Мы постучали в дом. Вышел хозяин и впустил нас. Кроме него и его семьи в доме были расквартированы три солдата Самурского полка нашей Дроздовской дивизии. Мне советуют не входить сразу в тёплое помещение, этого нельзя делать при обморожении. Я остался в холодных сенях и стал растирать пальцы снегом. Потом сунул руки в ведро с очень холодной водой, чтобы они медленно оттаивали. Кроме рук, у меня оказались отмороженными пальцы правой ноги и немного левая. Но самому мне не было сейчас холодно, я даже согрелся. Постепенно стал отходить от долгого и тяжёлого ночного кошмара. От натирания снегом кожа пальцев стала сходить, обнаружилось отмороженное мясо, а по мере оттаивания пальцы разбухали и приняли лилово-багровый цвет, переходящий местами в чёрный. То же приблизительно и на правой ноге. Нечувствительность в пальцах сменилась трудно выносимой тупой болью, продолжавшейся свыше часа. Потом она смягчилась и в дальнейшем почти исчезла, кроме как на перевязках.
Нужно было думать о дальнейшем. С обмотанными в тряпьё руками и ногами меня, в сопровождении моего товарища дроздовца отправили в санях в Комендантское управление предместья Льгова. Погода, слава Богу, переменилась к лучшему. Была лёгкая оттепель, сияло солнце, тишина, как будто ночной метели никогда не было, только всё было завалено снегом. Молодой комендант встретил меня не самым лучшим образом, но потом смягчился и сказал: «Я могу Вас устроить в военный лазарет, но знаете, он переполнен, в нём двести раненных, не хватает кроватей, лежат на полу. Поэтому предлагаю Вам, устроить Вас, если хотите в городскую Льговскую больницу. Там будет спокойнее». Соглашаюсь.
Как меня учили в офицерской роте, сдаю винтовку в Комендантское управление и прошу дать мне расписку. Комендант выписывает мне бумагу и обращаясь к двум молодым военным говорит: «Вот, видите, перед вами настоящий доброволец, берите пример! Обморозил себе руки и ноги, но винтовки не бросил, а сдаёт коменданту». Молодые вытягиваются и отдают мне честь. Я растроган. Вот, наконец, каким странным образом я попал в герои. Но, мог бы принести ещё больше пользы, если бы меня обули и одели, то я бы сражался на фронте.
В городской больнице я тоже был встречен самым добрым и внимательным образом. Врачи, сёстры милосердии проявляли особую заботу, расспрашивали меня о делах на фронте. Доктор обрезал на моих руках совершенно отмороженные куски мяса, очистил раны, помазал мазью, посыпал порошком, перевязал. То же самое он проделал с моей правой ногой. В результате мои конечности превратились в забинтованные култышки, отчего я стал совершенно беспомощным. Я не мог сам ни есть, ни пить, ни ходить, разве только скакать на левой ноге. По прибытии в больницу мне переменили бельё, и я впервые, после двух месяцев, освободился от пожирающих меня насекомых. Меня поместили в палату, где кроме меня лежало около десяти больных. Всё местные льговские жители, многие из них молодые. Большинство – больные хроническими, трудно излечимыми болезнями (искривление позвоночника, суставной ревматизм, язва желудка и т.д.) В больнице, в общем хорошо организованной, был большой недостаток в лекарствах, так что больных было трудно лечить, чем они, естественно, были не довольны. Я много беседовал с больными. Все они состояли из горожан обывателей, провинциальных полу интеллигентов или ремесленников. Ко мне они относились дружелюбно, но несколько сдержанно, с осторожностью. Так в спокойной обстановке, я провёл первые два дня во Льгове, 30 и 31 октября.
Однако 1 ноября, на третий день моего пребывания атмосфера резко изменилась. Вокруг нас заговорили, что «Красные приближаются!» В городе началась поспешная эвакуация. По улицам тянулись бесконечные обозы со всяким скарбом и отступающими в спешке солдатами. Я сам всего этого видеть не мог, лежал, но мне это непрерывно рассказывали больные в палате и медсёстры. Тут я стал требовать от персонала о моей немедленной эвакуации. Они обратились в лазарет, но выяснилось, что уже эвакуировали всех раненных, а меня как лежащего в другом месте, просто забыли. Я понимал, что если город будет занят красными, то меня конечно вычислят, что я доброволец и немедленно расстреляют. Положение моё становилось трагическим. Меня нужно отправить на вокзал, в трёх верстах от города, но во всём Льгове невозможно найти лошадь, а добраться пешком я не могу. Больничный персонал прекрасно понимает в какой ситуации я оказался, а потому стараются как могут. Нашли лошадь в пожарной команде, посылают за ней человека, но по дороге какой-то военный насильно отнимает её, несмотря на все протесты служащего, который говорит, что она для раненного. Опять неудача! А тут тревожные разговоры: «Сегодня до темноты красные будут в городе!» Как я уже наблюдал много раз, настроения лежащих со мною больных изменяется по обстоятельствам. «Ну что ж, - говорит один из них, - значит, снова Советы. Ничего, жили при них, и опять поживём!» Слышаться и другие голоса, совсем странные: «Так эта война из-за земли вышла. Белые земли не дадут». И всё это с какой-то унылой покорностью, без всякого энтузиазма.
В отдалении слышится артиллерийская стрельба. Я всё более нервничаю, требую, чтобы меня эвакуировали, угрожаю, умоляю, почти плачу. «Понятно, - комментируют больные, - никому неохота, чтобы тебя убили красные». Больничный персонал делает всё, что в их силах, но откуда им взять лошадь? Ставят человека у входа в больницу, чтобы тот останавливал проезжающие подводы. Каждый раз просит захватить раненного дроздовца. Долгое время безрезультатно. Все спешат, паника, каждый занят собой.
В горе моём опять взываю к Богу. И снова ОН приходит мне на помощь! Внезапно в моей палате появляется дроздовец, (он очень похож на моего первого спасителя). Этому человеку стало известно, что я здесь лежу, у него лошадь, сани и он предлагает довести меня до вокзала. В первую минуту я просто не верю своим глазам и ушам, что это так на самом деле. Я конечно с радостью и благодарностью соглашаюсь. Прошу главного врача дать мне тёплое одеяло, а то я замёрзну в моей одежде, пока доеду до места. «Вы сами знаете, говорит врач, - как мы бедны во всём, но для Вас дадим, что можем». Действительно даёт мне несколько байковых одеял. Прощаюсь со всеми и мне помогают усесться в сани к дроздовцу. В отличие от первого моего спасителя, у этого сани с крестьянином-возницей. Меня закутывают одеялами, погода стоит мягкая, слегка тает и руки болят меньше.
Мы трогаемся, уже почти ночь. Подъезжаем к перекрёстку дорог, по пути к вокзалу. Дроздовец останавливает сани, говорит, что нужно выяснить, где именно стоит санитарный поезд. Я остаюсь один, с возницей, а дроздовец идёт к вокзалу.
Жду, и думаю о моём спасителе, я успел с ним уже разговориться. Как и первому, ему уже за тридцать. Солдат германской войны, давно в Добровольческой армии, старый дроздовец, воевал на Кубини против Красной армии. В его рассказах звучит покровительственный и поучительный тон по отношению ко мне. Он меня принимает за «необстрелянного» несмышлёныша, но из рассказов моих понимает, что я вполне понимаю задачи Добровольческой армии. Он ярый противник красных, доблестный, опытный воин, человек, всецело связавший свою судьбу с Белым движением. Но и в нём чувствуются признаки усталости и разложения, он многим не доволен и не представляет как будут развиваться дела на фронте. Отступает он не со своею частью, а в индивидуальном порядке, «драпает» (по военному выражению), везёт с собою запасы сахара и других ценных продуктов. «Поеду-ка я на Кубань, - говорит он, - хорошенько там отдохну. Там у меня в станицах много друзей, пускай молодые воюют. А к весне посмотрю, какое положение сложиться, может и вернусь на фронт. До Кубани красным никогда не дойти! Это уж точно!» Воевать ему надоело, хотя он вполне здоров, хорошо одет. Ему нужна передышка. А я ему всё же глубоко благодарен.
Проходит около часу, а мой дроздовец не возвращается. Я начинаю сильно беспокоиться, опасаюсь, что для моих рук такое долгое пребывание на холоде будет вредоносным. Проходит ещё полчаса, а его всё нет. Спрашиваю возницу, знает ли он дорогу, чтобы отвезти меня на вокзал. Тот говорит: на какой? Отвечаю: на главный. Едем, потом он вызывает людей с вокзала и меня полунесут, полуведут под руки. На вокзале меня помещают в большом станционном зале и кладут на стол. Рядом со мною лежат без сознания тифозные солдаты. Мне говорят, что санитарный поезд находится впереди на Льгове II (а мы на Льгове III) в ожидании раненных, но к утру он прибудет и заберёт нас.
Лежу всю ночь среди тифозных. Я было освободился от насекомых в больнице, а тут они во множестве переползают ко мне от соседних больных. Опять мрачные мысли: заболею тифом, а я так слаб, так исхудал, что не выдержу и умру. На вокзале группа беженцев: двое мужчин лет сорока и три женщины. Они хорошо одеты, в шубах, каракулевые шапки. По лицам и манере говорить и смеяться можно безошибочно сказать, что это дворяне-помещики. Но почему все бегут и никто не сражается? На меня смотрят с жалостью и с недоумением. В моём тряпье, с руками в белых култышках, без фуражки, им трудно понять кто я. Наконец, мужчина в каракулевой шапке подходит ко мне, спрашивает: «Скажите, пожалуйста, кто Вы? Военный? Раненый?» «Да, - отвечаю я, - обмороженный дроздовец». В двух словах рассказываю ему мою историю. «Но как Вас оставили на произвол судьбы? Почему не дали тёплой одежды, обуви, чтобы Вы себя не обморозили?» - «Меня не бросили, - ответил я, - это военные обстоятельства, отступление. А про одежду Вы правы. Я пошёл добровольцем, сражался и готов биться до конца, но без сапог, в таком виде, нет! Не по силам!» Он печально качает головой и спрашивает: «А у Вас есть родственники?» - «Да, в районе Белых армий (я не хочу говорить, что мой отец премьер-министр у ген. Врангеля), но я не смог ещё установить с ними связь. В этом трагичность моего положения. Моя фамилия Кривошеин». Какое-то движение заметно на лице мужчины, но он, ничего не сказав, отходит. У него свои заботы, о себе и семье. Помочь мне он сейчас не может, единственное, что мне сейчас нужно, это чтобы прибыл поскорее санитарный поезд.
Наконец, после долгого ожидания, часам к одиннадцати, подъезжает санитарный поезд. На календаре 2 ноября. Двое санитаров ведут меня под руки, я прыгаю, ковыляю на одной ноге, боли нестерпимые. На платформе пожилой полковник с двумя юными кадетами, вероятно сыновьями, - одному лет десять, другому двенадцать. Тоже беженцы. Увидев меня, полковник отдаёт мне честь. Тронут. Но видимо у меня настолько жалкий вид, что уже полковники отдают мне честь. Зачем нужно было меня доводить до такого состояния? Лицо полковника выражает сострадание и уважение. Юные кадеты вытягиваются и тоже отдают честь. Впрочем, никто не виноват, в моём положении. Война! Нужно терпеть.
В поезде меня помещают в последний вагон, все передние переполнены раненными, а у нас ещё свободные места. Санитар приносит хороший горячий обед и сам меня кормит, с моими забинтованными руками я не могу держать ни ложки не вилки. Приходит старшая сестра, справляется о моём состоянии. Рассказываю. «Как же Вы, - говорит она, - студент, интеллигентный человек, могли допустить, чтобы у Вас отморозило руки? Это стыдно! Вы должны были растирать их снегом». Я возмущён глупым замечанием: «При чём тут интеллигентность или не интеллигентность. У меня просто не было рукавиц, ни сапог, ни тёплой одежды. Фуражку унесло ветром, а голыми руками я тащил лошадь по метели, бурану и морозу! Конечно, я растирал снегом руки, даже кожа слезла. Может быть я не профессиональный воин, интеллигент и потому плохо приспособлен к военной жизни, но стремлюсь к нашей победе, а потому готов терпеть лишения. Но не я один в таком плачевном положении. У многих нет тёплой одежды и их заедают вши... а воевать так трудно. Боевой дух нужно поддерживать не только призывами!»
Совершенно неожиданно появляется мой дроздовец: «А я тебя давно ищу. Куда ты пропал вчера? Я нашёл санитаров с носилками, мы пришли за тобой, хотели отнести в поезд?» «Да я тебя ждал больше полутора часов! Больше не мог, стал мёрзнуть, ну и поехал на вокзал». Дроздовец не доволен: «Поторопился ты зря. А где мой сахар и другие вещи?» Признаться я о них совершенно забыл, когда приехал вчера на вокзал с возницей, то думал о другом. И вот сейчас он мне напомнил! «Осталось всё в санях», - отвечаю я. «Как так? Почему ты их оставил?» - «Забыл совершенно. Но ты мне не дал никаких указаний, что с ними делать». Дроздовец не верит, сердится, требует свои вещи. Тут и я рассердился: «Оставь ты меня в покое со своими вещами. Спрашивай их у возницы, у меня их нет. Если хочешь и дорожишь этим, то найдёшь, а у меня были нестерпимые боли и я думал только о том, как не попасть к красным». Он и сам видит, что вещей в вагоне нет. Спрашивает санитара, тот ничего не знает. Уходит недовольный. Понятно, что провалились его расчёты выгодно продать их в тылу. Отчасти я виноват в его потере и мне его жаль.
Наш поезд должен тронуться к вечеру, но уже в послеполуденные часы начинает чувствоваться тревога. Упорно распространяется слух, что состав слишком длинный и паровоз не сможет вытянуть его на подъёме. Последний вагон хотят отцепить и бросить. Я вижу, что легкораненые из моего вагона, постепенно один за другим перебираются в передние вагоны. В результате я остаюсь один вместе с санитаром. Сам то я идти не могу, а потому прошу и требую от него, чтобы он и меня перевёл в передние вагоны. Но он отговаривает, отказывается: «Да там всё забито, негде лечь. Совершенно зря беспокоитесь, всё это выдумки. Вас никто не бросит». Но я не уверен. Почему же тогда убежали отсюда все другие? А санитар, кто его знает? Может быть он желает остаться у красных. Слышу другие тревожные разговоры. Будто бы машинист нашего поезда сбежал, нашли другого, а рядом с ним на паровозе стал офицер с револьвером, дабы и этот не драпнул.
Часам к четырём дня слышится ружейная стрельба с северной стороны, за вокзалом. Ещё не особенно близко. Сразу начинается поспешная эвакуация. На станции, как говорят, стоят восемнадцать поездных составов, наш предпоследний, за ним поезд генерала Витковского, командира Дроздовской дивизии. Один за другим, пыхтя паровозами, проходят мимо нас поезда с промежутками в две-три минуты. Стрельба всё приближается и учащается. Впечатление, что стреляют одни наступающие красные, а сопротивления со стороны наших совершенно нет. Наш вагон как раз против вокзала, смотрю в окно. Пули сыплются градом на вокзальную платформу. Бегают и суетятся люди, вскакивают на ходу в отходящие поезда. Вдруг всё опустело, ни души.
Наконец толчок и наш поезд трогается. Но сразу останавливается. Слышно как пыхтит паровоз, колёса буксуют на месте, не могут взять подъёма. Потом набирают силы и делают ещё рывок. Безуспешно! И так несколько раз подряд. А между тем стрельба всё усиливается, пули красных ложатся совсем рядом с нами, но до вагона не долетают. Быстро стемнело и пошёл снег с дождём. Смотрю напряжённо в окно и думаю: что если отцепят вагон и бросят его? В какой раз, молю Бога о помощи и спасении! И в этот момент сильнейший толчок сзади. Это поезд генерала Витковского толкает нас, и, благодаря ему, наш паровоз берёт подъём. Мы едем, оставляя за собой Красную армию, которая без боя берёт вокзал. Те, кто был очевидцем рассказывали, как красные кричали «ура», а по другой версии, пели «Интернационал».
Мы проехали за ночь тридцать вёрст, и через два дня наш санитарный поезд благополучно прибыл... в Харьков.
В.А. Кривошеин Брюссель, 1975г ПРИМЕЧАНИЯ 1. Мой старший брат Василий скончался на Кубани от тифа в рядахДобровольческой армии в феврале 1920 года, а второй брат Олег был зверскизамучен и убит красными приблизительно там же и в то же время. 2. В 20-е годы большевики сами разобрали уже законченныйжелезнодорожный участок Овинищи-Суда и отправили рельсы и другиестройматериалы на постройку Турксиба. Во главе строительства был поставлентот же Будасси. По этому поводу острили, что он возглавляет передвижнуюжелезнодорожно-строительную группу. 3. Будасси впоследствии печально прославился при постройкеБеломоро-Балтийского канала. Сам арестованный как "вредитель, сосланный напостройку канала, он сумел выслужиться у большевиков, тем, что перевыполнялнормы на костях подчиненных ему зэков. В изданной в Москве в 1934 годукниге, посвященной строительству ББ. канала, имеется портрет Будасси сприблизительно такой подписью: " Был жуликом, рвачом и спекулянтом и т.д.,но социалистический труд его исправил, он раскаялся и переродился в "героятруда". Я храню ему благодарность, он помог мне выбраться из "Совдепии". 4. Через месяц после моего отъезда и моему брату Игорю удалось уехатьиз Весьегонска. Без особых приключений он добрался до Добровольческой армии. 5. В августе 1919г. крупным силам Красной армии, частично переброшеннымс Сибирского фронта, удалось на стыке Донской и Добровольческой армииглубоко прорваться в тыл белых в районе Валуйки-Купянск-Волчанск, создав темсамым угрозу Харькову, к которому они подошли на 30 верст. Однако красныебыли разбиты и прорыв ликвидирован. 6. Вскоре мне стало известно, что это была 14-ая армия 7. В прошлом полковник старой армии, А.М. Егоров примкнул к красным в1918 году. С лета 1919 года - командующий 14-ой Советской армией на Южном фронте,с 18 сентября по 11 октября - командующий Южным фронтом против Деникина.Впоследствии - маршал советского Союза, расстрелян Сталиным, как и почти всевыдающиеся красные военачальники, сражавшиеся против белых на Южном фронте.О дате его смерти существуют разногласия. Согласно БСЭ, 3-е изд., он умер 23февраля 1939 года и ничего не говорится о его расстреле. По более правдивымисточникам (см.Robert Conquest. " La grande terreur ", Paris, 1970 - РобертКонквест, " Большой террор", Париж, 1970 г. стр.449) он расстрелян 10 марта1941 года и в самом факте сомневаться не приходится. 8. На самом деле махновские банды начали действовать 13 сентября итолько к 14 октября захватили Екатеринослав. См.: А Деникин. " Очеркирусской смуты". T.V.C. 235 9. О численности Белой армии, в этом районе интересные сведениясообщают советские источники: " Глуховское направление (в районеВорожба-Коренево-Льгов, т.е. на фронте 100-150 верст) находятся Первый иВторой Дроздовские полки - 10 800 штыков и сабель. Дмитриевское направление:Самурский полк - 4 960 штыков и 750 сабель. Всего 18 108 штыков, 4173 сабли,245 орудий, см.: "Гражданская война на Украине", Москва. Т. II 10. И действительно, за два дня до этого, 30 августа, Добровольческаяармия начала свое последнее большое наступление на Москву, завершившеесячерез месяц взятием Орла. Дроздовская дивизия, наступая на Рыльск иДмитриев, занял 3 сентября Суджу и 7 сентября Льгов. См.: Вл.Кравченко, "Дроздовцы от Ясс до Галлиполи" Т. I., Мюнхен, 1973. стр. 281 11. На самом деле белые пришли в Коренево только через четыре дня.Ожидать так долго на станции было бы очень опасно. На меня могли обратитьвнимание. 12. В моих воспоминаниях я пишу о "красных кубанцах" только то, чтовидел и слышал сам в 1919 году. Это мои непосредственные наблюдения. Но хочудобавить некоторые исторические подробности: Существовал отряд, впоследствии"Бригада червонного казачества" - это было их официальное название, хотянаселение прифронтовой полосы называло их "красными кубанцами". (Название"червонные казаки" лично я тогда не встречал) - был сформирован осенью 1918года кубанским есаулом В.М. Примаковым и сражался сначала против Петлюры.Летом 1919 года он был брошен против Деникина и вел бои под Черниговым. Ссентября включен в качестве бригады в состав 14-ой и одно время 13-ойсоветской армии (командующие Егоров, Уборевич, Гиттис) в районе Коренево-Рыльск- Дмитриев- Дмитровск. Сам Примаков был авантюрист и " смышленыймужик", по отзывам знавших его лично, "герой гражданской войны", какназывает его 2-ое изд. БСЭ. В тридцатые годы в чине корпусного командира былпомощником командующего Ленинградским военным округом, оттуда послан наразведывательную работу в гитлеровскую Германию и, как почти все красныекомандиры Южного фронта, расстрелян 12 июня 1937 года по приказу Сталинавместе с Тухачевским, Уборевичем, Якиром. Примаков был в это время женат наЛиле Брик. Советская печать эпохи Гражданской войны восхваляла "героическиеподвиги" "красных кубанцев". См., например, в "Правде" от 22 ноября 1919года статью некой Раисы Аварх " Безумству храбрых пою я песнь!", где онапишет: " Тихо (?), незаметно(!) делают они великое дело освобождениянарода". Генерал А.В. Туркул отзывается о них по-другому: " Мы ненавиделиЧервонную дивизию смертельно. Мы ее ненавидели не за то, что она ходила понашим тылам, что разметала недавно наш Второй полк, но за то, что червонныеобманывали мирное население: чтобы обнаружить противников советчины,червонные, каторжная сволочь, надевали наши погоны... Мы ненавидели"червонных". Им от нас, как и нам от них, не было пощады" (А.В.Туркул, "Дроздовцы в огне". Картины гражданской войны 1918-1920гг. в литературнойобработке Ивана Лукаша. 2-ое издание. Мюнхен, 1948г. стр. 119-120) Читательможет увидеть из дальнейших страниц моих воспоминаний, что не тольконаселение прифронтовой полосы, но и многие мобилизованные красноармейцыненавидели их не меньше и обзывали "хулиганами", "разбойниками и зверьми".Нужно признать, что Червонной бригаде "товарища Примакова", принадлежитрешающая роль, наряду с латышами, в перемене боевой обстановки в пользукрасных во время осенних боев против Дроздовской дивизии на Брянском, азатем и на льговском направлении. За эти бои Примаков был награжден 13/26ноября орденом Красного Знамени. 13. Боевые качества и заслуги Добровольческой армии не могут отрицатьсоветские историки: " В боевом отношении некоторые части и соединенияДобровольческой армии обладали сравнительно высокими боевыми качествами, таккак в ее составе было большое количество офицеров, фанатично ненавидящихсоветскую власть, но с лета 1919 года ее боеспособность снизилась в связи сбольшими потерями и включением в состав Добровольческой армии мобилизованныхкрестьян и даже пленных красноармейцев". ("Деникинщина" в БСЭ, 3-е изд.)Лично я хочу уточнить, что выражение "с лета 1919года" неточно. Я бы сказал:с октября. Это видно из высказываний "красных кубанцев", имевших место вначале сентября. 14.Действительно, как раз в это время станция Глушково была занятабатальоном 3-го Корниловского полка при поддержке двух бронепоездов.Слышанная накануне на ст. Коренево стрельба из тяжелых орудий велась,очевидно, этими бронепоездами. (см. Левитов, " Корниловский ударный полк",Париж, 1974 г. стр. 317) 15. Снагость - большое старинное имение князей Барятинских, дарованноеим за то, что в XVII веке один из их предков разбил Стеньку Разина. А другойБарятинский был в XIX веке наместником Кавказа. Барятинские и построилиснагостскую церковь. Все это я узнал гораздо позже, а тогда ни о какомимении не слыхал. Никого ни о чем не расспрашивал, да и не до того было. 16. Входила в состав 14-ой советской армии. Командовал 41-ой дивизиейЭйдеман, латыш по национальности, впоследствии корпусной командир.Расстрелян в 1937 году вместе с Тухачевским.(См.: Роберт Конквест. стр.197,198, 213) 17. В действительности Рыльск был занят Белой армией только 10сентября, то есть через четыре дня. 18. Это было имение, 1200 десятин, А.Н.Волжина, обер -прокурораСвятейшего Синода в 1915-1916 гг. Я встретился с ним в Мюнхене в 1922г., ирассказал ему этот случай. 19. Действительно, такого рода факты, подтверждает генерал Туркул. Онописывает. как "червонные", надели погоны и прикинувшись белыми, занялиместечко под Ворожбой. Потом расстреляли более двухсот мирных жителей,которые их гостеприимно встретили приняв за белых. (ген.Туркул., стр119-120) 20. Город Курск был взят корниловцами 7 сентября. 21. См. о нем дальше по тексту. 22. Город Глухов был занят белыми 14 сентября, то есть как раз в этидни. 23. Газета "Правда" от 26 сентября. По ее данным, бомба было брошенавечером 12\25 сентября. В числе убитых коммунистов был старый большевикЗагоров. Именно в его "честь" Троице- Сергиев Посад был переименован вЗагорск. По сведениям опубликованным в советских газетах, в связи сброшенной бомбой в Москве было расстреляно свыше 60 "контрреволюционеров",преимущественно кадетов (братья Астровы и другие), военных и даже женщин-"шпионок". 24. О переброске в это время на Южный фронт латышских и эстонскихчастей свидетельствуют советские историки. Так, они пишут, например, опереброске латышской дивизии Мартусевича, об эстонской стрелковой дивизии(около 3 тыс. штыков) и т.д. ("Гражданская война". БСЭ, 3-е изд. Т.8) 25. Я не мог знать, что в это утро отряд Первого Дроздовского полка подкомандою полковника А.В. Туркула начал наступление на Дмитриев с запада, потылам красных, вдоль дороги Севск-Дмитриев. Так что в действительности мнепредстояло идти не параллельно фронту, а прямо навстречу наступающей Белойармии. 26. В тот же вечер 19 сентября Дмитриев был занят после сильного бояотрядом полковника Туркула. Так что, было бы лучше если бы я прождал еще вДмитриеве до прихода белых, не пошел в Селино. Но кто мог предвидеть, чтобелые придут так скоро? Да и в самом Дмитриеве риск ареста был почти неменьшим. А главное, как я говорил, у меня не было выбора: меня выгоняли издома. Не на улице же было мне дожидаться белых? 27. Это был Самурский полк Дроздовской дивизии, наступавший на Дмитриес юга, но наступление его задерживалось (см. Туркул. стр. 117-121) 28. Несомненно, это были "красные кубанцы", но тогда мне это не пришлов голову. Я не знал, что они переброшены на этот участок фронта. 29. Вышедший утром 19 сентября, из Севска отряд полковника Туркула всоставе первого дроздовского полка с "легкой и гаубичной батареями" "пошелпо красным тылам с задачей захватить Дмитриев", что ему и удалось сделать квечеру (см. прим.26) У села Доброводье, на большаке Севск-Дмитриев, верстахв 30 к северо- западу от Кузнецовки, он нанес жестокое поражение атаковавшимего " красным кубанцам", что вызвало общее отступление красных на этомучастке фронта. Яркое описание этого рейда полковника Туркула по тыламкрасных см. в его книге на стр. 117-121. Некоторые подробности у Кравченко,стр. 285-289. 30. Выходит, что я встретился с "кубанцами" всего через несколько часовпосле разгрома их бригады под Доброводьем. Сейчас они отступали к Дмитриеву. 31. Кто был этот красный командир, я не знаю, но о его дальнейшейсудьбе можно узнать из той же книги генерала Туркула. Описывая события этогодня, рейд дроздовцев по тылам красных и взятие ими г. Дмитриева, Туркулпишет: " Дмитриев был наш. Всю ночь сторожевое охранение на мостах брало вплен одиночек и отстающие роты. Красные толком не знали, кто в Дмитриеве, ипринимали белых за красных... на рассвете в рессорной бричке вкатил на мосткакой-то красный командир. Он заметил наши погоны, выпрыгнул из экипажа.Выстрел уложил его на бегу. Пуля, как раз над сердцем, пробил его бумажник,полный царских денег (Туркул. стр. 121). Все говорит за то, что это был тотже "командир", которого я встретил между Кузнецовкой и Фатеевкой, в 15верстах от Дмитриева. он был на том же рессорном экипаже и ехал в том женаправлении. Очень много схожих подробностей. 32. Думаю, что объясняется хаосом, создавшимся в рядах красных из-зарейда полковника Туркула, когда все перепуталось и никто не знал, где белые,впереди или сзади. 33. Сейчас для меня нет сомнения, что стреляли батареи отряда полкаТуркула, действовавшего в тылу красных. Генерал Туркул обгонял отступающихкрасных и шел впереди их на Дмитриев. Вот что он пишет: " Точно сильная бурягнала нас без отдыха вперед. От Доброводья мы пошли по тылам красных.Повернули на Дмитриев. Красные пробовали пробиться сквозь отряд, а потомначали отступать. Они шли, куда и мы, на Дмитриев. На спине противника мы,что называется, лезли в самое пекло: под Дмитриевым у красных были большиесилы: бронепоезда. Движение крайне опасное". (ген. Туркул. стр. 288-289) 34. Как я узнал впоследствии, это была Фатеевка. 35. Интересно, что он с ними сделал? Передал ли в штаб и сказал, что яубежал, или просто выбросил их и ничего обо мне не сказал? Этот вопрос ячасто задавал себе впоследствии. 36.По всей вероятности, и те двое военных, о которых мне сказали вФатеевке, были тоже красные, проводившие разведку. 37. Этот лесок отмечен на подробной карте Генштаба. Не в нем линаходился пред тем " штаб бригады", куда меня было приказано отвести? 38. Назывались эти деревни: Звеняга и Пушкарево. Это я выяснил ужемного лет спустя, рассматривая карту той местности. 39. На карте обозначен как "Лог Лебежный". 40. Это были самурцы, наступавшие на Дмитриев в это утро с юга (см.прим. 27) Они не знали что Дмитриев был взят еще накануне отрядом Туркула,шедшим с запада. (Туркул. стр. 121) 41. Так я переживал полвека тому назад избавление из красного плена.Помню все мои переживания и радость избавления. С благодарностью и любовьювспоминаю тех русских людей, которые сочувствовали и помогали мне напротяжении этого времени: крестьянку, напоившую меня молоком и грустившую омоей участи, матроса в "рваных брюках", незаметно давшего мне ломоть хлеба,конвоира, успокаивавшего меня и оставившего свободным, моих созаключенных"мужичков" и конечно отца Павла. В таких людях вечная моя любовь и память остарой России. 42. Второй офицерский стрелковый полк ген. Дроздовского выделен изПервого и сформирован в июне 1919 года в Харькове после занятия его белыми.В упоминаемых мною примечаниях Туркула и Кравченко описываются боевыедействия доблестных дроздовцев в Гражданскую войну (начиная от Ясс в феврале1918г.) 43. Офицерские роты стали образовываться в добровольческой армии вконце лета 1919 года, когда даже в так называемых "офицерских полках"большинство воинских чинов состояло из мобилизованных солдат. Офицерскиероты обыкновенно держались в ближайшем резерве и вводились в бой только вкритических обстоятельствах. Целью их образования было сохранять офицерскийсостав от чрезмерных потерь, а так же выделять из него нужные командныекадры для формирования новых частей, восполнять потери в офицерах. 44. Дмитриев был взят белыми за два дня до этого, но потом утрачен. См.у Кравченко: " 21-го сентября красные повели наступление на г. Дмитриев ибыло заняли город, но к 17-ти часам контрнаступлением наших частей вновьвыбиты, и город был окончательно занят нашими частями" (стр.289). Очевидно,что полученное известие относилось ко второму взятию города белыми. В ихруках он оставался более месяца. 45. Дмитровск Орловский (не путать с Дмитриевым Льговским) был взятсамурцами с боем 24 сентября, то есть накануне прибытия туда. (см.Кравченко, стр. 289) 46. Угрозу Москве в сентябре 1919 года признавало само советскоекомандование: " Состояние 14-ой и 13-ой армий (действовавших противнас)...создает обстановку, при которой не исключается опасение за Орел идаже Тулу и Москву", - пишет в своем докладе советскому правительству от8/21-13/26 сентября красный главнокомандующий Каменев. (См. "Из историиГражданской войны в СССР. Т.II, Москва стр. 521) 47.Как раз в эти дни, 25 сентября, Патриарх Тихон обратился с посланиемк духовенству, в котором он предписывал ему воздержаться от выражениясочувствия белым (служением молебнов, колокольным звоном и т.д.), так какэто могло вызвать тяжелые репрессии в случае возвращения красных. Конечно,патриаршее послание в то время было нам неизвестно.(См. Архиепископ Никон (Рклитский) "Жизнеописание Блаженного Антония, митрополита Киевского иГалицкого". Том VI, 1960г. стр. 57) 48. По линии железной дороги на Брянск самым северным пунктомпродвижения дроздовцев была станция Брасово, в 24 верстах севернее Комаричейи в 70 верстах южнее Брянска. На этом наступление остановилось: " Войска14-ой советской армии успешно отбили все попытки противника прорваться кБрянску" (К. Агуреев. " Разгром белогвардейских войск Деникина", Москва,1961г., стр.76) 49. Сильнейшие бои шли все это время на фронте Дроздовской иКорниловской дивизии в районах Комаричи-Дмитровск- Кромы- Орел, о которых мы(по крайней мере я) ничего не знали, хотя смутно чувствовали, что не всеблагополучно. В начале, правда, были крупные успехи, когда ПервыйДроздовский полк под командой полковника Туркула разгромил 29 сентября устанции Комаричи большой отряд матросов и уничтожил 4 бронепоезда. Тот жеТуркул совершил новый сорокаверстный рейд в тылу красных севернееДмитровска, где разгромил латышскую дивизию, но в общем перевес постепенносклонялся на сторону красных (Туркул, стр.122-124, 126-128). Так Орел,занятый корниловцами 30 сентября, был ими оставлен 7 октября, Брасово былооставлено 11 октября. Дмитровск и Кромы переходили из рук в руки, покаокончательно не были заняты 13 октября. Советские историки называют эти бои28 сентября -14 октября Орловско-Кромской операцией (БСЭ, 2-ое издание,стр. 210-211). Дроздовская дивизия не потерпела в ней серьезных неудач, новынуждена была отойти, понесла большие потери, и инициатива военных действийперешла на сторону красных. Основной причиной успеха красных было их сильноепревосходство в людях и технике. По тем же советским д анным, у красных былона фронте 80-90 тысяч штыков и сабель с 2 тысячами пулеметов и 400 орудиями.У белых было всего 55-58 тысяч штыков и сабель, 800 пулеметов и 260 орудий.Любопытные данные сообщает о малочисленности белых красный шпион коммунистКернерс (он " работал" в районе Дроздовской дивизии) В своем докладе ЦКУкраины он пишет: " На Комариченском фронте, где у нас было несколькополков, у Деникина действовали 2-3 роты, а в момент отступления Деникинаиз-под Комаричей там была одна 90-ая рота 2-го Дроздовского полка"("Гражданская война на Украине", Том, II. Стр. 511) 50. Конечно, известие о взятии Петрограда было ложным. Курьезно,однако, что в Харькове, где находился штаб Добровольческой армии, былотслужен торжественный благодарственный молебен и прошел парад на главнойплощади по случаю "взятия" Петрограда генералом Юденичем! (См. Борис Пылин," Первые четырнадцать лет", Калифорния, 1972г. стр. 56) 51. Я передаю здесь точно, что я видел, чувствовал и переживал вКомаричах в октябре 1919 года. Но с тех пор я узнал, что и газета "Правда"стала выходить на одном листке, хоть и на белой бумаге. Некоторыебелогвардейские газеты, как " Приазовский край", продолжали печататься начетырех страницах белой бумаги. 52. Несколько "подчищенная" цензурой", советская сводка печаталась вбелогвардейской печати. Но такие газеты в те дни я не видел в Комаричах.Вероятно, их там не было. 53. Увы, эти "коричневые листовки" довольно точно передавалипостановление правительства генерала Деникина от 25 июня 1919 года " Правилао сборе урожая в 1919 году". Как рассказывает, профессор А.Б. Билимович,возглавлявший при генерале Деникине Управление земледелия и землеустройства,впоследствии он "не мог себе простить, что, управляя этой важной сторонойжизни Юга России и имея возможность повлиять на разрешение этогопринципиального вопроса в нужном направлении, не решился разработать болеерадикальной программы земельного устройства России, и настоять на еенемедленном проведении в жизнь" (Б. Пылин. стр. 145- 146). Упоминая далее оземельной реформе в Крыму при Врангеле, Пылин замечает: " Будь это сделано,когда мы были под Орлом, возможно, исход борьбы был бы другой" (там же). Большевицкая пропаганда воспользовалась, конечно, " Правилами о сбореурожая" для дискредитирования Белой армии в глазах крестьян. (См.,передовицу "Правды" от 16 сентября 1919 г. "Урожай помещику") 54. Как видно из дневника офицера Первой Дроздовской батареи Соловьева(Кравченко, стр. 310-311), "наша конница", находившаяся западнее Дмитриева внаправлении на Севск, "внезапно отошла", открыв дорогу красным, которыеочутились "верстах в двух от Дмитриева". Началась поспешная эвакуациянаходившихся на станции военных грузов. А через несколько часов Краснаяармия разбили дроздовские роты защищавшие станцию с запада. О приближениикрасных в Дмитриеве стало известно с 8 часов утра, и странно, что вкомендатуре нас не предупредили о положении. Отмечу, что напавшие наДмитриев с запада большевики входили в состав 14-ой советской армииУборевича, расстрелянного вместе с Тухачевским в 1937 году. 55. Я совершенно не представлял себе тогда всю серьезность положения нафонте, которое создалось из-за численного перевеса красных и ряда их успеховв неравных боях. Более того моя наивность дох
