СВОБОДАПонятие свободы в Традиции связывалось с Волей Божества и соотносилось с понятием Неба, а также обладало фаллической символикой. Для пояснения сказанного, обратимся к исследованию семантических параллелей. Русское слово «свобода» в одном из своих разветвлений восходит к корневой основе se-. Данный же корень присутствует и в значении «семя», что соотносится с латинским semen «семя» и «род». Сюда же относятся латинское spiro «дышать» – spirit «дух» - ирландское spier «небо». Представляют несомненную значимость и другие варианты лингвистической интерпретации рассматриваемого понятия. Своб-ода: древнесаксонское sebo «разум» + греческое odos «песня» (священное песнопение). С другой стороны обращает на себя внимание и.-е. se - om (b) – «песня» (при том, что ombh – «середина», «пуп») + греческое odos “песня”. Вместе с тем odos – как часть ритуального обряда жертвоприношения сочетается с эротически-мистериальным компонентом данного же священнодействия, на что указывает и древнерусское «удъ» – «penis» (= фаллос). (см. Бить /Быть). Древнеиндийское bodhi «дерево» направляет внимание к теме Мирового Древа. При этом представляется возможность рассмотреть такую композицию как: и.-е. seu «рожать» + латинское foetus «оплодотворенная яйцеклетка». Углубляя наметившиеся параллели, сделаем акцент на то, что и.-е. корень se- лежит также в основании понятия “свой”. Отсюда происходит и “свойство”, на старославянском – “собьство”, которое обладает еще значением “существо” (Бытие). Таким образом можно сделать вывод, что изначально свобода мыслилась как принадлежность к роду. “Свой” же подразумевал следующую систему значений: готское swes «собственный», исландское svas «дорогой, любимый». В древнерусском собьство – «ипостась» (о Боге), «природа», «сущность» (Бытие). Отсюда же глагол «собьствовать» – «усвоить». «Особа» примыкает к указанному ряду значений, а в изначальном контексте это понятие идентично понятию индивидуум. На основе проведенного анализа мы можем в конкретике прояснить суть понятия «свобода», исходя из его ядерных, корневых значений. Подобная возможность представляется весьма благодатной в связи с тем, что теперь отпадает необходимость в длительном философствовании по поводу столь абстрактной категории, ибо она уже перестает быть таковой. Умозрительные теоретизации и спекулятивные конструкции, пытавшиеся приблизиться к пониманию данного явления, но так и не сподобившиеся тому, чтобы соответствовать поставленной цели, уступают место ясности простого определения, с достаточной информативностью показывающего смысловые ориентиры одного из самых, а быть может, и самого жизненнонасущного понятия. Но прежде чем его вывести и высветить, а затем и пережить как индивидуальный опыт самопостижения, обратимся к трактовкам классическим, дабы в сравнении уловить наличествующую разницу. По мнению распространенному «свобода есть возможность поступать так, как хочется». Однако тут же возникает вопрос, актуализированный еще психоанализом: «откуда известно, что то, что мне хочется, хочется именно мне»? «И где истоки тех желаний, которые можно назвать без всяких натяжек моими собственными»? Если последовательно размышлять в данном направлении, то очень скоро мы придем к выводу, что разговор о наличии неких «собственных» устремлений оказывается бессмысленным. И в этом нас весьма скоро останавливает факт нашего собственного рождения, а перед этим и зачатия, чему мы не только инициаторами, но даже и свидетелями не были. Поэтому уже изначально, в самых азах органической бытийности каждая личность есть продукт действительно желания, но отнюдь не своего собственного. И когда мы, по образному выражению Григория Богослова, «продукт истекшего семени», появляемся на свет, разве нам так хочется? И примерно за девять месяцев до того – разве нам так хочется? И в том и в том случае мы повинуемся воле природы. Возвращаясь к определению «свобода есть возможность поступать так, как хочется», предположим на минуту, что какие-то желания действительно - наши. Но в таком случае мы все-равно подчиняемся, хотя бы и все тем же «нашим» желаниям. Но коли речь заходит о повиновении, то и о свободе говорить не приходится. Таким образом получается, что либо свободы нет, либо она не то, что мы о ней думаем. А если подразумевать и волю, то тем паче придется признаться, что нам она не принадлежит. А это совсем не согласуется с тенденциозной декларацией относительно свободы как свободы воли. Подобная расстановка акцентов может нам напомнить гегельянскую точку зрения, согласно которой свобода вообще представляется фикцией, а человеческие мысли и поступки выводятся из абсолютной зависимости от побуждений и среды. В этом случае тезис о том, что «свобода есть осознанная необходимость» начинает казаться оправданным и правомерным. Но где она, эта самая необходимость, и что она, собственно, такое? Кант выдвинул идею трансцендентальной свободы, которая представляет собой условие самоопределения воли своим собственным законом, благодаря чему начинается новый порядок в мире явлений. Но и здесь возникает легкое недоумение – самоопределения чьей воли? В этом месте заостряется необходимость прояснения различия между желаниями действительно своими (если таковые на самом деле существуют) и установками других, которые с легкостью могут быть приняты за собственные побуждения. Все дело в том, что многие наши желания, которые кажутся нам нашими собственными, отнюдь и далеко не наши собственные. Они незаметно проникли внутрь нас в форме чьих-то программ иустановок и заняли соответствующие руководящие посты. И получается, что не мы ими, а они нами обладают. Рассмотрим пример. Растет дитя. Растет и развивается, сокровенно общаясь со Вселенной. К нему подкрадывается сердобольная бабушка, гладит по головке и умильно лопочет: - Внучек, если ты будешь плохо есть, то никогда не будешь большим и сильным. Ничего не оставляй на тарелке. В последнем кусочке - вся сила. Ребенок, давясь проглатывает содержимое, которое кроме отвращения, иных эмоций не вызывает. Потому что хочет поскорее быть большим и сильным. Строгий отец гулко вторит: - Пока все не съешь, гулять не пойдешь. Ребенок, как удав поглощает остатки остывшей пищи. Потому что побыстрее желает выскочить из-за стола и вырваться на улицу. Обволакивающая нежностью, добрая мама экзальтированно щебечет: - Кушай, маленький, кушай, а когда все скушаешь, получишь кое-что вкусненькое. Ребенок обреченно кивает с набитым ртом и судорожно пытается протолкнуть непрожеванные массы в бунтующий пищевод. Потому что поскорее жаждет получить нечто вкусненькое. "Я" ребенка интуитивно стремится к движению. Его естественное желание - стать сильным, свободным и получать удовольствие. Но чужая воля блокирует эти природные стремления - оказывается, чтобы получить силу, свободу и удовольствие, необходимо много есть. В дальнейшем акт приема пищи превратится в акт символического поглощения. И, превратившись во взрослого дядю (или тетю), маленькое эго, став большим, заявит: "Для того чтобы мне жилось хорошо, удобно, комфортно, мне необходимо поглощать много (здесь у каждого возможны варианты): - нежности, заботы, ласки - денег - энергии - сострадания - помощи - внимания - вещей - почитания - секса - еды, в конце концов. И совсем нет ничего плохого, если человек зарабатывает деньги, испытывает удовольствия эротические, ищет внимания, нежности, заботы и ласки, стремится к самоутверждению. В данном случае вся беда заключается в том, что ничего этого он не получает! И ненасытное Эго, как коршун, терзающий печень Прометея, вопрошает: "Почему?! Почему у соседа это есть, а у меня нет?" и начинает ненавидеть тех, у кого это есть. Так ущемленное и ущербное эголюбие рождают Зависть и Агрессию. Но возникает вопрос: почему же личность, так страстно алчущая этих благ, не получает их? Ответ прост, хотя и формулируется в, казалось бы, парадоксальной форме - все дело в том, что: НАША ЖИЗНЬ УЖЕ ЕСТЬ ИСПОЛНЕНИЕ НАШИХ ЖЕЛАНИЙ. Здесь мы вроде бы точно попадаем в тупик. Как же так - с одной стороны жизнь - это исполнение желаний, а с другой - ничего подобного не происходит, а если и происходит, то настолько редко и по отношению к таким пустякам, что и упоминать о них обидно. На само деле мы зашли в тупик только кажущийся, ибо смотря перед собой и, видя стену, мы не замечаем боковую дверцу, через которую можно спокойно выбраться из лабиринта, не возвращаясь обратно. Если, даже не углубляясь в проблему, мы посмотрим на нее несколько отстраненно, то легко обнаружим очевидные вещи, которые вполне согласуются с исследованиями, проведенными выше. Оказывается, нет ничего парадоксального в том, что жизнь исполняет все наши желания. И сразу же уточним - именно наши желания. А они бывают подчас настолько сокровенными, потаенными и запрятанными, что личность, носящая их в себе, может и вовсе не подозревать об их существовании - и действительно, трудно заглянуть в свое подсознание. И в том, что такое происходит, вовсе нет никакого чуда (если не считать чудом, конечно, саму жизнь). Есть единый порядок вещей, единый поток Бытия, где закономерности следуют одна за другой в строгой гармонии, сбалансированной и детерминированной. " Я " человека, то есть глубинная часть его личности - существо, которое и представляет собой некое выражение Бытия, естественно, обладает и первозданной силой Бытия. И то, что на уровне психологическом кажется определенным желанием, на уровне глубинном представляется энергетическим импульсом, порождающим каскад цепных реакций, что в результате приводит к заданной цели. Значит, речь идет о желаниях "Я", а не "Эго". Последнее оторвано от спонтанного Бытия, не обладает его силой и диссонирует с ним. Именно поэтому любая эгоцентрическая позиция и разрушается с той неизбежностью, с которой разваливается кариозный зуб. Теперь более понятными становятся ситуации, где человек теряет именно то, чем более всего хочет обладать. Продолжим пример с нашим перекормленным младенцем. Его "Я" отвергает пищу и стремится только к свободе передвижений - ребенок хочет гулять, что вполне понятно, ибо для детей улица - плацдарм самовыражения. Оно столь же интуитивно, сколь интуитивен поиск заболевшего животного нужной, целебной травы. Но еда все же навязывается и при этом подкрепляется социальными стимулами и целой системой авторитетов. Таким образом стремления "Я" подавляются, а напряжения "Эго" культивируются. Вырастая, этот человек продолжает подсознательно отвергать символы обладания - деньги, вещи, отношения, секс, привязанность, нежность, но компенсаторно призывает силу Эго к их обретению, что вызывает внутренний конфликт, замыкающий порочный круг. Таким образом демонстрирует свою объективную силу ЗАКОН ИСПОЛНЕНИЯ ЖЕЛАНИЙ. В наше время совсем не редки подобные реплики: - От меня ушел муж. - А я потерял работу... - А у меня украли деньги... - А мне морду набили... - А у нас... Неужели это истинные желания?! Слушатели моих семинаров сначала недоумевают, пациенты просто отказываются верить: "Как же так, получается, что моя болезнь есть результат моего намерения"? - Получается, что так. - Но это же не так! - А как? - Н-не знаю. Вам виднее. Но то, что вы говорите... в это трудно поверить. Когда предлагаешь людям эту информацию, сразу же наталкиваешься на сопротивление, хотя наличие очевидности и очевидность логики не вызывают никаких сомнений. И мы управляемы чужими разумениями, потому что не направляемы собственным Разумом. Таким образом, для здравого разумения представляется очевидным, что так называемая личная свобода личной воли – не более, чем фантазм. Мы говорим относительно себя: «Я сделал нечто… я пошел туда то… я сказал то-то…». С точки зрения общепринятой и формальной грамматики мы изъясняемся верно и в общем-то оправданно. Действительно, в нашем языке присутствует именительный падеж и почему бы им не воспользоваться? Но если быть более точным и логически последовательным, я вправе задать невинный детский вопрос – «почему»? А почему:«я пошел… сделал… сказал…»? И, вроде бы, первый ответ не вызовет никаких затруднений. Он всегда отыщет или какое-нибудь рациональное обоснование или причину эмоционального характера вроде «так захотелось». «Я сделал… пошел… сказал… - потому что – мне это надо… или – так мне захотелось». Вроде бы объяснение можно считать вполне удовлетворительным, но при этом вопрос «почему» отнюдь не снимается. А почему: «мне это надо, или я так захотел»? Здесь-то кажущаяся простота и исчерпывается. Иллюзорная свобода сворачивается в тупике, в котором отчаянно можно воскликнуть, вконец истощивши ресурсы своего понимания, - «а потому!» или же спокойно прийти к ясному и разумному выводу, отправив в угол само это «почему» – «Почему я это сделал? Да это вовсе и не я сделал. Просто так вышло, что нечто оказалось сделанным при некоем моем участии. А значит, и все почему – не ко мне». Оказывается, что именительный падеж вовсе не про нас. И если уж нам хочется или приходится так или иначе склонять себя, то наиболее подходящим для этого является падеж творительный. Получается, что несколько иная, а стало быть, и совсем иная грамматика оказывается наиболее действительной и в конечном итоге действенной, способная выражать текст нашего существования. Получается, что вместо «я сделал» выходит «мной сделано». Не молоток забивает гвозди, а рука, орудующая молотком. Но что рука без тела? Значит, и не рука, орудующая молотком, забивает гвозди, а тело, управляющее рукой, орудующей молотком. Но что же тело без мозга? А значит, и не тело, управляющее рукой, орудующей молотком, забивает гвозди, а мозг. Но что толку от мозга, если в нем нет жизни? И значит, не мозг, командующий телом, которое управляет рукой, которая орудует молотком, забивает гвозди, а жизнь. В этом месте уже можно самих себя поздравить. Договорились – «Жизнь забивает гвозди»! Иной бред не столь нелеп. Но с другой стороны, пребывая в здравом рассудке и твердой памяти, мы вправе спросить – позвольте, а где же здесь нелепость? Кажущийся абсурд на поверку оказывается звеном логически непротиворечивого, математически последовательного ряда, который с той же неуклонной последовательностью, не привнося никаких субъективных нюансов и фантазийных искусов, можно продолжать и продолжать. В этой связи могу предложить помедитировать над невинными детскими вопросами.
|
