ВЛАДИМИР ВЫСОЦКИЙ НА СЦЕНЕ DEUTSCHES THEATER
Ниже представлены некоторые стихотворения Владимира Высоцкого, которые он не спел и, возможно, даже не предполагал петь. Полный список НЕПЕСЕННОЙ поэзии Высоцкого можно найти здесь: http://www.kulichki.com/vv/pesni/ya-uveren-kak-ni.html. ------------------------------------------------------------------------------
* * *
День на редкость — тепло и не тает, — Видно, есть у природы ресурс, — Ну... и, как это часто бывает, Я ложусь на лирический курс.
Сердце бьется, как будто мертвецки Пьян я, будто по горло налит: Просто выпил я шесть по-турецки Черных кофе, — оно и стучит!
Пить таких не советую доз, но — Не советую даже любить! — Есть знакомый один — виртуозно Он докажет, что можно не жить.
Нет, жить можно, жить нужно и — много: Пить, страдать, ревновать и любить, — Не тащиться по жизни убого — А дышать ею, петь ее, пить!
А не то и моргнуть не успеешь — И пора уже в ящик играть. Загрустишь, захандришь, пожалеешь — Но... пора уж на ладан дышать!
Надо так, чтоб когда подытожил Все, что пройдено, — чтобы сказал: "Ну, а все же не плохо я пожил, — Пил, любил, ревновал и страдал!"
Нет, а все же природа богаче! День какой! Что — поэзия? — бред! ...Впрочем, я написал-то иначе, Чем хотел. Что ж, ведь я — не поэт.
Конец 1950-х — начало 1960-х -----------------------------------------------------------------------------
* * *
Я теперь на девок крепкий, И теперь одною меткой Я всех баб ровняю как одну: Пусть у ней во лбу семь пядей, Пусть при полном при параде, — Встречу бабу — в сторону сверну.
Был я раньше тоже хлипкий — Провожал я их с улыбкой, Даже, помню, год с одною жил, — А теперь, пройду не глядя — Мне плевать, что ейный дядя Раньше где-то в органах служил.
Баб держу я в черном теле, А чтоб лечь в одну постелю — Этим меня можно насмешить, — Даже если умоляет, Даже в экстренном случае — Очень меня трудно уложить!
Почему с таким напором Я воюю с женским полом: Изучил я их как свой портрет, — Ведь полвека я — не меньше — Изучаю этих женщин, И сейчас мне — восемьдесят лет.
------------------------------------------------------------------------------
* * *
День-деньской я с тобой, за тобой, Будто только одна забота, Будто выследил главное что-то — То, что снимет тоску как рукой.
Это глупо — ведь кто я такой? Ждать меня — никакого резона, Тебе нужен другой и покой, А со мной — неспокойно, бессонно.
Сколько лет ходу нет — в чем секрет? Может, я невезучий? Не знаю! Как бродяга, гуляю по маю, И прохода мне нет от примет.
Может быть, наложили запрет? Я на каждом шагу спотыкаюсь: Видно, сколько шагов — столько бед. Вот узнаю, в чем дело, — покаюсь.
Зима 1966-1967 -----------------------------------------------------------------------------
* * *
Граждане! Зачем толкаетесь, На скандал и ссору нарываетесь? — Сесть хотите? Дальняя дорога?.. Я вам уступлю, ради Бога!
Граждане, даже пьяные! Все мы — пассажиры постоянные, Все живем, билеты отрываем, Все по жизни едем трамваем...
Тесно вам? И зря ругаетесь — Почему вперед не продвигаетесь? Каши с вами, видимо, не сваришь... Никакой я вам не товарищ!
Ноги все прокопытили, Вон уже дыра в кулак на кителе. Разбудите этого мужчину — Он во сне поет матерщину.
Граждане! Жизнь кончается — Третий круг сойти не получается! "С вас, товарищ, штраф — рассчитайтесь! Нет? Тогда еще покатайтесь!"
Между 1967 и 1969 ------------------------------------------------------------------------------
* * *
Надо с кем-то рассорить кого-то — Только с кем и кого? Надо сделать трагичное что-то — Только что, для чего?
Надо выстрадать, надо забыться — Только в чем и зачем? Надо как-то однажды напиться — Только с кем, только с кем?
Надо сделать хорошее что-то — Для кого, для чего? Это может быть только работа Для себя самого!
Ну, а что для других, что для многих? Что для лучших друзей? А для них — земляные дороги Души моей!
------------------------------------------------------------------------------
ЕНГИБАРОВУ* — ОТ ЗРИТЕЛЕЙ
Шут был вор: он воровал минуты — Грустные минуты, тут и там, — Грим, парик, другие атрибуты Этот шут дарил другим шутам.
В светлом цирке между номерами Незаметно, тихо, налегке Появлялся клоун между нами Иногда в дурацком колпаке.
Зритель наш шутами избалован — Жаждет смеха он, тряхнув мошной, И кричит: "Да разве это клоун! Если клоун — должен быть смешной!"
Вот и мы... Пока мы вслух ворчали: "Вышел на арену, так смеши!" — Он у нас тем временем печали Вынимал тихонько из души.
Мы опять в сомненье — век двадцатый: Цирк у нас, конечно, мировой, — Клоун, правда, слишком мрачноватый — Невеселый клоун, не живой.
Ну а он, как будто в воду канув, Вдруг при свете, нагло, в две руки Крал тоску из внутренних карманов Наших душ, одетых в пиджаки.
Мы потом смеялись обалдело, Хлопали, ладони раздробя. Он смешного ничего не делал — Горе наше брал он на себя.
Только — балагуря, тараторя, — Все грустнее становился мим: Потому что груз чужого горя По привычке он считал своим.
Тяжелы печали, ощутимы — Шут сгибался в световом кольце, — Делались все горше пантомимы, И морщины глубже на лице.
Но тревоги наши и невзгоды Он горстями выгребал из нас — Будто обезболивал нам роды, — А себе — защиты не припас.
Мы теперь без боли хохотали, Весело по нашим временам: Ах, как нас прекрасно обокрали — Взяли то, что так мешало нам!
Время! И, разбив себе колени, Уходил он, думая свое. Рыжий воцарился на арене, Да и за пределами ее.
Злое наше вынес добрый гений За кулисы — вот нам и смешно. Вдруг — весь рой украденных мгновений В нем сосредоточился в одно.
В сотнях тысяч ламп погасли свечи. Барабана дробь — и тишина... Слишком много он взвалил на плечи Нашего — и сломана спина.
Зрители — и люди между ними — Думали: вот пьяница упал... Шут в своей последней пантомиме Заигрался — и переиграл.
Он застыл — не где-то, не за морем — Возле нас, как бы прилег, устав, — Первый клоун захлебнулся горем, Просто сил своих не рассчитав.
Я шагал вперед неукротимо, Но успев склониться перед ним. Этот трюк — уже не пантомима: Смерть была — царица пантомим!
Этот вор, с коленей срезав путы, По ночам не угонял коней. Умер шут. Он воровал минуты — Грустные минуты у людей.
Многие из нас бахвальства ради Не давались: проживем и так! Шут тогда подкрадывался сзади Тихо и бесшумно — на руках...
Сгинул, канул он — как ветер сдунул! Или это шутка чудака?.. Только я колпак ему — придумал, — Этот клоун был без колпака.
*Примечание: Леонид Георгиевич Енгибаров (1935-1972) — советский цирковой актер, клоун-мим, народный артист Армянской ССР.
------------------------------------------------------------------------------
* * *
Дурацкий сон, как кистенем, Избил нещадно. Невнятно выглядел я в нем И неприглядно.
Во сне я лгал и предавал, И льстил легко я... А я и не подозревал В себе такое.
Еще сжимал я кулаки И бил с натугой, Но мягкой кистию руки, А не упругой.
Тускнело сновиденье, но Опять являлось. Смыкались веки, и оно Возобновлялось.
Я не шагал, а семенил На ровном брусе, Ни разу ногу не сменил, — ТрусИл и трУсил.
Я перед сильным лебезил, Пред злобным гнулся. И сам себе я мерзок был, Но не проснулся.
Да это бред — я свой же стон Слыхал сквозь дрему, Но это мне приснился сон, А не другому.
Очнулся я и разобрал Обрывок стона. И с болью веки разодрал, Но облегченно.
И сон повис на потолке И распластался. Сон в руку ли? И вот в руке Вопрос остался.
Я вымыл руки — он в спине Холодной дрожью. Что было правдою во сне, Что было ложью?
Коль это сновиденье — мне Еще везенье. Но если было мне во сне Ясновиденье?
Сон — отраженье мыслей дня? Нет, быть не может! Но вспомню — и всего меня Перекорежит.
А вдруг — в костер?! и нет во мне Шагнуть к костру сил. Мне будет стыдно, как во сне, В котором струсил.
Но скажут мне:- Пой в унисон! Жми, что есть духу! — И я пойму: вот это сон, Который в руку.
Версии:
..... Но вспомню — и всего меня Перекорежит.
А после скажут: "Он вполне Все знал и ведал!" Мне будет мерзко, как во сне В котором предал.
Или — в костер! Вдруг нет во мне Шагнуть к костру сил, — Мне будет стыдно, как во сне, В котором струсил.
Но скажут мне: Пой в унисон! Жми, что есть духу! — ..... ------------------------------------------------------------------------------
НИТЬ АРИАДНЫ
Миф этот в детстве каждый прочел — Черт побери! — Парень один к счастью пришел Сквозь лабиринт. Кто-то хотел парня убить, — Видно, со зла, — Но царская дочь путеводную нить Парню дала...
С древним сюжетом Знаком не один ты: В городе этом — Сплошь лабиринты: Трудно дышать, Не отыскать Воздух и свет... И у меня дело неладно: Я потерял нить Ариадны! Словно в час пик, Всюду тупик — Выхода нет!
Древний герой ниточку ту Крепко держал: И слепоту, и немоту — Все испытал; И духоту, и черноту Жадно глотал. И долго руками одну пустоту Парень хватал.
Сколько их бьется, Людей одиноких, Словно в колодцах Улиц глубоких! Я тороплюсь, В горло вцеплюсь — Вырву ответ! Слышится смех: зря вы спешите, Поздно! У всех порваны нити! Хаос, возня... И у меня — Выхода нет!
Злобный король в этой стране Повелевал, Бык Минотавр ждал в тишине — И убивал. Лишь одному это дано — Смерть миновать: Только одно, только одно — Нить не порвать!
Кончилось лето, Зима на подходе, Люди одеты Не по погоде, — Видно, подолгу Ищут без толку Слабый просвет. Холодно — пусть! Всё заберите... Я задохнусь здесь, в лабиринте: Наверняка — Из тупика Выхода нет!
Древним затея их удалась — Ну и дела! Нитка любви не порвалась, Не подвела. Свет впереди! Именно там Хрупкий ледок: Легок герой, — а Минотавр — С голода сдох!
Здесь, в лабиринте, Мечутся люди: Рядом — смотрите! — Жертвы и судьи, — Здесь, в темноте, Эти и те Чествуют ночь. Крики и вопли — все без вниманья!.. Я не желаю в эту компанью! Кто меня ждет, Знаю — придет, Выведет прочь.
Только пришла бы, Только нашла бы — И поняла бы: Нитка ослабла... Да, так и есть: Ты уже здесь — Будет и свет! Руки сцепились до миллиметра, Все — мы уходим к свету и ветру, — Прямо сквозь тьму, Где одному Выхода нет!..
----------------------------------------------------------------------------
Я НЕ УСПЕЛ (Тоска по романтике)
Болтаюсь сам в себе, как камень в торбе, И силюсь разорваться на куски, Придав своей тоске значенье скорби, Но сохранив загадочность тоски...
Свет Новый не единожды открыт, А Старый — весь разбили на квадраты. К ногам упали тайны пирамид, К чертям пошли гусары и пираты.
Пришла пора всезнающих невежд, Все выстроено в стройные шеренги. За новые идеи платят деньги, И больше нет на "эврику" надежд.
Все мои скалы ветры гладко выбрили, Я опоздал ломать себя на них. Все золото мое в Клондайке выбрали, Мой черный флаг в безветрии поник.
Под илом сгнили сказочные струги, И могикан последних замели. Мои контрабандистские фелюги Сухие ребра сушат на мели.
Висят кинжалы добрые в углу Так плотно в ножнах, что не втиснусь между. Смоленый плот — последнюю надежду — Волна в щепы разбила об скалу.
Вон из рядов мои партнеры выбыли, У них сбылись гаданья и мечты. Все крупные очки они повыбили — И за собою подожгли мосты.
Азартных игр теперь наперечет, Авантюристов всех мастей и рангов... По прериям пасут домашний скот — Там кони пародируют мустангов.
И состоялись все мои дуэли, Где б я почел участие за честь. Там вызвать и явиться — всё успели, Всё предпочли, что можно предпочесть.
Спокойно обошлись без нашей помощи Все те, кто дело сделали мое, — И по щекам отхлестанные сволочи Бессовестно ушли в небытие.
Я не успел произнести: "К барьеру!" — А я за залп в Дантеса все отдам. Что мне осталось — разве красть химеру С туманного собора Нотр-Дам?
В других веках, годах и месяцах Все женщины мои отжить успели, — Позанимали все мои постели, Где б я хотел любить — и так, и в снах.
Захвачены все мои одры смертные — Будь это снег, трава иль простыня, — Заплаканные сестры милосердия В госпиталях обмыли не меня.
Мои друзья ушли сквозь решето — Им всем досталась Лета или Прана, — Естественною смертию — никто, Все — противоестественно и рано.
Иные жизнь закончили свою — Не осознав вины, не скинув платья, — И, выкрикнув хвалу, а не проклятья, Беззлобно чашу выпили сию.
Другие — знали, ведали и прочее, — Но все они на взлете, в нужный год — Отплавали, отпели, отпророчили... Я не успел — я прозевал свой взлет.
------------------------------------------------------------------------------
* * *
М.В.
Люблю тебя сейчас, не тайно — напоказ. Не "после" и не "до" в лучах твоих сгораю. Навзрыд или смеясь, но я люблю сейчас, А в прошлом — не хочу, а в будущем — не знаю.
В прошедшем "я любил" — печальнее могил, — Все нежное во мне бескрылит и стреножит, Хотя поэт поэтов говорил: "Я вас любил, любовь еще, быть может..."
Так говорят о брошенном, отцветшем — И в этом жалость есть и снисходительность, Как к свергнутому с трона королю. Есть в этом сожаленье об ушедшем Стремленьи, где утеряна стремительность, И как бы недоверье к "я люблю".
Люблю тебя теперь — без пятен, без потерь, Мой век стоит сейчас — я вен не перережу! Во время, в продолжение, теперь — Я прошлым не дышу и будущим не брежу.
Приду и вброд, и вплавь к тебе — хоть обезглавь! — С цепями на ногах и с гирями по пуду. Ты только по ошибке не заставь, Чтоб после "я люблю" добавил я "и буду".
Есть горечь в этом "буду", как ни странно, Подделанная подпись, червоточина И лаз для отступленья, про запас, Бесцветный яд на самом дне стакана. И словно настоящему пощечина, — Сомненье в том, что "я люблю" сейчас.
Смотрю французский сон с обилием времен, Где в будущем — не так, и в прошлом — по-другому. К позорному столбу я пригвожден, К барьеру вызван я — языковому.
Ах, разность в языках! Не положенье — крах! Но выход мы вдвоем поищем — и обрящем. Люблю тебя и в сложных временах — И в будущем, и в прошлом настоящем!
------------------------------------------------------------------------------
* * *
Упрямо я стремлюсь ко дну, Дыханье рвется, давит уши... Зачем иду на глубину — Чем плохо было мне на суше?
Там, на земле, — и стол, и дом. Там — я и пел, и надрывался. Я плавал все же — хоть с трудом, Но на поверхности держался.
Линяют страсти под луной В обыденной воздушной жиже, А я вплываю в мир иной, — Тем невозвратнее, чем ниже.
Дышу я непривычно — ртом. Среда бурлит — плевать на среду! Я погружаюсь, и притом — Быстрее — в пику Архимеду.
Я потерял ориентир, Но вспомнил сказки, сны и мифы. Я открываю новый мир, Пройдя коралловые рифы.
Коралловые города... В них многорыбно, но не шумно — Нема подводная среда, И многоцветна, и разумна.
Где та чудовищная мгла, Которой матери стращают? Светло, хотя ни факела, Ни солнца мглу не освещают.
Все гениальное и не — Допонятое — всплеск и шалость — Спаслось и скрылось в глубине! Все, что гналось и запрещалось...
Дай бог, я все же дотяну, Не дам им долго залежаться. И я вгребаюсь в глубину, И все труднее погружаться.
Под черепом — могильный звон, Давленье мне хребет ломает, — Вода выталкивает вон И глубина не принимает.
Я снял с острогой карабин, Но камень взял — не обессудьте! — Чтобы добраться до глубин, До тех пластов, до самой сути.
Я бросил нож — не нужен он: Там нет врагов, там все мы — люди, Там каждый, кто вооружен, — Нелеп и глуп, как вошь на блюде.
Сравнюсь с тобой, подводный гриб, Забудем и чины, и ранги. Мы снова превратились в рыб, И наши жабры — акваланги.
Нептун — ныряльщик с бородой, Ответь и облегчи мне душу: Зачем простились мы с водой, Предпочитая влаге — сушу?
Меня сомненья — черт возьми! — Давно буравами сверлили: Зачем мы сделались людьми? Зачем потом заговорили?
Зачем, живя на четырех, Мы встали, распрямили спины? Затем — и это видит Бог, — Чтоб взять каменья и дубины.
Мы умудрились много знать, Повсюду мест наделать лобных, И предавать, и распинать, И брать на крюк себе подобных!
И я намеренно тону, Зову: "Спасите наши души!" И если я не дотяну, — Друзья мои, бегите с суши!
Назад — не к горю и беде, Назад и вглубь — но не ко гробу, Назад — к прибежищу, к воде! Назад — в извечную утробу!
Похлопал по плечу трепанг, Признав во мне свою породу, — И я выплевываю шланг И в легкие пускаю воду!..
Сомкните стройные ряды, Покрепче закупорьте уши. Ушел один — в том нет беды, Но я приду по ваши души!
Версии:
...... Но на поверхности держался.
Земные страсти под луной В обыденной линяют жиже, А я вплываю в мир иной, — Тем невозвратнее, чем ниже.
Дышу я непривычно — ртом. ...... -----------------------------------------------------------------------------
I
Часов, минут, секунд — нули, — Сердца с часами сверьте: Объявлен праздник всей Земли — День без единой смерти!
Вход в рай забили впопыхах, Ворота ада — на засове, — Без оговорок и условий Все согласовано в верхах.
Ликуй и веселись, народ! Никто от родов не умрет, И от болезней в собственной постели. На целый день отступит мрак, На целый день задержат рак, На целый день придержат душу в теле.
И если где резня теперь — Ножи держать тупыми! А если бой, то — без потерь, Расстрел — так холостыми.
Нельзя и с именем Его Свинцу отвешивать поклонов. Во имя жизни миллионов Не будет смерти одного!
И ни за черта самого, Ни за себя — ни за кого Никто нигде не обнажит кинжалов. Никто навечно не уснет, И не взойдет на эшафот За торжество добра и идеалов.
И запылают сто костров — Не жечь, а греть нам спины. И будет много катастроф, А жертвы — ни единой.
И, отвалившись от стола, Никто не лопнет от обжорства, И падать будут из притворства От выстрелов из-за угла.
Ну а за кем недоглядят, Того нещадно оживят — Натрут его, взъерошат, взъерепенят: Есть спецотряд из тех ребят, Что мертвеця растеребят, — Они на день случайности отменят.
Забудьте мстить и ревновать! Убийцы, пыл умерьте! Бить можно, но — не убивать, Душить, но только не до смерти.
В проем оконный не стремись — Не засти, слазь и будь мужчиной! — Для всех устранены причины, От коих можно прыгать вниз.
Слюнтяи, висельники, тли, — Мы всех вас вынем из петли, И напоказ валять в пыли, Еще дышащих, тепленьких, в исподнем. Под топорами палачей Не упадет главы ничьей — Приема нынче нет в раю господнем.
II
...И пробил час, и день возник, — Как взрыв, как ослепленье! То тут, то там взвивался крик: "Остановись, мгновенье!"
И лился с неба нежный свет, И хоры ангельские пели, — И люди быстро обнаглели: Твори, что хочешь, — смерти нет!
Иной до смерти выпивал — Но жил, подлец, не умирал, Другой в пролеты прыгал всяко-разно, А третьего душил сосед, А тот — его, — ну, словом, все Добро и зло творили безнаказно.
И тот, кто никогда не знал Ни драк, ни ссор, ни споров, — Тот поднимать свой голос стал, Как колья от заборов.
Он торопливо вынимал Из мокрых мостовых булыжник, — А прежде он был тихий книжник И зло с насильем презирал.
Кругом никто не умирал, — А тот, кто раньше понимал Смерть как награду или избавленье — Тот бить стремился наповал, — А сам при этом напевал, Что, дескать, помнит чудное мгновенье.
Ученый мир — так весь воспрял, — И врач, науки ради, На людях яды проверял — И без противоядий!
Вон там устроила погром — Должно быть, хунта или клика, — Но все от мала до велика, Живут, — все кончилось добром.
Самоубийц, числом до ста — Сгоняли танками с моста, Повесившихся скопом оживляли. Фортуну — вон из колеса... Да, день без смерти удался! — Застрельщики, ликуя, пировали.
...Но вдруг глашатай весть разнес Уже к концу банкета, Что торжество не удалось, Что кто-то умер где-то —
В тишайшем уголке Земли, Где спят и страсти, и стихии, — Реаниматоры лихие Туда добраться не смогли.
Кто смог дерзнуть, кто смел посметь?! И как уговорил он Смерть? Ей дали взятку — Смерть не на работе. Недоглядели, хоть реви, — Он взял да умер от любви — На взлете умер он, на верхней ноте!
До 1978 ------------------------------------------------------------------------------
* * *
Зарыты в нашу память на века И даты, и события, и лица, А память — как колодец глубока. Попробуй заглянуть — наверняка Лицо — и то — неясно отразится.
Разглядеть, что истинно, что ложно Может только беспристрастный суд: Осторожно с прошлым, осторожно — Не разбейте глиняный сосуд!
Иногда как-то вдруг вспоминается Из войны пара фраз — Например, что сапер ошибается Только раз.
Одни его лениво ворошат, Другие неохотно вспоминают, А третьи — даже помнить не хотят, — И прошлое лежит, как старый клад, Который никогда не раскопают.
И поток годов унес с границы Стрелки — указатели пути, — Очень просто в прошлом заблудиться — И назад дороги не найти.
Иногда как-то вдруг вспоминается Из войны пара фраз — Например, что сапер ошибается Только раз.
С налета не вини — повремени: Есть у людей на все свои причины — Не скрыть, а позабыть хотят они, — Ведь в толще лет еще лежат в тени Забытые заржавленные мины.
В минном поле прошлого копаться — Лучше без ошибок, — потому Что на минном поле ошибаться Просто абсолютно ни к чему.
Иногда как-то вдруг вспоминается Из войны пара фраз — Например, что сапер ошибается Только раз.
Один толчок — и стрелки побегут, — А нервы у людей не из каната, — И будет взрыв, и перетрется жгут... Но, может, мину вовремя найдут И извлекут до взрыва детонатор!
Спит земля спокойно под цветами, Но когда находят мины в ней — Их берут умелыми руками И взрывают дальше от людей.
Иногда как-то вдруг вспоминается Из войны пара фраз — Например, что сапер ошибается Только раз.
До 1978 ----------------------------------------------------------------------
* * *
У профессиональных игроков Любая масть ложится перед червой, — Так век двадцатый — лучший из веков — Как шлюха упадет под двадцать первый.
Я думаю, ученые наврали, Прокол у них в теории, порез: Развитие идет не по спирали, А вкривь и вкось, вразнос, наперерез.
До 1978 -------------------------------------------------------------------------
* * *
Меня опять ударило в озноб, Грохочет сердце, словно в бочке камень. Во мне живет мохнатый злобный жлоб С мозолистыми цепкими руками.
Когда мою заметив маету, Друзья бормочут: "Скоро загуляет", — Мне тесно с ним, мне с ним невмоготу! Он кислород вместо меня хватает.
Он не двойник и не второе "я", Все объясненья выглядят дурацки, — Он плоть и кровь — дурная кровь моя — Такое не приснится и Стругацким.
Он ждет, когда закончу свой виток, Моей рукою выведет он строчку, — И стану я расчетлив и жесток И всех продам — гуртом и в одиночку.
Я оправданья вовсе не ищу, — Пусть жизнь уходит, ускользает, тает. Но я себе мгновенья не прощу, Когда меня он вдруг одолевает.
Но я собрал еще остаток сил, Теперь его не вывезет кривая: Я в глотку, в вены яд себе вгоняю — Пусть жрет, пусть сдохнет — я перехитрил.
-------------------------------------------------------------------------
* * *
Мне скулы от досады сводит: Мне кажется который год, Что там, где я, — там жизнь проходит, А там, где нет меня, — идет!
А дальше — больше, каждый день я Стал слышать злые голоса: "Где ты — там только наважденье, Где нет тебя — все чудеса.
Ты только ждешь и догоняешь, Врешь и боишься не успеть, Смеешься меньше ты и, знаешь, Ты стал разучиваться петь!
Как дым твои ресурсы тают, И сам швыряешь все подряд, — Зачем? Где ты — там не летают, А там, где нет тебя, — парят."
Я верю крику, вою, лаю, Но все-таки, друзей любя, Дразнить врагов я не кончаю, С собой в побеге от себя.
Живу, не ожидая чуда, Но пухнут жилы от стыда, — Я каждый раз хочу отсюда Сбежать куда-нибудь туда.
Хоть все пропой, протарабань я, Хоть всем хоть голым покажись — Пустое все, — здесь — прозябанье, А где-то там — такая жизнь!..
Фартило мне, Земля вертелась, И, взявши пары три белья, Я — шасть — и там! Но вмиг хотелось Назад, откуда прибыл я.
ВЛАДИМИР ВЫСОЦКИЙ НА СЦЕНЕ DEUTSCHES THEATER Из всех зарубежных выступлений Владимира Высоцкого в спектаклях Московского театра драмы и комедии на Таганке наименее изученным всегда представлялся мне берлинский вояж Таганки. Мне казалось, что как почитатели таланта Владимира Высоцкого, так и авторы публикаций о его театральных ролях, довольно много внимания уделяют выступлениям ТнТ в Белграде, Париже, Марселе, Лионе, Варшаве, Софии, Будапеште, но почему-то совсем забывают о таганской поездке в ГДР. С этой зияющей черной дырой я бы сравнила, пожалуй, лишь абсолютное игнорирование выступлений ТнТ и Владимира Высоцкого в странах бывшей Югославии (тогда, конечно, вовсе не бывшей) в 1976 году. У непросвещенного читателя биографий Владимира Высоцкого и работ театральных критиков на тему выступлений Таганки может сложиться впечатление, что знаменитый московский театр посетил в сентябре 1976 года только Сербию. А ведь были тогда выступления в Хорватии, Боснии и Герцеговине, Македонии, Словении. Вернемся, однако, к поездке труппы ТнТ в ГДР, в феврале 1978 года. Почему она до сих пор оставалась неизученной, судить трудно. Может быть, так случилось по причине того, что на карте мира давно уже нет государства под названием Германская Демократическая Республика. Но этот факт вряд ли можно считать серьезным препятствием для исследователей. С другой стороны, "исчезнувшее" государство могло вызывать в сознании многих исследователей ассоциации с исчезнувшими архивами. Так или иначе, поездка Владимира Высоцкого и ТнТ в ГДР многие годы оставалась неизученной и, как мне кажется, из-за недостатка информации большинство высоцковедов имело о ней весьма туманное представление. До того туманное, что когда совсем недавно известный знаток иконографии Владимира Высоцкого и владелец одного из самых богатых архивов фотографий поэта Олег Васин обнародовал снимок, сделанный в ГДР в 1978 году, обратившись к высоцковедам с просьбой высказать свои суждения о месте и времени съемки, фотографию даже никто не опознал.
Несмотря на то, что во многих изданиях была опубликована другая фотография, сделанная в то же время, в том же месте. Я имею в виду завоеваший довольно большую популярность снимок, который все исследователи биографии Владимира Высоцкого подписывают: "Росток, ГДР, 1978 год".
В 1978 году в связи с 80-летием знаменитого немецкого драматурга в столице ГДР было организовано мероприятие под названием "Brecht-Dialog 1978. Kunst und Politik". Брехтовский диалог проводился в Берлине раз в десять лет (1978 - Kunst und Politik - Internationaler Brecht-Dialog, 1988 - Kunst und Lebenskunst - Internationaler Brecht-Dialog, 1998 - Berliner Brecht-Dialog, в 2008 году диалога уже не было, зато были брехтовские дни - Brecht-Tage 2008), в рамках этого мероприятия проходили многочисленные дискуссии, семинары, мастер-классы, проводились кинопоказы, были организованы выставки, и конечно же, немецкая публика увидела тогда спектакли, поставленные по пьесам Брехта. Организаторы брехтовского диалога "Brecht-Dialog 1978. Kunst und Politik" пригласили в Берлин знаменитый Театр на Таганке. Естественно, в его составе отправился в ГДР и Владимир Высоцкий.
Но если за судьбу восточногерманских театров можно было не опасаться, то совершенно очевидным казался факт, что с экранов немецких кинотеатров навсегда исчезнет кинохроника "Der Augenzeuge" ("Очевидец"), а на экранах телевизоров больше не появится программа "Aktuelle Kamera" (с 1952 года главная информационная программа ГДР, в отличие от советской информационной программы "Время", ее главный выпуск выходил в эфир не в 21:00, а в 19:30 вечера, так же, как польский "Dziennik Telewizyjny". В декабре 1990 г. программа прекратила существование). Нетрудно было догадаться, что нет и в помине восточногерманских телеканалов, ибо телевидение DFF (Deutscher Fernsehfunk, с 1972 года - Fernsehen der DDR или DDR-FS) прекратило свое существование. Поэтому надо было сначала тщательно изучить структуру федеральных, региональных и городских немецких архивов, чтобы окончательно выяснить, куда попали кино- и теледокументы Германской Демократической Республики. А уж затем вплотную подобраться к секретам самих архивов. Не скрою, что одна только мысль о поисках на территории Германии, доставляла мне удовольствие. Германия для меня в какой-то мере родная страна. Моя мама родилась в Германии, в Берлине, отсюда ее имя Ингрид. Имя довольно популярное в Германии, но совсем непривычное для польского уха. Во всяком случае, долгие годы это имя неимоверно коверкалось всеми вокруг (особенно при записи), и мама стала пользоваться своим вторым именем Моника. Популярным не только в Германии, но и в Польше (хотя, конечно, во всех официальных документах мама всегда подписывалась и подписывается своим первым именем). Так Фрау Ингрид превратилась в Пани Монику. К слову сказать, именно немецкому приосхождению мамы я обязана своим именем, полученным мною в честь выдающейся немецкой актрисы Марлен Дитрих. Забавно, но именно на аллее Марлен Дитрих в Потсдаме мне предстояло найти совершенно уникальную, ранее неизвестную съемку с Владимиром Высоцким... Но не будем забегать вперед. Начнем с того, что вокруг выступлений Театра на Таганке в ГДР накопилось немало мифов и заблуждений. Я отмечу лишь основные из них, почерпнутые мною, впрочем, из разнообразной литературы о Владимире Высоцком. Первое заблуждение: Театр на Таганке выступил на сцене Berliner Ensemble. Второе: "Брехт-Диалог" - международный театральный фестиваль, посвященный 80-летию Б.Брехта - проводился в феврале 1978 года в восточногерманских городах Берлине и Ростоке. Третье: ТнТ повез в столицу ГДР один спектакль - "Добрый человек из Сезуана". Начнем с третьего ошибочного утверждения. Да, Театр на Таганке показал восточногерманской публике свой знаменитый спектакль "Добрый человек из Сезуана". Но в ГДР московские артисты показали также "Мать". Что объединяло этот спектакль с творчеством Брехта? Прежде всего то, что Бертольт Брехт написал пьесу "Мать" по роману Максима Горького. Если говорить точнее, пьеса носит название "Мать. Жизнь революционерки Пелагеи Власовой из Твери" ("Die Mutter. Leben der Revolutionarin Pelagea Wlassowa aus Twer"). Пьесу по роману Максима Горького немецкий драматург написал в сотрудничестве с Г. Эйслером, З. Дудовым и Г. Вайзенборном (Hanns Eisler, Slatan Dudow, Gunter Weisenborn). Второе заблуждение сводится к тому, что фестиваль "Brecht-Dialog" проводился как в Берлине, так и в Ростоке. На самом деле мероприятие под названием "Brecht-Dialog 1978. Kunst und Politik" проводилось исключительно в Берлине. Поездка в Росток никакого отношения к брехтовскому диалогу не имела. Так же, как, скажем, выступления Таганки в Хорватии или Македонии в сентябре 1976 года вовсе не означают, что знаменитый фестиваль БИТЕФ проводился в Загребе или в Скопье. Он проводился в Белграде, и толь
|
Фотография из архива Олега Васина
ГДР, февраль 1978
Конечно, это вовсе не Росток, но действительно ГДР. И даже по одной только рубашке (надо признать, весьма характерной) с легко запоминающимся узором, в которой щеголял тогда Юрий Петрович Любимов, можно было запросто идентифицировать снимок из коллекции московского высоцковеда Олега Васина.
Я решила восполнить пробел в наших высоцковедческих знаниях и найти в Германии следы пребывания Владимира Высоцкого в столице ГДР. Первым, что предстояло мне выяснить, была судьба архивов Германской Демократической Республики. Как и следовало ожидать, место хранения архивных документов изменилось по той простой причине, что многие учреждения и ведомства попросту перестали существовать. Разумеется, на прежнем месте остались знаменитые театры, скажем, основанный самим Бертольтом Брехтом Berliner Ensemble, на сцене которого, кстати, вопреки устоявшемуся мнению, Владимир Высоцкий никогда не выступал.
