Глава третья. По-моему, в полиции слишком уж серьезно относятся к убийствам

 

По-моему, в полиции слишком уж серьезно относятся к убийствам. Пожалуй, мне следовало подумать об этом заранее. И вот я сижу в маленькой комнатке, где нет ничего, кроме стола, пластиковых стульев и плакатов «Не забудьте закрыть вашу машину». Передо мной чашка чая и официальный бланк. Женщина-полицейский предупредила, что детектив подойдет через минуту.

Я готова истерически расхохотаться. Или выброситься в окно.

– И что мне ему сказать? – вопрошаю я, как только дверь закрывается. – Я ничего о тебе не знаю! Как мне доказать, что тебя убили?

Но похоже, Сэди не желает меня слушать. Сидит на подоконнике и болтает ногами. Присмотревшись повнимательнее, я понимаю, что вовсе она не сидит, а висит в дюйме от подоконника. Поймав мой заинтересованный взгляд, она недовольно хмурится. После чего меняет положение, создавая полную иллюзию, что все-таки сидит.

Это всего лишь плод моего воображения, в который раз повторяю я себе. Надо подключить разум и рассуждать здраво. Если мой мозг ее породил, он ее и убьет.

«Убирайся! – мысленно приказываю я, зажмурившись и до боли стискивая кулаки. – Убирайся, убирайся, убирайся…»

От окна несется хихиканье.

– Ты как-то странно выглядишь. Живот скрутило?

Только я собралась ответить, как мой желудок и впрямь мучительно сжимается. А все потому, что в комнату входит детектив в штатском, а это, между прочим, даже еще страшнее, чем если бы он был в форме.

Детектив протягивает мне руку. Он молод, широкоплеч, с темными волосами. И держится вполне дружелюбно.

– Инспектор Джеймс.

– Привет. – Мой голос подрагивает. – Приятно познакомиться.

– Итак? – Он садится напротив и достает ручку с блокнотом. – Насколько я понимаю, вы остановили похороны вашей двоюродной бабушки?

– Точно, – киваю как можно увереннее. – Ее смерть кажется мне подозрительной.

Инспектор Джеймс что-то черкает в блокноте и поднимает взгляд:

– Почему?

Я тупо гляжу на него, сердце загнанно колотится. Ответить мне нечего. Надо срочно что-то придумать.

– Ну… а вам не кажется это подозрительным… Ни с того ни с сего умереть. Должна же быть причина!

Взгляд инспектора непроницаем.

– Насколько я знаю, ей было сто пять лет.

– Подумаешь! Что, в этом возрасте не убивают? Вот уж не думала, что полицейские так презирают стариков.

Инспектор Джеймс хмыкает – то ли изумленно, то ли раздраженно.

– Кто же, по вашему мнению, убил вашу двоюродную бабушку?

– М-м-м, – я тру переносицу, стараясь выиграть время, – это… довольно… запутанно… – И беспомощно оглядываюсь на Сэди.

– От тебя никакого проку, – тут же подает голос та. – Срочно придумывай историю, или никто тебе не поверит! И похороны состоятся! Скажи, что подозреваешь работников дома престарелых! Скажи, что подслушала их коварные планы.

– Нет! – вскрикиваю я.

Инспектор Джеймс сводит брови.

– Лара, вы действительно верите, что кто-то желал смерти вашей бабушки?

– Скажи, что это работники дома престарелых! – визжит голос Сэди прямо в ухе. – Скажи! Скажи-скажи-скажи!

– Люди из дома престарелых! – повторяю я.

– И у вас есть основания для подобных подозрений? – спокойно осведомляется инспектор.

Сэди парит над ним, знаками веля мне продолжать. А сама с интересом разглядывает полицейского.

– Я… э-э-э… я случайно подслушала в баре их разговор. Что-то про яд, страховку. Тогда я не обратила внимания. А потом умерла бабушка. – Сюжет позаимствован из мыльной оперы, которую я видела в прошлом месяце.

– И подтвердите это под присягой?

О боже. «Присяга» – слово такое же страшное, как «налоговый инспектор» и «пункция спинного мозга».

– Д-да-а-а.

– Вы видели этих людей?

– Н-н-е-ет.

– Как называется дом престарелых? Где он расположен?

Молчу, не имея о том ни малейшего представления. А парящая в воздухе Сэди прикрывает глаза, словно пытаясь что-то вспомнить.

– Фэйрсайд, – бормочет она. – В Поттерс-Бар.

– Фэйрсайд в Поттерс-Бар. – повторяю я.

Пауза. Инспектор Джеймс нервно щелкает ручкой. Потом встает.

– Мне нужно посоветоваться с коллегой. Я вернусь через минуту.

Дверь за ним захлопывается, и я ловлю презрительный взгляд Сэди.

– И это все, на что ты способна? Да он никогда тебе не поверит! Так-то ты мне помогаешь.

– Ради тебя я обвинила совершенно невинных людей в убийстве.

– Подумаешь, большое дело. Ты даже имени ни одного не назвала. Вся эта история выглядела совершенно неправдоподобно. Яд? Разговоры в пабе?

– Сама попробуй выдумать что-нибудь на пустом месте! – огрызаюсь я. – И вообще дело не в этом! Главное…

– Главное – отсрочить похороны. – Взгляд ее делается из презрительного жалобным. – Они не должны состояться. Слишком рано.

И Сэди растворяется в воздухе.

Господи, до чего же я устала. Чувствую себя Алисой в Зазеркалье. Того и гляди привидение появится с фламинго под мышкой и криком: «Рубите им головы!»

Недоверчиво покосившись на стол (вдруг тоже исчезнет?), я закрываю глаза и обдумываю происходящее. Все это слишком неправдоподобно. Я сижу в полицейском участке и под нажимом привидения рассказываю о несуществующем преступлении. Внезапно вспоминаю, что не ела уже целую вечность. Может, это низкое содержание сахара в крови во всем виновато? Может, я просто диабетик и сама не подозреваю об этом? И мозг мой бунтует?

– Они все равно проведут расследование. – Это Сэди снова материализовалась на подоконнике. – Даже если сочтут, что ты заблуждаешься, им все равно надо убедиться и проверить твою информацию.

– В самом деле?

– Ну да, я только что подслушала разговор полицейских. Этот инспектор с напарником просмотрели запись разговора, и напарник воскликнул: «Вот оно!»

– Вот оно? – тупо вторю я.

– А потом принялись обсуждать другой дом престарелых, где на самом деле произошло убийство. Ужасная история! В общем, они начнут расследование. Так что все в порядке.

Все в порядке?

– Может, ты и в порядке, но только не я!

Тут дверь открывается, и Сэди быстро добавляет:

– Спроси полицейского насчет похорон. Спроси. Спроси-спроси!

– Это не моя проблема, – бурчу я и затыкаюсь, глядя на инспектора Джеймса.

– Лара, я попросил констебля записать ваши показания. А потом видно будет.

– У-у-у… э-э-э… спасибо. (Сэди сверлит меня требовательным взглядом.) И что будет с… – я запинаюсь, – с телом?

– Пока оно останется в морге. Если же ваши подозрения подкрепятся какими-то уликами, мы напишем рапорт коронеру, и он начнет расследование.

Резко кивнув, инспектор выходит. А меня начинает трясти. И есть с чего. Наплела с три короба про вымышленное убийство настоящему полицейскому. В жизни ничего более глупого не делала. Разве что в восьмилетнем возрасте спрятала коробку печенья в саду после того, как съела несколько штук и боялась признаться в этом маме. Долго она его потом искала по всей кухне!

– Ты осознаешь, что я только что дала ложные показания? – спрашиваю Сэди. – Ты понимаешь, что меня могут арестовать?

– «Меня могут арестовать», – передразнивает она. – Неужели тебя никогда не арестовывали?

– Разумеется, нет. А тебя?

– И не раз! – Она хихикает. – Во-первых, как-то ночью я танцевала в городском фонтане. Это было так смешно. Пока полицейский пытался вытащить меня из воды, моя подруга Банти защелкнула на нем игрушечные наручники, и он просто рассвирепел!

Она уже буквально покатывается от хохота. Нет, ну надо же быть такой идиоткой.

– Уверена, это было нечто. – Тон у меня осуждающий. – Но лично я предпочла бы остаться на воле, а не подхватить какую-нибудь гадость в тюрьме. По твоей милости.

– Никто тебя туда не посадит, если сочинишь историю получше, – оскорбленно фыркает Сэди. – В жизни не видела такой простофили. И рассказываешь ты сумбурно и неубедительно. Ради того, чтоб они начали расследование, стоило постараться побольше. А нам нужно выиграть время.

– Но зачем?

– Чтоб найти мое ожерелье, разумеется.

С глухим стуком моя голова падает на стол. Когда же она угомонится?

– Послушай, зачем тебе сдалось это ожерелье? Это чей-то подарок?

Сэди долго молчит.

– Мне подарили его родители на совершеннолетие, – наконец сообщает она. – Я была так счастлива, когда надевала его.

– Это очень мило, но…

– Я никогда не расставалась с ним. Никогда. – В голосе ее звучит волнение. – Для меня это самая важная вещь на свете. И она мне нужна.

Сейчас она так похожа на хрупкий поникший цветок. Я уже готова от всей души посочувствовать и пообещать найти ожерелье, как вдруг она притворно зевает, потягивается и заявляет:

– Какая скука! Вот бы сейчас потанцевать.

Все мое сочувствие как ветром сдуло. Свинья неблагодарная!

– Если тебе так скучно, можем продолжить твои похороны, – ядовито предлагаю я.

– Только попробуй!

– Почему бы и нет?

Тут в комнату врывается жизнерадостная особа в форменном костюме:

– Лара Лингтон?

 

Час спустя мои так называемые «показания» записаны. Не было в моей жизни опыта ужаснее. Настоящее позорище.

Сначала я забыла название дома престарелых. Потом перепутала время, и вышло, что я преодолела расстояние в полмили за пять минут. Пришлось соврать, что я занимаюсь спортивной ходьбой.

На ее месте я бы точно мне не поверила. Разве я похожа на спортсменку?

Еще я заявила, что перед визитом в паб заскочила к своей подруге Линде. И это при том, что я не знаю ни одной Линды, но не светить же кого-то из настоящих друзей. На вопрос, а как фамилия Линды, я выпалила «Дэвис», прежде чем сообразила, что делаю.

Фамилию я взяла не с потолка, а прочла на бланке показаний, который заполняла констебль. Ее-то и звали Дэвис. Надо признать, констебль даже бровью не повела. Как и не сообщила, будет ли продолжено расследование. Просто вежливо поблагодарила и продиктовала телефон такси.

И вскоре я почти наверняка окажусь за решеткой. Мило. Всю жизнь мечтала.

Я смотрю на Сэди, которая растянулась на столе. Советы, которые она нашептывала мне в ухо, мне совершенно не помогли, как и ее путаный рассказ о том, как парочка полисменов пыталась задержать их с Банти, гонясь за ними «во всю мощь» по полям и лугам, и как это было «забавно».

– Не стоит благодарности, – ворчу я. – Обращайся еще.

– Спасибо, – лениво роняет она.

– Хорошо. – Я беру сумку. – Тогда я пошла.

Сэди стремительно взвивается в воздух:

– Ты же не забудешь про мое ожерелье?

– И хотела бы, да вряд ли получится.

Она преграждает мне дорогу к двери.

– Меня видишь только ты. Никто другой не сумеет мне помочь. Пожалуйста.

– Но как я смогу найти твое ожерелье? – с тоской спрашиваю я. – Ведь я даже не знаю, как оно выглядит.

– Оно из таких прозрачных хрустальных шариков, – мечтательно говорит Сэди. – Длинное, примерно досюда, – она показывает на живот, – и с перламутровой застежкой…

– Ничего такого я не видела. Но если попадется на глаза, дам тебе знать.

Просочившись сквозь Сэди, выхожу из кабинета и достаю телефон. Свет в коридоре чересчур яркий, линолеум слишком грязный, а за конторкой никого. В конце коридора ссорятся два громилы в кожанках, несколько полицейских пытаются их урезонить. Отодвигаюсь от этой компании подальше, набираю номер, которым поделилась констебль Дэвис, предварительно отметив, что пришло больше двадцати голосовых сообщений. Наверняка родители с ума сходят.

– Эй! – раздается совсем рядом голос. Я поднимаю взгляд. – Лара? Неужто ты?

Передо мной белобрысый парень.

– Марк Филлипсон. Не помнишь? Мы вместе в школе учились.

– Марк! Боже! Как твои дела?

Марка я почти не помню, ну разве что в памяти осело то, что он играл на бас-гитаре в школьной рок-группе.

– У меня все отлично! Просто замечательно! – Он вдруг меняется в лице. – Но ты что делаешь в полиции? С тобой все в порядке?

– У меня тоже все замечательно. Я здесь, видишь ли… – я машу рукой, – из-за убийства.

– Убийства? – Он потрясен.

– Ну да, обычное дело. В смысле, необычное, – поспешно исправляюсь я. – Но лучше об этом особо не распространяться. Расскажи о себе.

– Женился на Анне, помнишь ее? – Он поднимает руку, показывая обручальное кольцо. – Работаю здесь художником. Пока не подвернулась работа получше.

– Так ты же полицейский, – не верю я, и он смеется.

– Полицейский и художник одновременно. Люди описывают негодяев, я их рисую, это позволяет мне платить аренду. А ты-то как, Лара? Замужем? У тебя кто-то есть?

Я как идиотка продолжаю улыбаться.

– Встречалась с одним человеком, – вымучиваю я. – Но не сложилось. Впрочем, я не особо переживаю. Наоборот, я в очень хорошей форме.

Я с такой силой сжимаю пластиковый стаканчик, что он трескается. Марк, похоже, немного расстроился.

– Ну, увидимся, – поднимает руку он. – Ты доберешься домой сама?

– Вызову такси, – киваю я. – Спасибо. Приятно было встретиться.

– Не дай ему уйти! – неожиданно пугает меня голос Сэди. – Он поможет!

– Заткнись и оставь меня в покое, – бормочу я, едва двигая уголком рта и одаривая Марка еще более лучезарной улыбкой. – До свидания, Марк! Передавай привет Анне.

– Он может нарисовать ожерелье! Тогда ты будешь знать, что искать. – Она материализуется передо мной. – Попроси его! Немедленно!

– Нет!

– Попроси его! – Она орет так пронзительно, что барабанные перепонки вот-вот лопнут. – Попроси его, попроси его, попроси его…

Господи, она меня точно в могилу загонит.

– Марк! – вскрикиваю я громко, парни в кожанках перестают лаяться и оглядываются. – У меня крошечная просьба, если у тебя, конечно, найдется минутка.

– Конечно.

Мы скрываемся в небольшой комнатке. Располагаемся за столом, и Марк достает карандаш и бумагу.

– Так, так, – поднимает брови он. – Ожерелье. Это что-то новенькое.

– Я однажды видела его на антикварной выставке, – сочиняю на ходу я. – Хотелось бы заказать похожее, но я так плохо рисую… А для тебя это не проблема.

– Ну конечно. Давай, начинай. – Марк отхлебывает чай, занеся карандаш над бумагой, я же кошусь на Сэди.

– Оно из бусинок, – Сэди шевелит пальцами, как будто ощупывая ожерелье, – два ряда почти прозрачных бусинок.

– Два ряда бусинок, – вторю я, – почти прозрачных.

Он кивает и набрасывает круглые бусинки:

– Похоже?

– Более вытянутые, – уточняет Сэди, заглядывая ему через плечо. – Бусинки из стекла, и горный хрусталь между ними.

– Бусинки более вытянутые, – твержу я как попугай, – а между ними – горный хрусталь.

– Понял. – Марк стирает нарисованное и тут же набрасывает более вытянутые бусины. – Такие?

Я жду комментариев Сэди. Взгляд ее прикован к бумаге.

– И стрекоза, – мурлычет она. – Не забудь про стрекозу.

В течение пяти минут Марк рисует, стирает, снова рисует, а я озвучиваю пожелания Сэди.

– Это оно! – Глаза Сэди восторженно сверкают. – Мое ожерелье!

– Великолепно, – хвалю я Марка. – Просто один в один.

Мы любуемся рисунком.

– Красивое, – хвалит ожерелье Марк. – И необычное. Не пойму, что оно мне напоминает. – Он напряженно изучает рисунок, потом отрицательно качает головой: – Не могу вспомнить. – Взглянув на часы, добавляет: – Прости, но мне пора.

– Конечно, – спохватываюсь я. – Спасибо тебе огромное.

Он уходит, а я продолжаю изучать нарисованное ожерелье. Должна признать, оно очень эффектно. Длинные ряды бусинок и большая оригинальная подвеска в форме стрекозы, усеянная горным хрусталем.

– Значит, вот что мы ищем.

– Да! – Сэди явно воодушевлена. – Именно его. С чего начнем?

– Ты что, издеваешься? – Я беру куртку и встаю. – Самое время. Лично я домой, пропущу стаканчик вина. А потом съем куриную корму с нааном.^[4] Это такая новомодная еда, – объясняю я, поймав ее недоуменный взгляд. – И сразу в кроватку.

– А мне что делать? – теряется Сэди.

– Понятия не имею!

Я выскакиваю на улицу. Такси как раз высаживает пожилую пару рядом с полицейским участком, и я устремляюсь вперед с криком:

– Такси! Довезете меня до Килбурна?

Усаживаюсь в машину, расправляю рисунок и пытаюсь представить ожерелье. Бусинки, по словам Сэди, бледно-желтые, палевые. Горный хрусталь даже на рисунке переливается всеми гранями. В реальности украшение должно производить сильное впечатление. Да и стоит, должно быть, прилично.

Да, найти его было бы большой удачей.

Но я тут же одергиваю себя. А может, оно вообще не существует. А если и существует, то велики ли шансы найти ожерелье, ведь оно могло потеряться, сломаться, да просто исчезнуть. Три миллиона к одному. Если не три миллиарда.

Складываю рисунок, прячу поглубже в сумку и откидываюсь на сиденье. Не знаю, что там делает Сэди, да мне и неинтересно. Не обращая внимания на непрерывно вибрирующий мобильник, я отключаюсь. Ну и денек.