ПОЛДНЯ ПОД КАЗАНОМ

 

Однажды князь Хадагъжуко Хадагъжуков со своими друзьями решил ехать в Черекское ущелье собирать ясак. Перед отъездом зашел к жене за советом.

- Ноги тянут, а вот душе не хочется ехать. Что скажешь, женщина? - обратился он, не называя ее по имени.

- И я не одобряю. Но раз решил ехать, то будь осторожен. Береженого Тха бережет. Богатства у нас хватает, земли много. Отнимать чужое нехорошо. Надо остановиться. Ведь ты берешь то, что тебе не принадлежит. Дай отдохнуть им, они тоже люди, - сказала бийче (княгиня).

Рано утром с тремя телохранителями Хадагъжуко вышел на дорогу.

Утреннее солнце заглянуло внутрь теснины, когда четыре путника остановились у высокой отвесной скалы шпилеобразной формы, которая, казалось, вот-вот рухнет в тот момент, когда захотят проехать мимо нее (это место называется Черкес-Коркган - «черкес испугался»).

Подождав на том месте изрядно, они все же решили проехать бесшумно (скала не свалилась). Следующее место называлось Фадауан (солома вторичного пользования для набивания чабуров). Там остановились и для пущей осторожности притаились в укромном месте.

Молодая поросль дубняка была полна птиц разных цветов и оттенков, и они пели совсем не так, как на равнине. Запах цветов на Фадауане тоже совсем иной.

Все же Хатагъжуко был не в восторге от увиденного - слишком тесно было душе, которая привыкла к необозримой широте равнины.

«Что заставляет таулу (горца) прятаться здесь, а не жить на равнине? - думал он. - Почему мы должны ехать сюда за данью, которая нам не принадлежит? Кто они? Кто мы? И будет ли это продолжаться долго?».

А вслух сказал:

- Мы останемся здесь до утра. А утром, когда еще темно, на дорогах еще движения нет, люди спят спокойно в кошах и домах, бесшумно ворвемся в село. А до этого нас не должен заметить никто. Ни одну птицу, ни одну муху мы не должны вспугнуть, спите спокойно, отдыхайте.

Ранним утром князь поднял своих нукеров (личная охрана и исполнители поручений), и они отправились дальше. Остановились у второго Черкес-Коркгана (второе место, где черкесы-воры остановились в нерешительности у огромного грибоподобного осколка горы, готового отде­литься от монолита и унести человека). Здесь князь приказал спешиться и идти бесшумно по одному. Воля его была исполнена, они без приключений прошли и вскоре оказались у нижней окраины села Зылги. Пока еще ранних путников не видно. Ясачники переехали через мост и направились прямо в Нижний Чегет. Здесь тоже еще никого не видно.

Но, проезжая мимо одного коша, они услышали душераздирающий младенческий крик, как будто бы ребенок умирал. Нукеры остановились, прислушались. Младенческий крик пробуждает сознание человека, вынуждает идти на помощь.

- Иди-ка в кош и проверь, что за крик, кого режут, - повелевает самому младшему нукеру Хадагъжуко.

Услышав слова повелителя, тот живо все исполняет. И что он видит? Под перевернутым казаном лежит младенец, завернутый в жабаги (полинялая прошлогодняя шерсть). Возвратившись, нукер докладывает об этом повелителю.

- Возьми младенца, нам бог послал его. Между нами и горцами этот ребенок возник как тот, кто вразумил нас, как вестник доброты и спокойствия. Больше сюда мы не вернемся как грабители, как притеснители, - сказал Хадагъжуко и решительно повернул коня в обратную сторону.

На обратном пути все были погружены в раздумья. Нет ответа на вопрос, что это был за знак. Меж тем плачущего ребенка с большими мытарствами доставили в Ташлы-Сырт, где жил князь Хадагъжуко.

А было так. Айдаболовы, Зануюковы и Абаевы, три княжеских рода, решили отправить несколько парней на жортуул (на год и более отправлялись туда, чтобы привезти младенцев. За них можно получить большую плату). С ними отправился и Айдо, сын известного мудреца Сыллы Айдаболова, оставив жену под каланга (угол в доме, где коротает свой день невестка, не попадаясь на глаза домочадцам).

Жена Айдо знала несколько языков, умела предсказывать будущее человека, лечить душевнобольных. К ней за помощью раз обратился молодой человек, чабан из рода Глашевых. После нескольких посещений чабану стало легче. И так он к ней привязался, что душе его стали угодны ежедневные свидания. Люди не обращали на это внимания. Вскоре дружба переросла в любовь. И так часто он стал проведывать женщину, что в душу его перенеслись игры и песни со всего света. Парень из рода Глашевых целый день поет песни в горах, а вечером проведывает княгиню и в знак благодарности приносит молодого ягненка. Так получилось, что и княгине теперь невмоготу без него.

- Уважает Глаш-улу (сын Глашевых) княгиню. Каждый день ягненка приносит, - говорили одни. Онером звался Глаш улу.

- Неспроста это. Как бы потом не пришлось горевать, - вторили другие.

Прошло лето, настала осень, а там и зима недалеко. Люди готовились к ней, возили сено, дрова, сушили кизяки. И Глаш-улу перестал навещать княгиню.

Между тем, случилось то, что должно было случиться. Княгиня пригласила свою служанку и говорит, еле сдерживая слезы:

- Со мной беда. У меня будет ребенок, а до приезда моего хозяина, лютого Айдо, осталось совсем мало. Что делать?

- Не следует отчаиваться. Никто не узнает. Рожай, а я отнесу и вручу ему самому. Чабан найдет, что с ним делать, - успокоила служанка свою бийче.

Вот настал тот день, опасно долгий день, когда родился доношенный и спокойный мальчик. Это произошло на сеновале. Служанка завернула источник беды в жабаги и отнесла в кош, рассчитывая застать там отца ребенка. Но чабан спозаранку встал и ушел вместе с овцами в Хашхи.

«Что делать? Как быть? Скоро совсем рассветет, а тут долго возиться нельзя», - подумала девушка и, положив младенца под казан, побежала за чабаном, чтобы рассказать о случившемся. Овцы ушли далеко, но проворная девушка догнала чабана и объяснила ему, что и как.

Не дослушав до конца весть, бедолага понесся в кош и перевернул все вверх дном, но ничего не нашел. Посмотрел и на то место, где казан покоился. Тоже ничего. «Собаки не могут тронуть человеческое дитя. Может, его кто-то унес, чтобы покрыть меня и княгиню позором?» подумал он и, не мешкая, вернулся к своим овцам. А девушке рассказал все, как было.

«Что же делать? Пойду и расскажу бийче. Она найдет выход из положения», - с этими мыслями девушка возвратилась в Коспарты, где жили Айдаболовы. Она была крайне подавлена и опечалена случившемся. Ей тоже показалось, что кто-то об этом знает, и в один прекрасный день позор раскроется.

Через считанные дни служанка доложила княгине, что какие-то всадники уехали из пределов жамауата (общества), не углубившись в него.

- Голубка, - сказала тогда княгиня, - переоденься в мужское платье и поезжай в Кабарду. Возможно, что ребенок попал в чужие руки. Может быть, кто-то из воров попытается продать его на чужбине. Нанимайся краткосрочно на работу, прислушивайся к тому, что люди говорят. Такое дело бесследно не исчезает, как вода в песок. Постарайся, чтобы тебя никто не узнал, не заподозрил. С возвращением не торопись. Ума и сметливости тебе не занимать. Мужественна и смела ты, я верю в тебя.

Вскоре всадника с тонкими чертами лица увидели на окраине Кашка-тау среди борющихся джигитов. От борьбы он отказался, сославшись на повреждение ноги, но в скачках участвовал. Его черный конь несся, как падающая звезда, и он удостоился боевого кинжала в черных ножнах.

Вскоре он заехал в Занхот-Кабак (этот населенный пункт основал Занхотов Абай) и нанялся пасти овец в течение месяца. С приближением зимы, ничего не услышав, он уехал вглубь Кабарды.

Следующей его остановкой явился Ачабай-Кабак (Ашабово). Он нанялся в музыканты, показал себя знатоком национальных инструментов. Через несколько дней узнал, что в Ташлы-Сырте (нынешнее Заюково) воспитывается мальчик, который найден в горах. Уточнять он не стал: в каких горах, кто нашел.

Ранней весной жалчы (поденщик) появился в пределах названного села и нанялся к князю Хадагъжуко пасти овец в течение шести месяцев. Ни об условиях, ни об оплате речь не шла. Он был убежден, что искомый мальчик найден.

Скоро сказка говорится, а время, когда спешишь, кажется длинным. Жалчы имел возможность видеть мальчика ежедневно. Его называли Жабаги. «Неужели нельзя было по-другому назвать?» - удивлялся новый чабан, и ему казалось, что так неблагозвучно мальчик назван из-за своего ущербного положения.

Жизнерадостный, здоровенький малыш начал подниматься на ножки, когда жалчы покинул дом, в котором жил полгода. На вопрос, почему он уезжает до осенней стрижки, он ответил: «Дома осталась старенькая мать, которая нуждается в моем возвращении в это время года».

...Айдо уже приехал и расспросил княгиню о ее служанке. Она вернулась ночью, когда все в доме спали. Никто не знал о том, где она побывала, куда она ездила.

Тайно, не торопясь, рассказала она княгине, что мальчика назвали Жабаги, живет он в надежных руках, уже ходит. Но кто знает, какая судьба его ждет.

Прошло несколько лет. Княгиня помнила, что в доме Хадагъжуковых растет и воспитывается необыкновенно живой, разумный мальчик. Об этом уже знал весь свет. Знали, что мальчик найден в горах под казаном, завер­нутым в жабаги.

Хадагъжуко был человеком своенравным, с крутым характером, но очень умным. Того же требовал от своего собеседника, будь то мальчик или взрослый.

Бытует легенда об уме и сообразительности Жабаги, которая не забыта до сих пор. Ее рассказывают в Кабарде и Балкарии по-разному, но вкладывают одно и тоже содержание.

Во дворе у Хадагъжуковых была хромая коза. Раз она подошла близко к огню и легла погреть бока. От сильного жара загорелась замусоленная повязка. С криком, визгом коза побежала на сеновал, и сено загорелось. Вскоре пожар охватил все близлежащие постройки и склады. Коза уцелела от пожара, удрав в безопасное место. Увидев беду, князь рассердился и приказал поймать козу и убить. Ее поймали, разорвали в клочки и выбросили собакам.

Так успокоил князь свои расшатавшиеся нервы. Все прошло, как вечерний туман после ливневого дождя.

Вскоре князь решил испытать на сообразительность семилетнего Жабаги и своего сына. Пригласив их по одному, спросил одно и то же:

- Правильно мы поступили с козой, как ты думаешь?

Сын Хадагъжуко долго молчал и не смог вымолвить ни одного слова. Жабаги же ответил:

- Нет, князь, несправедливо ты поступил с козой. Откуда могла знать хромая коза, что загорится повязка на ее ноге? Она побежала туда, где коротала дни и ночи, в надежде найти там спасение. Вдвойне ты не прав, когда поставил все хозяйственные строения близ дома. А самое бесчеловечное то, что ты, князь, решил успокоить свои нервы, убив бедную козу, которая ни в чем не была виновна. Таково мое мнение.

При этом Жабаги покраснел до ушей, сам удивляясь своей смелости.

Неприятно было князю услышать такие слова из уст ребенка. Но при этом он понял: мальчик может стать умным, смелым и находчивым человеком.

Рос Жабаги в княжеском дворе, не зная нужды и удивляясь пресмыкательству одних, бессовестности других.

Природа одарила его силой, Тейри вложил в его черепную коробку ум, а совесть, решительность и сообразительность он приобрел образованием.

Однажды к князю обратился пожилой мужчина, попросив помочь в воспитании сына.

- Сколько ему лет? - спросил князь

- Двадцать лет уже минуло.

- В чем его испорченность? - изрек нехотя покровитель Кабарды.

- Ворует он, жюйюсхан (уважаемый хан). Боюсь, что в этом возрасте покроет он меня позором. У меня есть все: скот, угодья, высокое положение. Одного не хватает: рабочих рук. А он, пристрастившись к воровству, не хочет делать ничего. Разве так можно жить? А если что ему скажу – грозит мне убийством. Где это видано такое, чтобы сын отца не слушал, отцово слово приводило его в ярость? Лучше бы его проглотила земля, провалился бы он в болото, сорвался со скалы.

Сказав такие слова, человек принялся вытирать рукавом увлажненные глаза.

- Я внимательно выслушал тебя, достойнейший. Исправится он, вот увидишь. Обратись вон к тому идущему молодому человеку. Ему столько же лет, сколько твоему сыну. Но житейскую премудрость знает он лучше меня, и исправить все может он. Все изложи ему, как мне рассказал, - посоветовал князь.

В этот же день состоялась встреча гостя с Жабаги. Тот говорит:

- Через двадцать дней здесь состоятся скачки. Постарайся привести своего сына сюда. Или в качестве участника соревнований, или как зрителя. О цели его приезда ему не сообщайте. Остальное наше дело. Если Тейри угодно будет, исправится твой сын.

Ровно через десять дней на скачки собрались джигиты со всей Кабарды и Балкарии. Увидев того человека с сыном, Жабаги подошел к ним и, от души обняв простолюдина, сказал:

- Как хорошо, что ты приехал на скачки! Ты будешь главным оценщиком коней и всадников. По всей Кабарде идет о тебе слава, как о знатоке верховых лошадей! Пойдем, я тебя познакомлю с главным распорядителем торжеств.

Подвел Жабаги отца и сына к Хадагъжуко. Встреча с князем еще больше подняла настроение горемычного отца, и он приготовился к нелегкому делу - определять лучших джигитов, вырастивших искрометных коней-чагъыдыев.

Скачки проходили славно. Все подходили ко вновь назначенному тюзлюкчю (смотритель, судья). Он давал умные советы, поправлял промахи джигитов, порицал тучных всадников, хвалил подтянутых, стремящихся к первенству, но не достигших цели парней.

В соревнованиях на десять окриков (километров) победил Жабаги, и первым его поздравил тюзлюкчю. Все это видит его сын, который изумляется авторитету и достоинству отца среди знаменитых людей.

Три дня соревнований прошли, как три мгновенья ока, как сладкий сон в горькой жизни мужчины.

Вот настал час расставания. По одному подходят князья к смотрителю и просят его почаще приезжать к ним, помогать в таких делах. Все было ясно, как безоблачный день.

Отцу преподнесены драгоценности за усердную работу в дни скачек, а его сыну посоветовали участвовать в соревнованиях:

- Главное - не сами выигрыши, они похвальны, слов нет. Но важнее сам процесс соревнования, стремление к победе в честной борьбе. Посмотри, как много народу понаехало. Все радуются, торжествуют от всей души. Каждый рад показать своего коня, свои силы, свою воспитанность. Такому совершенству человека радуется сама природа. Таким людям Тейри сопутствует в их деяниях. Пока живут джигиты на земле, скучать не приходится. Ради одних удовольствий желудка не стоит жить на свете. В следующем году мы ждем тебя, джигит, на соревнования. Отец твой найдет одного жеребца, - с этими словами Хадагъжуко обратился к сыну тюзлюкчю.

Прошло ровно полгода с того дня, как наши новые знакомые уехали к себе домой. И вот отец горемычного сына опять в гостях у Хадагъжуковых.

В этот раз ему рады, как долгожданному гостю. После расспросов по традиции он говорит.

- Я понял все, что вы сделали. Как хорошо, что живут на свете такие люди! Хвала Тейри, что вы не дали мне упасть лицом в грязь. Моего сына теперь не узнать. С утра до вечера он трудится. А какого коня выхаживает! Думаю, что он на скачках покажет себя. И все меня спрашивает: «Отец, с каких пор эти люди тебя знают? Почему ты о них мне никогда не говорил?» Что я мог оказать ему? Вышел, конечно, из трудного положения. Но то, что вы со мною сделали, это верх человечности. Наверное, я вас за это никогда не сумею отблагодарить. Если этого сделать не сумею, пусть Тейри отблагодарит вас.

С этими словами мужчина повернулся к коню, мгновенно вскочил в седло и во весь опор погнал благородное животное. Просьбы вдогонку остаться и повременить не помогли. Он уже слился с горизонтом.

- Хороший человек. Я понял его поведение, - сказал Хадагъжуко. - Дальнейшая беседа была бы для него тяжела. Таково свойство нашего народа. С людьми надо уметь разговаривать. Их надо слушать, затаив дыхание. Жабаги, ты таких людей особо цени.

Он посмотрел на юношу, который уже окреп, и с ним можно было говорить как с взрослым человеком.

Хадагъжуко любил Жабаги, с ним советовался, без него в дальнюю дорогу не выходил. Рос авторитет Жабаги и среди молодежи. Слухи о его достоинстве, умении выразить свое мнение в обществе ходили за пределами Кабарды. При одном упоминании его имени - «Жабаги сказал», «Жабаги защитил», «Жабаги за справедливость» - люди преображались.

В это время в Балкарии была сочинена песня, которая осталась безымянной. Но народ ее приписал княгине Айдоболовой, матери Жабаги.

Белое золото в руках у меня,

От трения оно стало желтым.

Рожденного в горах баловня,

Шутя, смеясь, потеряла.

В руке у меня соболья шкура.

Красуется она на шее моей.

Не было выхода у меня,

Но ты приди, моя радость.

Соболью шкуру на шее моей

Слезами горькими увлажнила.

Медную цепь в руке моей

Очами своими растопила.

Не родившись, не поумнеет человек.

Душа моя так сказала.

Как родился он без матери?

Была же мать родная у него.

Как рос он без матери,

Без молока родной груди ее?

Жабаги превращается в шерсть,

Если теребить ее, ненаглядную.

Рода чужого стал человеком.

Нужно расти, красавец мой.

Назови себя по имени, заходи

В один прекрасный день, свет мой.

Черви и жуки ползают по земле.

Из отдельных песчинок состоят

Великие горы древние.

Запеленала тебя в жабаги,

Чтобы холод земли тебя не брал.

Не нарекла тебя именем,

Чтобы не узнали тебя чужие.

Дно казана - родимый твой дом.

Угли обгорелые - еда твоя.

От долгого плача подавился,

Вместо воды вылил кровь.

Шерсть Жабаги - золотая рубашка.

Кто соткал ее в твоей кузне?

Черная земля - твоя спальня,

Край золы - одеяло твое.

Играл, смеялся и жил он,

В Кабарде уважаем был,

Умом богат, душа музыкальна.

Дорожил он своим селом.

Чтобы дарить добро - нужен конь,

Как нужна миру сказка одна.

Приезжал ты в горы родные,

Как незнакомый гость чужой.

Воды Баксана - стремительны,

Весной воды его тяжелы.

А твое появление на свет -

Для целого мира недоразумение.

Поется песня жалобным, протяжным голосом. Сопровождает ее барабанная дробь в специально подобранной тональности. Кто один раз услышит этот мотив, не сможет его забыть. Его нельзя спутать с мотивами других песен.

Часто спорят о том, откуда родом этот изумительно умный человек -Жабаги. Кто были его родители?

Конечно, не появился он из-под земли. Родился он от мужчины и женщины. Но обстоятельства требовали, чтобы они остались неизвестными. Так угодно было судьбе.

Бесспорно, что семя посеяно и взошло в горах Балкарии, но рос этот мудрец на нивах Кабарды. Разве не говорит это о давней трогательной дружбе между черкесами и горцами?

Нам известен факт дружественной встречи Жабаги с Болат-Беком Биттировым (Болака). Они долго беседовали, находясь в гостях у Аслан-Бека Катукова. Смеялись и шутили.

Споры тогда полезны, когда примиряют давно проведшие времена с сегодняшним днем.

Къазан улу Жабагъы, Казаноко Жабагъы и Казаноков Жабаги одинаково дороги кабардинцам и балкарцам. Он был первым интернационалистом в горах и на равнине.

Имя и дела Жабаги бессмертны. Легенды о нем следует собирать по крупицам и беречь для потомков.