Глава 20. Сев в зеленую Камри, Джим наклонился и протянул руку.

Сев в зеленую Камри, Джим наклонился и протянул руку.

– Джим Херон. Подумал, что мы могли бы и познакомиться.

– Мария-Тереза.

Улыбка женщины была легкой, но теплой, и Джим, ожидая услышать фамилию, понял, что называть ее она не собирается.

– Спасибо, что подвезешь, – сказал он.

– Пустяки. Как Вин?

– Для парня, который недавно отключился на парковке, он выглядит нормально.

Джим смотрел на нее, пристегиваясь.

– Держишься? Говорить с копами – дело не легкое.

– Тебе Вин рассказал? Ты знаешь о записях с камер и...

– Да, рассказал, и спасибо.

– Да не за что. – Она включила поворотник, посмотрела по зеркалам и тронулась с места после того, как мимо проехал внедорожник. – Могу я кое-что спросить?

– Валяй.

– Как долго ты спишь с его подружкой?

Джим напрягся в плечах и прищурился.

– Что, прости?

– Позапрошлой ночью я видела, как ты ушел с ней из клуба, а она до этого около часа на тебя пялилась. То же самое прошлым вечером. Без обид, но я довольно часто вижу подобное, так что сомневаюсь, что на парковке вы только за руки держались.

Ну и ну…а она умна. Эта Мария-Тереза умна.

– Что ты думаешь о Вине? – спросил он.

– Не ответишь? Я тебя не виню.

– Какая у тебя фамилия? – Он мрачно улыбнулся, когда воцарилась тишина. – Не ответишь? Я тебя не виню.

Она покраснела, и Джим, выругавшись, смягчился.

– Слушай, извини. Последние пару дней выдались нелегкими.

Она кивнула.

– Меня это не касается, вообще-то.

В чем он не был так уверен.

– Просто из любопытства, что ты о нем думаешь?

Ожидая ее ответа, Джим задался вопросом, с каких это пор он превратился в современную версию Энн Ландерс с болтающимся между ног достоинством? А дальше он начнет делать масочки и гладить свою одежду.

Или даже… стирать ее.

Неважно.

– Ну, во всяком случае, – сказал он, подозревая, что она так и не ответит, – я не так уж и много о нем знаю, но Вин хороший парень.

Она посмотрела по сторонам.

– Как долго вы знакомы?

– Я на него работаю. У него – стройка, а у меня – молоток. Будто Небеса к этому руку приложили. – Джим подумал о Четырех Парнях и закатил глаза. – Буквально.

Когда они подъехали к светофору, она сказала:

– Я не ищу его внимания. Или чьего-либо еще.

Джим взглянул на небо сквозь устремлявшиеся в него небоскребы.

– Не обязательно искать, чтобы найти то, что тебе нужно.

– Я не собираюсь быть с ним, так что… да. Все верно.

Прекрасно. Шаг вперед. Два назад. Вин, казалось, проявляет интерес, но Марии-Терезе до этого и дела нет – хотя ясно, что парень ей нравится, и что он ей достаточно не безразличен, чтобы она волновалась о том, как тот доберется домой.

Они снова тронулись и проехали мимо идущей бок о бок парочки, державшейся за руки. Они не были молоды; они были стары.

Очень стары.

Но старость затронула только их кожу, а не сердце.

– Ты когда-нибудь была влюблена, Мария-Тереза? – тихо спросил Джим.

– Нашел, что у проститутки спрашивать.

– Я нет. Не был влюблен, то есть. Просто стало интересно, была ли ты.

Он коснулся стекла, и старушка это заметила, определенно подумав, что он ей помахал. Когда она подняла свободную руку, он задумался, что, может, все-таки и помахал.

Джим слегка ей улыбнулся, а старушка ответила ему тем же, и затем они отправились каждый своей дорогой.

– Почему для тебя это важно? – произнесла Мария-Тереза.

Он подумал о Вине в том холодном, роскошном дюплексе, окруженном прекрасными безжизненными предметами.

Затем он подумал о Вине, смотрящем на Марию-Терезу, купающуюся в солнечном свете.

В тот момент душа парня была целой. Он изменился. Действительно был живым.

– Это важно, потому что я начинаю думать, – пробормотал Джим, – что любовь может быть всем.

– Я верила в это, – хриплым голосом сказала Мария-Тереза. – Но потом вышла за того, за кого вышла, и всю эту иллюзию ветром вынесло в окно.

– Может, это была не любовь.

Благодаря ее смешку он понял, что находится на верном пути:

– Что ж, может быть.

Они свернули на парковку ресторанчика и подъехали к его Харлею.

– Еще раз спасибо за то, что подвезла, – сказал он.

– Была рада помочь.

Он вышел из машины, закрыл дверь и посмотрел, как она развернулась. Когда Мария-Тереза отъезжала, он запомнил номер автомобиля.

Убедившись, что она уехала, он надел свой шлем, завел байк и выехал с парковки. Учитывая список его преступлений, незарегистрированный Харлей можно было даже не относить к таковым.

Кроме того, сильный ветер, бьющий в грудь и по рукам, снимал стресс и прочищал мозг – но ему стало дурно от того, что обнаружилось. Его следующий шаг был очевиднее некуда, и, хоть он был этому совсем не рад, но порой от дерьма никуда не деться: на нем висели женщина, которой нужно сохранить жизнь, видение Вина о выстреле, и два противных студента, которые теперь мертвы, спасибо пулям. Ситуация требовала информации, и он знал лишь один способ ее получить.

Он не любил торговать собой, но порой приходиться делать то, что нужно… и Джим был готов поспорить, что об этой мантре Мария-Тереза тоже знала не понаслышке.

Как только он свернул на подъездную дорожку к своей хате, из-под грузовика выполз Пес и радостно заковылял к мотоциклу, провожая его до гаража. Сняв шлем, Джим наклонился для подобающего приветствия, и Пес быстро замахал хвостом, чудо, что парнишка вообще удержался на лапах.

Так странно, что дома его кто-то ждет.

Джим подхватил Пса, перекинул его через руку и поднялся по лестнице. Зайдя внутрь, он гладил его, пока не нашел свой мобильник на незаправленной постели.

Сидя на матрасе, чувствуя, как маленькое теплое тельце Пса свернулось около его бедра, Джим долго и упорно размышлял, прежде чем набрать номер. Казалось, будто он ступил в прошлое, и от воспоминаний о нем ему стало плохо, что было довольно-таки интересно.

Боже, он пытался начать здесь все заново?

Осмотревшись, Джим увидел все глазами Вина: две кучки одежды, двуспальная кровать, удобной разве что двенадцатилетнему, мебель, на которой повсюду стояли штампы «Доброй Воли», и на потолке всего одна лампа с трещиной на плафоне.

Не совсем подходит для «начать все заново», но, опять же, по сравнению с тем, где он был и что делал, считается и сон на лавочке в парке.

Джим прожигал взглядом телефон, ему был ясен исход разговора, если на другом конце провода старый знакомый голос.

Но, тем не менее, Джим набрал одиннадцатую цифру и нажал кнопку вызова.

Когда прекратились гудки, но голосовая почта не включилась, он произнес всего одно слово:

– Захария[102].

В ответ раздался лишь смешок человека, которого невозможно удивить, не в этой жизни.

– Ну и ну… никогда не думал, что снова услышу это имя.

– Мне нужна информация.

– Да что ты говоришь.

Джим сильнее вцепился в мобильник.

– Нужно всего лишь отследить номерной знак и личность установить. Да ты и в гребаном сне это сделать можешь, дерьма ты кусок.

– Да, именно так и надо просить, чтоб я что-то для тебя сделал. Безусловно. Из тебя изумительный дипломат.

– Иди на хер. Ты мне должен.

– Да ну?

– Вот именно.

Воцарилась тишина, но Джим знал, что собеседник оставался на линии: те спутники, которые правительство использует для таких людей, как его бывший босс, были достаточно мощными, чтобы поймать сигнал в самом, блин, центре Земли.

Снова раздался тихий смех.

– Прости, старый друг. Есть закон о сроках на долги, и твои прошли. Больше мне не звони.

Телефон умолк.

Джим с минуту смотрел на него, а затем бросил обратно на кровать.

– Кажись, это тупик, Пес.

Боже, что если Мария-Тереза какая-нибудь мошенница, и Вина просто развели?

Растянувшись на смятых простынях, он устроил Пса у себя на груди, потянулся к небольшому столику и нащупал пульт от ТВ. Поглаживая жесткую шерстку Пса, Джим направил пульт на крошечный телевизор напротив изголовья кровати, и большой палец завис над красной кнопкой с надписью «ВКЛ».

Помощь мне бы не помешала, парни, подумал он. Что мне со всем этим делать?

Он нажал на кнопку, и на стеклянном экране появилось изображение, превращаясь в четкую картинку. Парень в костюме вел женщину в длинном красном платье от лимузина к реактивному самолету. Он не узнал фильм, но, учитывая, что последние двадцать лет своей жизни он провел в основной части военных сил, времени на хождения по чертовым кинотеатрам было не так уж и много.

А когда смысл до него наконец-таки дошел, Джиму пришлось засмеяться. Очевидно, в «Красотке» шла речь о том, как проститутка и бизнесмен влюбились друг в друга. Он глянул на потолок:

– Кажись, в первый раз я все не так понял, да, ребята?

 

***

 

Тем вечером, когда Мария-Тереза зашла в Собор Святого Патрика, ее почти не слушались ноги, и проход до алтаря казался длиннее на милю. Когда она проходила мимо капеллы святых, направляясь к исповедальне, то остановилась у четвертой ниши. Фигуру благочестивой Марии Магдалены в полный рост сняли с пьедестала: несомненно, статую из белого мрамора забрали, чтобы очистить от пыли и осадка от ладана.

Разглядывая на пустое место, Мария-Тереза осознала, что окончательно решила уехать из Колдвелла.

Слишком много всего накопилось. Просто в ее жизни был не тот период, когда она могла увлечься мужчиной, а это уже случилось с Вином. Если не брать в расчет тех мертвых студентов, больше времени, проведенного с ним, пойдут ей только во вред, и она была свободна, способна в любой момент отправиться в путь…

Она напряглась, услышав скрип двери позади себя, но, когда оглянулась, рядом никого не оказалось. Как обычно, церковь и все скамьи в ней в основном были пусты – впереди молились две женщины в черных вуалях, а сзади на коленях сидел мужчина в бейсболке «Ред Сокс».

Пока она продолжала идти по проходу, тяжесть решения относительно отъезда из Колдвелла мучила ее. Куда она подастся? И сколько денег уйдет на то, чтобы придумать другую личность? И работа. Как с ней быть? В подобном бизнесе Трэз один такой, и «Железная Маска» была единственным местом, где она могла заниматься тем, чем занималась.

Вот только, как оплачивать счета?

Перед двумя исповедальнями стояла пара человек, поэтому ей приходилось ждать вместе с ними, один раз приветственно улыбнувшись, а затем отводя взгляд. Именно так все и проходит. Согрешившие не хотят разговаривать перед исповедью, и Марии-Терезе стало интересно, повторяют ли они мысленно свою речь так же, как и она.

Каковы бы ни были их проблемы, она посчитала, что может переплюнуть их в греховности. На раз-два.

– Привет.

Обернувшись, она узнала парня из молитвенной группы. Он был молчаливым, как и она, постоянный присутствовал, но редко открывал рот.

– Привет, – сказала она.

Он кивнул и уставился в пол, скрестив руки и прижав их к себе. Не понятно почему, но она заметила, что от него пахло ладаном, какой используют в церкви, и этот сладкий дымчатый запах ее успокаивал.

Они вместе сделали два шага, когда кто-то зашел внутрь… затем еще два шага… а следующей будет Мария-Тереза.

Когда из-за толстой бархатной шторки вышла женщина с покрасневшими глазами, настала очередь Марии-Терезы, и она на прощанье улыбнулась парнишке из молитвенной группы, прежде чем ступить в кабинку.

Когда она закрыла шторку и села, деревянная панелька отъехала в сторону, и по другую сторону разделявшей их медной перегородки показался профиль священника.

Перекрестившись, она тихо сказала:

– Простите меня, Отец, ибо я согрешила. Два дня прошло с моей последней исповеди.

Она замолчала, потому что хоть и проговаривала эти слова много, много раз, произносить их все еще было трудно.

– Говори со мной, дитя. Облегчи душу.

– Отец, я… согрешила.

– Каким образом.

Будто бы он не знал. Но смысл исповеди в озвучивании своих злодеяний; без этого не может быть ни отпущения грехов, ни облегчения.

Она прокашлялась.

– Я… была с мужчинами вне брака. И прелюбодействовала. – Потому что на некоторых из них были обручальные кольца. – И… я произносила имя Господа всуе. – Когда увидела, как Вин упал на землю около ресторанчика. – И я…

Прошло какое-то время, прежде чем список подошел к концу, и профиль священника серьезно кивнул, когда она замолчала.

– Дитя мое… несомненно, ты знаешь ошибочность своих путей.

– Я знаю.

– И прегрешения против путей Божьих не могут остаться…

Священник продолжал говорить, Мария-Тереза закрыла глаза, принимая каждое его слово близко к сердцу. Боль от того, как глубоко она погрязла в грехах и того, что делала с собой, сжала ее легкие, вышибая из них весь воздух.

– Мария-Тереза.

Она встряхнулась и посмотрела на перегородку.

– Да, Отец?

– … и поэтому я… - Священник остановился. – Простите?

– Вы назвали меня по имени?

На его профиле появился хмурый взгляд.

– Нет, дитя мое. Не называл. Но за твои прегрешения, я постановляю…

Мария-Тереза огляделась, хотя кроме деревянной панели и красной бархатной шторки смотреть тут было не на что.

– ... te absolvo a peccatis tuis in nomine Patris et Filii et Spiritus Sancti. Amen [103].

Опустив голову, она поблагодарила священника, и, после того, как он закрыл перегородку, глубоко вздохнула, подняла сумочку и вышла из кабинки. Из соседней доносился голос другого грешника. Тихий. Приглушенный. Совершенно невнятный.

Когда она снова шла по проходу, паранойя заставила ее окинуть взглядом собор. Две женщины с вуалями сидели на прежних местах. Молившийся мужчина ушел, но двое других заняли его место.

Ей было невыносимо оглядываться, задумываться, слышала ли она свое имя и беспокоиться о том, следили ли за ней. Но с тех пор, как сбежала из Лас-Вегаса, она была настороже, даже слишком, и ей казалось, что так будет всегда.

Выйдя на улицу, Мария-Тереза побежала к своей машине и спокойно вздохнула только тогда, когда закрылась в ней. Впервые Камри завелась с первой попытки, будто адреналин девушки передался двигателю, и она поехала в клуб.

К тому времени, как она заехала на парковку «Железной Маски» и вышла из автомобиля со своей сумкой, паранойя извела ее до чертиков. Никто за ней не ехал. Не было теней, желающих убить ее. Ничего, выходящего за рамки обычного…

Ее взгляд метнулся к переулку, где нашли тела… и она тут же вспомнила, почему все время волновалась.

– Как ты?

Мария-Тереза так быстро обернулась, что ударилась о свою сумку. Всего лишь Трэз, который ждал ее у задней двери.

– Я… в порядке. – Он прищурился, но Мария-Тереза лишь подняла руку. – Не начинай. Не сегодня. Я знаю, ты хочешь как лучше, но прямо сейчас у меня нет на это сил.

– Ладно, – пробормотал он, делая шаг назад, и уступая ей дорогу. – Предоставлю нужное тебе пространство.

К счастью, он сдержал свое слово, оставив ее у раздевалки, чтоб она могла переодеться. Оказавшись в своей ужасной униформе, поправив волосы, намазав веки тенями и накрасив губы, она пошла по длинному коридору, ведущему к самому клубу, полностью отстранившись от того, кем была и где находилась.

Держась в стороне от толпы, она быстро нашла клиента. Мимолетный зрительный контакт, немного вильнуть бедром, легкая улыбка, и у нее появился первый кандидат на ночь.

Парень был полнейшим гражданским. Другими словами - он бы неплохо выглядел где угодно, кроме «Железной Маски». Шесть футов ростом, каштановые волосы и карие глаза, пахло от него «Eternity for Men» от Кельвина Кляйна – приверженец классики, из чего следует вывод, что он не был таким уж мягким, но, по крайней мере, имел достаточно хороший вкус. Милая одежда, но не слишком, и он не был окольцован.

Разговор о деле был неестественным и неловким, и он постоянно краснел, из чего становилось ясно, что он не только никогда не занимался сексом за деньги, даже в мыслях не было.

Добро пожаловать в клуб, подумала она.

Он последовал за ней в одну из уборных, и, в характерном искажении действительности, Мария-Тереза будто отделилась от тела и была на два шага позади, наблюдая, как они исчезают за закрытой дверью.

В тесной приватной ванной Мария-Тереза взяла предложенные им деньги, засунула их в потайной карман своей юбки, и шагнула к нему, ее тело было холодным, как лед, рука дрожала, когда она задела его. Изогнув губы в поддельной улыбке, она приготовилась к его прикосновениям, заставив свое тело оставаться на месте, молясь, что ее самоконтроля будет достаточно, чтобы не выбежать отсюда с криками.

– Меня зовут Роб, – сказал клиент, нервничая. – А тебя как?

Вдруг уборная начала сужаться, темно-фиолетовые и черные стены надвигались на нее и сжимали с такой силой, что ей хотелось воплями звать на помощь, чтобы кто-нибудь, хоть кто-нибудь остановил их.

С трудом сглотнув, Мария-Тереза собралась и быстро заморгала в надежде, что ясное зрение поможет очистить мозг и вернуться к действительности.

Когда она наклонилась, мужчина нахмурился и отпрянул.

– Передумал? – спросила она, желая, чтоб так и было, даже если это будет означать, что ей придется выйти и найти кого-то другого.

Он казался сбитым с толку.

– Эм… ты плачешь.

Отшатнувшись, она через его плечо взглянула в зеркало над раковиной. Боже всемогущий… он прав. Слезы медленным ручейком катились по ее щекам. Подняв руки, она смахнула их.

Мужчина тоже развернулся к зеркалу, и его лицо казалось настолько грустным, насколько она себя чувствовала.

– Знаешь, что? – произнес он. – Думаю, никто из нас не должен этого делать. Я пытаюсь отомстить той, кому все равно, с кем я сплю, и я просто не хочу, чтобы кому-нибудь еще было больно. Вот почему я пришел к…

– Шлюхе, – закончила она за него. – Вот почему ты пришел ко мне.

Боже, ее отражение было ужасным. Толстая линия подводки смазалась, щеки побелели, а волосы растрепались.

Глядя на свое лицо, Мария-Тереза поняла, что с нее хватит. Момент, наконец, настал. Все к тому и шло: увеличивающиеся паузы перед тем, как войти в клуб, истерики в душе, наполненные запахом «Дайла», и приступы паники в исповедальне – но приближение закончилось.

Поезд прибыл.

Она вытерла руку о юбку и достала сложенные в несколько раз купюры. Взяв мужчину за руку, она вложила в нее деньги.

– Думаю, ты прав. Никто из нас не должен этого делать.

Парень кивнул и сильно сжал деньги с безнадежным видом.

– Я такая тряпка.

– Почему?

– Просто это так на меня похоже. Всегда все порчу в таких ситуациях.

– Ради Бога, не в тебе дело. Во мне. А ты был… милым.

– Да, это я. Милый парень. Всегда милый парень.

– Как ее зовут? – прошептала Мария-Тереза.

– Ребекка. Мы вместе работаем, и она просто… идеальная. Я уже четыре года пытаюсь ее впечатлить, но она только и делает, что говорит о своей личной жизни. Я думал, что если смогу рассказать ей о своем свидании, где мне повезло… Но проблема в том, что мне никогда не везет, и из меня никудышный лжец.

Он теребил рукава рубашки, будто пытался выглядеть лучше перед лицом своей реальности.

– Ты приглашал ее куда-нибудь?

– Нет.

– А, может, она хочет тебя впечатлить всеми этими свиданиями?

Парень нахмурился:

– С чего бы ей это делать?

Мария-Тереза протянула к нему руки и развернула его лицом к зеркалу.

– Потому что ты довольно симпатичный и милый, и, может, все не так понимаешь. Дело в том, что если ты пригласишь ее, а она тебя отошьет, ничего страшного в этом не будет. Нет причин становиться одним из многих.

– Боже, я даже не знаю, как пригласить ее на свидание.

– Как насчет… «Ребекка, что делаешь в четверг вечером?» Это должен быть рабочий день. Выходные – слишком много давления.

– Думаешь?

– А что ты теряешь?

– Ну, она работает рядом со мной, и я вижу ее каждый день.

– Но сейчас ты ведь не особо хорошо время проводишь? По крайней мере, прекратишь так мучиться.

Он встретил в зеркале ее взгляд.

– Почему ты плакала?

– Потому что… я больше не могу этим заниматься.

– Знаешь, я рад, что выбрал тебя, потому что ты не похожа на женщину, кто… – Он покраснел. – Эм…

– Кто должен этим заниматься. Я знаю. И ты прав.

Парень повернулся к ней и улыбнулся.

– В итоге все вышло не так уж и плохо.

– Верно. – Она импульсивно обняла его. – Удачи. И, когда приглашаешь женщину, помни, что ты добыча, а она будет счастлива тебя заполучить. Поверь. Уж я-то знаю, как тяжело найти хорошего мужчину.

– Правда?

Мария-Тереза закатила глаза.

– Ты даже понятия не имеешь.

Он еще шире улыбнулся.

– Спасибо… Серьезно. Думаю, я приглашу ее. Какого черта, так ведь?

– Один раз живем.

Выходя из уборной, он сиял и был полон решимости, и, когда дверь закрылась, Мария-Тереза снова начала себя разглядывать. При свете, падавшем на нее сверху, размазанная черная косметика делала ее похожей на настоящего гота.

Какая ирония, что в свою последнюю ночь в клубе, она наконец-то вписалась в окружение.

Наклонившись в сторону, она вытащила бумажное полотенце, намереваясь избавиться от подводки. Вместо этого, она стерла остатки помады, просто содрав с губ блестящий слой. Никогда больше. На ней больше никогда не будет этой ужасной клейкой дряни… или чего-либо другого из этой косметики… или нелепой одежды проститутки.

С этим покончено. Эта глава ее жизни закончилась.

Боже, удивительно, как легко она себя чувствовала. Удивительно и безумно. Она понятия не имела, что будет делать дальше или куда поедет, так что, по идее, должна была паниковать. Но все, о чем могла думать, так это об испытываемом ею облегчении.

Отвернувшись от зеркала, она потянулась к ручке из кованого железа и поняла, что вместо слез на ее лице появилась улыбка. Открыв дверь, она… взглянула на мрачное лицо Винсента ДиПьетро.

Он прислонился к стене прямо напротив приватной ванной, скрестив руки на груди, его большое тело напряжено вопреки тому, что было задумано как расслабленная поза. И выглядел он как человек, которому только что выпустили кишки.