Ссора между молодыми людьми.

«Однажды вечером я, по своему обыкновению, прогуливался по агоре с Фаностратом, молодым человеком моих лет. Вдруг мимо нас проходит сын Конона Ктесий, который был пьян. Он замечает нас, с. 287 вскрикивает и, говоря сам с собой, как это случается с пьяными, так что нельзя было разобрать, о чем он говорит, — идет впереди нас к кварталу Мелита. Там у валяльщика Памфила собралась для выпивки довольно большая компания. Ктесий заставляет их встать и идти на агору.

Они встретились с нами; тут-то и возгорелась ссора. Один из них — кто именно, я не мог узнать — бросился на Фанострата и схватил его. Ктесий, его отец Конон и некий Феоген окружили нас, набросились на меня, сорвали сначала мой плащ, а затем, подставив мне ногу, столкнули в канаву и надавали таких ударов ногами и палками, что у меня оказалась разбитой губа и глаза затекли до такой степени, что я не мог раскрыть их. Одним словом, они оставили меня в таком ужасном состоянии, что я не мог ни подняться, ни говорить. Лежа на земле, я слышал, как они осыпали меня разными оскорблениями…

Конон закричал, подражая петуху, испускающему свой победный крик; другие говорили ему, чтобы он изобразил с помощью рук хлопанье крыльев.

В это время мимо шли прохожие, которые подобрали меня, а те люди убежали с моим плащом. Когда меня доставили домой, моя мать и служанки подняли крик от ужаса. Меня не без труда отнесли в баню и, когда хорошенько помыли, то показали врачам.

(Демосфен. Против Конона, 7—9).

Охота.

В сочинении Бартелеми¹⁴ скиф Анахарсис попадает к Ксенофонту в его Скиллонское поместье; автор с. 288 пользуется этим приемом, чтобы описать греческую охоту по сочинению самого Ксенофонта.

«Иногда, — рассказывает Анахарсис, — хозяин поместья убеждал нас пойти на охоту, которую он настойчиво рекомендовал молодым людям в качестве упражнения, лучше всего приучающего к военным трудностям.

Диодор (его сын) часто водил нас на охоту за перепелами, куропатками и другими птицами. Мы вынимали птиц из клеток и привязывали среди наших сетей. Птицы той же породы, привлеченные их криками, попадались в ловушку и утрачивали жизнь или свободу.

За этими развлечениями следовали другие, более живые и разнообразные. У Диодора было несколько собачьих свор: одна — для зайцев, другая — для оленей, а третья, вывезенная из Лаконии или Локриды, — для диких кабанов. Он знал всех своих собак по именам, знал также их недостатки и достоинства. Никто лучше его не был знаком с приемами этого вида войны, и он говорил о ней так же хорошо, как отец его описывал ее.

Вот как происходила охота на зайца. По тропинкам и в некоторых скрытых проходах, куда животное могло скрыться, расставили сети разной величины. Мы отправились легко одетые и с палкой в руке. Доезжачий спустил одну из собак, а как только он заметил, что она напала на след, он спустил и других, и заяц вскоре был выгнан.

С этого момента интерес удвоился: вниманье было привлечено лаем собак, криками ободрявших их охотников, скачками и уловками зайца, который во мгновение ока пронесся по долинам и холмам, перескочил через рвы и скрылся в роще; он появлялся и исчезал несколько раз и в конце концов попался в одну из ловушек, расставленных на его пути. Сторож, стоявший поблизости, схватил его и отдал охотникам, которых он созвал криками и жестами. Под впечатлением торжества победы охотники начинали новую травлю. Мы устраивали ее несколько раз в день. Иногда заяц скрывался от нас, бросаясь вплавь в речку Селинунт.

С. 289 Для охоты на кабанов мы запаслись копьями, дротиками и толстыми сетями. Оставшиеся на земле свежие следы животного, отпечатки его зубов на древесной коре и другие признаки привели нас к густым зарослям. Спустили лаконскую собаку, которая, попав на следы, дошла до логовища, где скрывался зверь, и оповестила нас о своей находке громким лаем; ее сейчас же отозвали; в разных местах натянули сети, и мы заняли свои места.

Кабан выскочил с моей стороны. Он не бросился в сторону сетей, а остановился и в течение нескольких минут выдерживал нападение целой своры собак и охотников, которые метали в него стрелами и камнями. Затем он вдруг кинулся на Мосхиона, который хладнокровно ждал его, намереваясь пронзить копьем; но копье это скользнуло по плечу и выпало из рук охотника, который внезапно решил броситься на землю лицом вниз.

Я был уверен в его гибели. Кабан, не находя за что ухватить его, чтобы подбросить вверх, стал уже топтать его ногами, когда увидел Диодора, спешащего на помощь товарищу. Он сейчас же ринулся на нового врага, который, благодаря большей ловкости или удаче, вонзил копье зверю между лопатками. При этом мы были свидетелями страшной свирепости этого животного. Пораженный смертельным ударом, он продолжал с яростью наступать на Диодора и своими движениями лишь вонзал железо себе в тело все больше и больше. При этом несколько наших собак были убиты или ранены; но еще больше их погибло на второй охоте, когда мы сражались с кабаном целый день. Другие кабаны, преследуемые собаками, попали в ловушки, скрытые ветвями.

На следующий день таким же образом погибли олени. Мы выгнали многих оленей из их убежищ, и наши собачьи своры утомляли их до такой степени, что они останавливались на расстоянии полета наших стрел или бросались в озера или в море».

(Barthélemy. Voyage du jeune Anacharsis en Grèce, гл. XXXIX).

С. 290