы Мйара казались какими-то другими. Он, очевидно, собрал их в неаккуратный пучок, чтоб не мешались, а оттого Камориль не мог понять, что с ними. То ли все, как всегда, то ли, и правда, цвет какой-то другой. Некромант продолжал, не двигаясь, смотреть, как Мйар колдует над едой. Послышалось шкварчание масла на сковороде. Следом подтянулся запах жареного лука и помидор. Мйар ловко, одно за другим, разбил в сковороду четыре яйца. Посолил, поперчил. Накрыл яичницу крышкой, снял фартук и развязал волосы, оборачиваясь. Он сделал пару шагов по направлению к некроманту – а тот, как сидел, так и остался, только глядел на Мйара удивленно, глупо приоткрыв рот. - Ты... – наконец произнес он, когда Мйар зашел в спальню и оперся плечом о дверной косяк. - Ты, что ли, волосы выпрямил и покрасил?.. - Нет, блин, брови выщипал, - фыркнул Мйар. – Ну, а вообще, теперь будет так, да. Мне с красными как-то привычнее. Всегда так носил раньше. - Погоди, ты что… ты…. То есть… - Камориль нахмурился. - Ночью их покрасил, что ли?.. Лицо Мйара стало непроницаемым: - То есть рыжие кудряшки мне, по-твоему, больше шли? - Нет-нет, - Камориль отрицательно покачал головой. Потом всполошился: - Ну, в смысле... Нет, не так! Я имел в виду… - Яичницу будешь? – спросил Мйар, подобрев. - Буду, - кивнул Камориль. - Хорошо, - Мйар развернулся и вышел. Камориль потер лоб. Это что ж такое... что ж такое творится. Он во второй раз за утро откинулся на кровать, распластав руки в обе стороны. Это выходит, что Мйар... пускай и не совсем такой, как обычно... готовит ему яичницу! Нет, не так… Мйар готовит им завтрак! Прелесть какая. Радость какая! Это же что-то невероятное. Что происходит вообще? Камориль никогда даже и не мечтал о таком. Ну, то есть, он, конечно, ждал чего-нибудь в этом роде, но никогда не думал, что это будет так. Тут, вроде, не было ничего такого уж особенного – но все равно сердце некроманта стало биться сильней и чаще, исполнилось легкой, звенящей радостью, теплой, искрящейся. Сердце просто напросто трепетало, дыхание – тоже. Камориль сграбастал одеяло в охапку и заключил его в крепкие объятия, широко улыбаясь и пряча эту улыбку в белых хлопковых складках. А потом отпустил одеяло, разлегся на кровати «звездой» и негромко рассмеялся вслух. - Ты чего? – спросил вернувшийся от плиты Мйар, высунувшись в комнату наполовину. – А, предвкушаешь завтрак?.. Точно, ты ж со вчера ничего не ел, как пришел, так сразу и уснул. Или…? Камориль замер на кровати в позе, чересчур открытой и беззащитной, как ему показалось. Но шелохнуться он не смел. Собственно, потому, что Мйар сделал два медленных расслабленных шага к кровати и поставил на ее край колено. Сердце Камориль тут же закатилось куда-то в пятки. На Мйаре были только одни эти замшевые штаны с широкими кожаными вставками – и все, никаких тебе маек. Бытовая такая, получается, эротика. Ну, то есть, Мйар-то не понимает, что эротика, но видел бы он себя! Пуговицы и клепки на темно-лиловой замше блестят тусклым серебром. Мйару на плечи, ключицы и голую грудь свешиваются ярко-красные прямые пряди, лишь чуть волнистые. У него глаза спокойные, внимательные, какие-то даже лукавые, и в них бликует свет из окна над кроватью, делая взгляд еще более глубоким и звонким, ярким и каким-то остро-густым. И губами своими мягкими, чуть улыбаясь, он произносит жуткое: - А ты знаешь, как это трудно – держать себя в узде? Насколько это тяжело и страшно, - когда ты думаешь о ком-то так, как не стоило бы? Камориль позволил себе ничего не отвечать. Он только чуть голову повернул набок и ноги вместе собрал. Мйар поставил на кровать второе колено, а потом встал на нее на четвереньки и стал медленно приближаться к Камориль, нависая сверху. Кончики волос Мйара щекотали некроманту плечи. Он попытался отползти назад, отстраниться, вжаться в подушки – инстинктивно. Мйар был все ближе, и отступать было некуда. Камориль видел перед собой его лицо, и плечи, и голую спину, и лукавую улыбку, и даже ресницы – густые, темно-красные. Но никакого возбуждения он не испытывал. Как-то все это было неправильно. Неверно. Не так. Мйар был какой-то... совсем другой, и дело не только в цвете волос и нехарактерной одежде. - Бу, - произнес этот «другой», потянувшись куда-то вверх и что-то оттуда достав. Потом оттолкнулся от спинки кровати и уселся на край, держа в руках буковое веретено. - А вот и ключ, - сказал он. Глянул на Камориль весело: - Ты чего, как в воду опущенный? Расслабься. Вот, смотри лучше. Это – ключ от всех дверей. Камориль выдохнул. Сел. Сглотнул. - Веретено? – спросил некромант. - Да, - кивнул Мйар. - Видишь, как оно бывает... Порою трудно понять, которая именно вещь - главная твоя драгоценность. Как и непросто бывает решить, кто в истории - главный герой. Он глядел на Камориль искоса, продолжая улыбаться. - И даже непонятно бывает, о тебе ли эта история вообще, - произнес некромант. - Моя сила не разделилась, - сказал Мйар доверительно, отвернувшись и уставившись куда-то в пустоту. - Она была дублирована - если хочешь, - на тебя, на мальчика, на не рожденную девочку, и чтецу, конечно, тоже досталось. Но ты не волнуйся. Я никуда ее не заберу, ни у тебя, ни у Марика, ни у девочки-огонька. В прошлый раз себе я ее стер, да. Потому что так было нужно. Но вам ее стирать не обязательно. Я просто заново дублирую ее на себя, при помощи вот этого, - он держал веретено между двумя указательными пальцами. - Вот он, мой наиценнейший артефакт. Дерево здесь только сверху, сердцевина, придающая ему вес и баланс – чистая золатунь. Это веретено - ключ. - Так в чем же был ответ? - спросил Камориль. Сел на кровати. Любопытство заставило его избыть нахлынувшее было недоверие. - В чем секрет? Это все-таки вещь, получается? Абеляр врал? Или нет? Каково понимание этой загадки - про "от всех дверей"?.. - Веретено позволит мне взять все, что угодно, - ответил Мйар, - сделать моим. Открыть для себя. Подчинить. Кроме того, что мне открыть не судьба. Может быть, когда-нибудь ты догадаешься, что именно я имею в виду. - Сейчас мне кажется, что… Ты, по сути, решил бороться с судьбой, – проговорил некромант, потирая висок. – Это так? Имея все, что возможно иметь, ты хочешь добиться того, чего иметь нельзя? Ты хочешь доказать, что ты… сильнее судьбы? Камориль сам не верил, что произнес это. Слова казались ему патетичными и глупыми, исполненными истового фатализма – но он их уже сказал. Дергаться поздно. - Нет, - Мйар вздохнул. - Я ничего не хочу доказать. Но я должен кое-что сделать. Кое-что закончить. И вообще. Ты говоришь об этом так, как будто бы это что-то плохое. - Просто… мне сложно это все понять. - Ну я же так и сказал тебе. Это не нужно понимать. По сути, нам даже не стоит об этом говорить. Я все равно сделаю то, что должен, так, как знаю. - А жив-то ты останешься после этого? – спросил Камориль. Этот вопрос очень его волновал. Несмотря ни на что. - А не ты ли говорил, что ждешь моей смерти? – улыбнулся Мйар. Камориль решил смолчать. Мог бы ответить что-нибудь насчет того, что убежать Мйару таким образом не удастся, что это не то, чем стоит испытывать привязанность некроманта; или сдаться, наконец, перестать лукавить, смеяться и объяснить, что все его разговорчики про смерть – всего лишь эвфемизмы для неуместных, глупых клятв. Но этот вот новый Мйар - обладатель огненной гривы и странной, лукавой улыбки, похожей из-за клыков на оскал, - казался опасным. Он был… ну, словно нож, словно высота без перил. Он знал и помнил все, о чем Камориль с ним разговаривал раньше, но реагировал совсем не так, как обычно. И эти вот поползновения… Камориль знал и умел вести себя, когда его отвергали, но он очевидно терялся, когда с ним заигрывали. Точнее, когда это делал Мйар. Остальные-то что... Остальные не имеют значения, они не важны. А здесь… - Пойду, разложу по тарелкам яичницу, пока не сгорела, - сообщил Мйар, сунув буковое веретено в карман. – Тебе гречку к ней насыпать? Кофе уже на столе, кстати. Стынет. Он встал с кровати и вышел. Камориль закрыл лицо руками. Вздохнул. Принял все, как есть. И решил, что, покуда этот новый Мйар в настроении (а оно почему-то казалось некроманту в перспективе непостоянным), нужно спросить у него все, что кажется непонятным. И пускай это будет неэтично. Пусть. Пускай это будет навязчиво и невовремя. Но ведь… Судя по тому, что Мйар рассказал… Камориль уже – избранный. Это существо, которое до поры скрывалось в мозгу у его рыжеволосого друга, эта эпическая нереальная тварь, решившая бороться с самой судьбой – она выбрала Камориль сама. А это значит, что бояться избранным не стать уже поздно. Все. Выбор сделан. Камориль взял в руки телефон и набрал Эль-Марко. - Привет. Спишь? – хохотнул. – Да, знаю, отличный вопрос. Уже нет? Еще лучше! Значит, у нас такие дела... Мйар вернул себе память и нашел ключ от всех дверей, кроме одной. К тому же, он говорит, что мои превращения, твои умения касательно зажимания струн и живой огонь Никс – это все составные части его былой силы, которую он на нас как-то спроецировал тогда, у Сестрицына Зуба. Сейчас мы позавтракаем, и я узнаю, что он планирует делать дальше. А вы как? Оказалось, что Эль-Марко вместе с Никс сидят дома у Тихомира, брата Ари, и рассматривают его коллекцию корабельных моделей. Камориль продолжил: - Никс, наверное, ты от этих ошеломляющих интриг и открытого всего, что было скрыто, побереги. Ну и сам не волнуйся, пожалуй. Мйар сказал, что, дублируя силу обратно, у нас ее не отберет. Представляешь, как чудесно? Вот и я о том же. Эль-Марко в ответ почему-то молчал. Больше ничего не спрашивал, но и не прощался. Камориль тоже молчал и не вешал трубку. Произнес наконец: - Он, выходит, рукотворное воплощение какого-то исключительного чародея древности. Ага. Живут же люди. Ну... я еще позвоню. Камориль, наконец, поднялся с кровати и прошел в соседнюю комнату. Мйар сидел на диванчике и деловито уплетал завтрак прямо со сковороды. Отвлекся: - Садись вот на кресло! Присоединяйся. Я решил на тарелки не раскладывать, а сразу все в сковороду высыпать. Вот тут помидорки тоже, обязательно бери. Камориль сел на кресло. - Это, что ли, вино столовое? – спросил он, приподняв за ножку тонкий бокал с красной жидкостью. - Чего это ты вдруг? Мйар жевал, а потому молчал. Дожевав, сказал, жестикулируя вилкой: - Есть вариант напоить тебя до невменяемости для того, чтобы ты со мной не пошел. - Интересный поворот событий, - Камориль нахмурился. – Игры, в которые играют нелюди? Я теперь должен стать жертвой? А, нет, нет. Не так. Я должен спросить: куда не пошел? Мйар наколол на вилку ломтик поджаренного хлеба: - Ну как, куда. К Сердцу Мира. На вершину горы Антарг, где высится Игольное Ушко и где Варамира будет пытаться вернуть себе былое могущество. - Насколько я знаю, Антарг – гора мифическая, в реальности не существующая. Камориль, наконец, взял в руки вилку, предназначавшуюся ему. Ковырнул яичницу. Продолжил, раз Мйар молчал: - Но, с другой стороны, я в жизни многое повидал, так что утверждать, что этой горы не существует, не стану. Раз ты говоришь, что пойдешь туда, значит, она есть. - Более чем, - кивнул Мйар. – Правда, последние, кто там был – это северная колдунья и менестрель-шаман. Кажется, я тебе рассказывал эту историю вкратце? Ну, так вот, взамен на ключ от всех дверей, кроме одной, который оказался веретеном, я помог им найти путь к Сердцу Мира. И там они смогли воспользоваться Игольным Ушком, чтобы стать иными. - Какими – иными? – спросил Камориль. Мйар пожал плечами: - Не знаю. Может, смертными. Камориль наколол на вилку две помидорные дольки и кусочек хлеба. Отправил в рот. Вкуса он не чувствовал. - Сейчас поедим, соберемся и пойдем к морю. Куда-нибудь, где людей поменьше, - сообщил Мйар. – Ты Эль-Марко и Николе позвони, скажи. Мне нужно с ними встретиться прежде, чем отправляться в путь. - Опять к морю? – спросил Камориль. - Ну, а куда еще? - И правда. - Ешь давай, а то я скоро сам со всем справлюсь. - Я... не голоден. - Да ладно. - Правда, – Камориль оставил вилку в сковороде. Откинулся на кресло. - Видишь ли, ни в коем разе не хочется жаловаться, но, похоже, твоя история меня… по-настоящему впечатлила, – он подпер подбородок ладонью. - А ты так просто об этом всем говоришь. - Ну, а как мне еще говорить? – Мйар развел руками. - Какой мне прок страдать из-за событий, имевших место быть более тридцати лет назад? - И с этой твоей горой, - задумчиво продолжал некромант, - ты же не ответил мне, вернешься ли оттуда живым. Ты знаешь, что будешь делать там? Знаешь, как будешь убивать женщину, которой было предназначено погубить тебя, как ты говоришь, самой судьбой? - Камориль. Я не знаю, как оно все сложится, - Мйар вытер руки об кухонное полотенце, на некроманта не глядя. Потом посмотрел все же, и взгляд этот был тяжелым и очень решительным: - Но я знаю, что я должен делать. У меня в голове есть примерный план и он кажется мне вполне годным. Более того, я уверен, что в этот раз у меня есть все шансы сделать так, чтобы удача была на моей стороне, окончательно и бесповоротно. Зря я, что ли, столько лет ждал. Камориль встрепенулся. Догадка поразила его: неужели?.. Неужели все, что произошло, было не просто так? Возможно ли, что все это спланировано с самого начала?.. - Так ты... – проговорил некромант и запнулся. Он так и не решился высказать свою гипотезу вслух. - Ешь, - наставительно сказал Мйар, не дождавшись вопроса. - Не хочешь есть – кофе пей. То есть, не так. Не вынуждай меня кормить тебя с ложечки. Мне, знаешь ли, не лень. И это не угроза – я просто предупреждаю тебя о том, что собираюсь сделать. И нет, мило это не будет. - Ну и дела, - протянул Камориль, послушно берясь за вилку.
На этот раз «к морю» оказалось поездкой на один из городских пляжей, ставший диким из-за обвалов. На неширокой полосе песка, обрамленной с торца высоким каменистым склоном, практически перпендикулярным линии горизонта, все же сохранилось несколько больших шиферных навесов, защищающих от солнца в ясную погоду. Но погода выдалась хмурой. С неба, затянутого блеклым, сероватым тучевым полотном, срывались мелкие холодные капли, покрывая песок темной рябью. Камориль с Мйаром спустились сюда по лесенке в ущелье, собранной вручную местными из камней и темных деревянных балок. Навесы, под которыми они прятались от мелкой мороси, покоились на железных столбиках, окрашенных в синий. Справа вдаль уходил узкий песчаный берег, ограниченный высоким обрывом, а слева в море выступал мыс, в основании которого громоздились огромные темно-серые валуны. Их то и дело омывали волны, разбиваясь налету, рассеиваясь тысячами белых брызг и снова оседая бурлящей пеной. Камориль сидел на металлической лавочке возле такого же металлического столика, что был впаян в поддерживающие шиферную крышу столбы. Так, некромант мог наблюдать за Мйаром, который, в свою очередь, вглядывался в пустынную морскую гладь, опершись об один из столбов плечом. Ветер трепал темно-красные пряди, спутывающиеся в толстые тяжелые жгуты. Точно, сыро же. Оттого и цвет так темен, а пряди тяжелы. Эль-Марко с Николой опаздывали. Они обещали быть минут через двадцать, и Камориль предпочел им верить. И правда, куда они денутся. Некромант вздохнул. Он понимал, что не должен, как бы, печалиться о чужой судьбе – но как-то не получалось в этот раз. Чужое горе обычаем его не трогало. А тут... Да и Мйар, вроде бы, не горевал совсем. Пока они сюда добирались, Камориль все же задал вопросы, уточняющие самую суть. Вопросы о том, откуда взялся Драконий Бог, а так же зачем и почему Мйар убил Варамиру. И Мйар ответил, что в Мертварь его обратила сила, вышедшая из-под контроля. Силу же заставила кипеть и неистовствовать ярость, смертельная, разрушительная. Ярость, порожденная чудовищным по сути совей предательством – как это ему тогда показалось. Мйар был молод. Нет, он был крайне юн и доподлинно несмышлен, хоть и проницателен, и начитан. Ему было всего четыре года, - но это были его, особенные четыре года. Здоровая психика тоже здесь близко не ночевала. И вот, всемогущий ребенок в теле взрослого мужчины... Душа исключительного чародея прошлого, выражающаяся через искусственно взращенный интеллект. И чувства – человеческие, естественные, сильные. Неконтролируемые. Или же, наоборот – контролируемые слишком легко. Ежели умеючи к ним подойти. И этот его друг – светловолосый, красивый, умный… Этот его последний пророк и, неожиданно, судьбоплет – взял и перевязал нити Мйаровой судьбы. Уничтожил связь Мйара и Варамиры. Перевязал ее на себя. И стала она его предназначением, а не Мйара. И этот удар судьбы Мйар принял на удивление стойко. Да, он ее любил. Как мать, как женщину, - одна беда, любил и всё тут. Любил, как мог и как умел. Хоть не умел и не мог, строго говоря. Мйар говорит, что Даньслав тогда смотрел ему прямо в глаза, терзая взглядом своим ледяным самую душу, и говорил, мол, что у каждого есть предназначение. А у тех, кто избран, кто сильнее толпы и лучше, предназначение страшнее, опасней и выше. И что Мйар должен следовать своему пути, иначе жизнь его окажется пустой и бессмысленной. Что путь его лежит на далекий Север, не к женщине, не к любви, но к самой судьбе. И Мйар бежал. Он не шел навстречу своей судьбе – а правда несся, стремился, убегал от того, что ему было не суждено познать. И клятвы старые он сдержал, и смерть обходила его стороной. Нашел кедр. Впитал суть. Встретил северную колдунью. Прочитал «Тишину» и свершил свою «месть», омыв кровью врага свои чистые детские сны. А когда Мйар вернулся и разыскал город у моря, желая найти своего первого (и единственного) друга, то нашел древнего старика, высохшего, слабого, похожего на тень себя прошлого. Даньслав Заболотницкий был размещен в одиночной палате в военном госпитале. Когда Мйар пришел к нему, Даньслав был в сознании, но под капельницей. С того момента, как они расстались, прошло четыре года. За четыре года здоровый человек не мог так постареть. И, тем не менее, судьбоплет был выжат, как лимон. Официальный диагноз был таков: «прогерия взрослых», то есть - преждевременное старение, со всеми его «дарами» - сединой, катарактой и склерозом. Даньслав сказал Мйару, что такова была цена «любви». Мол, это не болезнь, - раз с ней не могут справиться самые талантливые из целителей, но – судьба. Женщина, которую они оба любили, оказалась «судьбоедом» - странным и страшным воплощением колдовства, существом, которое, кроме всего прочего, выпивает жизненные силы тех, с кем рядом находится. «Судьбоед» перетягивал на себя людскую удачу и все то хорошее, что было человеку предназначено. А так как Даньслав еще и «завязал» ее на себя, то ему досталось по полной. Он отдал ей себя самого целиком, без остатка. И если бы он этого не сделал, такая же участь ожидала бы Мйара. Мйар не выпускал из рук ладони Белого Когтя до тех пор, пока сердце старика билось. Умер Даньслав спокойно и тихо. Камориль, слушавший эту историю, мог только представить себе, какие чувства переполняли Мйара тогда. Он, наверное, ненавидел Даньслава яростно. И не мог не понимать, что судьбоплет избавил его самого от скорой смерти, беспощадной и неотвратимой. Каково было ему осознавать, что женщина, которую он любил, «выпила» его друга, его названного отца до дна? Женщина, бывшая ему названной матерью, пускай и его чувства к ней были не самыми правильными. И тогда Мйар допустил ошибку. Он не смог перебороть себя и избавиться от желания увидеться с ней снова. Он хотел поглядеть на нее в последний раз прежде, чем уйти навсегда. Куда угодно. Хоть бы опять на север. И они встретились, и она не выглядели ни расстроенной, ни подавленной. Эта женщина очень любила жизнь. Пускай и жила «взаймы». Мйар сказал ей, что сделал все, что должен был. И спросил, правда ли то, что Даньслав умер из-за нее. Варамира ему ничего не ответила. Она тогда скинула наземь красный струящийся шелк, подошла к Мйару близко-близко и, прижавшись к нему жарким молодым телом, поцеловала. Она обещала ему всю свою страсть и огонь свой. Она обещала быть с ним, как он того хотел. Навсегда, до конца времен. Но Мйар не смог этого вынести. Все это было слишком. Сила Варамиры, доселе спасавшая ее от всех житейских невзгод, отводящая от нее пули, дарящая ей вторые, третьи и пятые шансы, хозяйку свою подвела. Видно, не только она пила жизненные силы у Даньслава. На протяжении всех тех лет, что они жили вместе, судьбоплет работал над тем, чтобы ослабить ее могущество. И ее ничто не спасло. Мйар убил ее быстро и милосердно. Первые раза три. Он съехал с катушек напрочь и не мог контролировать себя. Зверь внутри него не успокаивался, покуда от тела женщины не осталось кровавого месива. Потом он бежал в горы, в лес, скитаясь между вековых деревьев и медленно теряя рассудок. Чем меньше оставалось в нем разума, тем чудовищней становился он сам, изменяясь и внешне, и изнутри. Лишенная контроля сила исключительного чародея обратила Мйара в того огромного черного зверя, которого местные прозвали Драконьим Богом. Мйар не знал, сколько он так бродил и скольких он так убил, потому что в один прекрасный миг сила поглотила его разум целиком. Его самого не стало. И все, что было дальше, он не помнил. До того момента, как открыл глаза на берегу. Тогда он понял, что все, что пережил, хочет забыть. И забыл. До поры. И у него на самом деле были все шансы снова сойти с ума, если бы память вернулась раньше, чем нужно. Но все прошло хорошо. За тридцать лет он вырос и возмужал, разум его окреп, чувства, может быть, притупились, - но это его и спасло. «Надо же, хоть кого-то время лечит», - подумал Камориль. И вот теперь Мйар хочет вернуть себе ту свою невероятную силу и обуздать ее. Стать в этот раз ее единственным господином и никаких «но». Ему осталось всего ничего - дождаться Эль-Марко с Николой, а потом еще добраться к Сердцу Мира и забрать последнюю часть сил у чтеца. Чтец, конечно же, вряд ли будет рад Мйару ее предоставить. Но некроманту казалось, что Мйару может вполне хватить и того, что у него к тому моменту будет. А потом Мйар намерен убить Варамиру снова, и в этот раз – навсегда. Раз уж в прошлом ей удалось уснуть, пока он ее убивал. Она выпила некий яд, и Мйар разрывал ее в клочья спящую. И это, наверное, бесило зверя внутри него еще пуще. Ну, какая же это месть, если тот, кто должен страдать – спит?
|
