Глава 3 8 страница

 

– Знать ничего не знаю! Убирайся отсель вон!

 

– Ах не знаешь. – Я спрыгнул на землю и, схватившись за край, чуть наклонил бочонок.

 

– Ты что делаешь?! Нет, чего творишь?!

 

– Не догадываешься? Лес твой собираюсь подпалить к свиньям собачьим!

 

– Не-е-е-т!

 

Леший завизжал так, что уши мне словно пробками забило. Видать, проняло, злорадно подумал я. А то «не можем ничем угрожать, не можем ничем угрожать!». Еще как можем – если хорошенько подумать.

 

Ход моих размышлений был довольно прост и базировался на Леночкином рассказе о домовых. Если Федькины сородичи так привязаны к конкретным постройкам, то почему бы лешему не питать аналогичных чувств к «своему» лесу?

 

– Что, не нравится перспектива?

 

– Нарушение конвенции! Жаловаться буду!

 

– Ах конвенция…

 

Глючность китайской зажигалки оказалась неожиданно кстати: при каждом щелчке леший судорожно втягивал башку в плечи.

 

– Ну а про фальшивые улики в конвенции что записано? – вкрадчиво спросил я. – А?

 

– Так ведь я эта, – развел руками леший. – От чистого сердца, помочь хотел.

 

– Помочь?! Ты невинного человека под монастырь чуть не подвел!

 

– А пусть не ломает деревья почем зря! – выпалил старикашка. – Еле выходил ту осинку…

 

– Осинку?!

 

– Молоденькое совсем деревце, а он – дубину ломать…

 

– Ах вот оно что. Дубина… И ты из-за какой-то хреновой палки сначала его в болоте утопить попытался, а потом под статью подвести? Ну все, друг осин, прощайся со своим лесом!

 

– Эй, эй, полегче! – возопил леший. – Я тебе щас правильный сапог вынесу!

 

– Я тебе дам сапог, скотина! Говори, кто убийца!

 

– А я знаю?!

 

– Знаешь!

 

В этом я был уверен процентов на девяносто. Леший не просто подкинул нам свою улику – он еще и позаботился о том, чтобы возле тела не осталось следов настоящего убийцы, явно рассчитывая выставить в этой роли неугодного лично ему ролевика. Конечно, настоящая экспертиза в два счета бы определила, что сапог пробыл в болоте почти год, но тупая нежить вряд ли задумывалась о подобных мелочах.

 

– Ну!

 

Леший застыл с открытым ртом, завороженно глядя, как я наклоняю бочонок. Вот прозрачная жидкость выплеснулась из отверстия, перетекла через край…

 

– Будешь говорить?!

 

– Буду, – обреченно всхлипнул старичок и почти без паузы зачастил: – Высокий, статный, одеянье будто парчовое, глазищи огнем пышут…

 

– Стоп! – оборвал я лешего. – Давай без фольклорных элементов.

 

– А я, промежду прочим, сам – фольклорный алимент!

 

– Хочешь без леса остаться, алимент? – Я вновь качнул бочонком.

 

Леший отчаянно замотал головой.

 

– Тогда по порядку. Рост?

 

– Говорю ж, высокий.

 

– Высокий – это сколько? Метр восемьдесят, девяносто, два?

 

– Непривычный я к метрам, – отперся леший. – Вершок знаю, аршин знаю, сажень… во, маховая сажень в нем была.

 

– Ладно хоть не косая, – хмыкнул я. – Дальше. Волосы какого цвета?

 

– Борода у него была. И усищи – во! – почему-то радостно заявил старичок, показывая при этом пальцами нечто вроде усиков ефрейтора Шикльгрубера.

 

– Угу, – насколько мне помнилось, бородой и усами щеголяла большая часть сидевших в тот злополучный вечер у костра. – А цвет?

 

– Темно было, – виновато вздохнул леший. – Ну и цвет – темный.

 

То есть от брюнета до шатена. По крайней мере, подумал я, альбиносов можно вычесть. А то «глазищи»…

 

– Ну а еще чего-нибудь ты запомнил?

 

– Все как на духу выложил, – снова зачастил старикашка, – что видел, то и говорю, а сочинять-то мне не с руки, ты сам потом обижаться будешь…

 

На этот раз я наклонил бочонок резко, почти к самой земле и также резко выпрямил.

 

– Игорем его звать! – Леший верещал так, словно каждая падающая на землю капля иголкой вонзалась ему в задницу. – Тот, убиенный, только крикнуть и успел: «Игорь, ты чего?!» А больше ничего знать не знаю, ведать не ведаю, жаловаться буду, найду на вас управу…

 

– Замолкни! – повелительно рыкнул я. – Дай подумать.

 

Разумеется, среди ролевиков на Игоря мог откликаться хоть каждый второй – но чем дольше я размышлял, тем крепче становилась уверенность, что спутником незадачливого химика в ту ночь был не кто иной, как светлый эльф Игуариан.

 

– Убери бочонок, а? – совершенно по-человечески заканючил «фольклорный алимент». – Лес-то… не виноват…

 

– Без тебя разберусь, кто в чем виноват, – буркнул я, нащупывая в кармане заглушку. – Не сбрехнул бы тогда, не имел бы проблем сейчас.

 

– Да я ж по привычке…

 

– «По привычке»… Ты учти, – сурово произнес я, – в третий раз я никого звать не буду. Просто возьму и пролечу над твоей деляночкой на «кукурузнике» с пестицидами.

 

– Да я, – леший всплеснул руками, – да что бы я…

 

– Да не суетись ты так, – заваливая бочонок на бок, проворчал я. – И вообще… пока свободен.

 

– От спасибушки, так я побежал, а если что, завсегда… – зачастил дедок, пятясь к кустам.

 

– Стой! – В последний момент я вспомнил об еще одной проблеме – хоть и не задевающей лично меня, но раз уж я взялся строить этого народного вредителя по стойке «смирно»…

 

– Трактор на фига угнал?

 

– А он того, свояченицу мою переехал, – пожаловался леший. – Идет она себе по дорожке к колхозу, никого не трогает, месяцем любуется, а он из-за угла ка-ак выедет.

 

– Какую еще свояченицу?

 

– Дак это, – леший ненатурально всхлипнул, – Смерть Коровью. Ее в «Щедрой ниве» уже заждались, с таким-то комбикормом…

 

– А. Ну-ну, – с умным видом поддакнул я, не нашарив в памяти сведений о данном мифологическом существе. – Короче… через неделю чтобы трактор был на месте.

 

– Никак невозможно, – заюлил старикашка, отводя глаза. – Его болотник небось уже…

 

– Не волнует! – отрезал я. – Трактор – вернешь! Срок – неделя! Проверю стопудово, и если… Ну ты меня понял.

 

Через полтора часа, когда я уже была готова не просто лезть на стенку от страха, а бегать по ней кругами, крашеный «гольф» с самым невинным видом въехал во дворик, остановился посредине и пару раз мигнул фарами. Машина была целая и даже почти чистая – по крайней мере, без пятен крови от сбитых пешеходов и прилипшего к капоту гаишника. Саня открыл дверцу и неспешно вылез, уступая мне водительское место.

 

– Ну узнала что-нибудь? – как ни в чем не бывало осведомился он.

 

За следующие три минуты напарник тоже много чего узнал – о себе лично. Я бы и дальше рассказывала, за полтора часа у меня скопилась куча изумительных метафор, но тут терпение Сани лопнуло, он бесцеремонно сгреб меня в охапку и затолкал в машину.

 

– Нашла время скандалить… Подумаешь, опоздал немножко.

 

– Немножко?! Ты на часы когда последний раз смотрел? – Я резко провернула ключ зажигания, представляя, что это воткнутый в Санину спину нож.

 

Напарник с таким интересом ознакомился с машинным табло, что я поняла: впервые с момента нашего расставания.

 

– Ух ты-ы… Ну так делом же был занят, а не по бабам шлялся! – тут же нашел отговорку он.

 

– Каким еще делом?!

 

– Приедем – расскажу, – сдержанно пообещал Саня – не то назло мне, не то опасаясь, что тогда ему уж точно не поздоровится. Господи, что ж он еще напортачил?!

 

Скандалить во время вождения было опасно, машина начинала дергаться и выползать за дозволенные шестьдесят, поэтому я сосредоточилась на дороге и молчаливом презрении. Которое Саня, как и все эти сволочи мужики, принял за капитуляцию и расслабился.

 

– Чем это от тебя несет? – удивленно спросил он.

 

– Чарующим ароматом, пронимающим до самого сердца, – мрачно буркнула я.

 

– На «черемуху» похоже.

 

– Разве? – удивилась я, крутя головой в попытке учуять исходящий от волос запах. Тщетно: за время презентации обоняние мне отбило напрочь. – Вроде ж было «нежное сочетание гиацинта и нарцисса с легким шлейфом сирени».

 

– Может, и «сирень», один фиг, – согласился напарник. – Они оба слезу на раз вышибают. Помню, как-то брызнули мне в рожу из такого баллончика…

 

– А тебя только так пронять и можно! – с досадой перебила я наконец сообразив, что он имеет в виду.

 

– Ну-у… в глаз я тому брызгателю заехать успел. Так что слез из него как бы не больше выкапало. – Было видно, что сии воспоминания Сане весьма приятны и он не прочь поделиться ими в подробностях, но я снова замкнулась, демонстративно глядя в темную даль.

 

В километре от дач мы притормозили, и напарник наворовал на колхозном поле… то есть насобирал дикой кукурузы. Она, правда, уже немного переспела, но была все-таки помягче зубов, а большего от нее и не требовалось. Дома Саня тут же запихал добычу в кастрюлю, щедро посолил и поставил вариться, а я занялась основным блюдом – макаронами, купленными в тот злосчастный вечер в гипере.

 

Как назло, сегодня у меня все валилось из рук: сначала пакет порвался не по шву, а поперек, и половина макарон просыпалась мимо кастрюли, затем я прозевала момент закипания, и на свежеубранную плиту хлынула плотная белая пена, затушив газ, который потом долго не желал поджигаться… В том, что макароны оказались дрянными и разварились в слизь, моей вины не было, но в свете предыдущих кулинарных диверсий оправдываться было бесполезно.

 

Кото-Федька критически фыркал со шкафчика. Саня молча пыхал сигаретой, не сводя с меня тяжелого взгляда, что было еще хуже. Выражение лица напарника поменялось только при виде тарелки, раздраженно брякнутой перед ним на стол.

 

– А кетчупа нет? – со вздохом поинтересовался он, ковырнув экзотическое блюдо вилкой.

 

– Можешь шоколадку сверху покрошить, – мстительно прошипела я.

 

– Ты мне ее до смерти вспоминать будешь? – обиделся Саня, принимаясь за еду. – Которая от такой кормежки вот-вот.

 

– Тебя что-то не устраивает? – с вызовом поинтересовалась я.

 

Но, оказывается, парень имел в виду вовсе не качество готовки.

 

– Мяса бы, – мечтательно протянул он.

 

Я не сразу поняла намек, и только когда он уточнил: «На уток нынче сезон», – решительно заявила:

 

– На охоту ты не пойдешь!

 

– Почему?!

 

– Потому что с тебя станется подстреленного колхозника за ногу притащить! Да и рыбу на гранату тоже ловить не смей! Деревня ж под боком, мигом народ набежит.

 

На Санином лице появилось странное задумчивое выражение.

 

– Ты меня понял? – на всякий случай уточнила я. – Чтобы не смел палить во что ни попадя!

 

– Понял, – отмахнулся парень. – Расскажи лучше про химфак. Ты со студентами поговорила?

 

– Нет, зато… – Я выложила парфюмерно-следственную историю. Саня, к моему возмущению, слушал довольно рассеянно, оживившись только при упоминании ссоры между Игорем и Валерой.

 

– Ага, вот и мотив. Все сходится!

 

– Но это же еще не значит, что он убийца! – скорее из чувства противоречия возразила я. Мне самой очень хотелось, чтобы с разоблачением Игоря наши мытарства закончились. – Вчера поругались, сегодня помирились, на игре ж они общались как ни в чем не бывало.

 

– Он-он. – Саня, покрутившись у плиты, выловил из кастрюли недоваренный початок и начал с шипением перебрасывать его с ладони на ладонь. – Мне леший рассказал.

 

– Так это ты к нему ездил? – Меня кольнуло недоброе предчувствие. – Зачем?

 

– Поговорить, – закидывая кукурузу обратно, невозмутимо сказал парень. – Тет-а-тет, в спокойной, располагающей к взаимной откровенности обстановке…

 

Я недоверчиво хмыкнула.

 

– Нет, в самом деле. – Саня, прищурившись, выудил следующий початок – на мой взгляд, еще сырее предыдущего. – Знаешь, поговорка есть такая: добрым словом и револьвером можно добиться куда большего, чем просто добрым словом.

 

– Но ты ведь сам видел, что на обрез твой ему чихать!

 

– Верно. Поэтому я взял не обрез, а бочку с бензином…

 

Съеденные мною макароны разделились на две части – одна подкатила к горлу, а вторая рванулась в противоположную сторону, так саданув под ложечку, что у меня перехватило дыхание.

 

– Ты… ты… соображаешь, что ты наделал?!

 

– Да, – гордо сказал Саня. – Раздобыл бесценную следственную информацию. Учись!

 

Увы, на курсах меня учили немножко другому. А именно: никогда, ни при каких условиях нельзя вступать с нежитью в открытый конфликт! Что бы ни происходило – инспектор должен сохранять ледяное спокойствие, максимум – вежливо и аргументированно возражать, иначе проблем потом не оберется не только он, но и весь Госнежконтроль.

 

Это я Сане и сообщила. В далеко не лекционной форме, с применением не использованных возле химфака метафор, эпитетов, сравнений, образов и подробной психологической характеристики одного субъекта…

 

– Лен, может, хватит, а? – поинтересовался оный, на сей раз вытерпев целых семь минут.

 

– Хватит?! Нет уж, это я буду решать, кому и чего хватит! И вообще, – осеклась я, – чего ты сидишь как ни в чем не бывало?!

 

– А что я должен делать? – неподдельно изумился Саня.

 

– Слушать и раскаиваться!

 

– Так я и того… это самое, – прочавкал парень, вгрызаясь в кукурузину.

 

– Что-то не заметно!

 

– Фо, на кофени фтать?

 

– Как вариант!

 

– Лен, – прожевав, уже серьезно сказал Саня, – а теперь ты меня послушай. Я не спорю, что в нежити этой, как говорится, ни ухом ни рылом. Зато у меня иной опыт имеется – из Чечни. И вот он-то мне подсказывает, что вежливость и все такое – это дело хорошее, нужное, но прежде ты должен показать одну простую вещь. Силу. А иначе все без толку.

 

– Можно подумать, сейчас толк будет! Спорим, леший снова тебе соврал?

 

– Ну-у, – протянул напарник. – Во-первых, его слова неплохо совпадают с твоими данными. А во-вторых… впрочем, это неважно.

 

– Нет уж, давай, выкладывай! – потребовала я, хотя успела убедиться, что выражение «хуже уже все равно не будет» в отношении Сани не работает.

 

– Во-вторых, – с видимой неохотой признался парень, – я пообещал, что если он и в этот раз обманет, я снова вернусь в лес. Только никаких вопросов задавать не буду, а просто спалю все… к лешему!

 

Спорить мне расхотелось. Надо признать, Саня умел быть убедительным.

 

Самое обидное: Федька безоговорочно принял его сторону. Домовой недолюбливал «дикую» нежить вообще, и леших в частности: между лесным и избяным хозяином издревле были натянутые отношения, как между волком и собакой; первый только и думал, как бы сманить в чащу любовно пестуемую вторым скотину. Коров и овец у меня, допустим, не было, но, как говорится, «неприятный осадок остался».

 

– Пр-р-равильно, давно пор-р-ра было его пристр-р-рунить, – одобрительно проурчал кот, спрыгивая на пол и с задранным хвостом шествуя к плите. – Тебе, Саня, чайку завар-р-рить?

 

– Можно, – согласился парень, торжествующе покосившись на меня. Нет уж, моего одобрения ты не дождешься! Молча доев макароны, я развернула вчерашнюю газету и, найдя бойко написанную статью о заграничном туризме, углубилась в чтение.

 

Тем временем мужская солидарность продолжала шириться и крепчать.

 

Федька подсел к столу напротив Сани и, подперев щеку лапкой, доверительно бубнил-жаловался:

 

– …в прежние времена никто и помыслить не мог, чтобы баба на казенную службу ходила! Позорище. Вместо посиделок с куделью у нее телевизор, вместо печки – центральное отопление, вместо кабанчика на откорме – сосиски из гастронома… Стыдно кому сказать: кулебяку печь не умеет!

 

– Угу, – поддерживал разговор парень, сосредоточенно прихлебывая дымящийся чай.

 

– …а как я у нее поселился, и вовсе обленилась. Хоть бы стакан за собой когда помыла. Вещи вечно разбросаны, цветы не политы… Деловая женщина, вишь ты! Работу свою ругает, мол, «рутина», а сама с нее не вылезает…

 

– Угу…

 

Надо же, чем-то он Федьке приглянулся. Обычно домовой очень неохотно показывался людям – даже моим коллегам, не говоря уж о простых гостях. Вадим его за три года так ни разу и не увидел. Только очень удивлялся, откуда вдруг на его штанах взялось сметанное пятно, а на новой рубашке – прожженная сигаретой дырка. Не удивлюсь, если Федька ему еще и в котлеты плевал из вредности. А тут, ишь ты: сам чаем угощает!

 

– …даже за стол не усадить – все на диван, к книжкам таскает! А мне потом крошки из него выметай, с тараканами воюй…

 

Тоже мне, Кутузов. Плинтуса гелем «Комбат» один раз намазал – и никаких проблем. Я же его в хозяйственном и покупала.

 

– Угу…

 

– Федь, может, хватит? – не выдержала я. – Сане это неинтересно.

 

– Твой Саня не немой, надоем – сам скажет, – отбрил Федька.

 

– Как раз-таки – НЕ МОЙ!

 

Домовой, не удостоив меня ответом, снова повернулся к парню и емко заключил:

 

– Короче, нет в доме мужика – вот баба и распоясалась!

 

Пришлось демонстративно бросить газету на стол, встать и хлопнуть кухонной дверью. Лучше б я кикимору завела, предлагали ж в приюте…

 

– Чего это она, а? – удивился я. – И кукурузы не дождалась?

 

– Характер показывает, – с усмешкой мурлыкнул домовой. – Она у меня такая, характерная.

 

– Угу, – кивнул я. И в очередной раз порадовался, что хватило ума не волочь бочку с собой, а на полдороге к Минску «заначить» в подходящей куче бурелома. – Это что да, то да. Характерная… блондинка.

 

Наверху грохнула дверь.

 

– Еще чайку, Сань?

 

– Да хватит, пожалуй, – с сожалением сказал я. Чай Федька заварил отменный. И непонятно где взятый, запоздало сообразил я, ведь мы ничего из продуктов не привозили, а хозяйские запасы ограничивались початой банкой кофе.

 

– Федь, а заварку ты где взял?

 

– Нашел, когда убирал. – Домовой махнул хвостом в сторону шкафчика.

 

– Серьезно? – Насколько я помнил, ни Мишка, ни его родители чай не жаловали.

 

Вместо ответа домовой спрыгнул со стола – и через пару секунд взлетел обратно, ловко придерживая лапой чайную пачку.

 

– Смотри сам.

 

– Смотрю, – ошарашенно выдохнул я, глядя на надпись «Краснодарский чай» и выцветший, но вполне еще различимый штамп «годен до 09.1982». – Федь, но, блин… как?! Это же не «Пуэр» какой-нибудь, тут за двадцать лет вообще труха должна была остаться!

 

– Кому труха, – гордо произнес домовой, – а кому дунул-плюнул, и снова отличный продукт.

 

– Да уж… – Я почесал затылок. – Тебя бы на продсклад СКВО с этим дунул-плюнул, через неделю стал бы главным героем-орденоносцем Российской армии.

 

– Нечего мне там делать! – с возмущением отрезал Федька. – Я – потомственный домовой, а по складам да лабазам пусть складские шарятся! Скажешь тоже…

 

– Федь, да ты чего? Я ж пошутил.

 

– Шуточки, – чуть смягчившись, фыркнул домовой. – Ты вон волосом черен, да я ж тебя «фараоновым племенем» не кличу.

 

«Племенем» Федька почему-то выговорил с ударением на втором слоге, из-за чего слово прозвучало почти как «пельмень». Я живо представил классического Тутанхамона Хеопсовича, налегающего на полную миску пельменей – само собой, под беленькую, – и, не сдержавшись, прыснул.

 

– Ладно, Федь, извини. Я ж не в курсе ваших родственных или каких уж там взаимоотношений, вот и ляпнул сгоряча. Ты уж не серчай…

 

– Ничего-ничего. – Домовой дернул ухом. – Лена вон тоже поначалу изрядно путалась, межевика от луговика отличить не могла. Зато сейчас – только взгляд мельком бросит. Ты, Сань, не тушуйся, главное – зерно правильное в тебе имеется…

 

Имевшееся во мне зерно, вернее, зерна – кукурузные – отреагировали на это замечание Федьки утробным бурчаньем.

 

– …а опыт со временем придет, это дело неизбежное.

 

– Угу, – согласно кивнул я, поднимаясь из-за стола. – Дембель неизбежен, как крах капитализма. Федь, посуду не приберешь?

 

– Сделаю, не переживай. А ты, – настороженно спросил домовой, глядя, как я накидываю камуфляжку, – куда собрался-то? Темень ведь на дворе.

 

Воровато глянув по сторонам, я поманил Федьку и, наклонившись, прошептал:

 

– Лошадь пойду красть! Белую.

 

Домовой едва не выронил блюдце.

 

– Зачем?

 

– В рамках плана по нарушению психологической устойчивости противника, – сказал я. – Ты представь: утро, звон будильника, убивец наш открывает глаза, а у него за окном – белая лошадь! Он же после такого зрелища сам в милицию поскачет как подкованный.

 

– А если у него этаж верхний?

 

– Все учтено могучим ураганом! – заверил я. – Для доставки на верхние этажи будет использован кран, а если не удастся – то воздушные шарики. Второе даже лучше, – я взмахнул руками, словно распахивая невидимое окно, – белый конь под разноцветными воздушными шариками – это будет даже не пьяный бред, а нечто абстракционистско-психоделическое. И еще музычку соответствующую на полную громкость врубить, «Полет валькирий» или там «Лунную сонату» – да у любого крыша поедет!

 

– Ну я даже не знаю, – растерянно произнес домовой. – Как-то оно странно звучит.

 

– Все будет супер, вот увидишь! – пообещал я, выскакивая из кухоньки, и, едва захлопнув дверь, согнулся пополам в беззвучном приступе с таким трудом удержанного хохота. Ох-хо-хой… вот ведь понесло, ну и понесло! Причем вроде бы и без всякой уважительной причины. Разве что общая странность ситуации сыграла: сижу, пью чай… и беседую с домовым. Ум-то уже свыкся, а вот подсознание пробило на «хи-хи».

 

Надеюсь, когда я вернусь, Федор на меня не сильно разобидится за этот розыгрыш.

 

Самое забавное, что насчет «общей идеи» своего ночного рейда я почти не соврал. Так, преувеличил… немного.

 

На улице было хорошо, что для данной конкретной ситуации означало: ветер воет, небо в тучах, в воздухе носится какая-то мелкая мокрень. Проще говоря, погодка из разряда «добрый хозяин собаку не выгонит» – а именно это мне и требовалось. Самая охотничья погодка. И пусть фифа мне чего-то там позапрещала, но так ведь охоты – они разные бывают.

 

Год назад… ну да, год без малого, в конце октября… Паша, Коля-Волк, я и Лысый – молчаливый двухметровый парнишка из-под Калуги, ПК в его лапищах выглядел детской игрушкой, – точно в такую же отменно дрянную погодку шли через лес к околице соседнего с нашим блокпостом села. Нас тогда обстреливали пять ночей подряд, и когда в последний раз по бээмпэшке шарахнули сразу из трех гранатометов, взводный, длинно и затейливо выматерив чичей и их родню до седьмого колена, заявил, что с этими пострелушками надо завязывать.

 

Судя по следам, чичей было немного, человек десять, и особыми тактическими вывертами они себя не утруждали: короткий – один-два рожка – огневой налет, и затем отступить, раствориться в «зеленке», пока мы спросонья пытаемся замочить деревья вокруг. И – домой, в теплую постель, типа, на сегодня войны довольно, пусть глупые федералы, дрожа от страха, мозолят глаза о ночную темень.

 

А наш расчет был простой – на лень и наглость. Эти ребята так уверовали в собственную безнаказанность, что даже не особо путали следы. Мы же, как нормальные герои, потопали в обход, вышли к околице, прикопались. И когда чичи, выйдя из леса, пошли через поле – ударили кинжальным!

 

Сейчас, похоже, трагедия повторялась в виде фарса. С той разницей, что автомата у меня не было. Даже обрез я решил не брать. Во-первых, чтобы Ленка не получила лишний повод повозмущаться, а во-вторых, оружие – штука провоцирующая. И если с обычным воришкой еще могут начать переговорный процесс типа: «а ну, стой, зараза!», то при виде обреза могут и пальнуть. Или я могу пальнуть – рефлексы-то никуда не делись. Лучше уж так, с голыми руками… ну, почти голыми: нож-то я взял. Трофейный, неказистый с виду, но сталь что надо, я им пару раз гвозди на спор перерубал, а уж сколько банок вскрыл… и хоть бы хны, ни выщербин, ни даже царапины на лезвии.

 

С другой стороны, в роли основного противника нынешней ночью выступали не злые чечены, а злые собаки. Которые, впрочем, как и нормальные люди, предпочитали в этакую осеннюю хреномуть сидеть по конурам, а не облаивать случайных прохожих. И это хорошо, это правильно, да и вообще темнота – лучший друг молодого бойц… а-а-а, б…! Ну какой, спрашивается, хрен вырыл канаву прямо посреди дороги?! Глубокую, с отвесными стенками, а самое главное – наполовину заполненную водой! З-зараза… поймаю, утоплю!

 

Из канавы я выбрался только с четвертой попытки, грязный, мокрый, злой как черт, и остаток пути до деревни бежал в темпе бодрого козла, чтобы хоть как-то согреться. А добежав – с разбегу махнул через первый же забор!

 

Секундой позже в разрыве между тучами сверкнул узкий серпик луны, и я увидел, как сильно мне повезло. Буквально в шаге от моего места приземления во дворе имелась яма, да еще какая! По сравнению с этим котлованом давешняя канава нервно курила в сторонке. Ухни я в нее – сидел бы по пояс в грязи с шансами выбраться самостоятельно примерно как в зиндане.

 

Справа лязгнула цепь, глухо заворчали. Я мигом принял стойку «пьяного медведя» – колени и руки растопырены, распахнутая пасть готовится издать страшный рев – но местная собака Баскервилей, похоже, сочла свой долг исполненным. Ну и ладно.

 

Кроме ямы и собственно дома в огороженном пространстве имелось, насколько я мог различить, штук восемь разнокалиберных построек. Если же вычесть конуру и туалет типа сортир, то интересующих меня оставалось шесть – и ни на одной из них не было большой неоновой рекламы «Птичник» или «Свинарник». Кудахтанья с хрюканьем тоже не доносилось, а потому я решил тупо начать с ближайшего сарая. Подошел, дернул за ручку… полюбовался на новенький, маслянисто поблескивающий замок. Вот ведь недоверчивый народ пошел – в собственном дворе, с собакой и все равно запирают. Интересно, что ж у них там? Может, чего вкусное, причем в готовом виде?

 

Сунувшись носом к щели, я старательно принюхался – и явственно уловил аромат чего-то мясо-копчено-колбасного. Запах сработал не хуже допинга: уже через пару секунд я оказался на крыше, отодрал кусок рубероида… и с оглушительным треском провалился внутрь! Да блин, что за ночь такая!

 

Впрочем, упал я мягко, на сено, – хоть немного хорошего в этой жизни. Ногой, правда, что-то задел… или кого-то… небольшого, продолговатого, стремительно прыснувшего прочь. Вот те на, неужели все-таки к хрюшкам попал?

 

– Эй, кто здесь?

 

Вопрос был конечно же дурацкий и потому остался без ответа – даже в виде хрю-хрю или бе-бе. Чертыхнувшись, я выудил из кармана зажигалку, щелкнул…

 

– Умишка лишился? – шикнула на меня темень откуда-то сзади. – Туши немедля!

 

Принимая во внимание сено вокруг, команда была разумная и своевременная. Впрочем, китайская дрянь привычно фыркнула снопом искр, после чего погасла сама по себе.