Глава тринадцатая. Тониус то проявлялся, то исчезал из реальности

 

Тониус то проявлялся, то исчезал из реальности. Его движения казались дергаными, как на ускоренной пикт-записи.

Я говорил тебе говорил тебе говорил тебе...

Рейвенор, Молох и Ангарад медленно попятились к дверям, выходящим на террасу. Освещение в комнате то тускнело, то загоралось ярче, в зависимости от ударов молний. Растянувшийся на полу возле призрака Куллин захныкал и попытался отползти.

— Слайт... — прошептал Молох.

— Нет. Слайт еще не добрался до нас. Он только приближается. Это только морок. Случайный псионический эффект, эхо.

Гидеон Гидеон Гид Гидеон...

— Карл?

Помоги мне помоги мне помоги мнеее...

— Трон! Карл?

Призрак присел в одно из кресел, стоящих в гостиной. Его очертания продолжали дрожать и мерцать, словно изображение прокручивали на разных скоростях, словно оно повторялось и наслаивалось само на себя.

Гидеон, пожалуйста. Мне мне больно больно. Мне больно. Помоги мне.

— Карл, уже слишком поздно.

Ой, больно. Я могу я могу справиться я могу.

— Нет, Карл, не можешь.

Гидеон, я могу. Если ты ты ты поможешь мне. Ты должен мне мне должен мне должен мне. Я работаю с тобой с самого начала. Я остановил Молоха в Петрополисе. Я сделал это. Сделал это. Сделал это. Я, Гидеон. Я помог Каре снова Каре Каре снова поправиться. Я спас вас от тварей за дверью. За дверью.

— Карл, я понимаю, что все это ты. Понимаю, чего ты пытался достичь, но уже слишком поздно. Тебя не спасти. Демон поглотил тебя.

Призрак мерцал. На стеклах стали появляться раздавленные мухи.

Не говори говори так, Гидеон. Помоги мне справиться с ним. Помоги мне мне. Когда Слайт забрал меня, я подумал я подумал, что это конец это конец. Но потом я понял. Я могу им управлять. Я могу я могу я могу управлять им. Я могу повелевать им. Дай дай мне шанс. Представь представь, что мы сможем тогда, ты и я. Во имя ордосов. Во имя Империу-ма. Во имя Империума. Во имя Империума. Я могу показать тебе, как работает все в варпе. В варпе варпе в варпе.

— Это только фантом! Ложь! — простонал Куллин.

Я нет нет нет.

— Мы наблюдаем проявление последних усилий Карла, движимых его волей, — произнес Рейвенор через вокс-динамики. — Наблюдаем случай великой решимости.

Гидеон.

Рейвенор подплыл к дергающемуся, расплывающемуся образу:

— Карл? Будь такая возможность, я бы помог тебе. Такая отвага не должна оставаться без вознаграждения, но я не могу спасти тебя. Ты погиб. Погиб еще в тот день, когда в тебя проник Слайт. Сама мысль о возможности повелевать подобным созданием есть пагубное заблуждение радикализма, над которым мы с тобой в свое время посмеивались.

Твоими помыслами движет гниль, поселившаяся в твоей душе. Слайт кормит тебя оправданиями и лживыми надежда ми, чтобы раздавить твою волю. То, что ты предлагаешь, неприемлемо для Инквизиции. И не может быть приемлемо ни для одного разумного человека. Не может быть приемлемо для меня.

Нееет! Нет нет...

— Прости, Карл.

Неееееееет!

Призрак утрачивает контроль над своими очертаниями. Он дрожит и колеблется, будто захваченный землетрясением. Я ощущаю его жгучую ярость. Окна гостиной трясутся, рамы трещат. Раздавленные мухи взмывают клубами сажи в воздух. Все вокруг наполняет гудение. Куллин кричит в ужасе, когда книги и всевозможные предметы начинают слетать с полок, а свитки пергаментов взлетают, точно серпантин, разбрасываемый во время парада.

Они напоминают мне о триумфальном шествии на Тра-циане Примарис, во время которого я был изувечен. На мгновение я снова оказываюсь там, в процессии, над которой струятся бумажные ленты и парят лепестки цветов. Сквозь серпантинные вихри я различаю возвышающуюся передо мной Арку Спатиана.

С проклятием, постигшим меня в тот день, я так никогда и не смирился, и даже не пытался. Но сегодня нас всех ожидает куда более страшное проклятие.

Я зову Карла, извиняясь и утешая его.

— Прости, — говорю я. — Прости.

Снова и снова повторяю эти слова. Разозленный призрак Карла заходится мучительной дрожью, дымка расслаивается, и последние остатки того, что было Карлом То-ниусом, загораются и опадают, превращаясь в мелкую лужицу, подернутую едким туманом.

Как только он пропадает, в гостиной становится тихо, если не считать жужжания мух. Снаружи бушует гроза, но сквозь ее рев прорезаются и другие звуки. Во-первых, урчание, уже отличимое от беспрестанных раскатов грома. Во-вторых, мы слышим отчетливый скрежет — кажется, будто скалы трутся друг о друга.

— Нам остается только бежать, — произносит Молох.

— Сомневаюсь, что Слайт нас отпустит. Но даже если мы сможем сбежать с этой горы, где нам спрятаться? Демон способен дотянуться куда угодно.

Молох смотрит на меня. Я понимаю, что его разум по-прежнему ищет способы выхода из создавшегося положения. Но понимаю я и то, что варианты становятся все более бесперспективными.

Ангарад оборачивается, поднимая перед собой меч. Занавес над дверью, выводящей к террасе, хлопает, пропуская внутрь Белкнапа и Кару, поддерживающих раненую Мауд Плайтон.

— Рейвенор?! — удивленно восклицает медик.

— О боги! — хрипит Плайтон.

Хотя ее сознание и наполняет жгучая боль, я чувствую ее облегчение. Увидев меня, она на мгновение обрела надежду.

— Я тоже рад вас видеть, — говорю я.

Распрямившейся тетивой по мне бьет невыносимая волна эмоций. Кара бросается вперед, оставляя Белкнапа поддерживать Мауд, и падает перед моим креслом, крепко обнимая его. Она плачет.

— Кара.

— Ты жив!

— Кара.

Ее боль и горе безудержны. Я пытаюсь успокоить ее, но понимаю, что кто-то тяжело ранил ее. Кто-то держал ее в плену и истязал. Моя бедная Кара. В ее сознании мешается столь много разных вещей: скорбь, радость, удивление, любовь, стыд. Она настолько уверилась в моей смерти, что едва может теперь поверить в обратное.

— Кара, все хорошо. Кто посмел так с тобой поступить?

Она еще сильнее вцепляется в мое кресло, и слезы ее стекают по металлическому каркасу.

— Прости меня! — завывает она. — Прости!

— Тише, Кара. Все будет хорошо. Кто с тобой так поступил?

Я протягиваюсь сознанием в ее незащищенные, хрупкие мысли, чтобы понять, утешить. Куллин приложил руку к ее страданиям. Но позади него я вижу воспоминания о Сайскинде и Уорне, о бесчеловечных надругательствах.

— Я найду Сайскинда, обещаю, Кара. Найду и...

Замолкаю. За отравленными мыслями о капитане-капере и мерзавце Уорне маячат и другие силуэты: Карл и сама Свод.

Я вижу ее глубочайшую тайну, раскаляющую добела ее муку.

— Ох, Кара...

— Прости меня, Гидеон!

— О чем это она? — требовательно вопрошает Белкнап.

Любовь и тревога о ней полыхают в его сознании расплавленным золотом. Он опускает Плайтон на пол и нависает над нами.

— Кара? Рейвенор? Что происходит?

— Я знала, что это Карл! Знала, но защищала его!

— Карл заблокировал твои воспоминания, — говорю я. — Мне видны оставленные им шрамы.

— Еще раньше, — произносит она. — Я знала тогда. Знала, но скрывала. Он заставил меня пообещать, что я ничего не скажу тебе. Что не стану говорить этого никому. Ему было нужно только время...

Она снова заходится в рыданиях и становится невменяема.

— О чем она говорит? — смотрит на меня Белкнап.

— Когда ты узнала? — спрашиваю я. — Кара, когда ты узнала?

— Юстис Майорис. Ризница.

— Она была там, — говорит Молох. — Наверняка она все видела.

— Почему ты скрывала? Почему не сказала мне? — спрашиваю я.

— Я слишком многим ему обязана, — шепчет она. — Он излечил меня от... я умирала. Он вылечил меня. Спас жизнь. Он умолял меня не раскрывать его тайну хотя бы несколько месяцев, чтобы у него было время провести исследования, чтобы он смог найти способ справиться. Я не могла ему отказать. Он спас меня. Разве мог демон так поступить?

— Добрый, но хитрый поступок, — отвечаю я, — но этим его добро и исчерпывается.

— Но... — начинает она.

— Ты знала? — спрашивает Белкнап.

— Что?

— Ты знала? Знала, что Тониус — демон, и продолжала покрывать его?!

Белкнап отходит от нас. Его эмоции всегда сильны и однозначны. Сейчас я ощущаю исходящие от него отвращение и чувство того, что его предали. Он оскорблен. Все его помыслы и чувства всегда направляла только верность Богу-Императору. Более искренней и сильной гадливости я никогда не считывал.

— Он спас меня! — запинаясь, произносит Кара, глядя на Белкнапа красными от слез глазами.

— Тебя спас демон, — говорит он.

Мне кажется, что он сейчас ее ударит. Я предпочитаю не рисковать и отбрасываю его сознанием, заставляя усесться на кушетке рядом с Мауд.

— Сядь! — приказываю я. — Сам разберусь.

— Но она...

— Сядь, Белкнап, и заткнись!

— На твоем месте я бы последовал совету, — произносит Молох.

Губы еретика искривляет улыбка. Даже сейчас, в этом отчаянном положении, он не может не насладиться тем, как рушатся все старания моих людей.

— Может, скажешь, Молох, с чего бы это кому-нибудь слушать, что ты там лепечешь?

Не более чем в пальце от побледневшего лица Зигмунда повисают восемь каинов. Он сглатывает слюну. Внутренняя дверь гостиной открыта, и в ней стоит Нейл, целясь в Молоха из автоматического пистолета. Гарлон потрепан и изранен. Один его глаз затек и практически не открывается. Рядом с ним стоит Пэйшенс с голодным выражением на лице. Она очень хочет убить Молоха.

— Вы только посмотрите, — с фальшивой бодростью в голосе говорит Молох, — теперь все в сборе.

— Пусть живет.

— Гидеон? — удивленно произносит Кыс.

— Пусть живет! Гарлон, опусти оружие!

— Что он здесь делает? — спрашивает Пэйшенс.

Я отодвигаю ее каины от лица Молоха и роняю их на пол.

— То же самое, что и мы: пытается дожить до утра. Мы решили объединить наши возможности.

— Надеюсь, мать твою, ты понимаешь, что делаешь, — произносит Кыс.

Она подбегает к Каре и поднимает ее, отдирая от моего кресла. Нейл приближается к Ангарад, обнимает ее и целует.

— Скажите,— произносит Плайтон с кушетки, пытаясь не выказывать свою боль, — у нас есть какой-нибудь план?

— Нет, — хором отвечаем мы с Молохом.

Горы трясутся. Эльмингард дрожит. Ночь доносит демонический рев, который оставляет шрамы в наших душах. Отчасти это крик, отчасти — плач, отчасти — зов, отчасти — просто звук такой силы, что способен заглушить яростные раскаты грома.

Это рев хищника, голос пробудившегося от спячки и осознавшего свой голод хищника, чей возраст исчисляется миллиардами и миллиардами лет.