Общий вид греческого храма.

Храм обыкновенно строился на возвышенности, составлявшей акрополь, на уступах скал, как в Сиракузах, или, как в Афинах, на невысокой горе, которая с. 566являлась первоначальным убежищем и местонахождением города. Храм можно было видеть со всех концов равнины и со всех холмов. Корабли, съезжаясь в гавань, приветствовали его издали. В прозрачном воздухе он ярко вырисовывался весь целиком. Он не был, как средневековый собор, зажат и стиснут рядами домов, запрятан, наполовину закрыт, недоступен для взоров, за исключением подробностей и верхних частей. Смотря на греческий храм, можно было охватить глазами его основание, стены, всю его массу и все размеры. Не надо было догадываться о целом по какому-нибудь кусочку. Бросается в глаза также соответствие между зданием и местоположением его.

Греки, не желая нарушать ясности впечатления, строили свои храмы небольших или даже малых размеров. Из греческих храмов только два или три достигают величины современных церквей¹⁸. В Греции нельзя встретить ничего подобного огромным памятникам Индии, Вавилона или Египта с их громоздящимися один на другой дворцами, с лабиринтом ходов, с бесчисленным количеством оград, зал и колоссов, которые своим множеством повергают в конце концов человека в смущение и беспокойство. Он не был похож также и на гигантские христианские соборы, которые давали под своими сводами убежище целому городу: если даже эти церкви стояли на возвышении, глаз не мог обнять их целиком, так как очертания ускользали от взора, и общая гармония чувствовалась только на плане. Греческий храм был не местом собраний, а частным жилищем какого-нибудь бога, помещением для его изображения, мраморным ковчегом, в котором стояла одна-единственная статуя. Направление и сочетание его главных линий можно было охватить взором уже в ста шагах от священной ограды.

Храмы эллинов так просты, что одним взглядом с. 567 можно понять общий их характер. В здании не было ничего сложного, вычурного, вымученного. Он представлял собой четырехугольник, окруженный рядом колонн, и совмещал три или четыре элементарные геометрические фигуры, подчеркнутые симметричностью их расположения, повторением и противоположением друг другу.

Между частями храма есть такая же связь, как и между органами живого тела. Греки нашли эту связь. Они установили архитектурный модуль, которым определялась высота колонны по ее диаметру, а отсюда вытекал ее стиль, расстояние между колоннами и общее расположение здания¹⁹. Грубая правильность математических форм была умышленно нарушена эллинами, чтобы удовлетворить сокровенным требованиям глаза. Они с помощью искусного изгиба делали колонну толще на двух третях ее высоты. Все горизонтальные линии делались у них выпуклыми. Эллины освободились от стеснений механической симметрии: плоскости и углы у них скрещивались, разнообразились, перегибались. Это придавало архитектурной геометрии гармонию, изящный, разнообразный, неожиданный вид, неуловимую гибкость жизни, нисколько не уменьшая общего впечатления масс. Поверхность здания была покрыта у них в высшей степени изящной сетью живописных и скульптурных украшений, причем общее впечатление массы здания нисколько не уменьшалось. Во всем этом с оригинальностью их вкусов можно сравнить только чувство меры. Греки сумели соединить два как будто бы взаимно исключающие друг друга свойства: необычайную роскошь и необычайную умеренность.

с. 568 Архитектурное искусство в Греции отличалось здоровьем и жизненностью. Для греческого храма не приходилось, как для готического собора, содержать целый поселок каменщиков, которые постоянно должны были бороться с его непрекращающимся разрушением. Для поддержки его сводов он не нуждался во внешних контрфорсах; не нужна была также и железная оправа, которой в готическом соборе поддерживались изумительные сооружения сквозных колоколен и прикреплялись к стенам поразительные по сложности рисунка, как бы кружевные, украшения и хрупкие филигранные сооружения из камня. Греческий храм был созданием ясного разума, а не изощренной фантазии. Он строился для долгого существования и не нуждался в постоянной поддержке. Если бы грубость и фанатизм людей не способствовали уничтожению греческих храмов, они были бы еще почти все целы. Пестумские храмы продолжают свое существование в течение 23 веков. Парфенон был разбит пополам только вследствие взрыва порохового погреба. В том случае, когда греческий храм предоставлен самому себе, он продолжает стоять и не подвергается разрушению; это — следствие его прочного основания: его масса не обременяет его, а, напротив, способствует поддержанию.

К этой мощности надо прибавить непринужденность и изящество. Назначение греческого храма — не только продолжительность существования, как в египетских постройках. Тяжесть материала не подавляет его; он развивается, развертывается, выпрямляется подобно прекрасному телу атлета, в котором сила сочетается с изяществом и спокойствием. Взгляните также на его украшения: какое впечатление откровенной и здоровой южной жизнерадостности производят на глаз все эти золотые щиты, усыпавшие, как звезды, архитрав храма, золотые пьедесталы на фронтоне, блиставшие на солнце львиные головы, золотые и иногда эмалевые украшения, извивавшиеся по капителям, малиновая, красная, синяя, желтая, зеленая штукатурка всевозможных ярких и блеклых оттенков. Обратите, наконец, внимание на все с. 569 барельефы, статуи фронтонов, метопов и фризов, в особенности — на колоссальную фигуру во внутренней целле, на все эти скульптурные произведения из мрамора, слоновой кости и золота, все тела героев или богов, которые в глазах грека являлись образами, исполненными мужественной силы, атлетического совершенства, воинственной добродетели, благородной простоты и ненарушимого спокойствия, — и у вас получится понятие о греческом гении и греческом искусстве²⁰.

(Taine. Philosophie de l’art, II, стр. 150—156).

4. Парфенон²¹.

Греческий храм не был местом собраний; он служил как бы оболочкой для статуи божества, которому в нем и поклонялись. Это назначение храма определяло и размеры его. Они как раз равнялись величине футляра находившегося в нем идола или только слегка превышали его. В наиболее древних храмах и во многих, принадлежащих позднейшей эпохе, целла — средняя, покрытая часть храма — отличается необычайно малыми размерами. Такой знаменитый храм, как Эрехтейон, равняется 10 метрам ширины и 19 длины, причем эти 19 метров внутри разделяются на 3 отдельные помещения.

Внутренний наос Парфенона занимает приблизительно с. 570 30 метров в длину и 19 в ширину²², но это пространство вовсе не предназначалось для собрания толпы народа. Кроме небольших размеров внутреннего, закрытого пространства, еще более характерной чертой греческих храмов являлось соотношение их вышины с высотой идола. Статуя в вышину без копья равнялась 45 футам, а до крыши наоса было не более 55 футов. Подобное же соотношение частей наблюдалось и в Олимпии. Фидий сделал своего Зевса таким большим, что «если бы он встал, то», по словам Страбона²³, «пробил бы крышу».

Греческий храм представлял собой не только футляр для идола, — он служил также сокровищницей и музеем. Действительно, в первоначальной своей форме идол не был статуей; он играл роль приношения богам и делался в виде драгоценной вещи, талисмана, обладающего магической силой. Вполне естественно было прятать вместе с ним в каменный ящик и другие национальные сокровища. Поэтому целла разделяется на три части. Задняя ее половина, опистодом, обращается в хранилище общественной казны; самый наос, или святилище, в известной мере делается как бы кладовой казначейства. Тут сохранялись различные металлические изделия, в опистодоме же был склад металлических денег. Все золотые украшения легко снимались со статуи, и Перикл помещает их в разряд тех средств, которыми Республика может располагать в случае надобности²⁴. Наос, кроме того, служил для складывания всех драгоценных предметов, совершенно так же, как ризница — для склада церковной утвари и священных украшений, лампад, подсвечников, чаш, курильниц. В Парфеноне хранились: золотые и серебряные чаши, золотые венки, щиты, шлемы и золоченые мечи, серебряная вызолоченная маска, грифы, с. 571золотые змеиные головы,

План Парфенона. A — Перистиль. B — Пронаос. C — Наос или целла. D — Статуя Афины. E — Опистодом.

львиные головы, статуя молодой девушки на колонне, складные сиденья, статуи из слоновой кости, всевозможные лиры, хиосские и милетские головы, колчаны из слоновой кости и т. д. Пронаос Эрехтейона также был увешан картинами, а в его целле хранились: складное седалище, произведение Дедала; латы Масистия, предводителя конницы в битве при Платее; меч Мардония²⁵… Приношения и реликвии буквально наводняли Дельфийский храм — в такой мере эти храмы не были предназначены играть роль собрания верующих. Греки не думали, что они нарушают уважение к богине, покровительнице города, тем, что складывают вокруг нее предметы роскоши и произведения искусства, пожертвованные по обету: вещи эти напоминали о славе города и служили как бы доказательством его величия.

Храм, наконец, рассматривался еще с третьей стороны: он был как бы священным ковчегом, где все устраивалось так, чтобы идол являлся перед верующим в наиболее выгодном положении.

Здание Парфенона было открыто сверху, т. е. в его потолке имелось отверстие, через которое проникал свет: лучи падали, как в наших музеях. Когда перед процессией, желающей поклониться богине, отворялась дверь, и занавес, закрывавший статую, с. 572 поднимался или падал, Афина представала перед зрителями во весь свой гигантский рост, окруженная как бы сиянием славы. Все рельефные ее части выступали в своей мощной лепке. Глаза из драгоценных камней сияли, золото сверкало, слоновая кость казалась мягкой, статуя как бы теплилась настоящей и вместе с тем идеальной жизнью. Обаяние этого образа создавалось благодаря соединению великолепия и фантастичности²⁶.

Целла разделялась внутренней колоннадой²⁷ на три части или корабля; средний корабль был немного шире пьедестала статуи; таким образом, главное назначение этой части состояло, по-видимому, в том, чтобы направлять взор зрителя и дать возможность статуе появляться как бы из глубины. Роль среднего корабля лучше всего объясняется, если сравнить его с трубой стереоскопа. Поэтому и самая колоннада была устроена так, чтобы создавать известный эффект перспективы. Она была двухэтажная; сначала это кажется не вполне объяснимым, так как никакой галереи на уровне второго этажа не было. Подобное устройство существует также в Пестуме и Эгине. Оно не имело служебного характера, но этим приспособлением хотели создать известную иллюзию отчасти умственного, а отчасти оптического характера. Художник понял, что статуя будет казаться выше, если ее окружить не очень высоким, но двухэтажным сооружением. Таким путем создавалось не вполне соответствующее действительности впечатление большей величины статуи, а благодаря этому величие божества должно было выиграть.

Паллада была олимпийской богиней, а вместе с тем она была богиней-гражданкой, доступной и приветливой. Поэтому ей стремились придать вид мощи без преувеличения, великолепия — без напыщенности, и величия — без с. 573таинственности, чтобы изображение явилось поистине достойным этого могущественного и близкого гражданам

Дорический стиль.

божества, обитавшего в храме. Эта цель была достигнута средством в такой же мере простым, как и действительным. Оно состояло в выделении внешней с. 574колоннады²⁸. В небольших по размерам, а также, вероятно, в древних храмах перед взорами зрителей на первом плане воздвигалась стена святилища. Единственной преградой между людьми и божеством являлась тонкая перегородка. Впоследствии художник удваивает эту преграду; он делит ее на две части, отодвигает одну от другой на значительное расстояние так, как в дереве отделяют кору от сердцевины. Простой ковчег он обращает в ковчег с двойной оболочкой. Назначение внутренней оболочки было укрывать священное изображение, делая его доступным для взоров только в известные часы; внешняя ограда играла роль как бы передового поста и окружала его своей блистательной и торжественной свитой.

Капитель ионийского стиля.

Внешняя колоннада была похожа на медленно двигавшуюся процессию, которая сделала остановку на своем пути. Между колоннами были устроены промежутки, которые давали возможность видеть стены целлы. Спереди и в задней части храма колоннада удваивается, не заслоняя тем не менее двери, открывавшейся прямо против статуи. Она создает только впечатление блеска и величия, но нисколько не напоминает ограды. Как это не походит на семь сплошных стен индусской пагоды со все уменьшающимися в вышину дверями по мере приближения к совершенно сдавленному святилищу, где скорчившись сидит ужасный бог! В Греции богиня нисколько не стремится спрятаться; наоборот, она появляется перед людьми, и высокие колонны, облитые светом, как бы остановившиеся в своем шествии, напоминают первый ряд процессии, которая с. 575 свободно приближается со всех сторон к национальному Гению.

Это не все. Здание храма носит в такой же мере религиозный характер, как политический и общественный. Оно играет роль не только казнохранилища и кладовой. В известной степени храм является и ратушей свободного города. Договоры с иностранными народами заключаются именно здесь, и он заменяет собой помещение архива. В храмах останавливались при проезде через города государи и знатные особы. По словам Плутарха, Агесилай²⁹ во время своих путешествий жил в храмах, а афиняне предоставили для жилья Димитрию³⁰ опистодом Парфенона. Очевидно, вдохновение архитектора, строившего здание, и скульптора, украшавшего его, коренилось скорее в патриотическом, чем в чисто религиозном чувстве. Национальный и городской энтузиазм, воспоминания о славном прошлом города — вот что занимало их помыслы и побуждало к творчеству.

Это породило глубокую идею, наложившую свой особый отпечаток на антаблемент³¹ греческого храма. Архитектор делил здание на две части: в целле, находящейся внизу, он придал политической мысли религиозную форму. Город олицетворялся в едином господствующем образе, который возбуждал идею поклонения, жертвы и молитвы. Фриз целлы отражал тот же самый характер: на нем изображены были главнейшие церемонии культа. Наверху же, в антаблементе, во всем блеске представали создатели национальной гордости — великие предки, прославившие отечество; таким образом, этот своего рода героический музейвозвышается над храмом, посвященным религии, и венчает его. И если с. 576художник пустил в ход все свое искусство, чтобы в целле взоры прямо падали на статую Афины, то, равным образом, он постарался привлечь глаза зрителя и к верхним частям антаблемента.

Возьмите, например, внешнюю колоннаду. Колонна имеет только одно правдоподобное назначение: служить поддержкой и тем самым привлекать внимание к опирающимся на нее частям. Она направляет мысль и взор к тем частям здания, которые поддерживает. Для того, чтобы она лучше достигала этой цели, художник лишил ее базы. По его мнению, если бы колонна была завершена с обоих концов — внизу базой, а сверху капителью, — то она представляла бы сама по себе нечто законченное, как бы отдельное маленькое сооружение, по которому глаз скользил бы с одного конца до другого, прежде чем перейти на что-нибудь иное. Более того, вдоль стержня колонны архитектор проделывает желобки, представляющие как бы многочисленные каналы, по которым скользит взор; он оставляет капитель, которая, нисколько не задерживая взора, ведет последний по кривой линии к архитраву.

Здесь для зрителя в первый раз представляется возможность отдохнуть и сосредоточиться. Архитрав — не промежуточный пункт, а станция. Глаз тут на мгновение задерживается и спокойно блуждает по этой широкой белой полосе, где никакое украшение не возбуждает и не утомляет его³². Затем взор с удовольствием и жадностью охватывает героический музей, следовавший непосредственно за архитравом. Именно здесь была помещена художником изумительная диадема из легенд, облеченных в скульптурную форму. В промежутках между триглифами он поместил воинственные эпизоды³³, с. 577 а на фронтоне были изображены великие сказания о происхождении нации³⁴. Для этой проникнутой торжествующим настроением легенды барельефа было недостаточно, так как можно было опасаться, что фигуры в силу своей отдаленности останутся незамеченными: надо было устроить так, чтобы они выступали вперед и гордо выделялись. Поэтому сцены соперничества Посейдона и Афины, битвы лапитов и центавров, афинян и амазонок

Фронтон эгинского храма Афины.

были изображены в виде сильно выпуклых фигур, ярко выступающих на красном фоне метопов и фронтона и оттененных еще сильнее блеском металлических пластинок. На фризе целлы с. 578 художник изобразил более спокойный сюжет — процессию Панафиней, так как тут ему пришлось иметь дело с более интимной частью здания³⁵. Вот почему художник прибег здесь к барельефу. На внешнем фризе он делает фигуры совершенно отделившимися от фона, подобно статуям, и пользуется яркой и многоцветной окраской.

Процессия Панафиней (фриз Парфенона).

Если бы в настоящее время пришлось искать места для возведения церкви, то его выбрали бы на уровне города, среди домов, на какой-нибудь широкой улице; доступ к ней постарались бы сделать легким, так как современная церковь является местом собраний и молитв, а потому важно, чтобы верующему было удобно проникать в нее. Греческий же храм не имел цели служить ни местом стечения народа, ни ежедневным убежищем для молитв отдельных лиц, которые искали для этого тишины и полумрака. В Греции частный человек совершал моления и жертвоприношения богам у с. 579 себя дома. К храму он приближался почти всегда только как член народа, в публичных процессиях. Парфенон являлся, так сказать,праздничным зданием; его главнейшим назначением было служить центром при торжественных национальных праздниках, в которых он составлял часть обстановки.

Процессия Панафиней (фриз Парфенона).

В то же время Парфенон был казнохранилищем, в нем сохранялись общественные деньги. Он был загроможден также произведениями искусства и драгоценными вещами. В виду всех этих обстоятельств, местоположение храма без всяких неудобств могло находиться в некотором расстоянии от населенной части города. Кроме того, необходимо было держать его под защитой в случае каких-либо нападений. Акрополь со своей неприступной вершиной, со своими стенами и широкой, пригодной для процессии лестницей был в высшей степени удобным местом для потребностей культа. Греки искали для своих храмов господствующего и бросающегося в глаза местоположения по тем же мотивам городского патриотизма, какие руководили средневековыми людьми при постройке готических соборов,с. 580 приковывавших взор путника уже издали. Афинскому гражданину хотелось, чтобы его храм можно было видеть отовсюду, лишь подняв кверху глаза; чтобы житель Эгины с завистью смотрел на него с берегов своего пришедшего в упадок острова; чтобы мореплаватель, который проходил близ Саламина, созерцал его, как картину, нарисованную на лазурном фоне, и, унося в своем уме этот блестящий образ, проникался идеей мощи и величия Афин. И в виду всего этого также естественным местоположением Парфенона должен был явиться Акрополь, так как оттуда храм господствует над городом, окрестностями и над морем³⁶.

(По сочинению Boutmy. Philosophie de l’architecture en Grèce, стр. 163 и сл.).