ГЛАВА 10. Если стая подозревает ловушку, то вперед выталкивают крысу поникчемнее, а остальные наблюдают с безопасного расстояния.

Если стая подозревает ловушку, то вперед выталкивают крысу поникчемнее, а остальные наблюдают с безопасного расстояния.

Там же

Дорога началась хорошо — вышли вовремя, за ночь ветер поунялся и потеплело, — но очень скоро у Рыски начал побаливать низ живота — тягуче, по-женски. Ну как же некстати! Длиться это нытье могло и две-три лучины, и весь день; а тут еще дорога — ни присесть, ни тем более прилечь. И даже не пожаловаться — одни мужики рядом. Пришлось, стиснув зубы, идти наравне со всеми, учащенно дыша при приступах. Получалось, видимо, не очень, потому что через лучину Альк раздраженно спросил:

— Чего ковыляешь, будто «праздники» у тебя?

Рыска споткнулась и так покраснела, что саврянин возвел глаза к небу и покачал головой, но больше к девушке не придирался.

Живот же не только не собирался проходить, но и разболелся еще сильнее. Терять было уже нечего, и Рыска, жутко смущаясь, с надеждой спросила у Алька:

— А ты можешь боль снять? Ну как простуду?

— Могу вообще от нее избавить, — предложил тот. — Правда, уже со следующего месяца — зато почти на год.

Одурманенная болью девушка не сразу поняла, что он имеет в виду, но потом обиженно надулась и спряталась за Жара. Вот так всегда: стоит Альку чуть-чуть размякнуть, очеловечиться, как он спешит потратить скопившуюся желчь! Хорошо хоть вчерашняя хандра прошла: саврянин зорко поглядывал по сторонам, словно бы говоря — уж он-то выбрал свою цель и ничуть в ней не сомневается.

Рынок спутники сначала услышали, потом учуяли, а уж затем увидели. Сама Рогатка находилась по одну сторону тракта, а необъятный загон, в котором мычало, блеяло, кукарекало, гоготало, разило скотом и навозом, — по другую. Ворота у рынка были, но большинство людей просто наклонялись и пролезали между перекладинами ограды. Рыска с Жаром и Альком тоже так поступили, очутившись в ряду торговцев мелкой живностью. У их ног с гневным хрюканьем подскакивали мешки, живыми колышущимися цветами торчали из корзин длинные гусиные шеи, плавали в ушатах жирные лягушки.

— Шипонский заяц! — орала торговка, так размахивая поднятым за уши товаром, что бедная зверюшка мысленно с ними уже распрощалась и висела тряпкой. — Боевой, сторожевой, покупай, не стой!

— Тетенька, а шипонский разве не полосатым должен быть? — наивно спросила Рыска.

Торговка осеклась, спрятала зайца за спину и напустилась на девушку:

— Ишь, соплячка, еще учить меня она будет! Не разбираешься, так не суйся!

— Да я просто… — Опешившая от такого натиска Рыска попятилась в «норку» между Альком и Жаром.

Смутить вора было не так-то просто. Прикинувшись, что незнаком с девушкой, Жар деловито обратился к торговке:

— Покажь товар, тетка! Я как раз в свою зайчатню племенного зверя ищу. У тебя зай или зайчиха?

— Зай, зай! — залебезила тетка. — Знатная зверюга, с ходу на зайчих прыгает!

— Жалко, — «огорчился» вор, — мне-то зайчиха нужна. Тетка цепко ухватила развернувшегося «купца» за рукав:

— Погоди, милок, сейчас проверю! У меня с утра их целое лукошко было, могла и перепутать!

Зайцу безжалостно задрали хвост. Под ним мелькнуло что-то подозрительно мужское, но тетка уверенно объявила:

— Точно, зайчиха! Бери, народит тебе к осени целый воз зайчатков! Смотри, какая пузатая!

Торговка посадила зверька на землю, придерживая за шкирку. Тот безвольно растекся под властной теткиной рукой. Жар скептически оглядел «зайчиху»:

— А чего у нее уши не вислые?

— Так молодая еще, скоро лягут! — Тетка бросилась двумя руками прижимать товару уши. — Вон какая красавица, порода на морде написана…

Заяц, окончательно убежденный в своей шипонистости и свирепости, внезапно брыкнулся, расцарапав торговке руку, вырвался и задал стрекача, победоносно встопорщив мятые уши. Тетка, голося, кинулась за ним.

— Дурью маетесь, — буркнул Альк. — Коров бы лучше искали. У Рыски снова прихватило живот, и короткое веселье угасло.

— А можно, я вас здесь подожду? — жалобно попросила она. — Посижу вон на той перекладине…

— Конечно, отдохни, — сразу согласился Жар, ничего не понимавший в женских недомоганиях и потому относившийся к ним с суеверной боязнью.

— Когда ходишь, терпеть легче, — в противовес ему заметил саврянин.

— А ты откуда знаешь? — удивился вор.

— Сестра вечно плакалась, даже лекаря через раз звали… ладно, сиди, — неожиданно изменил мнение Альк. — Сами справимся.

* * *

Саврянин оказался прав: боль усилилась и терзала Рыску еще с лучину, потом потихоньку стала уходить. Девушка оживилась, закрутила прояснившейся головой. Какой большущий рынок, три макопольских в нем поместятся, и это только для живности! Всякой-разной, от огромных бугаев до сверчков в берестяных коробочках, на счастье в новую избу запустить. И сено тут, и зерно кормовое, и снадобья, и звонкие колокольчики на шею, и даже гребни костяные с перламутром — не у всякой девушки такие есть. А чтоб котят продавали, да еще торговались за них, Рыска вообще впервые видела! Их на хуторе если и разводили, то по три штуки на ведро…

И тут девушка увидела, как из рыночных ворот в полусотне шагов от нее выходят три поразительно знакомые коровы. Рыска радостно ахнула, но ликовать, что поиски увенчались успехом, оказалось рано: на Смерти сидел, гордо поглядывая по сторонам, высокий жилистый мужик в домотканой одежде. Милка и Болезнь шли в поводу, вместо котомок при седлах висели объемистые тюки. Вот наглец!

— А ну стой! — возмущенно крикнула девушка, спрыгивая с перекладины.

Скотокрад — и еще человек пять-шесть — заозирался, пытаясь понять, кто это и кому, но крик не повторился: Рыска заметила при поясе у мужика здоровенный, с две ладони, нож. Даже не в ножнах, просто в ременную петлю вдет, узкий и тусклый. А что там за пятна на тюках проступили, уже не кровь ли?! Один раз в заложниках у разбойника девушка уже побывала, больше не хотелось. Ведь уличенный скотокрад вряд ли согласится добром отдать ей коров, еще и саму перебросит поперек седла. Людей, правда, вокруг много, но Рыскина вера в них здорово пошатнулась: если смельчак-заводила не найдется, будут стоять и глазеть, как стадо овец на пожар.

Скотокрад, успокоившись, продолжил путь. Рыска белкой вскарабкалась на ограду, на верхней перекладине выпрямилась, раскинув руки, еще и на цыпочки встала. Почти сразу же, правда, и свалилась-спрыгнула, но успела разглядеть: дорога, по которой угоняли их коров, без развилок идет до самого горизонта. Конечно, мужик мог и в чистое поле свернуть, но зачем? Там скотину все равно не спрячешь.

Надо за друзьями бежать! Рыска потерла ушибленное колено и, прихрамывая, козлиным скоком помчалась к коровьим рядам.

Долго искать Жара с Альком не пришлось: они успели пересмотреть весь выставленный на продажу скот и теперь, разочарованные, выспрашивали у торговцев, не стоял ли рядом с ними вчера или сегодня человек с такими-то коровами? Увы, черная и черно-белая масть были самыми распространенными, семь из десяти такие.

— Если б ты, придурок, трехцветку не перекрасил… — не удержался Альк после пятого бесплодного разговора.

— Так я ж ее для нас красил, а не для воров! — обиделся Жар, в душе тоже жутко досадовавший на такую незадачу.

— А нам-то это зачем было?

— Ну… Чтоб «коты» глазом не зацепились, вдруг Рыску по Сурковому навету в розыск объявили! — с запинкой выкрутился вор.

— По всей стране? Не смеши. Таким вниманием только врагов короны удостаивают.

Тут на них как раз налетела запыхавшаяся подруга:

— Там… наших… коров… уводят!!!

— Уверена?!

— А то!

— Где?!

— Там!

Мужчины, больше не задавая вопросов, бросились за Рыской.

— А еще у него во-о-от такенный нож! — на ходу ябедничала девушка.

— Что, он тебе им угрожал?!

— Нет, я сама у грозилась, издалека! И вьюки все в кровище!

Когда спутники выскочили из загона, коровы были еще видны — три мухи на белой тесемке дороги, криво пришитой к зеленому платью поля.

Жар приставил ладонь ко лбу:

— Точно, они! Ишь, моя Болезнь задом вихляет!

— Догоним? — с надеждой спросила Рыска.

— Попробуем. — Альк, не рассусоливая, перешел к делу. Скотокрад не торопился, ехал шагом. Коровий шаг, конечно, пошустрей человечьего будет, но, попеременно идя и подбегая, за две лучины спутники сумели сократить расстояние до четверти вешки. Впереди показался высокий острый холм, у подножия которого ютилась небольшая веска. Возле нее дорога разветвлялась, огибая гору с двух сторон.

— Надо до холма перехватить. — Жар с трудом сглотнул пересохшим горлом. — За ним лес начинается, юркнут в него — и ищи-свищи.

— Без тебя вижу, — огрызнулся саврянин. — Если б не девка, сделали б рывок и догнали.

— Так давай, а Рыска потом подтянется!

Альк сообразил, что в драке от девушки все равно проку не будет, и, кивнув, прибавил ходу. Жар тоже устал как собака, но отставать от саврянина не хотелось, а близость добычи придала сил.

Еще шагов двадцать — тридцать — и вырвавшийся вперед Альк ухватил бы Болезнь за стремя, но тут скотокрад некстати оглянулся, увидел два злобных раскрасневшихся лица и, не удосужившись выяснить, за что ему такая честь, подхлестнул корову.

— Стой, гад! — заорал Жар, видя, что добыча ускользает. — Стой, стрелять буду!

Мужик оглянулся еще раз, понял, что парень «шутит», и, согнув руку в оскорбительном жесте, ударил Смерть пятками в бока. Коровы перешли на галоп, преследователи — на шаг.

— Вот крысий сын! — выругался вор, потирая ноющий бок. — Ушел, чтоб его Саший так по небесным дорогам гонял…

Спутники совсем остановились, переводя дух и с ненавистью глядя, как их добро исчезает в полевой дали. Рыска поравнялась с мужчинами, хотела присесть на корточки, но Альк поймал ее за шиворот:

— Стой, пока не отдышишься.

Девушка привалилась к Жару, тот придержал ее — по большей части, чтобы самому не упасть.

Сам саврянин хоть и взмок, но дышал ровно и загнанным не казался.

— Ты гля-а-ань, — удивленно и заинтересованно протянул он. — Наш скотокрад, оказывается, вовсе не к лесу рвался.

— Чего? — встрепенулся Жар. — Точно, в веску въезжает! Что за дурь?! Оттуда ж другой дороги нет!

— Давай проверим.

Когда спутники — уже не торопясь, собираясь с силами, — добрели до ворот, те были крепко заперты, а через верх выглядывали, встав на пеньки, несколько мужиков, скотокрад в том числе. Судя по торчащим из-за частокола кончикам вил, защитников у вески хватало.

В гостей полетело несколько камней, в основном — в Алька, вынудив остановиться.

— Ты глянь, какой нынче нахальный разбойник пошел! — восхитился-возмутился один из мужиков. — Средь бела дня, пехом, с голыми руками на веску прет!

— От самой Рогатки за мной тащились, сволочи! — гордо пожаловался скотокрад.

— Ничего, мы им тащилово-то пообломаем! — За частоколом захохотали, заулюлюкали, затрясли вилами, чувствуя свою силу и безнаказанность.

— От разбойников слышим! — возмущенно заорал Жар в ответ. — Свели наших коров, гады, еще и каменьями швыряются! Хольги на вас нет!

Глумеж за забором оборвался: обвинение было серьезное. Сами весчане за кражу коровки-кормилицы без колебаний забили бы вора дубьем.

— Неправда! — изменившимся, тонким и испуганным голосом возразил скотокрад, обернувшись к своим. — За них честные деньги плачены!

— А нас не волнует, сам крал или ключ кинул… заказал! — продолжал давить Жар. — Отдавай наш скот, подлюга!

— Ничего я не заказывал, пришел на рынок и купил!

— У кого?

Мужик растерянно умолк: по закону ворованный товар полагалось вернуть, а с продавцом самому разбираться. Но уж больно соблазнительной цена оказалась, решил рискнуть. Где теперь тот чернявый-сладкоголосый, только Хольга с Сашием знают!

— А я тебе говорила — давай у Паная из Зеленого Луга сторгуем! — тихо, но отчетливо прошипел за воротами злющий-презлющий женский голос — С твоим счастьем… Поехал к свату свинью колоть, а вернулся с крадеными коровами! Лучше б сам на тот нож напоролся!

Ворота наконец распахнулись.

— Заходите, — угрюмо предложил мужик — тот, что первым начал разговор. — Потолкуем.

— А кто тут у вас главный? — Жар заглянул за околицу, и заходить в веску ему сразу расхотелось: народу у ворот собралось человек сорок, в основном крепких парней, соскучившихся по кулачным боям.

— Я. — Мужик поправил кожаный тисненый пояс головы, надетый поверх простой, запорошенной сеном одежды. — А вы кто такие будете?

Жар покосился на Рыску и почти честно ответил:

— Бывшие батраки, отработали положенное и новый дом себе ищем. Зашли в кормильню перекусить, а коровки-то, потом и кровью заслуженные, тю-тю! Хорошо, добрые люди подсказали, в какую сторону их угнали, второй день догоняем!

— Этот тоже — батрак? — подозрительно покосился на Алька голова.

— Нет, хозяин наш, — опять-таки не солгал вор, но произнес это так ехидно, что мужик только хмыкнул, разглядывая небритого полуголого саврянина в мятых, грязных и обмахрившихся штанах.

Одна из коров замычала, привлекая к себе общее внимание. Поводья держала низенькая и пухлая, как булочка, женщина, злобно и настороженно глядевшая на чужаков. Видать, жена «скотокрада».

— Что, точно ваши? — уточнил голова.

— Точно! — просияла Рыска.

— А чем докажете?

— Вон та черная — крашеная! — ткнула пальцем девушка. — Милка, Милочка!

Корова повернула к ней морду, приветственно махнула ушами.

— Милкой каждую пятую корову зовут, — ревниво буркнул «скотокрад».

— А еще у нее скол сбоку на левом роге, с медьку!

— Это ты сейчас только углядела! — «Скотокрад» с женой поспешили загородить Милку спинами, но Рыска вдохновенно продолжала:

— И на левом ухе изнутри серое пятно, как боб, а на вымени под самым пузом бородавка!

— Цыц! — Голова осторожно поскреб коровий бок ногтем. Милка вздрогнула и махнула хвостом, пришлепнув «муху». Мужик с шипением потряс кистью. — Шкура как шкура…

— Послюните, — посоветовал Жар.

Голова с еще большей опаской плюнул на корову, совсем обидевшуюся и попятившуюся, сколько узда позволяла. Снова потер. Палец чуток потемнел, но это и от дорожной пыли могло случиться.

— Хорошо взялась, — со смесью гордости и досады пробормотал Жар.

— Вы с другой стороны попробуйте, — умоляюще попросила Рыска, чувствуя себя исключительно глупо. — Там цыган красил.

Глаза у головы совсем ошалели. Красить собственную корову, да еще с помощью цыган?!

— Зачем?

— Ну… так, — смутилась Рыска. — На спор. И чтоб красивее было.

— А какая она раньше была?

— Трехцветная!

Если б не уверенный вид чужаков, голова давно выставил бы их вон. Трехцветная, ишь! В округе это самая желанная масть была, считалось — удачу приносит. А они ее — красить!

Скол и пятно, впрочем, были на месте.

— Надо ее в речку на полчасика загнать, — предложил вор. — Чтоб отмокла.

— Или подождать, покуда линять начнет, — ехидно предложил голова, заглядывая корове под брюхо. Точно — бородавка. Да, такие мелочи только хозяйка знать может. — А до этого кормить-поить вас от пуза, да?

— Нет! Отдайте наших коров, а то к судье жаловаться пойдем! — запальчиво припугнула Рыска. Жар с Альком переглянулись: ничего подобного у них в планах не было.

Но на голову это произвело впечатление. Он в отличие от Рыски знал, чем грозит подобная тяжба: неделя разбирательства, в течение которой судью надобно всячески улещивать, носить «напоминаньица» о деле, а если в твою пользу решит, то еще и «благодарствование». Совершенно добровольное, разумеется, но не забывая, что когда-нибудь ты можешь снова перед этим судьей предстать.

— А божий суд вас устроит? — осторожно спросил голова.

— Конечно! — запальчиво согласилась девушка. Уж боги-то точно знают, кто прав, а кто виноват!

Жар трагично хлопнул ладонью по лбу. Местных обычаев он не знал, но жизненный опыт подсказывал ему, что если с судьей еще как-то можно договориться, то богов куском сала и десятком яиц не задобришь — у них свои прихоти.

Вид у головы стал подозрительно довольный. Он обернулся к скалящимся весчанам и скомандовал:

— Выводи телегу!

Приободрившийся «скотокрад» первым кинулся исполнять приказ. Из общинного амбара торопко выкатили старую, рассохшуюся и жалобно скрипящую телегу — хуже Рыска только в Приболотье видела. Запрягли в нее (без тщания, только хомут накинули) Милку и погнали в гору, прямо по цветущему разнотравью. Голова поманил озадаченных гостей следом, да еще половина весчан за ними увязалась. Остальные толпой повалили вправо, вдоль подножия холма.

— А куда это мы?

— Щас увидите…

С другой стороны гора оказалась еще круче, почти обрыв. Далеко внизу, почти у самого подножия, выступали из реденького утреннего тумана две каменные глыбы — левая пониже и покруглее, правая острая и высокая. На ней сидела сорока, любовно перебирая по перышку развернутое крыло.

— Вот, — гордо показал на каменюки голова. — Слева Хольга, справа — Саший.

— И как же они нас судить будут? — не понял Жар.

— А очень просто! — Мужик махнул рукой, и весчане принялись выпрягать из телеги корову. — Сейчас оглобли снимем, посадим в телегу кого-нибудь из вас и с горки пустим. Если меж камней впишетесь — невинны.

— А почему нас, а не его?! — возмущенно перебил Жар.

— Вы истцы, а он ответчик, — пояснил голова. — Это ж вам божий суд нужен. Так что выбирайте промеж собой, кто в телегу ляжет. Если Хольга его приголубит, значит, не совсем уж конченый был человек, ответчик его простить и за свой счет похоронить должен. Ну а если Саший — прям как есть ракам бросим.

Альк задумчиво прикинул ширину прохода.

— А если вообще мимо проскочит?

— Не проскочит, — уверенно возразил голова. — Дорога накатанная.

— Многих спустили?

— Случалось, — неопределенно ответил мужик.

— И что, все злодеи так с одного удара об камень и помирали? — дрогнувшим голосом уточнил Жар.

— Не все, — зловеще возразил голова. — Не все с одного то есть.

Вор только сейчас заметил, что большинство весчан прихватили вилы с собой.

— А может, ну его, этот божий суд? — шепнул он, наклоняясь к Рыске. — Коровы — дело наживное…

Девушка, тоже не ожидавшая такого поворота событий, готова была с ним согласиться, но тут вмешался Альк, уверенно заявивший:

— Не трусьте, с телегой я как-нибудь разберусь.

Рыска восхищенно уставилась на саврянина. Даже Жар скрепя сердце вынужден был признать, что мужества Альку не занимать.

Корову с волочащимися за хомутом оглоблями отвели в сторону. Милка безмятежно принялась щипать душистую траву, не обращая внимания ни на новых, ни на старых хозяев.

— Ну кто из вас себя на божий суд отдает? — торжественно спросил голова, обрывая совещание истцов.

Альк горделиво вскинул голову. Два мужика покрепче уже протянули к нему руки с веревками, но тут саврянин обернулся и уверенно ткнул пальцем в Жара:

— Он.

— Хороший выбор, — одобрил голова. — Кто громче всех кричал, тот пусть и ответ держит!

Против белокосого, впрочем, он бы тоже не возражал, а вот девчонку жалко — ишь побледнела, рванулась к дружку, да саврянин ловко перехватил ее за локти, стянул их за спиной.

Вор так растерялся, что безропотно позволил усадить себя в телегу, затрепыхавшись, только когда его запястья стали обкручивать веревками и привязывать к обрешетке по разным сторонам телеги.

— Эй, так нечестно! — возопил он, но мужики были сильны и суровы.

— Божий суд нечестным быть не может, — нравоучительно заметил Альк, поудобнее, одной рукой перехватывая отбивающуюся Рыску вокруг груди, а свободной ладонью зажимая девушке рот. Весчане неприязненно косились на саврянина: ну погоди, голубчик, если с твоим дружком неладно выйдет, мы с тобой тоже разберемся, еще похлеще. Но вступаться за девушку никто не собирался — мало ли какие у белокосого на нее права, может, это его жена или сестра.

Разобравшись с веревками, мужики обошли телегу, подперли ее плечами и вопросительно покосились на голову.

— Пускай! — разрешил тот.

Мужики налегли, закряхтели. Телега с трагическим скрипом сдвинулась с места, нехотя перевалила через горбину холма, наклонилась — и покатилась сама, все набирая скорость.

Рыска почувствовала, что держащие ее руки внезапно ослабели, дернулась, вырвалась и с отчаянным: «Жа-а-ар!!!» — помчалась вдогонку.

Некоторые из баб закрыли глаза руками, шепча: «Ой, страсть-то какая, нет моченьки смотреть, помилуй нас Хольга!» У мужиков, напротив, моченька была, а к ней жадное любопытство. Телега грохотала, истец вопил, Рыска пищала, размахивая руками, как домашний гусь крыльями, пытаясь подняться в небо вслед за вольной стаей. Со стороны казалось, что это ей вот-вот удастся.

И лишь саврянин почему-то ухмылялся, двумя пальцами массируя переносицу.

Телега мчалась, казалось, прямо на Сашия, но в последний миг правое переднее колесо подскочило на кочке, повозка повернулась и, как нитка в иголочное ушко, вошла между камнями. Только боком по Хольге провела, оставив на ней полосу из содранного лишайника.

Весчане дружно охнули — кто разочарованно, кто восхищенно. Телега еще немного проехала и остановилась: низина после вчерашнего дождя была сырой и топкой, колеса на четверть увязали в земле. Люди начали потихоньку, боком, спускаться со склона, опираясь на вилы, как на посохи. А к телеге уже подбежали те, кто стоял и глазел внизу. Жара развязали, поставили на ноги и дружески хлопали по плечам и спине, поздравляя с победой. Вор шатался, ошалело моргал вытаращенными глазами. Рыска с разбегу врезалась в него, как телега в камень, обняла, уткнулась в грудь.

Последним с холма неспешно, как племенной бык, спустился саврянин.

— Ну что? — лениво поинтересовался он. — Теперь можно наших коров забрать?

— Ты!!! — взвыл Жар, отталкивая Рыску и кидаясь на Алька. — Подлюга!

— Но-но! — От первого удара саврянин легко уклонился, а на втором Жар оступился и плашмя рухнул в грязь. — Откуда столько ярости? Тебя чего, в телеге растрясло?

— Это ты должен был в ней сидеть!

— С какой стати?

— Ты же сам вызвался!

— Ничего подобного. Я сказал, что разберусь с телегой, а не заберусь в нее, — пояснил Альк, многозначительно понизив голос.

Вор заткнулся. Если селяне догадаются, что среди их гостей есть путники, то, чего доброго, заставят перекатывать! Надо действительно поскорей хватать отсуженное и прясть отсюда нитку, а саврянскую морду набить и потом можно.

— Кости целы? Так вставай. — Альк протянул вору руку, но тот остался лежать, глухо постанывая и наслаждаясь тсарящим вокруг него переполохом. Правда, только Рыскиным, зато весьма обильным.

— Какое «вставай»?! — напустилась зареванная девушка на саврянина. — Вдруг он, пока телега по кочкам скакала, отбил себе что-нибудь и теперь помирает?

— Помрешь? — деловито осведомился Альк у Жара.

— Хрен тебе, — злобно пропыхтел тот.

— Это завещание? — уточнил саврянин.

— Да — я же заметил, как ты мне завидуешь! — не остался в долгу вор.

— Помрет, — с сожалением заключил Альк, повернувшись к Рыске. — Уже предсмертный бред начался.

Жар все-таки поднялся, попытался отряхнуть кафтан, но только размазал грязь.

— Ваши коровки-то, — с сожалением признал голова. — Забирайте. Только божий суд вначале оплатите!

— Чего?!

— Ну телега-то общинная разболталась. Два сребра с вас. Необходимость платить за починку телеги, на которой его чуть не угробили, так возмутила Жара, что он окончательно пришел в себя и начал смачно ругаться. Голова не отставал, и сторговались на пятнадцати медьках.

Откуда они у вора, Рыска предпочла не спрашивать.

Девушка с торжеством свела Милку с холма, и хмурый «скотокрад» передал ее спутникам поводья Болезни и Смерти, невнятно что-то пожелав, вряд ли удачи и доброго здоровья. А увидев взгляд его жены, Жар мужику даже посочувствовал.

В Рогатку возвращаться не стали. За холмом дороги снова сходились в одну, широкую и накатанную; по ней и поехали, почти сразу же уткнувшись в небольшую речку. Ниже по течению к берегу прибило несколько бревен — видно, остатки подмытого моста. Пришлось переходить реку вброд, вода почти до седел дошла. Какой бы хорошей ни была цыганская краска, Милка еще полвешки оставляла за собой черные кляксы. А спешившись по нужде и взглянув на корову со стороны, Рыска согнулась пополам от смеха, не в силах объяснить подробнее.

Впрочем, Жар с Альком и так все поняли. Саврянин тоже фыркнул, вор смущенно кашлянул.

В том месте, по которому голова тер пальцем, у Милки оказалось собственное черное пятно.