Глава 14. «Он такой красивый», – подумала Мария-Тереза.

 

«Он такой красивый», – подумала Мария-Тереза.

Мужчина, вступившийся за нее, был невероятно красивым. Густые темные волосы. Кожа теплого коричневого цвета. Потрясающе привлекательное лицо, несмотря на синяки.

Взволнованная происходящим, Мария-Тереза поставила табуретку напротив столика для нанесения макияжа и взяла себя в руки.

– Посиди здесь, а я схожу за полотенцем.

Мужчина, который дрался за нее, осмотрелся вокруг, и она попыталась игнорировать то, что предстало его взору: повсюду раскиданы высоченные шпильки, со скамейки свисали порванные мини-юбки, разбросанные везде полотенца, чулки на краю освещенного зеркала, мешки на полу.

Судя по его изумительному костюму в полоску, он явно не привык к подобному низкопробному хаосу.

– Пожалуйста, присядь.

Серые глаза мужчины переместились на нее. Он был выше ее на восемь дюймов и вдвое шире в плечах. Но она чувствовала себя комфортно рядом с ним. И он не пугал ее.

Блин, у него восхитительный одеколон.

– Ты в порядке? – снова спросил он.

Не вопрос, а тихая команда. Будто он не позволит ей сделать что-нибудь с его лицом, пока не убедится, что она сама не пострадала. Мария-Тереза моргнула.

– Я… в порядке.

– Как рука? Он сильно схватил тебя.

Мария-Тереза закатала рукав шерстяной кофты.

– Видишь…?

Он наклонился и теплой рукой взял ее запястье. Теплой и нежной. Взял, а не схватил. Не требуя. Не собственнически. Нежно.

Неожиданно, она услышала в голове слова того студента: «Ты не женщина».

Эта подлая реплика сильно задела ее… вероятно потому, что она сама была такого мнения о себе. Не женщина. Ни… что. Пустое место.

Мария-Тереза высвободила руку из мужской хватки и опустила рукав. Она не могла стерпеть сострадание. По какой-то странной причине, жалость было сложнее вынести, чем оскорбления.

– У тебя будет синяк, – тихо сказал он. Что она делала? А… верно. Полотенце. Умыть его. – Присядь там. Я сейчас вернусь.

Зайдя в ванную, она взяла белое полотенце из стопки у раковины, маленькую чашку и включила горячую воду. Ожидая, пока вода нагреется, она взглянула на себя в зеркало. Ее глаза были широко распахнуты и выглядели слегка ошалелыми, но не из-за парней, которые повели себя так грубо и невежливо. Дело в драчуне с нежными руками, сидящем на табуретке по другую сторону двери… который выглядел как юрист, но дрался как Оскар де ла Хойа[79].

Когда она вернулась к столику для макияжа, она немного успокоилась. По крайней мере, пока не посмотрела в его глаза. Мужчина смотрел на нее так, будто впитывал каждую ее черточку в свое тело, и ей стало некомфортно, но не от его отношения, а от собственной реакции.

Не такой уж пустой она себя чувствовала.

– Ты видел себя в зеркало? – спросила она, потому что нужно было что-то сказать.

Он покачал головой, и, похоже, его не сильно заботил свой вид, раз он не стал отворачиваться от нее в сторону зеркала. Она поставила чашу и натянула латексные перчатки, прежде чем подойти к нему ближе и намочить полотенце.

– У тебя надрез на щеке.

– Да?

– Приготовься.

Он даже не вздрогнул, когда она коснулась открытой раны.

Кап… кап… кап… Потом назад в чашу, снова раздалось тихое капанье, когда она споласкивала полотенце. Кап… кап…

Он закрыл глаза и приоткрыл рот, его грудь спокойно поднималась и опускалась. В непосредственной близи она видела легкую щетину на его прямом подбородке, каждую длинную, черную ресничку и густые, стриженые волосы. Правое ухо было проколото, но было очевидно, что он годами ничего не носил в дырке.

– Как тебя зовут? – спросил он гортанным голосом.

Она никогда не называла клиентам свое настоящее-вымышленное имя, но он был не простым клиентом, ведь так? Не вмешайся он тогда, для нее дела бы приняли опасный поворот. Трэз был далеко от клуба, вышибалы разбирались с потасовкой у бара, а коридор вел прямо к парковочной зоне. Минутная заминка, и эти качки из колледжа могли затащить ее в машину и….

– У тебя кровь на рубашке, – сказала она, снова ополаскивая полотенце.

Потрясающий собеседник, подумала она.

Он приподнял веки, но не взглянул на себя. Он смотрел на нее.

– У меня есть и другие рубашки.

– Охотно верю.

Он слегка нахмурился.

– Такое часто происходит с тобой?

С кем-то другим, она бы быстро оТрэзала «конечно, нет», но, учитывая то, что он сделал для нее в коридоре, он заслужил немного правды.

– Есть вероятность, что ты под прикрытием? – прошептала она. – Тебе не обязательно отвечать, я просто должна была спросить.

Он потянулся в нагрудный карман своего пальто и достал визитную карточку.

– Я не могу оказаться копом. Сейчас я не настолько нелегален, как раньше, но все равно мне не получить значка, даже если захочу. По иронии, ты можешь доверять мне.

Она взглянула на протянутую им карточку. Группа «ДиПьетро». Юридический адрес – в центре Колдвелла. Очень дорогая бумага, броский логотип фирмы, куча телефонов и е-мэйл адресов для связи. Положив карточку на столик, она подумала, что слова о непричастности к Колдвеллскому отделению полиции были правдивы. Но доверие? Она больше не доверяет мужчинам.

Особенно тем, которые ее привлекали.

– Так, часто подобное происходит? – снова спросил он.

Мария-Тереза вернулась к вытиранию его лица, спускаясь от щек к губам.

– Большая часть людей ведет себя нормально. Администрация тоже не дает нас в обиду. Мне никогда не причиняли вреда.

– Ты… танцовщица?

На какую-то секунду в воображении возникла картина, где она говорит ему, что она всего лишь зависает в тех клетках, танцует, красуется и просто радует глаз. Она представила, как он тогда поступит: он облегченно вздохнет и станет вести себя так, будто она была обычной женщиной, которая зацепила его взгляд. Никаких осложнений и подтекстов, простой флирт, который может привести к постели.

Ее молчание заставило сделать его глубокий вдох, причем не в стиле «уф, как хорошо». Когда он выдохнул, мускулы на шее напряглись словно прутья, будто он боролся с желанием поморщиться.

Вот в чем ее проблема: она больше никогда не станет заводить «нормальное» знакомство с мужчиной. У нее был темный секрет; и с ним придется выгадывать время, когда уже можно будет разоблачить его… в ином случае, она будет считаться лгуньей за свое бездействие.

– Сильно болят руки? – спросила она, чтобы заполнить вакуум.

Когда он вытянул ладони, она осмотрела костяшки. На правой руке они были сбиты и кровоточили, и, приложив полотенце, чтобы обтереть их, она спросила:

– Часто спасаешь женщин?

– Нет, на самом деле. Кстати, ты потеряла сережку.

Она прикоснулась к мочке уха.

– А, я знаю. Собиралась сегодня надеть другую пару, но…

– Кстати, меня зовут Вин. – Он протянул руку в ожидании. – Приятно познакомиться.

При других обстоятельствах она бы улыбнулась ему. Десять лет или целую жизнь назад, она бы улыбнулась и протянула свою в ответ. Сейчас она почувствовала лишь грусть.

– Приятно познакомиться, Вин.

– Тебя зовут...?

Она разорвала рукопожатие и наклонила голову, концентрируясь на его костяшках.

– Мария-Тереза. Меня зовут… Мария-Тереза.

 

***

 

У нее изумительные глаза.

Мария-Тереза с потрясающим французским именем обладала изумительными глазами. И нежными руками, которыми бережно вытирали его лицо этим теплым полотенцем, будто его порезы и царапины представляли большую важность.

Черт, ему захотелось влезь в еще одну драку, чтобы она снова смогла за ним поухаживать.

– Наверное, тебе следует сходить к врачу, – предложила она, аккуратно вытирая полотенцем сбитые костяшки.

Он рассеянно обратил внимание, что махровое полотенце, поначалу белое, сейчас стало розовым от его крови, и он был рад, что она надела перчатки – не потому, что у него мог оказаться положительный анализ на ВИЧ, а потому что надеялся, что она защищает себя от того, чем зарабатывает на жизнь.

Он надеялся, что она только танцевала. Правда, надеялся.

Она сполоснула полотенце.

– Я сказала, что тебе следует показаться врачу.

– Я буду в порядке. – А как же она? Что бы случилось, если они с Джимом не пришли на помощь?

Господи, у него внезапно возникло столько вопросов. Он хотел знать, почему такая женщина занималась подобной деятельностью. Хотел знать, какая нужда довела ее до такой жизни. Хотел знать… что он мог сделать, чтобы помочь, и не просто этой ночью, а завтра и послезавтра.

Но это его не касалось. Более того, у него возникло предчувствие, что если он начнет вытягивать у нее подробности, то она окончательно закроется от него.

– Могу я кое-что спросить у тебя? – выпалил он, не в силах сдержать себя.

Она замерла с полотенцем в руке.

– Давай.

Он знал, что не следует этого делать, но не мог противостоять непреодолимой тяге к ней. Влечение не было причастно к его мозгу, оно исходило из… ну да, сердце прозвучит слишком мелодраматично. Но что бы там не двигало им, оно исходило из центра его груди.

Так что, да, может его грудная клетка и правда втюрилась в нее.

– Ты поужинаешь со мной?

Дверь в раздевалку резко распахнулась, и в комнату вошла проститутка с огненно-рыжими волосами, по вине которой ушла Девина.

– Ой! Извините меня… Я не знала, что здесь кто-то есть. – Она уставилась на Вина, ее ярко-красные губы изогнулись в улыбке, по которой стало ясно, что она отлично представляла, кто находился в комнате.

Мария-Тереза отодвинулась от него, лишив его теплого полотенца, чаши с водой и своих нежных рук.

– Джина, мы уже уходим.

Поняв намек, Вин встал с табуретки. Проклиная вторжение рыжеволосой, Вин окинул взглядом столик с косметикой и напомнил себе, что она имела больше прав находиться здесь, чем он.

Мария-Тереза скрылась в ванной, и он представил, как она ополаскивает чашу, ополаскивает полотенце, затем снимает перчатки. Она выйдет оттуда, попрощается с ним и… скинув шерстяную кофту, вернется в толпу.

Он уставился на дверь, за которой она скрылась, пока проститутка щебетала вокруг него, и странное чувство охватило Вина. Будто туман затянул весь пол и пустил свои щупальца по его ногам, вокруг груди – прямо до мозга. Внезапно ему стало холодно снаружи, и безумно жарко – внутри…

Черт, он знал, что это. Он прекрасно понимал, что происходит. Прошли годы, но…

Вин с размаху плюхнулся на табуретку. Дыши. Просто дыши, ты, огромный и такой бестолковый ублюдок. Дыши…

– Так, я видела, как твоя подружка ушла, – сказала рыжеволосая, незаметно подойдя к нему. – Составить тебе компанию?

Ее руки с кроваво-красными ногтями, напоминавшими по длине когти, пробежались по испачканному лацкану его костюма. Он небрежно смахнул ее ладонь с себя.

– Прекрати…

– Ты уверен?

О, Господи, он был еще горячей снаружи, намного холодней изнутри, чем он представлял. Ему нужно прекратить это… потому что он не желал знать грядущего послания. Не хотел видения, контакта, взгляда в будущее, но был телеграфом, бессильным против посылаемых ему знаков.

Первым был мужчина в лифте, потом двое парней снаружи… сейчас это.

Рыжеволосая потерлась о его руку и наклонилась к уху.

– Позволь мне позаботиться о тебе…

– Джина, проваливай отсюда.

Глаза Вина метнулись в сторону Марии-Терезы, и он открыл рот, пытаясь промолвить хоть слово. Ничего не вышло. В довесок, когда Мария-Тереза уставилась на девушку, она превратилась в затягивающий его водоворот, все вокруг кроме нее стало тускнеть. Он приготовился к тому, что наступит дальше… и точно, дрожь, зародившаяся у его ног вместе с туманом, поднималась все выше по его телу, охватывая его колени, живот, плечи…

– Ну и ладно. Мне не нужно умолять, – фыркнула Джина, направляясь к двери. – Удачно повеселиться с ним… между прочим, он как-то чересчур напряжен.

– Вин? – Мария-Тереза подошла ближе. – Вин, ты меня слышишь? С тобой все в порядке….

Слова посыпались из него чужим голосом, одержимость завладела им, и он не знал, что говорил, потому что послание предназначалось тому, к кому он обращался.

Его уши слышали какую-то бессмыслицу:

– Мукае ни куру... Мукае ни куру...

Побледнев, она отступила назад, ее рука инстинктивно поднялась к горлу.

– Кто?

– Мукае... ни... куру...

Голос Вина был низким и мрачным, а слова – слишком бессмысленными для него, даже когда он пытался расслышать каждую букву, старался вникнуть в то, что сообщал ей: самая худшая часть его проклятья – он не мог повлиять на будущее, потому что не понимал, что именно предсказывал.

Мария-Тереза отступала от него, пока не врезалась в дверь, ее лицо был бледным, а глаза – широко распахнуты. Трясущимися руками нащупала ручку и вылетела из разделки, подальше от него.

Ее исчезновение вернуло Вина к реальности, вырывая из удерживающих его оков, разорвав ниточки, которые превратили его в марионетку… черт знает, чьей куклой он был. С самого первого раза, когда видения взяли его под свой контроль, он не знал, что или кто говорил, и почему из всего населения планеты именно на него возложили эту тягостную ношу.

Милостивый Боже, что ему теперь делать? Он не мог заниматься бизнесом, жить с непрошенными видениями. И он не хотел снова возвращаться в свое детство, когда люди считали его ненормальным.

Этого не случится. Он позаботится обо всем.

Положив руки на колени и вдыхая воздух урывками, он позволил голове повиснуть на плечах, единственной опорой служили локти. В таком состоянии его обнаружил Джим.

– Вин? Что случилось, дружище? У тебя сотрясение?

Если бы все было так просто. Он бы предпочел тяжелое кровоизлияние в мозг, чем глоссолалию[80]. Вин заставил себя посмотреть на приятеля. И потому, что очевидно, его рот не избавился от внезапной самостоятельности, он услышал, как спрашивает:

– Ты веришь в демонов, Джим?

Мужчина нахмурился.

– Что, прости?

– В демонов…

Последовала длинная пауза; потом Джим сказал:

– Отвезем тебя домой – как тебе такое предложение? Ты неважно выглядишь.

Игнорирование Джимом его вопроса напомнило о вежливом способе общения с ненормальными. Хотя, было полно и других реакций – начиная с бегства Марии-Терезы, заканчивая откровенной жестокостью – каждую из которых он познал в детстве на собственной шкуре.

Джим был прав. Куда ему нужно поехать, так это домой, но провались он в преисподнюю, если не найдет Марию-Терезу и скажет ей... что? Что в промежутке между одиннадцатью и семнадцатью годами подобные «приступы» случались с ним регулярно? Что из-за них он растерял всех друзей, и его заклеймили психом? Что из-за них ему пришлось научиться драться? Что он жалеет о том, что дважды за эту ночь испугал ее?

И что, ко всему прочему, ей нужно принять сказанное им за сущую истину и защитить себя? Потому что он никогда не ошибался. Подвесьте его за ногу… но какую чушь бы он ни говорил, она сбывается.

Так он узнавал, что новости были не радостными. Позднее, кто-то посторонний, а может и сам человек, рассказывали ему, что он напророчил и что это значило. Боже, он всегда страшился того, что следовало за этой правдой. В дни его молодости, когда его легче было напугать, он бы закрылся в своей спальне и, сотрясаемый дрожью, свернулся калачиком под одеялом.

Он видел мертвых людей и предсказывал будущее. Плохое, кровавое, разрушительное.

Так, какие проблемы были у Марии-Терезы?

– Давай же, Вин. Пошли.

Вин уставился через раздевалку. Возможно, с его стороны будет великодушнее уйти по-тихому… объяснения напугают ее еще больше. Но это не поможет ей избежать грозящей опасности.

– Вин… позволь мне увезти тебя отсюда.

– Она в опасности.

– Вин, посмотри на меня. – Парень пальцами указал на свои глаза. – Посмотри на меня. Сейчас ты собираешься домой. Тебя нехило огрели по голове в том коридоре, и, по всей видимости, ты начал бредить. Я усек фишку «никакого доктора», окей. Но ты сам себя дурачишь, если полагаешь, что я позволю продолжаться этой чепухе и дальше. Идем со мной… сейчас же.

Черт возьми, эти смутные последствия – дезориентация и смятение, страх за свои слова, потеря контроля над собой… черт, да выражение «Что за чертовщина?» на лице Джима…. Он помнил все это. Так много раз… Вин проходил через это так часто. И он ненавидел это.

– Ты прав, – сказал Вин, отрешаясь от ощущений. – Ты абсолютно прав.

Он в любое время может вернуться и поговорить с ней, когда все утрясется. Например, завтра. Он вернется завтра, как только откроется клуб. Это – лучшее, что он мог сейчас сделать.

Осторожно поднявшись с табуретки, он подошел к столику для макияжа, на котором оставил визитку. Достав из кармана ручку, он написал два слова на обороте, потом окинул взглядом разбросанные сумки. Он точно знал, которая принадлежала ей. Посреди ярко-розовых сумок «Эд Харди»[81], Гуччи и двух одинаковых от «Харажуку Ловерс»[82]… лежала простая черная сумка с логотипом «Найк».

Положив карточку в эту сумку, он направился к двери. В плечах зарождалась боль, на правой руке начал синеть ушиб, а грудная клетка посылала острые уколы при каждом вдохе. Но настоящей загвоздкой стала головная боль, давящая на виски, и она не имела ничего общего с дракой. Такая боль всегда приходила после… чем бы это ни было.

Выйдя в коридор, он посмотрел направо и налево, но не обнаружил Марии-Терезы.

На долю секунды, побуждение найти ее овладело им, но когда Джим взял его под руку, Вин положился на здравый рассудок приятеля и позволил повести себя к заднему выходу из клуба.

– Подожди здесь.

Джим постучал в дверь управляющего, и когда из кабинета вышел мужчина, начался очередной раунд благодарностей… а потом Вин обнаружил, как вдыхает холодный, чистый воздух.

Господи… ну и ночь.