Глава 8. – Что случилось с твоим глазом?

 

– Что случилось с твоим глазом?

Войдя в кухню своей матери, Мэлс, не ответив на вопрос, направилась прямо к кофейнику. Тот факт, что он стоял в дальнем углу, и она могла выпить чашку кофе, стоя спиной к маме, – лишь дополнительный бонус к кофеину.

Чертова тоналка от «CoverGirl»[29]. Она должна скрывать вещи, которые желательно бы спрятать. Прыщики, например, пятна… синяки, полученные в автомобильной аварии, о которой ты предпочла бы не рассказывать обеспокоенным членам своей семьи.

– Мэлс?

Ей не нужно было оборачиваться, дабы увидеть, что происходило позади нее: ее мама, маленькая и изящная, выглядевшая моложе своих лет, сидит за столом в другом конце кухни, раскрытый «Колдвелл Курьер Жорнал» рядом с миской богатой клетчаткой крупы и чашкой кофе. Темные волосы, тронутые сединой, уложены в аккуратное, недавно подстриженное каре, а одежда простая, но идеально отглаженная.

Ее мать была одной из тех миниатюрных женщин, которые всегда выглядели ухожено, даже без макияжа. Как будто она родилась с баллончиком лака и расческой в руках.

Но она была хрупкой. Словно добрая, сострадательная статуэтка.

Отец Мэлс казался слоном в посудной лавке.

Отчетливо осознавая, что вопрос все еще висит в воздухе, Мэлс налила чашку кофе. Сделала глоток. Очень долго доставала бумажное полотенце и вытирала стойку, которая и так была сухой и чистой.

– Да ничего… я поскользнулась и упала. Ударилась о кран душа. Так глупо вышло.

Наступил момент тишины.

– Вчера ты поздно вернулась.

– Я задержалась в гостях.

– Ты же говорила, что была в баре.

– Я поехала к другу после бара.

– А. Все ясно.

Мэлс выглянула в окно над раковиной. Если повезет, в любой момент позвонит ее тетя, как это обычно бывало, и ей не придется врать о том, почему она едет на работу на такси.

Звуки глотков и тихого хруста наполнили кухню, и Мэлс пыталась придумать почти обычную тему для разговора. Погода. Спорт… нет, ее маме не нравилась организованная активность, строившаяся вокруг полей, мячей или всевозможных шайб. Подошли бы книги… но Мэлс не читала ничего, кроме криминальной статистики, а ее мать до сих пор гнала на поезде под названием «Книжный клуб Опры», хотя у локомотива давно нет двигателя и он сошел с рельс.

Боже… в подобных ситуациях она до боли скучала по отцу. Между ними двумя никогда не возникало неловкости. Никогда. Они говорили о городе, его работе копа, школе… или же не произносили ни слова, и их это устраивало. Но с матерью?

– Итак. – Мэлс сделала еще один глоток из своей чашки. – Большие планы на сегодня?

До нее донесся какой-то ответ, но она не слышала его, потому что нужда уйти была слишком громкой.

Допив остатки своего черного кофе – ее мама любила кофе со сливками и сахаром – Мэлс поставила чашку в посудомоечную машину и собралась с духом.

– Тогда увидимся, – сказала она. – Буду не поздно. Обещаю.

Ее мама подняла взгляд и посмотрела ей прямо в глаза. На чашке, полной полезной для здоровья вкусности, были нарисованы розовые цветы, на столешнице – крохотные желтые, а на обоях – более крупные голубые.

Цветы повсюду.

– Ты в порядке? – спросила ее мама. – Тебе к врачу не нужно?

– Это просто синяк. Ничего серьезного. – Она выглянула на улицу через столовую. На дальнем конце накрытого салфетками стола, за молочно-белой шторой, дарившей уединение, подъехала ярко-желтая «Шевроле».

– Такси здесь. Я оставила машину у бара, потому что выпила тогда два с половиной бокала вина.

– Могла бы на моей поехать на работу.

– Тебе она самой понадобится. – Мэлс посмотрела на садоводческий календарь, висящий на стене, молясь, чтобы там была какая-нибудь пометка. – Сегодня в четыре у тебя бридж.

– Меня бы подвезли. Я все еще могу кого-нибудь об этом попросить, если хочешь…

– Нет, так будет лучше. Я заберу машину и приеду на ней домой.

Черт. Она только что загнала себя в ловушку. Фи-фи отправится куда-нибудь только в том случае, если она окажется в прицепе с без бортовой платформой… бедняжку на автоэвакуаторе доставили в местную мастерскую.

– О. Ладно.

Когда ее мать замолчала, Мэлс хотелось извиниться, но было слишком тяжело облечь в слова сложное «прости». Проклятье, может, ей нужно просто съехать. Быть постоянным свидетелем всей этой жертвенности и доброты – ноша, а не удовольствие… потому что это никогда не заканчивалось. Она всегда слышала предложения, советы, «как насчет этого»…

– Мне пора. Но спасибо.

­– Хорошо.

– Увидимся вечером.

Мэлс поцеловала подставленную мягкую щеку и в спешке вышла через переднюю дверь. Воздух снаружи был свежим и приятным, солнце – достаточно ярким, чтобы обещать теплый полдень.

– Офис «ККЖ» на Торговой, – сказала она, садясь на заднее сиденье такси.

– Понял.

Она ехала в город в такси, амортизаторы которого вполне бы справились с бетонными блоками, а сиденья в салоне были сделаны из твердого дерева, но Мэлс не волновала жесткая поездка. Слишком многое крутилось у нее в голове, чтобы беспокоиться о своей заднице или моральном состоянии.

Мужчина из прошлой ночи оставался с ней, как если бы сидел рядом.

И так было всю ночь.

Позволив голове упасть назад, она закрыла глаза и воспроизвела аварию, вновь убеждая себя, что она никак не могла избежать столкновения. А затем Мэлс задумалась о других вещах, например, о том, как тихо и настороженно он лежал в той больничной койке.

Даже будучи раненым, в некоторых местах серьезно, он производил впечатление… хищника.

Сильного самца животного, раненого…

Ладно, теперь у нее действительно крыша поехала. И может, ей нужно как следует присмотреться к своей личной жизни… которой не существовало в принципе…

Жаль, что она не могла избавиться от убеждения, что он был странно притягателен, – и это непорядочно. Она должна волноваться о его здоровье, благополучии и большой вероятности того, что он попытается отсудить у нее то немногое, что у нее имелось.

Вместо этого Мэлс все думала о его хриплом голосе, о том, как он смотрел на нее, словно каждая её частичка была источником очарования и значимости…

Он получил ранения уже давно, подумала она. Шрамы рядом с глазом затянулись с течением времени.

Что с ним случилось? Как его звали..?

Пока Мэлс увязала в стране Вопросов Без Ответов, таксист выполнял свою работу без сучка и задоринки. Шестнадцать долларов и восемнадцать минут спустя, она с затекшим копчиком заходила в отдел новостей.

Там уже было шумно, люди щебетали и сновали туда-сюда, и этот хаос успокоил ее… так же, как уроки йоги заставляли нервничать.

Сидя за своим столом, Мэлс проверила голосовую почту, зашла в электронную и взяла чашку, которой пользовалась с тех пор, как унаследовала стол чуть больше полутора лет назад. Направляясь к общей кухне, она могла выбрать один из шести кофейников: ни в одном из них не было кофе без кофеина, в трех – обычный «Максвелл Хауз»; в остальных – та вонючая параша с ароматом лесного ореха или же фемм-маккиато-что-то-там.

Плевать на последнее с высокой колокольни. Если ей захочется чертово карамельное мороженое, она съест его за обедом. Ему не место в чашке кофе.

Налив себе по привычке черный кофе, она подумала об истинной хозяйке кружки, Бэт Рендалл, журналистке, которая раньше сидела за этим столом… хм, кажется, это было года два назад. Однажды женщина ушла с работы и больше не вернулась. Мэлс сильно огорчилась из-за ее исчезновения – не то, чтобы она хорошо знала коллегу – и чувствовала себя скверно, получив, наконец, постоянное кресло при таких обстоятельствах.

Она сохранила кружку без особой на то причины. Но сейчас, сделав из нее глоток, Мэлс осознала, что просто надеялась, что когда-нибудь женщина вернется. Или что с ней, по крайней мере, все в порядке.

Похоже, что ее окружали пропавшие без вести.

Или же просто так кажется этим утром. Особенно когда она подумала о мужчине, с которым встретилась прошлой ночью… которого она больше никогда не увидит и которого, похоже, была не в силах забыть.

 

***

 

Это не его дом.

Когда такси остановилось перед большим домом в небогатом районе, Матиас понял, что не жил под этой крышей. Не жил в прошлом, и не станет жить в будущем.

– Вы будете выходить или нет?

Матиас встретился взглядом с водителем в зеркале заднего вида:

– Дайте мне минуту.

– Счетчик работает.

Кивнув, он вылез из машины и, опираясь на трость, пошел по дорожке, делая большой круг поврежденной ногой, чтобы не сгибать колено. Увиденное вряд ли можно назвать «родным домом»: из разросшейся под эркером изгороди торчала ветка; лужайка не ухожена; сорняки дали корни в водосточной трубе, тянувшись к солнцу, светившему так высоко.

Передняя дверь была заперта, поэтому он сложил ладони и заглянул в окна по обе стороны. Слои пыли. Плохо сочетающаяся мебель. Обвисшие шторы.

К кирпичам был прикручен дешевый жестяной почтовый ящик, и Матиас открыл его. Брошюра. Книжка купонов, адресованная «Хозяину дома». Ни счетов, ни заявлений на кредитные карты, ни писем. Единственным иным почтовым отправлением был журнал «ААП»[30] на то же имя, что значилось на правах, которые ему вручили.

Матиас свернул журнал, сунул его в ветровку и направился обратно к такси. Это здание не только не было его домом, здесь вообще никто не жил. Скорее всего, владелец умер примерно четыре-шесть недель назад… достаточно давно, чтобы члены семьи аннулировали платные подписки, но еще не выставили место на продажу.

Сев в такси, он уставился прямо вперед.

– Куда теперь?

Застонав, Матиас заерзал и вытащил бумажник. Он достал визитку Мэлс Кармайкл, его поразило твердое убеждение, что он не должен втягивать в это ту женщину.

Слишком опасно.

– Ну, так куда, приятель?

Но, проклятье, нужно откуда-то начать. А его мозг напоминал барахлившее интернет-соединение.

– Торговая улица, – выдавил он сквозь стиснутые зубы.

Направляясь в центр города и застряв по пути в пробке, он заглядывал в другие машины и рассматривал людей, пьющих кофе, разговаривающих с пассажирами, останавливающихся на красный сигнал светофора и двигающихся на зеленый. Совершенно чужды ему, подумал он. Жизнь, в которой ты работаешь с девяти до пяти до самой смерти в семьдесят два года, – не та, которой жил он.

Так какой же была его жизнь, спросил он свое бесполезное серое вещество. Какой же, черт побери, она была?

Изо всех сил пытаясь получить ответ, он заработал лишь головную боль.

Когда здание «Колдвелл Курьер Жорнал» показалось в поле зрения, Матиас достал из бумажника одну из десяти двадцатидолларовых купюр:

– Сдачу оставьте себе.

Таксист был более чем счастлив избавиться от него.

Оценивая окружающий мир у входа, Матиас слонялся без дела, стараясь не встречаться ни с кем взглядом… а их было много: почему-то он привлекал к себе внимание, особенно женское… с другой стороны, представительницам слабого пола свойственно поведение в духе Флоренс Найтингейл[31], а у него на лице полно шрамов.

Сплошная романтика.

В итоге он перешел дорогу к автобусной остановке, сел на твердую пластиковую скамейку и начал вдыхать табачный дым, выдыхаемый людьми, нетерпеливо ждущими прибытия своего общественного транспорта. Ожидание его не раздражало. Словно он привык к засадам, и, чтобы скоротать время, Матиас развлекал себя игрой, запоминая лица людей, входивших и выходивших из здания «ККЖ».

Он был чрезвычайно хорош в этом. Один взгляд, и человек занесен в его базу данных.

По крайней мере, с краткосрочной памятью все было в порядке…

Двойные двери широко распахнулись, и появилась она.

Матиас выпрямился, когда солнечный свет упал на ее волосы, играя всеми оттенками меди. Мэлс Кармайкл, младший помощник-журналист, была с крупным парнем, которому пришлось подтянуть свои штаны-хаки, прежде чем они стали спускаться по лестнице. Казалось, они спорили о чем-то так, как спорят друзья, и Мэлс улыбнулась, будто одержала верх в этих дебатах…

Словно почувствовав, что он наблюдает, она посмотрела через дорогу и замерла. Дернув своего приятеля за рукав, Мэлс сказала что-то и ушла от мужчины, пробираясь через движение, направляясь к нему.

Матиас уперся тростью в тротуар и, встав, поправил одежду. Он понятия не имел, почему хотел лучше выглядеть для нее, но что есть, то есть… с другой стороны, было сложно выглядеть еще хуже. Одежда ему не принадлежала, одеколон назывался «Аромат больничного мыла», а голову он вымыл чем-то антибактериальным, потому что ничего другого не нашлось.

Естественно, его больной глаз, этот ужасный, мертвый глаз, – первое, на что она посмотрела.

А как иначе?

– Привет, – сказала она.

Боже, она прекрасно смотрелась в своей повседневной одежде, слаксы, шерстяной пиджак и кремовый шарф, свободно болтавшийся вокруг ее шеи, выглядели очень даже симпатично, на его взгляд.

И по-прежнему никакого обручального кольца.

«Это хорошо», – подумал он без какой-либо явной причины.

Отведя взгляд вправо, чтобы его дефект не был столь очевиден, Матиас поздоровался в ответ.

Ну, черт, что же теперь.

– Я тебя не преследую. – Лжец. – И я бы позвонил, но у меня нет телефона.

– Ничего, все нормально. Тебе что-то нужно? Мне звонили утром из полиции, чтобы все уточнить, и думаю, они все еще планировали поговорить с тобой?

– Да. – Он не стал возражать. – Слушай, я…

Тот факт, что он не закончил предложение, казался совершенно противоестественным, но его мозг попросту отказывался работать.

– Давай присядем, – произнесла она, показывая на скамейку. – Поверить не могу, что тебя выписали.

В этот момент подъехал автобус, с грохотом останавливаясь и загораживая солнце, горячий дизельный выхлоп заставил его закашляться. Они молча сидели на скамейке, пока случайные прохожие садились в свой транспорт.

Когда автобус отъехал, солнце вновь появилось, обволакивая ее желтым светом.

По какой-то глупой причине, он быстро заморгал.

– Что я могу для тебя сделать? – тихо спросила она. – Тебе больно?

Да. Но боль не физическая. И она усиливалась всякий раз, как он смотрел на Мэлс.

– Откуда ты знаешь, что мне нужна помощь?

– Ну, полагаю, память не вернулась к тебе магическим образом?

– Нет, не вернулась. Но ты в этом не виновата.

– Что ж, я тебя сбила. Так что я тебе должна.

Матиас показал на нижнюю часть своего тела:

– Я был таким прежде.

– Ты что-нибудь помнишь? Я имею в виду, до аварии. – Когда он покачал головой, Мэлс прошептала: – Многие военные возвращаются в подобном состоянии.

А… то есть, армия, флот, воздушные силы, морская пехота, подумал он. И отчасти это имело смысл. Правительство… да, он имел какое-то отношение к Министерству обороны, национальной безопасности… или…

Но он не был раненым воином. Потому что не был героем.

– Нашли мой бумажник, – выпалил он.

– О, это замечательно.

Почему-то Матиас передал его ей.

Открыв бумажник и посмотрев на водительские права, Мэлс кивнула.

– Это ты.

Сосредоточившись на эмблеме «Колдвелл Курьер Жорнал», висящей над дверью, через которую вышла Мэлс, он сказал:

– Слушай, все это не для печати, ладно?

– Безусловно.

– Хотел бы я, чтоб был другой способ. Хотел бы я… я не хочу втягивать тебя в неприятности.

– Ты еще ни о чем меня не попросил, – сказала она, глядя на него. – Что у тебя на уме?

– Можешь выяснить, кто это? – спросил он, показывая на права. – Потому что это определенно не я.