НЕСТАНДАРТНЫЙ» КОРРЕСПОНДЕНТВпервые мне довелось встретиться с Джоном Кеннеди еще в 1945 году на конференции в Сан-Франциско. Он, пользующийся популярностью корреспондент, обратился ко мне с просьбой дать ему интервью. Я согласился. Встреча состоялась в отеле «Сан-Фрэнсис», где остановилась советская делегация. И сегодня помню об- стоятельность его вопросов, которые относились главным образом к положениям разрабатываемого устава новой организации. Беседа, содержание которой публиковалось в печати США, оставила у меня положительное впечатление. Мне показалось, что собственные суждения Кеннеди, которые он высказывал наряду с постановкой вопросов, созвучны взглядам Франклина Рузвельта. Во время беседы я обратил внимание на то, что Кеннеди в вопросах внешней политики ориентировался хорошо. О мнении Рузвельта по соответствующим проблемам он говорил со знанием дела. Так мог говорить только человек, связанный с Белым домом либо с людьми, которые стояли близко к президенту. По ходу беседы я даже полушутя заметил: — Не принимали ли вы участия в формулировании предложения Рузвельта по ООН для Крымской конференции? В ответ Кеннеди сказал: — Я такого участия, конечно, не принимал, но с окружением президента у меня хорошие связи и к тому же мой отец является другом Рузвельта. Это многое прояснило. Манера разговора, высказывания взглядов у будущего президента отличались своеобразием. Почти ни по одному вопросу он не сказал ничего такого, что расходилось бы с нашей принципиальной позицией в вопросах Устава ООН. Даже в тех случаях, когда позиции СССР и США считались противоположными, Кеннеди ограничивался тем, что выслушивал меня, не вступая в полемику. В некоторых случаях он даже высказал понимание наших мотивов. Разумеется, я знал, что собеседник представляет семейство мультимиллионеров. Но он, как, впрочем, и семейство в целом, включая погибшего впоследствии также от пули убийцы брата Роберта, был настроен в пользу поддержания между двумя великими державами отношений, основанных на взаимопонимании. В этом он видел и смысл договоренности по вопросу о «вето», принятой в Ялте. Кеннеди-корреспондент вел себя не назойливо. Вопросы ставил в форме как бы собственных рассуждений. Затем делал паузу и скорее глазами спрашивал: нет ли у меня каких-либо комментариев по затронутому вопросу? Мне нравилась такая манера. Да Кеннеди, собственно, в какой-то степени сохранил ее и в последующем. При первой нашей встрече в Белом доме после избрания Кеннеди президентом он вспомнил о беседе, состоявшейся в Сан-Франциско. Я заметил: — А знаете, господин президент, у меня тогда сложилось мнение, что вы были корреспондентом нестандартным. Кеннеди добродушно рассмеялся. В ходе встречи в Белом доме Кеннеди познакомил меня со своей семьей — женой Жаклин и двумя детьми. Состоялось знакомство на хорошо ухоженной лужайке перед Белым домом до начала беседы, которая происходила в помещении, где к нам присоединились А. Ф. Добрынин и Г. М. Корниенко. Для многих было почти непостижимо то, что Кеннеди в своей речи, произнесенной 10 июня 1963 года в Американском университете, обратился непосредственно к народу, желая получить его поддержку для оказания сдерживающего воздействия на военно-промышленный комплекс США. Не только в США, но и за рубежом общественное мнение расценило речь президента как смелый шаг и своеобразный вызов этому военно-промышленному чудовищу, которое в период карибского кризиса заставило даже самого политически флегматичного американского обывателя несколько по-новому подойти к оценке международной обстановки и отношений с Советским Союзом, стряхнуть с себя в какой-то степени стереотипы «холодной войны». Указанное выступление говорило о том, что Кеннеди заглядывал дальше, чем делали это капитаны военного бизнеса и Пентагон. Пожалуй, то выступление можно назвать заметной страницей в его президентской жизни. Выстрел убийцы, прогремевший 22 ноября 1963 года в Далласе и заставивший смертельно раненного Кеннеди беспомощно склонить голову на плечо Жаклин, этой страницы не уничтожил. Глубокий след в моем сознании оставила последняя беседа с Кеннеди. Она имела место в Белом доме за два месяца до гибели этого человека от руки убийцы. Войдя в кабинет президента, я встретил его улыбающимся, казалось, в хорошем настроении, как обычно. Это была наша уже по крайней мере пятая встреча, если вести отсчет от первой — в Сан-Франциско, в 1945 году. Теперь же президент сказал: — Не стоит ли нам выйти на короткое время на террасу и поговорить один на один, без переводчиков? Я, разумеется, согласился. Мы вышли из кабинета на открытую террасу. Сразу же Кеннеди заговорил о внутренней обстановке в США. Он заявил: — Эта обстановка оказывает влияние и на внешние дела. Вас, конечно, интересует прежде всего ее воздействие на советско-американские отношения. И это вполне понятно. Меня также оно весьма интересует. Дело в том,— продолжал президент,— что в США есть две группы населения, которым всегда не по душе смягчение и тем более улучшение отношений между нашими странами. Одна группа — люди, которые по соображениям идейного порядка противятся улучшению этих отношений. Их контингент довольно устойчивый. Другая группа — люди «определенной национальности», которые считают, что всегда и при всех условиях Кремль будет поддерживать арабов и будет противником Израиля. Эта группа располагает эффективными средствами, способными создавать большие затруднения на пути улучшения отношений между нашими странами. Говорил он уверенно и четко: — Такова реальность. Но я думаю, что развивать и улучшать отношения все же возможно. Хочу, чтобы Москва знала мою точку зрения. Кеннеди приостановился. Он явно ожидал моего комментария в связи с его высказыванием. Я ответил так: — Хочу подчеркнуть прежде всего ту мысль, что, по нашему глубокому убеждению, обе группы населения, о которых вы говорили, не отражают мнения народа вашей страны в целом. Разве он выступает за напряженность в отношениях между Советским Союзом и США? Он — за добрые отношения. Много фактов говорит об этом. Не только советский народ, но и американский одобрил договоренность по кубинскому вопросу. А личный вклад президента в достижение этой договоренности хорошо известен. Остановился, посмотрел на президента. Он ожидал, что будет дальше. Я продолжил: — А что касается ближневосточных дел, то разве Советский Союз не внес в свое время предложение о создании на территории бывшей Палестины двух самостоятельных государств — арабского и еврейского? Наши страны одновременно внесли одинаковые предложения. Об этом следует напомнить всем. Поэтому нет оснований ни у той, ни у другой группы населения, о которых вы говорили, выражать по нашему адресу недовольство. Если, конечно, исходить из принципов справедливости, то на базе этих принципов и надо искать решения ближневосточных дел, а оккупированные Израилем арабские земли вернуть арабам. Кеннеди в заключение этой части беседы сказал: — Я просто хотел проинформировать вас о тех сложностях, с которыми встречается президент США при решении некоторых вопросов советско-американских отношений. Беседа в целом была интересной, дружественной. Но я обратил внимание на то, что Кеннеди держался как-то скованно, явно не скрывал своей озабоченности и даже тревоги. Это чувствовалось по всему. Никаких фотографов не было. Мы от них были изолированы. Затем беседа продолжалась с участием других лиц и уже в кабинете президента. Не знаю почему, но как только наше телеграфное агентство передало сообщение об убийстве Кеннеди, то я мгновенно подумал о высказывании президента на террасе Белого дома. Прежде всего о его словах о том, что в США есть противники его политики. Вспомнил я и его озабоченный вид во время нашего последнего разговора. ЧЕЛОВЕК-ЛЕГЕНДА Урегулирование карибского кризиса привело к укреплению международного положения Республики Куба. Но и по сей день по ее адресу раздаются угрозы. Не нравится Вашингтону, что кубинский народ идет по избранному им пути свободы. Не по нутру США и независимый внешнеполитический курс Кубы. Вот уже более четверти века, минувшей со времени создания Республики Куба, у штурвала политики этой страны стоит Фидель Кастро. Он относится к той категории деятелей, которые демонстрируют перед миром безграничную преданность интересам своего народа, делу прогресса и мира. Мало бывает людей, которые уже при жизни становятся легендой. История — беспристрастный судья, она отводит деятелям то место, которое они заслуживают. Одни не стираются временем из памяти людей. Другим — судьба быть забытыми. Мои встречи с Кастро в ходе советско-кубинских переговоров в Москве и неоднократно в Гаване убеждают что этот человек — великан по уму и сердцу, по заслугам перед народом. Еще в студенческие годы Кастро познакомился с «Манифестом Коммунистической партии». Он как-то мне сказал: — Я понял, что в этой книге указан верный путь к национальному и социальному освобождению и моей родины. Меня, как коммуниста, взволновал такой факт из биографии этого славного руководителя кубинской революции. В 1953 году состоялся суд над группой патриотов во главе с Кастро, участвовавших в штурме военных казарм Монкада. Повстанцам хотя и не удалось овладеть казармами, однако они своим подвигом положили начало вооруженной борьбе против диктатуры Батисты. На суде Фиделю задали вопрос: — Кому из подсудимых принадлежит изъятый у вас томик произведений Ленина? Юный Кастро смело ответил: — Это — моя книга. Кто не читает таких книг, тот невежда. Позднее в одной из своих речей Кастро говорил: — Мы все больше убеждались в правоте идей Маркса, Энгельса и подлинно гениального объяснения научного социализма, сделанного Лениным. Я — марксист-ленинец и буду марксистом-ленинцем до последнего дня жизни. Основные идеи и положения научного социализма применяются на практике в строительстве новой жизни, нового общества, которое ведет кубинский народ под руководством Коммунистической партии Кубы. Люди, знавшие Фиделя в детстве и юности, утверждают, что ему с ранних лет стали присущи ярко выраженные черты лидера в коллективе, проявлявшиеся и во время учебы в школе, и в университете, а затем в революционной и партийно-государственной деятельности. Это объясняется прежде всего его интеллектом, динамичностью характера и завидными физическими данными. Сильным увлечением Кастро был и остается спорт, особенно бейсбол и подводная охота. Он говорил мне: — Красочный и бесконечно разнообразный мир подводного царства всегда восхищает меня, приносит как бы душевное успокоение и служит прекрасным отдыхом. С первых дней после победы революции Кастро настойчиво проводил в жизнь идею развития физической культуры и спорта в общенациональном масштабе. Любые неудачи в этом деле вызывали у него переживания. До сих пор Кастро не пропускает почти ни одного крупного международного соревнования по бейсболу, боксу, волейболу, которые проводятся на Кубе. Он порой приглашает на них и находящихся в это время в стране с визитами высоких гостей из-за рубежа. Пусть это будет чудом. Спорить не стану. Фидель и Рауль — два родных брата, и они оба вошли в высшее руководство Кубы. Подобное явление можно считать редкостным в мире вообще. Можно сказать, что уже давно могучий талант Фиделя как крупного деятеля международного масштаба раскрылся в полную меру. Его судьба лишний раз доказывает, что основоположники коммунистического учения были правы, когда поведали миру простую философскую истину: личность есть продукт объективных условий и обстоятельств определенной исторической эпохи, но и сама личность, если она познала требования своего времени, может оказывать влияние, и притом немалое, на ход исторических событий. История Кубы за минувшие десятилетия — прекрасная иллюстрация жизненности этого марксистского положения. Наверно, трудно найти грамотного человека, который не слышал бы о Фиделе и подвиге его жизни. Велики заслуги перед кубинским народом и у Рауля. Он, бесспорно, человек большого таланта и самобытного дарования. Рауль на пять лет моложе Фиделя. Однако их биографии во многом схожи. Вместе они шли на штурм казармы Монкада в городе Сантьяго-де-Куба. Вместе сидели в тюрьме после подавления этого дерзкого выступления. А затем снова вместе на небольшой яхте «Гранма» высадились с десантом в провинции Орьенте. Многие месяцы — период беспримерного мужества — герои провели в боях на Кубе и победили. После победы революции и свержения диктатуры — а произошло это в январе 1959 года — оба брата заслуженно занимают высшие руководящие должности в государственном управлении страной. Рауль Кастро всегда поражает собеседника своей скромностью. Он как бы сознательно пытается не преувеличивать значение того, о чем говорит, всегда глубоко, всесторонне оценивает обстановку и в собственной стране, и в мире. На тех, кто мало его знает, он может произвести впечатление человека, который чего-то недоучитывает. Но люди, с которыми он хорошо знаком, понимают, что он просто не желает без необходимости демонстрировать свои знания предмета. А так как он очень общителен — и в этом весьма похож на своего знаменитого брата,— то те, кто говорит с ним или слушает его речь, относятся к нему уважительно вдвойне — и за скромность, и за подлинную компетентность в вопросах, которыми он занимается. После встреч с Фиделем или Раулем я всегда тепло расставался с каждым из них. Сподвижником Фиделя Кастро, этого выдающегося деятеля международного масштаба, являлся гражданин революционной Кубы, славный сын Латинской Америки Че Гевара. Если бы существовал всемирный пантеон, в котором хоронили бы людей, оставивших наиболее глубокий след в борьбе за свободу, во имя социальной справедливости, то в нем по праву надо было бы поместить и прах Че Гевары. Хотя в действительности такого пантеона нет, но есть другой, сооруженной памятью людей, и в нем имя этого человека уже записано золотыми буквами. Однажды Че Гевара рассказал мне о том, как он стал в 1959 году президентом Национального банка Кубы, как на его долю выпали обязанности заниматься на Кубе вопросами экономики. — После того как диктатура Батисты была свергнута и власть перешла в руки народа,— говорил Че,— лидер революции Фидель на одном из совещаний руководящих деятелей поставил вопрос о необходимости распределения между ними обязанностей. Когда подошли к вопросу о том, кому следует заниматься экономикой, Фидель спросил: «Скажите, друзья, кто из вас экономист?» Тут Че Гевара сделал паузу, улыбнулся и продолжил свой рассказ: — Мне послышалось, что Фидель спрашивает о том, кто из присутствующих коммунист, и я не задумываясь ответил: «Я». На это Фидель сказал: «Вот тебе и заниматься экономикой». Я засмеялся, случившееся действительно выглядело забавным, а Че продолжал: — Недоразумение затем выяснилось, но было уже поздно, так как распределение обязанностей закончилось. Вот так «экономист» Че Гевара,— он ткнул себя пальцем в грудь,— стал заниматься вопросами национальной экономики Кубы. В дальнейшем Че Гевару назначили министром национальной промышленности, и он активно работал на этом посту в 1961 — 1965 годах. Че Гевара приезжал в Москву для переговоров по вопросам экономического сотрудничества. Беседы, в которых довелось участвовать и мне, показали, что деятель, представлявший Кубу, основательно знал ее нужды и вообще вел переговоры как партнер компетентный. Он проявлял и настойчивость в отстаивании взглядов, которые он считал справедливыми, и необходимый такт, на что все советские товарищи — участники переговоров обратили внимание. Принимал участие Че Гевара в работе такого важного форума, как Генеральная Ассамблея ООН. Глава делегации своей страны, он выступил 11 декабря 1964 года с изложением позиции Кубы по вопросам международной политики и обстановки в мире. Представители США и их партнеры по военным блокам чувствовали себя неуютно, когда с трибуны летели в зал гневные слова, обличавшие империализм. Че Гевара защищал право кубинского народа на самостоятельное развитие, решительно осуждал политику вмешательства США во внутренние дела Кубы, политику блокады этой страны, которую Вашингтон, по существу, проводит и поныне. Речь Че делегаты встретили аплодисментами. В тот день зал заседаний Генеральной Ассамблеи ООН оказался заполненным до отказа. Ненависть кубинских контрреволюционеров к Че Геваре была настолько велика, что они, пользуясь потворством американских властей, произвели во время выступления Че выстрел из «базуки» в направлении здания ООН. К счастью, исполнители преступной акции оказались плохими стрелками, снаряд упал в реку. Около здания ООН охрана арестовала также некую Перес. Выяснилось, что эта кубинская контрреволюционерка имела при себе нож, которым намеревалась, по ее словам, убить Че Гевару. Чем не Шарлотта Корде? * Перед отъездом Че Гевары из Нью-Йорка советская делегация устроила в его честь обед, на который мы пригласили также глав делегаций других социалистических стран. Советскую сторону представляли руководители всех трех делегаций: СССР, УССР и БССР. Сердечностью и теплотой в кругу друзей запомнился тот день. Все поздравляли нашего кубинского друга с успешным выступлением в ООН. После обеда мы беседовали с Че Геварой один на один. Он сказал: — Прямо из Нью-Йорка я направляюсь в далекие страны помогать людям в борьбе за достойную человека жизнь, за свободу. Из этих слов мне все стало ясно. Смотрел я на Че Гевару и про себя думал, что этот человек создан для борьбы, для подвигов. Иначе он не может. Его выковали из стали. Че Гевара считал, что везде, где имеет место несправедливость, где попирается человеческое достоинство, где эксплуататоры живут за счет чужого труда, где царит расовый гнет и бесправие миллионов людей, нужно вести освободительную борьбу, именно там его место. Так поступали герои-одиночки из русских, сражавшихся на стороне парижских коммунаров в 1871 году или участвовавших в борьбе кубинского народа за свою национальную независимость. Так поступали поляки, югославы и многие другие иностранцы, которые шли в бой на стороне пролетариата России в рядах Красной Армии, отражавшей натиск белогвардейцев и интервентов после Великого Октября. Так поступали бойцы интернациональных бригад, вступивших в схватку с франкизмом в Испании. Я старался уловить настроение своего гостя. Держался он спокойно, говорил немногословно, но высказывал мысли ясно, как будто отбивал их молотком. Мне показалось, что ему свойственна какая-то мужская застенчивость. Она придавала особое очарование * Шарлотта Корде — дворянка, во время французской буржуазной революции подпавшая под влияние жирондистов. Проникла в дом к лидеру якобинцев Жану-Полю Марату и убила его кинжалом.— Прим. ред. этому человеку. Все-таки при всем этом на лице его лежал и оттенок грусти. Разумеется, как-то неудобно было спрашивать такого человека: отчего это? В 1967 году мир облетела как молния весть о том, что сердце Че Гевары перестало биться. Его зверски умертвили в джунглях Боливии враги ее народа, враги свободы.
|
