Студопедия — Поэзия Владимира Высоцкого
Студопедия Главная Случайная страница Обратная связь

Разделы: Автомобили Астрономия Биология География Дом и сад Другие языки Другое Информатика История Культура Литература Логика Математика Медицина Металлургия Механика Образование Охрана труда Педагогика Политика Право Психология Религия Риторика Социология Спорт Строительство Технология Туризм Физика Философия Финансы Химия Черчение Экология Экономика Электроника

Поэзия Владимира Высоцкого

41.

Я смотрел в небо и не мог понять, во сне я или наяву, у знакомых берегов или в чужом краю. Прозрачная высота, тонкие рваные облака, штормовой плеск волн, – говорили мне: ты возле берега, ты дома. Но крики чаек, осенний ветер, запахи, которые он нес, казались неуловимо чужими.

Королевский остров, последний осколок родного мира.

Я закрыл глаза. Я лежал на дне лодки, песня полета текла сквозь нее, была громче волн, отзывалась на каждое мое прикосновение. И неслась прочь, перекликалась с другими кораблями, они пели вместе, завораживали меня. Почти сотня кораблей качалась на прибое, и в каждом из них теперь звучала песня полета.

Она поможет нам, проведет сквозь бурю, когда мы отправимся на поиски новой земли.

Море пело вместе с кораблями, шептало мне: «Уплыть – найти дом, вернуться – погибнуть…» Я столько раз повторял и слышал эти слова, что перестал понимать их смысл.

Море звало меня, но я так хотел вернуться.

Три дня здесь, на Королевском острове, уже казались вечностью. Я не знал, что замышляют враги, и не знал, что собирается делать король. Первый день на острове прошел в тумане усталости, – я запомнил бесконечный подъем по белой лестнице на вершину холма, дворец – уменьшенное отражение дворца в Атанге – королевский совет в длинном зале. Я пытался потом вспомнить слова короля, но не смог. Другие голоса, – радостные, удивленные, враждебные, – заслонили остаток дня, а следующим утром я уже сидел в палатке старшего офицера, писал рапорт, слушал свою задачу и принимал новые полномочия.

«В кратчайшие сроки сделать флот сильнее». Никто не мог объяснить, что именно хотят от меня, и я сделал то, что считал нужным.

Корабль, столько лет дожидавшийся меня в песке возле старого порта, за один день был разобран на планки. Доски, оторванные друг от друга, еще полнились песней полета, жили моим волшебством. Пока их приколачивали к другим кораблям, я пел, – и магия пропитывала их как масло, как кровь, звала в небо и в открытое море. Даже уйдя с пристани, поднявшись на сотню ступеней, я слышал песню полета. Никогда прежде она не звучала так звонко, так ясно.

Лишь нескольких десятков кораблей не коснулась моя песня. Высокие, с серебристыми парусами, они стояли в восточной части гавани, и их борта шелестели едва слышно, касались сердца горьким дымом, – как и крылья тех, кто приплыл на этих кораблях.

«На наших кораблях не будет магии», – сказал мне верховный всадник. Его крылья ниспадали к земле словно плащ, капюшон затенял лицо. Ему было все равно, что приказал мне король, и корабли всадников не вдохнули песню полета.

Но все остальные звенели, были полны сил, – ведь я пел вчера и сегодня, наполняя их ветром и небом, и теперь без сил лежал на дне своей лодки, слушал как море шепчет мне: уплыть… погибнуть… вернуться…

– Эй, ты там живой? – Голос, встревоженный и знакомый, окликнул меня, заставил вынырнуть из полузабытья.

Я ухватился за борт, поднялся, – лодка качнулась подо мной, готовая отплыть или взлететь, – и выпрыгнул на пристань.

Джерри поймал меня за плечо, и я привычно отмахнулся, хотел сказать, что все в порядке. Но каменная набережная качнулась словно палуба корабля, и Джерри не отпустил меня.

Я не видел его всего неделю или чуть дольше, но он изменился, стал словно бы старше или злее. Но за спиной у него по-прежнему было длинноствольное ружье, и одет он был в свою черную офицерскую форму, – только правый рукав был отрезан и перебинтовано плечо. «Это еще с Атанга, – объяснил он. – Я тогда даже не заметил».

Только теперь, на острове, я понял, – все эти дни я не задумывался, жив ли Джерри, добрался ли он до цели. Не задумывался, потому что у меня не было сомнений. Должно быть, в те долгие два дня, пока я был без сознания, ветер донес до меня песню лодки, вплел в мои сны, сказал, что Джерри цел.

Ведь мне снилось что-то важное тогда.

– Ты себя угробишь когда-нибудь, – сказал Джерри.

– Это точно, – согласился я. – Даже не знаю, как сюда без тебя доплыл. Ты нашел сигареты?

Джерри усмехнулся и на миг стал совсем прежним.

– Ну я так подумал, – сказал он, – что раз волшебников у нас почти не осталось, то надо же беречь тебя, следить, чтобы ты соблюдал ваши правила. А курить-то волшебникам нельзя!

Я попытался пнуть его, но он увернулся, смеясь.

Словно мы все еще были в Атанге. Словно война не вышвырнула нас прочь.

Вчера я рассказал Джерри обо всем, что со мной было. Мы сидели у костра, передавали друг другу медную фляжку. Можжевеловая водка обжигала горло, мысли искрами уносились в темноту, и я рассказывал, не мог остановиться. Кроме Нимы только Джерри мог меня понять. Он столько раз был в Роще, он знал Кимри, Ору и многих других. Он знал моего учителя и тех, кто убил его.

«Суки, – сказал Джерри, когда фляжка опустела. – Повсюду таились».

Повсюду. Даже Рилэн был одним из них.

– Там еда осталась? – спросил я.

– Я поэтому за тобой и пришел, – ответил Джерри. – Скоро не останется!

Лестница поднималась от пристани, рассекала склон холма, – широкие мраморные ступени, резные балюстрады, площадки с мозаичным узором. Наверное раньше здесь никогда не было так людно, – изредка сюда приезжал король, придворные гуляли по белым галереям, а на склонах холмов шли представления и состязания.

Теперь весь остров превратился в лагерь беженцев. По обе стороны от лестницы пестрели армейские палатки, серые и цвета прибрежного песка, навесы из разноцветной ткани, самодельные шатры. Воздух полнился дымом костров и людским гулом, – разговорами, окриками, детским плачем.

Но сквозь все это я слышал песню полета, – она неслась словно ветер, словно прилив. Я слушал ее, шел по лестнице – ступень за ступенью, – и путь снова казался мне бесконечным.

Палатка, в которой я ночевал, стояла высоко, почти у самого дворца. «Новые казармы королевской гвардии!» – сказал мне Джерри в первый вечер. Всего несколько больших шатров – нас осталось так мало.

– Ну кажется мы не опоздали! – Джерри хлопнул меня по плечу и направился к котлу.

Я хотел пойти следом, но не успел сделать ни шага.

Дымная, горькая сила налетела словно шквал, обожгла глаза, наполнила горло пеплом. Сердце замерло на миг, потом забилось быстрее. Я обернулся и увидел Тина.

Он промчался по лестнице, перепрыгнул через баллюстраду и подбежал ко мне. Он сиял, казалось едва сдерживался, чтобы не рассмеяться от счастья, а за спиной у него были крылья. Серебристо-серые, ниспадающие к земле, полные силы, – шепчущий раскаленный пепел, боль.

– Меня простили! – воскликнул Тин и правда рассмеялся, отрывисто и звонко. – Вернули мне крылья! Я снова всадник!

– Еще бы не простили, – сказал я. Радость Тина захлестнула и меня, я засмеялся тоже. – Ты же герой. Должны были забыть, в чем ты там провинился.

– Ну они не забыли и я теперь опять как новообращенный, – возразил Тин. Я не понимал, о чем он говорит. Орден всадников всегда был окутан тайной. – Но испытания будут короче… И я пока не могу жить с всадниками, буду с ополченцами. И еще я не должен далеко от тебя отходить, ты же за меня поручился.

Он улыбался, а его крылья шелестели все громче, пытались заглушить эхо песен, скрыть магию дымной завесой. Должно быть, врагов пугает это не-волшебство и поэтому никто в Роще не хотел говорить о всадниках.

Но я знал – я могу подчинить себе эту силу, мне нечего бояться.

– Отлично, – сказал я. – Будем летать вместе.

 

 

42.

Свет, прозрачный невесомый, сиял передо мной.

Огромный колодец был полон им, и мерцающая река текла вверх, не останавливалась ни на миг. Белое мерцание, отблески алого и синевы переплетались, двигались, – и я смотрела на них, как зачарованная. Если долго не отводить глаза, – мир вокруг растворяется, остается лишь сияние, глубокое и чистое. Все звезды живут в нем, все души мерцают, меняются, движутся без конца.

Это было мое тайное убежище. Я не рассказывала о нем никому, даже Мельтиару, – ведь я приходила сюда, когда тускнели мысли, холодело сердце, и город казался тесным.

Когда-то давно, – я была тогда еще совсем маленькой и недавно одела крылья – я блуждала по заброшенным воздуховодам и добралась сюда. Распахнула люк в стене и увидела колодец – просторный, самый широкий в городе, наполненный чистым и пронзительным светом. Уже потом я узнала его имя, – первый источник, – но никто не мог объяснить мне, что оно значит.

И сейчас я сидела у открытого люка, и сияющий поток уносил мои мысли и страхи, они соединялись с рекой света, переливались в вышине.

«Через четыре дня», – сказал Мельтиар, и три из них прошли.

Он исчезал и появлялся – на каждое его возвращение город отвечал ослепительным всплеском силы, восторгом, рвущим душу. За эти три дня Мельтиар звал нас к себе много раз, иногда лишь на несколько мгновений, – смотрел на нас, брал за руки и исчезал снова.

Мы победили, но война еще не кончилась: по всему миру воины выслеживали оставшихся врагов, прячущихся в лесах и руинах. «Последние, к вечеру не останется никого, – сказал Мельтиар сегодня утром. Я не посмела спросить, но он понял меня, ответил: – Нет. Вы нужны мне в городе».

Завтра четвертый день – а значит, завтра Лаэнар вернется.

Свет преломлялся, искрился, распадался на радужные всплески, причудливые формы, – и я поняла, что плачу, смотрю на него сквозь слезы. Я закрыла лицо руками, – но не смогла заслонить сияние. Горе и восторг, боль разлуки и радость победы обжигали сердце, наполняли крылья, не давали остаться на месте.

Я рванулась вперед, прыгнула в сияющий поток. Крылья распахнулись, свет подхватил меня, помчал ввысь. Он был вокруг меня и во мне, пел, струился, я стала прозрачной и яркой как он, – и очнулась лишь когда оказалась под каменными сводами, на этаже прорицателей.

Залы пророчеств изменились, как и весь город, как весь мир.

Воздух и камень по-прежнему были полны силой пророков, ясной, влекущей и невесомой, – но ее пронзал другой свет. Знакомый мне с рождения: ослепительно-черный и жаркий, дыхание моей жизни, голос войны. Две силы смешивались, как сияние в колодце, – в каждом вдохе и звуке я чувствовала их движение.

И лишь пройдя вглубь зала, я поняла в чем дело.

Никогда прежде здесь не было столько предвестников Мельтиара. Одни стояли возле туманных зеркал, другие бесцельно бродили по залу, – то и дело к ним подходили одетое в белое пророки и уводили в комнаты, скрытые в толще скал.

– Зачем ты здесь?

Детский голос, серьезный и тихий. Рядом со мной стояла девочка: ладони, скрытые широкими рукавами, серебряная цепочка в волосах, внимательный взгляд.

Зачем я здесь?

Чтобы узнать будущее? Увидеть прошлое или дальний край мира? Или я пришла успокоить душу – как те воины, что потеряли близких в бою? Девочка смотрела на меня, молча ждала ответ.

– Я Арца, звезда Мельтиара, – сказала я. – И хочу увидеть будущее.

Девочка кивнула, повела меня вперед. Я думала, что мы остановимся возле ближайшего зеркала предсказаний, – но мы покинули зал, свернули в лабиринт арок и скальных переходов. Здесь клубился синеватый дым, терпкий привкус оседал в горле, и каждый шаг казался легче и длиннее предыдущего. Наш путь оборвался в комнате с высокими сводами, и я увидела Эркинара, главу прорицателей. Он стоял в окружении своих звезд и повернулся, когда я вошла.

Равный Мельтиару по силе, он был совсем другим. Его темные волосы были обрезаны выше плеч, и от этого черты лица казались заостренными, резкими. Взгляд был отстраненным, но прикосновение – успокаивающим, легким, как и все вокруг.

Он взял меня за руку и сказал:

– Я не могу показать тебе будущее, Арца. Твое будущее ветвится, как горный поток, и сейчас не угадать, какой ручей превратится в реку.

Я сделала глубокий вдох – но прежде, чем успела задать вопрос, Эркинар продолжил:

– Но я отправлю тебя в сон. Перед тобой будут все твои реки, и, быть может, самый яркий поток позовет тебя сам.

Я пошла за ним следом. В маленькой комнате, окутанной дымом, легла на мягкую скамью, закрыла глаза. Эркинар вновь прикоснулся ко мне, легко, едва приметно, – и сон подхватил меня, как поток света в колодце, помчал ввысь.

 

Мои крылья рассекают небесную реку, хвостовые перья раскрыты, я парю, ветер бьет в лицо, но я не опускаю стекло шлема. Вокруг меня небо, весенняя синева, полуденное солнце слепит глаза. Я ложусь на крыло, и земля поднимается мне навстречу, – бескрайний лес, золотистые пятна полян и блеск реки.

Я разворачиваюсь вновь, и теперь подо мной машина, сияющая, черная, я вижу свое отражение в ее бортах.

Весь мир наполнен запахами весны, он кажется мне беспредельным, огромным, мое сердце горит. Краем глаза я вижу черный всплеск крыльев, – мой напарник, мое отражение. Я поворачиваюсь, я должна разглядеть, должна понять, – и небо рушится на меня.

Синева, скорость, полет, небесные реки, – они мчатся сквозь меня и тают.

Я пытаюсь удержать их, но уже знаю – это сон.

 

Когда я проснулась, Эркинара не было в комнате. Его предвестник вывел меня из полутемного лабиринта и спросил на прощание:

– Хочешь рассказать свой сон?

– Нет, – ответила я и прыгнула в колодец.

Крылья, еще помнившие пьянящий весенний ветер из сна, распахнулись, ударили по воздуху, стремясь поднять меня ввысь. Но мне нужно было вниз, к ангару, – и крылья подчинились.

Огни в коридорах горели вполсилы, было пустынно и тихо, – там, снаружи, уже погас закат. Со дня возвращения каждую ночь мы встречались у ворот ангара, шли к машине и отправлялись в полет. Звезды, облака и растущая луна мчались над нами, а внизу был наш мир, освобожденный, чистый.

Сегодня у ворот ждала только Амира – уже доспехах, с заколотыми волосами, готовая надеть шлем и слиться с машиной.

Амира улыбнулась мне, и я взяла ее за руку, прислонилась к стене. Там, в глубине, под слоем металла и камня, гудели механизмы, текла магия, лопасти перемешивали воздух. Я слушала этот приглушенный гул и чувства Амиры, – в ее прикосновении смешивались предвкушение радости и тревога, становились единым светом, дрожащим и чистым, как слезы. Мы стояли молча, я не спрашивала ни о чем. Я знала, – раз Рэгиль не с Амирой, значит Мельтиар позвал его.

Я смотрела наверх, в раскрытый люк колодца, ждала, что Рэгиль появится там, – черной искрой стремительно обретающей форму, мчащейся к нам. Но он спустился по лестнице.

Рэгиль шел медленно, тихое эхо шагов растворялось в зеркальном полу. Без доспехов, без шлема, лишь черные браслеты на запястьях, – зеленые и красные огни мерцали на них, сменяя друг друга.

– Что-то не так, – прошептала Амира и разжала пальцы. Ее крылья раскрылись, ударили по воздуху. – Что-то очень плохо.

Рэгиль подошел к нам, протянул руки. Я коснулась его ладони, и меня затопило предчувствие, глубокое и темное, и такая же бездонная тоска. Дышать стало трудно, я уже не могла различить, где чьи чувства.

– Мельтиар сказал, – Рэгиль говорил медленно и тихо, словно уже сотни раз повторил про себя каждое слово, – что завтра мы с Амирой должны разобрать машину. Что мы больше не полетим на ней. Потому что война закончилась.

Но я видела машину во сне, я летела рядом с ней, мы были в небе… Но Эркинар говорил: «Твое будущее ветвится».

Страх ледяным кристаллом вспыхнул в груди, заморозил мысли.

– Нет… Не может быть, почему… – Голос Амиры, сперва еле слышный, стал пронзительным и звонким, задрожал от слез. – Почему?! Почему так?!

– Потому что… он как будто.., – начал Рэгиль и не смог договорить.

Его отчаяние сказало все без слов. Я помнила это чувство – до войны, во сне, бесконечная пропасть или бескрайнее горе отделили меня от Мельтиара, и как я не старалась – не могла прорваться к нему.

Он как будто покидает нас, навсегда.

– Нет! – воскликнула я. – Мы должны что-то сделать! Мы должны быть рядом, мы должны…

– Предвестники Мельтиара.

Я замолчала, обернулась на голос.

Я никогда раньше не видела этого человека. Высокий, в темной одежде, струящейся складками, непохожий ни на кого из знакомых мне звезд. Он обвел нас взглядом, медленно, спокойно, и сказал:

– Арца. Амира. Рэгиль. Что вы здесь делаете в такое время?

Он стоял всего в полушаге от нас, но до меня не доносилось ни единого отзвука его чувств или силы, – словно он был за стеклянной стеной. Его правую руку сжимал браслет, – золотой, тяжелый, с мерцающим голубым камнем.

Он был не похож ни на кого – а значит он живет там, куда не ведут лестницы, куда не подняться на крыльях. Он из высших звезд.

Я опустила глаза и ответила:

– Мы привыкли не спать по ночам.

– Мы раньше всегда летали ночью, – добавил Рэгиль.

– Тогда идите тренироваться. – Темный рукав взметнулся, незнакомец указал на северный выход. – В зал с молниями.

Я кивнула, и мы втроем устремились туда, не разжимая рук, почти бегом.

– Мы сделаем, как велел Мельтиар, – прошептала Амира.

Я знала, что она права, но повторила, упрямо и тихо:

– Но мы должны быть рядом с ним.

 

 

43.

Если не отводить взгляд от витража, легко представить, что мы во дворце в Атанге. Солнце искрится в разноцветной стеклянной мозаике, вьюнок оплетает колонну, белые осенние цветы тянутся к небу.

Но стоит прислушаться – и понимаешь, что дворец слишком шумный, полный громких и непривычных звуков. Стоит сделать глубокий вдох – и чувствуешь привкус соли, голос морского ветра.

Да, так легко притвориться, что ничего не произошло, мы все еще в Атанге, – но я никогда не хотел жить во сне. Мне нужна настоящая жизнь.

Я отвернулся от витража, подошел к краю балкона, встал рядом с курившим гвардейцем. Тот поймал мой взгляд и протянул сигарету. Дыма в ней оставалось всего на пару затяжек, я вдыхал их медленно и не остановился, пока сигарета не обожгла пальцы. Первый дым за столько дней, – желтый, проясняющий мысли, так необходимый мне сейчас.

– Не спрашивай, – сказал гвардеец с усмешкой. – Там, где я взял, уже нет.

Я взглянул вниз, – на лестницу, белой лентой уходящую к пристани, на зеленые склоны, усеянные разноцветными заплатами шатров, на людей, казавшихся крошечными с высоты. Небо здесь было куда ближе, чем в Атанге, прыжок через перила, – и я взлечу, оно примет меня. Сколько еще ждать, пока король позовет нас? Я мог бы сейчас взлететь, мог стать быстрее ветра.

Но нельзя.

Я закрыл глаза, попытался вновь ощутить ускользающий вкус желтого дыма и вернуть мыслям ясность.

Если я взлечу сейчас – прогремят выстрелы. Я был уверен в этом. Когда я пел на пристани, никто не подходил ко мне, – только те, кто давно меня знают, или те, кого прислал король. Когда я шел среди палаток, люди отворачивались. Я знал, что не должен винить их, – они всю жизнь считали магию вражеским ремеслом, а теперь она разрушила их жизнь. Вчера один раненый сказал Ниме, когда она хотела спеть над ним песню исцеления: «Лучше сдохну, чем это».

Поэтому я не мог взлететь и не должен был петь лишний раз, люди слишком напуганы. Так сказал мне старший офицер, это приказ и нужно подчиняться.

Я взглянул вверх, – небо звало меня. Сколько еще нам ждать? И почему мне велели прийти с Лаэнаром?

Он сидел на перилах балкона, словно не замечая высоты, и тоже смотрел в небо, на текучую гряду облаков. За спиной у него было ружье, он придерживал перевязь, уверенно и небрежно, словно всю жизнь ходил с таким оружием. Сколько людей на острове знают, кто он? Если многие не доверяют даже мне и Ниме, что случится, когда станет известно, что Лаэнар раньше был врагом?

– Эли! – крикнули из глубины дворца.

Я махнул Лаэнару, и он соскользнул с перил, следом за мной вышел с балкона.

Нас провели через длинный зал, – должно быть, раньше здесь проходили приемы. Но теперь ковры и мозаичные полы были истоптаны, столы и скамьи сдвинуты, стало душно и шумно. Повсюду были семьи уцелевших придворных и аристократов, – дорогая одежда потрепана войной и бегством, у женщин вместо сложных причесок – простые косы, на лицах страх и усталость. У каждого входа стояли гвардейцы, и то тут, то там появлялись всадники – скользили по залу как серые тени.

Часовой распахнул перед нами двери, и я вновь увидел небо. Оно дышало через высокие стрельчатые окна, наполняло комнату гулом ветров, запахом моря.

Двери захлопнулись у меня за спиной, эхо гулом прокатилось по полу, – я вспомнил, где нахожусь и поспешно отсалютовал. Я ждал, что Лаэнар повторит мой жест, но он лишь остановился рядом и крепче сжал перевязь ружья.

Должно быть, весь королевский совет собрался в этой комнате. Те, кто остались в живых и не оказались врагами, – лишь несколько человек. И верховный всадник, запретивший мне петь над своими кораблями. Он стоял рядом с королем у окна, держал развернутую карту. Ветер шевелил светлые волосы короля, трепал высокий воротник. На столе шелестели страницы раскрытых книг, шуршала карта в руках всадника, – и его крылья отзывались шепотом горького дыма.

– Эли, – сказал король, – совет пересмотрел свое решение. Возможно, все еще есть шанс уничтожить врагов. Мы должны выяснить, насколько они сильны, прежде чем бежать в неизвестность.

Пытаясь найти слова, я обвел взглядом советников. Я не помнил их имен, не узнавал лица. Из всего совета только Керген общался со мной, и он оказался врагом.

Тогда, в Атанге, они не захотели слушать меня. Теперь они не хотят плыть, – хотя я наполнил корабли песней, они преодолеют бури, пересекут океан. Мы могли бы отправиться в путь хоть завтра, и рано или поздно добрались бы до берегов другого мира, – и начали бы новую жизнь, вдали от войны, вдали от врагов.

– Наши предки плыли в неизвестность, – сказал я.

– Это не так, – ответил верховный всадник. – Они знали, куда плыли.

Я хотел возразить: как это может быть правдой? Мы даже не знаем, в какой стороне света родина предков, – так откуда им было знать, где другие земли?

Я хотел сказать об этом, – но порыв ветра отогнул угол карты, и я увидел на ней синеву моря, контуры островов, красные линии пути.

Всадники знают, куда плыть.

Король переглянулся со всадником и кивнул.

– Лаэнар, как ты считаешь, – проговорил он, – нам нужно уплывать или пытаться вернуть свою землю?

Я повернулся к Лаэнару, хотел поддержать его словом или жестом, – но он не растерялся и не задумался, ответил тут же:

– Вернуть! – Его голос был решительным и звонким. – Они не ждут нас, а Эли знает, где их главное убежище, мы должны напасть на них!

Король вновь кивнул, перевел взгляд на меня и сказал:

– О нападении говорить рано. Но вы отправитесь на разведку, постараетесь снова проникнуть в их убежище в горах.

Воспоминания вспыхнули, затмили все мысли: ночь, раскрывающиеся горы, свет, сияющий в глубине, полный волшебства, тысячи песен, горящие, яркие… Услышать их снова, увидеть этот свет, – я хотел этого так сильно.

Но это безумие. Это верная смерть.

– Не получится, – сказал я. – Нас сразу заметят.

– С вами будет Эрил Амари, – ответил верховный всадник. – Вас не заметят.

Я нахмурился, пытаясь вспомнить, о ком он говорит, а потом понял – так зовут Тина, Тин отправляется с нами.

– И девушка из Рощи, – добавил один из советников. – Вы ведь с ней вместе умеете становиться невидимыми?

Я сжал кулаки – бешенство затопило меня, ослепительно-белое. Я уже не различал лицо этого человека, но хотел ударить его, убить. Как они могут посылать Ниму со мной, ей не место на войне, не место в этом кошмаре! Она не служит королю, она всегда жила в Роще.

Видимо поэтому.

Я сделал глубокий вдох, пытаясь успокоиться.

– Я собирался отправить только вас с ней, Лаэнара и всадника, – продолжал король. – Твою маленькую лодку легко скрыть. Но у нас много добровольцев, люди хотят сражаться. Поэтому с вами поплывет еще корабль, если что-то пойдет не так, вас поддержат.

Я взглянул на Лаэнара – он сиял, был счастлив. Да, он жаждет сражаться.

Совет ждал моих слов.

Что бы я ни сказал – они не станут слушать, как и тогда, в Атанге. Они все решили, и, может быть, в этом есть смысл. Я сделал здесь все, что мог, корабли наполнились моей песней, она не исчезнет и без меня. Но если я узнаю что-то важное, пойму как победить врагов и вернусь, чтобы рассказать об этом, – тогда все изменится. У нас будет надежда.

– Когда нам отправляться? – спросил я.

– Сегодня, – ответил король. – Все уже готово.

 

Джерри ждал нас на выходе из дворца, на первой галерее. Стоял, прислонившись к ограде лестницы, махнул нам издалека. За спиной у него было ружье, на земле валялся мешок с королевской печатью, – можно было не спрашивать ни о чем.

– Ты доброволец, – сказал я, подойдя.

– Не я один. – Джерри усмехнулся, подобрал мешок, и мы втроем направились вниз.

Я смотрел на ступени: темные пятна на белом мраморе, следы босых ног, отпечатки рубленых подошв сапог, женских туфель и деревенских ботинок. Такие разные, от крохотных до огромных. Столько людей здесь, на острове, – надеются ли они, что мы еще можем победить? Верят ли, что я вернусь?

Джерри хлопнул меня по плечу и указал вперед:

– Вот, нас ждут! Остальные уже на пристани, подготовили все, пока вы во дворце торчали.

Лестница разбивалась о площадку с резной балюстрадой и бежала вниз двумя потоками, – обходила холмы, полные людского гула и дыма костров. И Джерри был прав, – там, на площадке, нас ждали.

На широких перилах сидел Тин, рядом лежало его ружье, деревянное, похожее на детскую игрушку. Серые крылья были распахнуты, еле слышно поскрипывали на ветру. Возле всадника стояла Аник, почти такая же, какой я увидел ее в первый раз: темный и решительный взгляд, тугие косы, на шее косынка, знак отличия, – но голубая теперь, не красная. Аник повысили.

И Нима. Она улыбнулась мне, поцеловала Лаэнара и сказала:

– Я не отпустила бы вас одних.

Я отвернулся, стиснул край мраморных перил, взглянул на море. Я не мог сейчас говорить, мне нужно было успокоиться, унять злость, – она вспыхнула снова, плясала перед глазами алыми и белыми пятнами.

Почему я не спорил с королем, почему не убедил его оставить Ниму здесь? Нима, в порванной лоскутной куртке, с тканными амулетами на шее и запястьях, с глазами красными от слез и бессонной ночи, – как она может плыть с нами? Я мечтал когда-то, чтобы она ушла из Рощи вместе со мной, но сейчас хотел лишь спрятать ее в тишине среди запаха хвои, журчанья ручья и солнечного света.

Но это невозможно. Роща осталась за морем, и Роща сгорела.

Аник спросила что-то, но ее слова утонули в грохоте моих мыслей.

– Да, он говорил со мной, – ответил ей Лаэнар. – Спросил, вернуться или уплыть. Я сказал – вернуться, напасть на них!

– Вернуться? – повторила Нима.

Я взглянул на нее.

Нима отстранилась от Лаэнара, отступила на шаг. Ее глаза были широко распахнуты, она смотрела на Лаэнара так, словно видела впервые.

– Ты хочешь вернуться туда? – спросила она.

– Да! – Лаэнар шагнул к ней, взял за плечи, сказал горячо и убежденно: – Это лучше, чем сидеть здесь и ждать! Мы должны вернуть свою землю! И мы сможем отомстить за твоего учителя.

Нима вздохнула, обняла его, проговорила чуть слышно:

– Я не хочу, чтобы кто-то еще умер. Я так этого боюсь.

Море сияло внизу, уходило к горизонту, пенилось гребнями волн. Я смотрел на него, пытался раствориться в его движении, – но мысли не желали исчезать.

Я должен вернуться во дворец. Должен пойти к королю, пусть он пошлет к врагам меня одного. Я должен убедить его, заставить.

Но я не могу. Я приносил присягу, я должен выполнять приказ.

– Есть сигареты? – спросил я у Джерри.

– Только водка, – ответил он и протянул мне фляжку.

Я сделал глоток – обжигающий и долгий – и все мысли и чувства на миг вспыхнули нестерпимо ярко, а потом отступили, опустились на дно души.

Так или иначе, я сделаю все, что в моих силах.

 

 

44.

– Арца!

– Амира!

– Рэгиль!

Мы назвали свои имена почти одновременно, наши голоса переплелись, свет звезд слился воедино. Темная плита потеплела под нашими ладонями, отозвалась, дрогнула и отошла в сторону.

Уже почти наступил вечер, но Мельтиар не звал нас. С самого утра я вслушивалась, ждала, – сейчас прозвучит его голос, ворвется в мысли, – но было тихо. Целый день в коридорах, в огромной пещере среди молний и черных теней, и в небе над горами, – я была готова откликнуться на зов. Но Мельтиар молчал.

Амира и Рэгиль с рассвета ждали его слов, как и я.

Когда солнце налилось алым, опустилось к закату, я сложила крылья, нырнула в колодец, влетела в ангар. Рэгиль с Амирой были там, возле разобранной машины. Амира уже не плакала, лишь стояла возле черной скорлупы, вмещавшей раньше душу неба, – и гладила безмолвный борт кончиками пальцев, снова и снова.

Нам не нужно было слов, не нужно было ничего обсуждать. Мы выполнили то, что велел Мельтиар, и мы должны быть рядом с ним. Поэтому мы пришли к нему без зова.

Я боялась, что дверь не откроется, наши имена отразятся от темной поверхности и смолкнут, тишина и пустота будут единственным ответом. Но стены разошлись, мы переступили порог.

Мельтиар не заметил нас и не услышал.

Такого не случалось прежде, – и Амира крепче стиснула мою руку, словно ища опору. Мы замерли, все трое, не смея сделать шаг или заговорить.

На полу не бурлили сегодня реки темноты, на стенах не блестели узоры льда, огненные вихри не свивались в воздухе. Словно это обычное жилище: ворох карт на столе и на полу, пустые стаканы и горящие свечи.

Мельтиар сидел в кресле, в глубине комнаты, его глаза были закрыты.

И он не замечал нас.

– Я помню, – сказал он.

Его голос был приглушенным, словно эхо мыслей.

– Я все помню, – повторил он снова. – Но мое время еще не кончилось.

С кем он говорит? Я никогда не слышала, чтобы его голос звучал так, никогда не видела его таким.

Я спросила его однажды, чей он предвестник, но он не ответил. Но это кто-то из тех, чья жизнь скрыта тайной, кто-то из высших звезд, как может быть иначе? И эта звезда говорит с ним сейчас, поэтому он не видит нас.

В моей руке дрожала ладонь Амиры, я слышала ее страх и тревогу Рэгиля, – отражение своих чувств.

– Я еще не все сделал, – сказал Мельтиар. – И время преображения еще не наступило.

Он открыл глаза, и я словно очнулась вместе с ним. Различила шум лопастей, почувствовала ветер, увидела, как бьется огонь свечей, как их сияние сплетается с электрическим светом.

– Я не звал вас, – проговорил Мельтиар и поднялся с кресла.

Он подошел, легко и быстро, свечи на столе погасли от взмаха его руки.

– Мы сделали, как ты сказал. – Амира говорила еле слышно. – Мы разобрали машину.

Голос Амиры надломился на последнем слове, и Мельтиар обнял ее, несколько мгновений стоял молча, перебирал темные пряди ее волос. Потом отстранился и сказал:

– Я иду за Лаэнаром. Вы можете ждать меня здесь.

– Разве мы.., – начал Рэгиль и замолк.

Я договорила за него:

– Разве мы не нужны тебе там?

– Вы нужны мне здесь, – ответил Мельтиар. – Вы хотите видеть, как я заберу его?

Я кивнула и, не оборачиваясь, знала, – Рэгиль и Амира сделали так же.

– Хорошо.

Мельтиар протянул нам руки, темнота заискрилась на них, хлынула, окружила нас и заслонила все.

Всего несколько мгновений среди жаркого движения, черных волн и биения сердец, звучащих как одно, – и темнота схлынула, растаяла в сумеречном воздухе, в терпком запахе трав. Одного глубокого вдоха было достаточно, чтобы понять: Мельтиар перенес нас в залы пророчеств.

До зеркала было не больше пары шагов, – я увидела Эркинара, склонившегося к туманной чаше, его звезду, прекрасную и строгую, и еще двух пророков, мне незнакомых.

Мельтиар отпустил нас, подошел к зеркалу. Эркинар выпрямился и кивнул, словно отвечая на вопрос.

– Идите сюда, – велел Мельтиар.

Я столько раз бывала здесь, – но никогда не приходила так часто и не оставалась так надолго, как в последние дни перед войной. Все зеркала прорицаний похожи, но я запомнила это зеркало, огромное и выпуклое. Я столько раз видела, как текучий морок скрывает его поверхность, растворяет отражение скальных сводов, – и расступается, показывает мне Лаэнара и город врагов.

Но этот город уничтожен, а Лаэнар сегодня вернется.

Я подошла, взялась за край зеркала, наклонилась, заглянула в туманную глубину.

Видения дрожали там, сразу несколько, сумрак обтекал их, не давал ускользнуть, – так удерживают воду в ладонях. Я видела море, темные волны, берег перед ними, черную гряду гор, гаснущее небо, надвигающуюся ночь. Сквозь ветер и тьму плыл корабль: взлетал с волны на волну, парус был полон ветром. Я попыталась всмотреться, взглянуть ближе, – что за люди на этом корабле, кто плывет к нам? – но корабль превратился в тень, море рванулось ко мне, прибрежные скалы качнулись перед глазами.

Я поспешно зажмурилась, а потом взглянула на другое видение в разрывах тумана.

Оно было незамутненным и ясным, даже сгустившиеся ночные тени ничего не могли скрыть, – я словно смотрела сквозь стекло шлема, видела то, что недоступно обычному зрению.

Я видела острые камни и огромные валуны; ракушки и водоросли, оставленные приливом; деревянные бока лодки; весло, поднятое на корму. Видела четыре силуэта, отчетливые и яркие, но не могла разглядеть лиц.

Потом один из четверых обернулся к морю, – и я узнала Лаэнара.

В груди взорвалось чувство, внезапное как удар, как вспышка молнии. Звуки обрушились на меня: грохот моря, крики чаек, голоса, язык врагов. Туманная поверхность исчезла, я была близко, так близко, – еще миг и рухну туда, к Лаэнару.

– Пусть смотрят, пока я буду там, – сказал Мельтиар, и я очнулась.

Передо мной снова было зеркало, видения мерцали в глубине.

– Хорошо, – отозвался Эркинар и провел рукой по стеклянной поверхности. Мгла закружилась под его пальцами, образы погасли и возникли вновь, стали отчетливей, ближе.

– Кто на этом корабле? – спросил Мельтиар. Он всматривался в глубину зеркала, сумеречные тени отражались в темноте его глаз. – Я не вижу.

Эркинар покачал головой и сказал:

– Все смутно. Нам было трудно различить даже это.

– Неважно, – решил Мельтиар. – Они будут уничтожены, как только я вернусь. Или там есть полукровки?

– Я вижу только его. – Эркинар вновь прикоснулся к зеркалу, и видение вздрогнуло, мгла отползла к краям.

Прибрежная ночь расступилась, к нам хлынули запахи и звуки. Я видела Лаэнара, чувствовала его горячую, страстную силу, огонь его души. Мне так хотелось оказаться там, возле него, – но рядом с ним был другой человек, и я узнала его стремительную магию, похожую на сталь, ставшую ветром, и на лунный свет, растворяющий камни.

Эли, маг, забравший Лаэнара.

Этот маг – полукровка.

Мне стало легче дышать и проще думать. Все верно, ведь у врагов нет магии, как я не догадалась сразу? Это мог быть только один из нас. Полукровка, не знающий ничего о себе, не видящий свой свет.

Но он жил в Роще, почему же он не знал? Почему скрытые не рассказали ему?

– Заберу хотя бы одного, – сказал Мельтиар и повернулся к нам. – Ждите. Осталось немного.

Темнота полыхнула и погасла. У мерцающего стекла остались лишь пророки и мы, три звезды Мельтиара.

Но скоро нас снова будет четверо.

Рэгиль положил руку мне на плечо, Амира сжала мою ладонь, и мы вновь склонились к зеркалу, полному видений.

 

45.

Я смотрел, как приближается берег.

Сперва меня коснулся ветер, пришедший с суши. Едва различимый в потоках соленого бриза, он нес тепло земли, запахи первых дней осени, – привычные и уже почти забытые. Я медленно вдохнул его, пытаясь остановить этот миг, запомнить вкус возвращения. Моя песня проснулась и задрожала в глубине сердца, звучала стремлением и тоской.

Потом появились горы, чернотой вспороли край неба. Позади них догорал закат, а они приближались, становились все темней, все больше. Сотни лет враги скрывались там, в сердце темноты.

Горы распались на череду скал, перевалов и дальних вершин, – и я ощутил, как изменилось под нами море. Его голос стал неистовым и громким, оно пенилось, рвалось вперед, падало на скалы.

«Здесь причалили первые корабли. Здесь была первая битва».

Сумеречный ветер говорил мне об этом




<== предыдущая лекция | следующая лекция ==>
Часть третья. Я смотрел в небо и не мог понять, во сне я или наяву, у знакомых берегов или в чужом краю | ВЛАДИМИР ВЫСОЦКИЙ НА СЦЕНЕ DEUTSCHES THEATER

Дата добавления: 2015-10-01; просмотров: 273. Нарушение авторских прав; Мы поможем в написании вашей работы!



Функция спроса населения на данный товар Функция спроса населения на данный товар: Qd=7-Р. Функция предложения: Qs= -5+2Р,где...

Аальтернативная стоимость. Кривая производственных возможностей В экономике Буридании есть 100 ед. труда с производительностью 4 м ткани или 2 кг мяса...

Вычисление основной дактилоскопической формулы Вычислением основной дактоформулы обычно занимается следователь. Для этого все десять пальцев разбиваются на пять пар...

Расчетные и графические задания Равновесный объем - это объем, определяемый равенством спроса и предложения...

Классификация и основные элементы конструкций теплового оборудования Многообразие способов тепловой обработки продуктов предопределяет широкую номенклатуру тепловых аппаратов...

Именные части речи, их общие и отличительные признаки Именные части речи в русском языке — это имя существительное, имя прилагательное, имя числительное, местоимение...

Интуитивное мышление Мышление — это пси­хический процесс, обеспечивающий познание сущности предме­тов и явлений и самого субъекта...

Понятие массовых мероприятий, их виды Под массовыми мероприятиями следует понимать совокупность действий или явлений социальной жизни с участием большого количества граждан...

Тактика действий нарядов полиции по предупреждению и пресечению правонарушений при проведении массовых мероприятий К особенностям проведения массовых мероприятий и факторам, влияющим на охрану общественного порядка и обеспечение общественной безопасности, можно отнести значительное количество субъектов, принимающих участие в их подготовке и проведении...

Тактические действия нарядов полиции по предупреждению и пресечению групповых нарушений общественного порядка и массовых беспорядков В целях предупреждения разрастания групповых нарушений общественного порядка (далееГНОП) в массовые беспорядки подразделения (наряды) полиции осуществляют следующие мероприятия...

Studopedia.info - Студопедия - 2014-2024 год . (0.014 сек.) русская версия | украинская версия