Глава X ПОТЕРЯННЫЕ ДУШИ Имперская дата: М41.498

I

Я встретил его на посадочной платформе Пик-Сейта-V. «Громовой ястреб» направился на посадку, серебро в ночи, мерцающее в жидком метановом дожде. Он приземлился почти с неправдоподобным совершенством, изящный на всем промежутке времени — от высоты вектора сближения и до момента, когда его посадочные когти коснулись рокритовой платформы.

Когда рампа опустилась, я чуть шире расправил плечи, позволив сетке прицеливания замигать на бронированных пластинах корабля.

Я не знал, чего ожидать. Честно говоря, я приложил все усилия, чтобы избавиться от любых ожиданий. Пятьдесят пять лет — долгий срок даже для тех, кому суждено жить веками.

Он сошел по рампе, при каждом его шаге дрожала пласталь. Его доспехи претерпели кардинальное изменение. Многочисленные слои плотно спрессованного керамита опоясывали его грудь и конечности. Из штурм-болтера на руке исходил тонкий лучик красного света, как и из прицельного когитатора размером с кулак, вмонтированного в боковую часть шлема. Вместо телепортационного ранца «Перехватчик» на его спине теперь был закреплен огромный плазменный генератор с четырьмя широкими многосуставными серворуками, которые сейчас находились в свернутом положении. Каждая из них заканчивалась сложенными когтями, которые, без сомнения, могли разворотить танковую броню или даже полностью оторвать машину от земли.

Он посмотрел на меня, слегка наклонив шлем. Любопытство? Или удивление? Я не влезал в его разум, чтобы узнать ответ.

Я виделся ему не менее изменившимся, чем он мне. Исчезли те, ничем не украшенные, доспехи юного рыцаря. Я стоял в церемониальной броне, серебряном керамите, инкрустированном рунами на треценти и высоком готике — бессмысленными на обычном языке, но означающими магическое благословение, хранящее от тьмы за завесой. Капюшон из клепанного освященного золота, соединенный с доспехами прочными черными кабелями, скрывал затылок и боковые части моего шлема.

На поясе у меня висел психосиловой меч. За спиной магнитно закрепленный посох — оружие, которым я владел два коротких года службы в Кастиане. В дополнение к штурм-болтеру я все еще носил пистолет, хотя меня уже давно никто не называл Две Пушки.

У наших доспехов осталось всего два общих признака, и первым было лишь то, что по старой традиции Серых Рыцарей они были не выкрашены. Вторым же была гравировка заключенного в цепи волка на левом наруче — знак выживших, оросивших кровью гиблые поля Армагеддона более полувека назад.

Когда мы приблизились друг к другу, я протянул руку. Он не обратил на нее внимания и заключил меня в объятия. Это продлилось всего миг, но я услышал смешок по воксу и ощутил тепло его разума.

— Гиперион, — сказал он. — Брат мой. Рад видеть тебя.

— Добро пожаловать домой, Мал.

— Ты выглядишь… иначе.

Я улыбнулся. Как странно говорить с помощью языка и зубов. Я так привык к небрежной легкости и мгновенному пониманию беззвучной речи.

— Как и ты. Пошли, — я повел его внутрь. За нами закрылась переборка.

— Я не могу говорить о Марсе, — ни с того ни с сего начал он, — поэтому даже не спрашивай. Должен сказать, оказывается, можно устать от каждодневного созерцания все новых чудес. Долг звал, и я больше не мог игнорировать его зов, — он указал на мои доспехи, самой отличительной деталью которых был психический капюшон, скрывавший заднюю часть моего шлема. — Расскажи мне о нем, — попросил он.

— Есть вещи, о которых я также не вправе говорить, — ответил я. — В нашем монастыре погребено больше тайн, чем ты можешь поверить, брат. За загадочными замками лежат тысячи нерассказанных секретов.

Он кивнул, ничуть не удивившись.

— Я бы хотел сначала пойти на Поля Мертвых, прежде чем меня назначат на должность.

— Конечно. — Сотис. Он хотел навестить Сотиса и наших братьев, спящих под поверхностью Титана: — Мы пойдем сейчас туда.

Сервы кланялись и расступались в стороны, пока мы шли через холодные, безмолвствующие залы монастыря. Я ощутил, как он собрался что-то спросить, но не знал, как это преподнести.

+ Просто спроси, + отправил я.

— Это твое повышение, — сказал он. — Прогностикар Гиперион. Ты теперь служишь с Торкритом? Правда?

— Торкрит уснул на Полях Мертвых девятнадцать лет назад. Но мы служили вместе какое-то время.

— Как он умер?

Я пожал плечами.

— Как и все. С болью.

— И теперь твоя задача обучать других?

Я кивнул.

— Как Торкрит обучал меня. К счастью, мне дается это легче, чем ему. Я был не самым понятливым учеником.

Малхадиил слабо улыбнулся.

— Мне жаль слышать о твоей утрате, но я рад, что твои таланты оценили, брат. Значит, ты тот голос, который советует капитанам и гроссмейстерам. Если не считать того, что ты остался один.

— Мы оба остались одни, Мал.

— Действительно, — признал он. — Мои глаза болят при взгляде на тебя, Гиперион. Твоя душа такая яркая. Но мне недостает единства нашего отделения. А тебе?

Не было смысла лгать ему.

— До сих пор скучаю. Но лучше уж так.

Он понимал, о чем я говорю, и я не гордился своим возвышением над простыми воинами.

— Я чувствую в твоих словах вину, Гиперион.

— Время лечит все раны, кроме самых болезненных. И дело не только в Сотисе, Мал. Мне всегда следовало оставаться одному. Думаю, нам обоим.

Он кивнул.

— Что с остальными?

Он довольно скоро встретится с Галео и Думенидоном. Они спали под поверхностью Титана рядом с Сотисом. Но я знал, что речь шла не о них.

— Инквизитор Ярлсдоттир так и не составила доклад ордосам за семнадцать лет. Полагают, она погибла во время Возвышения Яегры от рук Извечного Врага.

Он посмотрел на меня.

— Яегра?

— Крупнейшая луна Кретации. Долгая история, брат.

— Ты потом встречался с ней? В смысле, после Месяцев Стыда?

— Да. Да, встречался, — по моему тону он понял, что эту тему лучше не затрагивать.

— Почему ты встретил меня? — спросил он. — Я рад этому, но, признаюсь, изрядно удивлен.

— Потому что у нас осталось незаконченное дело.

Он посмотрел на меня, и я ощутил, как его интерес становится острее, перерастая в любопытство.

— Да?

— Мы займемся им после Полей Мертвых.

Малхадиил кивнул.

— Как скажешь.

Когда мы добрались до конца лестницы, ведущей к Полям Мертвых, возле первой же могилы нас окликнули.

— Только посмотрите на себя, — раздался голос, слабый от возраста и дряхлости. Худой, словно скелет, человек проковылял к нам на гладкой серебристой бионике.

— Энцелад, — поздоровался Малхадиил. — Еще жив, старик?

Его испещренное шрамами лицо скривилось в старческой улыбке.

— Уверен, пока поживу. Как Марс, мой мальчик? И не прячься за секретами. Я и так ими сыт по горло от Гипериона.

II

Мы покинули Поля Мертвых спустя три часа. Не буду делиться словами сожаления и клятвами перед павшими собратьями, которые мы там произнесли. Подобному не место в иных архивах, кроме человеческого сердца.

Восход планеты на Титане. Мы поднялись на одно из бесчисленных укреплений Титана и стояли в бронированном облачении в клубах ядовитого, морозного воздуха, когда над гористым горизонтом стал подниматься шар Сатурна.

Малхадиил не произнес ни слова. Он почти не говорил с тех пор, как мы оставили Поля Мертвых.

— Брат, — сказал я ему. — Пойдем со мной.

Он оглянулся. Воющий ветер трепал его табард и сорвал свиток с моего наплечника.

— Куда?

— На Терру.

— Гиперион, это шутка?

+ Нет. Как я сказал, у нас незаконченное дело. Я кое-что еще должен тебе. +

III

Императорский Дворец — государство в государстве, он покрывает значительную часть восточного континента Святой Терры. Тысячи минаретов, башен и шпилей выстроились до золотистого горизонта, пронзая истончающиеся облака.

Одна из этих башен черная. Одна и только одна, она стоит отдельно от своих золотых и мраморных сородичей. Ее называют Башней Героев.

На вершине этого громадного архитектурного пика расположена колокольня. Она размером с собор, и в ней находится колокол из невзрачных, обыкновенных металлов, который из-за разъедающего касания времени покрылся пятнами и патиной. Колокол этот размером с Титан, и за ним ухаживают сотни мужчин, женщин и сервиторов, чье существование посвящено поддержанию его работоспособности.

В него редко звонят. Но когда это происходит, всех слуг необходимо эвакуировать в звуконепроницаемые укрытия, чтобы избежать повреждения барабанных перепонок и последующей смерти из-за разрыва легких и закупорки кровеносных сосудов.

Его звон слышит половина Терры. Остальная часть планеты также его услышит, поскольку на это время вся связь отключается и вместо нее идет передача звука.

Это Колокол Потерянных Душ. Среди множества легенд о нем есть одна, самая благочестивая — когда раздается звон, Император, спящий на Золотом Троне, слышит его и роняет единственную слезу. Мы — его генетические наследники и ценнейшие защитники человечества, поэтому в Колокол Потерянных Душ звонят всякий раз, когда в бою гибнет очередной Серый Рыцарь. Говорят, это наша награда за то признание, которого мы никогда не получим от человечества, не ведающего о нашем существовании. Галео однажды стоял у основания башни, будучи последним из братьев Кастиана, и тянул рычаги, приводившие в действие огромные загадочные механизмы. Пару минут спустя колокол прогремел девять раз — по разу за каждого павшего брата. Каждый человек на Терре узнал, что пали великие и Империум стал еще более мрачным местом.

Мне и самому приходилось здесь стоять, в этой самой священной комнате управления, в окружении почтительных рабов и курящихся благовоний. Я прозвонил в колокол дважды: за Галео и за Думенидона.

Но не за Сотиса. Когда время пришло, я решил подождать еще немного. Несмотря на мое желание, был кто-то более достойный прозвонить в колокол и произнести имя Сотиса.

Рядом со мной теперь стоял Малхадиил, хотя никто из нас не находился там в физическом смысле. Вместо этого я сделал видимым наше присутствие другим, более хитрым способом.

Облаченный в мантию раб поднял голову и, не слыша моего приказа, начал трудоемкий процесс автоматической изоляции, передавая обслуживающему персоналу по воксу сигнал отправляться в бункеры.

Еще один раб приступил к работе за панелью, пробуждая континентальные ретрансляторы.

Еще один раб, на этот раз наблюдатель, ввел сто три пароля, чтобы открыть предохранители, которые позволят прислужникам войти во внутренние системы.

Вот она, бюрократия Империума. Поразительно сложная вещь.

Потребовалось почти восемь часов легких, словно перышко, касаний почти девяноста разумов. Ни разу никто во Дворце не получил прямого приказа прозвонить в Колокол Потерянных Душ.

Когда все было готово, Малхадиил и я разделили разум слуги. Одна рука легла на вычурный пульт управления, вторая — на рычаг, который активировал механику в этом памятнике чести и скорби.

+ Сделай это, Мал. +

Серв взялся за рычаг, прошептал единственное имя, и по его щекам медленно скатились две слезы.

— Сотис.

Последний плач по Сотису из Кастиана прогремел над колыбелью человечества, никем не проигнорированный, всеми услышанный, — и Империум проводил в вечность еще одного героя.