Юрий Визбор. Он не вернулся из боя

Владимир Высоцкий был одинок. Более одинок, чем многие себе представляли. У него был один друг - от студенческой скамьи до последнего дня. О существовании этой верной дружбы не имели и понятия многочисленные "друзья", число которых сейчас, после смерти поэта, невероятно возросло.

Откуда взялся этот хриплый рык? Эта луженая глотка, которая была способна петь согласные? Откуда пришло ощущение трагизма в любой, даже пустяковой песне? Это пришло от силы. От московских дворов, где сначала почиталась сила, потом - все остальное. От детства, в котором были ордера на сандалии, хилые школьные винегреты, бублики "на шарап", драки за штабелями дров. Волна инфантилизма, захлестнувшая в свое время все песенное движение, никак не коснулась его. Он был рожден от силы, страсти его были недвусмысленные, крик нескончаем. Он был отвратителен эстетам, выдававшим за правду милые картинки сочиненной ими жизни. "...А парень с милой девушкой на лавочке прощается". Высоцкий - "Сегодня я с большой охотою распоряжусь своей субботою". Вспомните дебильное - "Не могу я тебе в день рождения дорогие подарки дарить..." Высоцкий - "...А мне плевать, мне очень хочется!" Он их шокировал и формой и содержанием. А больше всего он был ненавистен эстетам за то, что пытался говорить правду, ту самую правду, мимо которой они проезжали в такси или торопливым шагом огибали ее на тротуарах. Это была не всеобщая картина из жизни, но этот кусок был правдив. Это была правда его, Владимира Высоцкого, и он искрикивал ее в своих песнях, потому что правда эта была невесела.

Владимир Высоцкий страшно спешил. Будто предчувствуя свою короткую жизнь, он непрерывно сочинял, успев написать что-то около тысячи песен. Его редко занимала конструкция, на его ногах скорохода не висели пудовые ядра формы, часто он только намечал тему и стремглав летел к следующей. Много россказней о его запоях. Однако мало кто знает, что он был раб поэтических "запоев" - по три-четыре дня, запершись в своей комнате, он писал как одержимый, почти не делая перерывов в сочинительстве. Он был во всем сторонник силы - и не только душевно-поэтической, но и обыкновенной, физической, которая не раз его выручала в тонком деле поэзии. В век, когда песни пишутся "индустриальным" способом: текст - поэт, музыку - композитор, аранжировку - аранжировщик, пение - певец, Владимир Высоцкий создал совершенно неповторимый жанр личности, имя которому - он сам и где равно и неразрывно присутствовали голос, гитара и стихи. Каждый из компонентов имел свои недостатки, но слившись вместе, как три кварка в атомном ядре, они делали этот жанр совершенно неразрываемым, уникальным, и многочисленные эпигоны Высоцкого терпели постоянно крах на этом пути. Их голоса выглядели просто голосами блатняг, их правда была всего лишь пасквилем.

Однажды случилось странное - искусство, предназначенное для отечественного уха, неожиданно приобрело валютное поблескивание. Однако здесь, как мне кажется, успех меньше сопутствовал артисту. Профессиональные французские ансамблики никак не могли конкурировать с безграмотной гитарой мастера, которая то паузой, то одинокой семикопеечной струной, а чаще всего неистовым "боем" сообщала нечто такое, что никак не могли выговорить лакированные зарубежные барабаны.

Владимир Высоцкий испытывал в своем творчестве немало колебаний, но колебаний своих собственных, рожденных внутри себя. Залетные ветры никак не гнули этот невысокий крепкий побег отечественного искусства. Ничьим влияниям со стороны, кроме влияния времени, он не подвергался и не уподоблялся иным бардам, распродававшим чужое горе и ходившим в ворованном терновом венце. У Высоцкого было много своих тем, море тем, он мучился скорее от "трудностей изобилия", а не от модного, как бессонница, бестемья.

Ему адски мешала невиданная популярность, которой он когда-то, на заре концертирования, страстно и ревниво добивался и от которой всю остальную жизнь страдал. Случилось удивительное дело: многие актеры, поэты, певцы, чуть ли не ежедневно совавшие свои лица в коробку телевизионного приемника - признанного распространителя моды - ни по каким статьям и близко не могли пододвинуться к артисту, не имевшему никаких званий, к певцу, издавшему скромную гибкую пластинку, к поэту, ни разу (насколько я знаю) не печатавшему свои стихи в журналах, к киноактеру, снявшемуся не в лучших лентах. Популярность его песен (да простят мне это мои выдающиеся коллеги) не знала равенства. Легенды, рассказывавшиеся о нем, были полны чудовищного вранья в духе "романов" пересыльных тюрем. В последние годы Высоцкий просто скрывался, репертуарный сборник Театра на Таганке, в котором печатаются телефоны всей труппы, не печатал его домашнего телефона. Он как-то жаловался, что во время концертов в Одессе он не мог жить в гостинице, а тайно прятался у знакомых артистов в задних комнатах временного цирка шапито. О нем любили говорить так, как любят говорить в нашем мире о предметах чрезвычайно далеких, выдавая их за близлежащие и легкодостижимые. Тысячи полузнакомых и незнакомых называли его "Володя". В этом смысле он пал жертвой собственного успеха.

Владимир Высоцкий всю жизнь боролся с чиновниками, которым его творчество никак не представлялось творчеством и которые видели в нем все, что хотели видеть - блатнягу, пьяницу, пошляка, истерика, искателя дешевой популярности, кумира пивных и подворотен. Пошляки и бездарности вроде Кобзева или Фирсова издавали сборники и демонстрировали в многотысячных тиражах свою душевную пустоту и ничтожество. Каждый раз их легко журили литературоведческие страницы, и дело шло дальше. В то же время все, что делал и писал Высоцкий, рассматривалось под сильнейшей лупой. Его неудачи в искусстве были почти заранее запрограммированы регулярной нечистой подтасовкой - но не относительно тонкостей той или иной роли, а по вопросу вообще участия Высоцкого в той или иной картине. В итоге на старт он выходил совершенно обессиленный.

В песнях у него не было ограничений, слава богу, магнитофонная пленка есть в свободной продаже. Он кричал свою спешную поэзию, и этот магнитофонный крик висел над всей страной - "от Москвы до самых до окраин" - как справедливо выразился поэт. За его силу, за его правду ему прощалось все. Его песни были народными, и он был народным артистом, и для доказательства этого ему не нужно было предъявлять удостоверение.

Он предчувствовал свою смерть и много писал о ней. Она всегда представлялась ему насильственной. Случилось по-другому. Однако его длинное сорокадвухлетнее самоубийство стало оборотной медалью его яростного желания жить.

P.S. Что же касается того, что Владимир Высоцкий всячески отмежевывался от движенья самодеятельной песни, то, как мне кажется, и говорить-то об этом не стоит. Он сам за себя расплачивался и сам свое получал. Просто это было его личное дело.

Андрей Тарковский о Высоцком

Я никогда не мог себе представить, что ко мне будут так часто обращаться по поводу Владимира Высоцкого. Не каждому известно, что мы были друзьями, что были, так сказать, близки и знали, просто знали в течение двадцати с лишним лет друг друга. Но рассказывать друг о друге можно все, что угодно, и тем не менее это не всегда будет соответствовать действительности. Владимир Высоцкий - уникальная личность, У меня такое впечатление, что он - один из немногих художников нашего времени, жанр которого я совершенно определить не могу и который сумел выразить свое время, как никто.

Он, конечно, никакой не актер, потому что на этом поприще он не достиг высот, какие ему удались в другом жанре. Он, конечно, метафора в абсолютном смысле этого слова. Он сам сочинял слова для своих песен и сам их исполнял, подыгрывая себе на гитаре, - причем, как вы знаете, не так виртуозно, а делал-то это, с моей точки зрения, гениально. В этом смысле я не знаю равного ему: когда мы говорим "Высоцкий" - становится ясно, о ком идет речь. Так же, как когда говоришь - "Окуджава" - тоже все ясно. Можно говорить о поэзии Окуджавы, можно говорить о его мелодике, о каком-то жанре, даже об истории жанра можно говорить, но ни о чем побочном нельзя говорить применительно к Высоцкому. И все-таки я не знаю другого художника, который т а к сказал бы о своем времени. И это не потому, что он нашел героя, этакого полублатного и полудурковатого, такого заблудшего алкоголика - совершенно не в этом дело. Дело в комплексе: есть песни, которые потрясают - не исполнением, не словами, не точностью мысли, а тем, и другим, и третьим вместе, этим единством.

Вы не замечали: как только Высоцкий обратился к каким-то эстрадным музыкальным ансамблям, которые ему аккомпанировали, так сила его обаяния начала исчезать. Наверное, заметили?.. Кто действительно серьезно относился к Володе Высоцкому, тот понимает, что исполнение на пластинке песенки "Где твои 17 лет?" совершенно не похоже на то, как он пел ее в той самой квартире на Большом Каретном своим друзьям. И эта запись, где ему подпевает французский хор русских цыган, совершенно неудачна. Просто не умещается в сознании, как Володя Высоцкий посмел так спеть эту песню: если бы это был кто-то другой, его бы просто четвертовали.

Скоро выйдет книга его стихов, мне известны многие его песни или даже стихи - это все прекрасно, но... Это требует голоса Володи Высоцкого, требует его гитары, какого-то скромного исполнения и очень искренней отдачи. Равного ему нет, и не будет в ближайшие десятилетия - ничего такого больше не будет, и если меня спросят, что такое Высоцкий, я отвечу: на правах его истинного друга я могу сказать, что Высоцкий - не в своих актерских работах, а в своих совершенно гениальных песнях. Я не боюсь этого слова и нисколько не преувеличиваю: это такой великий человек в полном смысле этого слова.

Он, конечно, очень скоро отошел бы от своих оркестровых сопровождений: ведь долгое время он был вынужден обходиться только своей гитарой, и ему нужно было пройти через это...

Мы потеряли поразительного художника: он сумел выразить какие-то глубокие мысли и идеалы, свойственные русской культуре, русскому характеру, каким-то нынешним претензиям молодежи. И даже обрисовал какое-то будущее... Поэтому я могу сказать, что я преклоняюсь перед талантом Высоцкого и скорблю о том, что мы никогда больше не услышим его песен. Для меня он неразрывно связан со своей гитарой, со своим голосом, со своей в высшей степени примитивной мелодикой - и все это является неразделимым. Если кто-нибудь придумает музыку для его песен, если кто-то запоет его песни, то из этого ничего не выйдет. Но это моя точка зрения...
Я могу сказать, что Владимир Высоцкий был замечательным другом, прекрасным человеком, и все, кто его знал, ощущают потерю, которую мы понесли в день его смерти.

АНДРЕЙ ТАРКОВСКИЙ
(из выступления в г.Калинине 31 октября 1981 г.)

"Я ЖИВ ТОБОЙ..."

Из беседы Марины Влади с корреспондентом журнала "Огонек" Леонидом Плешаковым.