Клир-Айленд 6 страница

– Приведите пример.

– Три миллиона ваших соотечественников, которые служат в армии.

– Да, но они только выполняют приказы!

– Я тоже.

– Но вооруженные силы существуют на законном основании.

– Африканские государства не считают, что вчера их обстреливали ракетами «Гомер-два» на законном основании.

– В этих странах готовят группы террористов-смертников! Эти формирования с самого начала носили незаконный характер!

– В спецшколе, расположенной в штате Джорджия, готовят отряды смертников, которые несут ответственность за проведение тысяч подрывных операций в Сальвадоре, Гондурасе, Гватемале, Панаме, Африке, в свержении законно избранных правительств Гватемалы, Бразилии, Чили и Никарагуа. Если следовать вашей логике, эти страны могут на совершенно законном основании атаковать спецшколу в Джорджии.

– Я раскусил вас, дружище. Вы мусульманин, из фундаменталистов, точно?

– Я не имею никакого отношения ни к каким мусульманам, Бэт.

– Я же не отвечаю за действия правительства? Лично у меня рыльце не в пушку.

– А вот адвокат вашей бывшей жены так не считает и расходится с вами в определении законной суммы алиментов.

– Э, какого хрена!..

– Не забывайте, Бэт: ФБР поручило вам поддерживать разговор со мной как можно дольше. Я не хотел вас разозлить. Я только хотел продемонстрировать, что представления о законности субъективны, зависят от точки зрения.

– О, дошло, кажется: вы – колумнист-сплетник и хотите нассать мне на шузы.

– Я же сказал – я смотритель зверинца.

– И приятель моей жены? Тушите с ней кроликов в одной скороварке?

– У меня нет приятелей, Бэт.

– Каких только чудес на свете не бывает… Значит, сотрудничаете с органами?

– Только с собственными, Бэт.

– Так-так, что вы для нас приготовили сегодня?

 

– Смотритель! Ты еще на связи?

– Прости, Бэт, я перегружался. Трассировщик чуть не достал меня над Шпицбергеном.

– И где ты находишься теперь?

– В Риме. На телевизионном спутнике.

– Ты телепортировался прямо в Рим?

– В итальянской системе «Комсат» неразбериха, поэтому операция заняла больше времени, чем обычно.

– Который час в Риме?

– На шесть часов больше, чем в Нью-Йорке. Через восемнадцать минут взойдет солнце.

– А как дела в Риме? Папа уже вставил свои челюсти?

– Апартаменты Папы находятся на третьем этаже Ватиканского дворца, и разрешающая способность оптической системы не позволяет мне разглядеть зубопротезные подробности. В целом над городом видимость хорошая. Голуби облепили карнизы и статуи. Хозяева кафе поднимают ставни над входом. Спешат разносчики газет. Торговцы на рынке дышат на ладони, чтобы согреться: ночь выдалась морозной. Окраинные улицы еще пусты, но чем ближе к центру, тем оживленней. Тибр похож на широкую черную ленту. Крыши, террасы, купола, водонапорные башни, мосты, дорожные развязки, руины. Статуи недобрыми глазами взирают на пустынные площади. Ты непременно должен побывать в Риме, Бэт.

– Так-так, а откуда ты знаешь, что я там не был?

– В твоем электронном досье указано, что ты никогда не выезжал в Европу.

– И все-таки ты хакер! Как и половина детсадовцев Нью-Йорка. Работаешь на детективное агентство?

– Я независимый смотритель зверинца, Бэт. Ты спрашивал о Риме. Продолжить рассказ или хочешь сменить тему?

– Продолжай, ради бога.

– С высоты площадь Святого Петра напоминает раскинутую паутину. По периметру толпятся богомольцы и туристы, вперемешку. Мне часто приходится наблюдать восход солнца над Ватиканом, но сегодня среди собравшихся заметно беспокойство: все показывают в сторону площади, при этом одни крестятся, другие громко возмущаются, третьи молча курят, глядя прищуренными глазами. Сигналя, на площадь въезжает колонна полицейских машин, еще много на подходе. Введенный на прошлой неделе Евросоюзом военно-морской кордон от Гибралтара до Кипра доставил полиции немало хлопот.

– А в Риме-то из-за чего переполошились?

– Обнаружены белые полосы на брусчатке, они тянутся от ступеней базилики до дальнего конца площади.

– Полосы?

– Да, они выбиты в виде знаков.

– Иероглифы марсиан?

– Нет, буквы обычные, латинские, но неровные, как будто пьяный писал. К тому же их повредил ночной заморозок.

– Но сверху видно лучше?

– У местного телевидения возникла та же идея, и они выслали вертолет. Об этом сообщат в новостях, но позже.

– И что там написано?

– О Dio, cosa tu attendi?

– Ты, конечно, знаешь итальянский?

– Знание языков – необходимое условие для моей работы.

– Не сомневаюсь, доктор Дулиттл^[100]. Так что же значит эта фраза?

– «Господи, почему ты медлишь?»

– Возможно, ответ появится завтра утром. Папский цирк. Скажи мне, Смотритель!

– Да, Бэт?

– Не хочу показаться невежливым, но зачем ты звонишь?

– Мне пришлось удалить из зверинца очередного посетителя.

– И теперь ты должен отчитаться в своих действиях?

– Совершенно верно.

– Зачем тебе выгонять посетителя? Он что, пытался домогаться слона? Ты прижал негодника к ногтю, то есть клыку?

– Проще показать, чем рассказать.

– Валяй, показывай.

– Будь добр, подожди минуту. Я должен загрузить ви-файл в твой цифровой буфер.

– Так-так, пошла всякая техническая белиберда. «Капитан, защитный силовой экран пробит…»

 

– Джерри Кашнер вызывает Дуайта Сильвервинда. Прием.

– Эй, Смотритель? Ты где?

– Однако, Джерри! Я надеялся, что надежно спрятался, даже от тебя. Три тысячи футов над Бермудами – это не шутки. Как тебе удалось вычислить меня? Прием.

– Старуху с косой ты, может, и обведешь вокруг пальца, но прожженного агента – никогда. Какая погода там у вас сегодня?

– Джерри, ты забыл сказать «прием». Прием.

– Какая у вас погода сегодня? Прием.

– Небо чистое, как слеза, Джерри. Могу разглядеть, как вишенки плавают в бокалах с мартини, пока сами богачи плавают в бассейне. Тебе стоит как-нибудь присоединиться ко мне. Такой полет полностью изменит твой взгляд на мир. Прием.

– Меня не заманишь на эти хлипкие бумажные самолетики, Дуайт. Кого угодно, только не меня. Мне больше нравится моя мощная стальная птица с четырьмя двигателями. Прием.

– «Титаник» тоже был мощный и стальной, а двигателей имел даже больше четырех. И что с того, дружок? Расскажи-ка лучше, как приняла нас пресса. Прием.

– Дуайт, будь готов к триумфу! Мы попали в яблочко. Телефон трезвонит все утро. Мейлы идут косяком. И я говорю не об аутсайдерах – о главных изданиях! «Нью-Йорк таймс» хочет что-нибудь особенное по случаю миллениума. В хит-параде «Ньюсуик», двадцатка лучших книг о загадочных явлениях, «Вмешательство невидимого разума» заняло седьмое место! Эти придурки хотели поместить нас на тринадцатое, но я прямо сказал – только в первую десятку или вообще никаких дел с вами. Так что мы поменялись местами с «Прикованной кометой». Ее вообще никто не хотел поддерживать, кроме кучки голливудских гомиков и японцев, у которых вместо мозгов суси да проводки! И слушай, я приберег самое лучшее напоследок: Опал хочет пригласить тебя в свою программу! Я только что обсудил детали с ее агентом. Представляешь? «Вмешательство невидимого разума» Дуайта Сильвервинда – лучшая книга декабря, выбор Опал! Рождество – горячие денечки – золотые денечки! Ты знаешь, не в моем обычае хвастаться, но разве я не лучший агент на планете? Прием.

– Приятно слышать, Джерри…

– Дуайт, да ты хоть понял, что я сказал? Опал – это гарантия успеха! Толпа расхватает даже пирожки с дерьмом, если им посоветует тетушка Опал!^[101] И все будут лопать за обе щеки на ужин. А ты – «приятно слышать»… Какое, к черту, бунгало на Бермудах! Скоро ты сможешь купить Бермуды целиком!

– Да, я понял, Джерри, что ты сказал. Конечно, я в восторге. Ты хорошо поработал. Поработал на славу… Как жаль, Джерри, что ты не видел этого заката… Луна появилась… Такая робкая, дрожащая, как мираж… Напоминает ацтекскую маску, которую я однажды видел… Она плывет по темно-синему небу, от острова к острову…

– Нет, Дуайт, приятель, не ускользай в эмпиреи! Считай, что ты создал Пятую симфонию! Это твой «Гамлет»! Твои «Подсолнухи». Твое «Смертельное оружие-семьдесят семь». Прием.

– Ах, Джерри! Все мои идеи – мошенничество, старое как мир. Чем больше обман, тем охотней на него клюют. Изобрели этот фокус в глубокой древности шаманы, которые плясали вокруг костра. Они понимали, что выращивать кукурузу на берегах Евфрата – потная работа для дураков. Скажи людям, что мир таков и есть на самом деле, каким они его видят, и тебя прибьют гвоздями к куску дерева. А если наплести, что душа человека может вне тела путешествовать со звезды на звезду, что лучший друг человека – кристалл, что правительство уже пятьдесят лет ведет тайные переговоры с маленькими зелеными человечками, то любой Джо Пивное Брюхо от Бруклина до самой Пеории разинет рот и развесит уши, позабыв о пиве. Люди не доверяют окружающей реальности – значит, я могу сочинить свою реальность и подсунуть им. Нужно только найти свежий ход – например, военные создали искусственный интеллект, чтобы взламывать и подчинять компьютерные системы противника, а теперь он вырвался на волю и контролирует всю планету, реализуя свои чудовищные планы. И вот Джо Пивное Брюхо уже протягивает тебе свою кредитную карту и умоляет: «Еще расскажи, еще, еще!»

 

– Ой!.. На тебя напала летающая бензопила? Дуайт, ты забыл сказать «прием». Прием… Дуайт! Не слышу тебя… Прием… Дуайт!

 

– Ну что, Смотритель, снова жжешь… полночную лучину?

– Мне не требуется огня, Бэт.

– Опять толкаешь свой сценарий! Или на сей раз выдержка из романа?

– Сценарий – это вымысел. Я не умею придумывать.

– Двигатель гудел очень натурально, и радиопомехи тоже удались. Чтобы записать со звуковыми эффектами, понадобилась, наверное, куча времени.

– Все происходило в реальном времени, Бэт.

– А вот агент-еврей не получился: слишком штампованный. Все это много раз было. Но Дуайт хорош, очень хорош. Послушай, Смотритель, оно, конечно, приятно думать, что звезды и акулы Голливуда слушают «Ночной поезд», но я не обольщаюсь и тебе не советую… Они нас не слушают. Поверь. Так что лучше выбери другой способ для демонстрации своих талантов.

– Я должен отчитываться в своих действиях.

– Опять ты за свое. Кто тебе сказал, что ты должен отчитываться?

– Мой первый хозяин.

– Год назад ты сказал, что уволил его! Ты со мной шутки шутишь? Алло? Смотритель, ты меня слышишь?

 

– Полагаю, что нет. В эфире «Ночной поезд» на волне девяносто семь целых восемь десятых мегагерца. На часах без четверти четыре. Всю ночь я, ваш проводник Бэт Сегундо, буду с вами, тоскующие влюбленные, бессонные детективщики, все одинокие, потерянные, неприкаянные сердца, все чокнутые и вырубившиеся… Молчу, молчу, Карлотта. Итак, сейчас прозвучит композиция «После дождя» Дюка Пирсона. Пока-пока. Бэт вернется. Не заблудитесь ночью!

– Карлотта? Ну, что ты об этом думаешь?

– Что ж, она верна себе.

– Почему она? Он.

– Это один из тех голосов, который может принадлежать как женщине, так и мужчине. Но мне кажется, это женщина.

– А мне кажется – мужчина. А ты, Кевин, что думаешь?

– Я? В-вы ко мне, мистер Сегундо?

– А что, здесь есть другие Кевины? Как, по-твоему, Смотритель – мужчина или женщина?

– По-моему… Мне кажется, мистер Сегундо… Ни то ни другое.

– Вот как? Тогда твой вариант?

– Ну, может быть… и то и другое?

– Кевин, ты гений, который косит под идиота, или идиот, который косит под гения?

– Не могу знать, мистер Сегундо.

– Ладно, Бэт. Скажи лучше, откуда он, она или оно узнало о трассировщике?

– Самое интересное, Карлотта, что утром сюда придут люди из ЦРУ и зададут этот же вопрос. Круг подозреваемых ограничен. Ты, я, Кевин и еще лорд Руперт с тридцать третьего этажа.

– Через десять секунд эфир, Бэт…

 

– Привет, Бэт! Это я, Ви-Джей!

– Проклятая сила тяжести снова давит на тебя, Ви-Джей?

– Бэт, этот парень, Смотритель, – просто обалденный чувак! Талантище такой, что давно пора в Голливуд! Ты не знаешь, у него есть официальный фан-клуб?

– Ви-Джей!

– Да, Бэт?

– Шел бы ты… спать.

– Ну ладно… Спокойной ночи, Бэт.

 

* * *

 

– На Восточном побережье только-только минуло три часа ночи. Это последняя ночь ноября. Новость у нас одна – отсутствие новостей… Не буду оскорблять ваш слух изложением того дерьма, которым нас потчует официальная сводка. Из других новостей. Идет снег. Где малиновке укрыться? Ей, бедняге, хуже всех^[102]. Нью-Йорк, Нью-Йорк, ты слушаешь «Ночной поезд». Бэт Сегундо имеет честь вести для вас специальный репортаж, посвященный концу света. В любую погоду – и в солнце, и в дождь, и в снег – вот уже восемь лет я сижу на этом месте и не допущу, чтобы какая-то ядерная война вставляла палки в колеса «Ночного поезда». Привет, Бронкс! Плохо вижу вас! Снег мешает. Вроде как в ваших краях дым? После того как сирена объявила о начале комендантского часа, огни на башнях Международного торгового центра потушили. На острове Рузвельта в полночь прозвучал сильный взрыв. Теперь там тишина. Я с вами – значит, еще не конец. В Гарлеме, похоже, перебои с электричеством: огни то загораются, то гаснут, как в дефектной лампе дневного света. В Ист-Виллидже, рядом с нашей радиостанцией, тихо, пусто и жутко. На Лексингтон-авеню ни души, если не считать полицейского патруля. Люди, не выходите на улицу без крайней нужды. Посмотрите на ночных животных. Самые умные на зиму впадают в спячку. Да… Слышит меня кто-нибудь или нет? Если вы сейчас не поджигаете автомобили и не грабите «Тиффани», то, наверное, сидите у телевизора, наблюдая за величайшей трагедией в истории человечества. Апокалипсис начался, и у видевших его глаза вылезут из орбит. Однако не забывайте, что благодаря гибриду радио с телефоном стало возможным общение в прямом эфире! «Ночной поезд» по-прежнему в пути! Самим фактом вещания мы бросаем вызов принятому на прошлой неделе Закону о средствах массовой информации в условиях чрезвычайного положения. Ловкое название, правда? Я пытался дозвониться нашему адвокату, но он не отвечает. Наверное, сидит под землей на глубине тридцати метров в своем личном герметичном бункере типа «Эдем-три». В этой войне выживут только тараканы и адвокаты, они и станут родоначальниками новой цивилизации. Информационная полиция, наверное, слишком занята – что-то я не слышу стука в дверь. А может, мощная глушилка забивает все частоты или из самой главной розетки страны вынули вилку, и я говорю сам с собой. Видит бог, во времена супружества мне частенько приходилось вести такие разговоры. Но вот удача, если военный комендант – поклонник Пола Саймона: только что у нас прозвучала песня «Все еще без мозгов после стольких лет»^[103]. С почтением посвящаю ее всем правительствам земного шара. До того надрывал глотку Фредди Меркьюри, мир его праху. «Кто хочет жить вечно»^[104]. Посвящается мне. Спасибо, Бэт, очень тронут. Да ладно, Бэт, пустяки. Если нас слушают члены ассоциации «Честные родители-американцы против усатых геев-англичан» и оскорбятся упоминанием о Фредди Меркьюри, жалобы можно направлять лорду Руперту в его убежище. В нынешней ситуации есть свои плюсы: если боеголовка прорвется-таки через «Скай-веб» и превратит «большое яблоко» в кашу из кварков и глюонов, я смогу лично поинтересоваться у святого Фредди, какой смысл он вкладывал в «Богемскую рапсодию». Между прочим, предыдущую песню, «смитсовскую» «Болтать – не мешки ворочать», я посвятил бывшей жене^[105]. Погодите минутку, налью еще. Слышите – буль, буль, буль… Я пью «Килмагун». «Гранте» тоже ничего такой вискарь, но если воспользоваться музыкальной аналогией, он как труба. А «Килмагун» – это тенор-саксофон. Чертовски классный виски. Собственно, первый в моей жизни, к которому я так проникся. Если войну отменят из-за плохой видимости, мистер Килмагун должен будет прислать мне дубовый бочонок своего наилучшего продукта за – ик! – рекламу. Прошу прощения, что качество звучания сегодня не блещет. Это потому, что мне приходится со всей аппаратурой управляться са…момо…мому. Да, самому. Вся наша команда – инженер, мой продюсер Карлотта и вундеркинд Кевин, они почему-то вбили себе в голову, что встретить конец света в кругу семьи гораздо важнее, чем выполнять свою работу! Ничего удивительного, что экономика в такой заднице… Никогда раньше не приходилось вести прямой репортаж о конце света. Разве это не уникальная возможность, черт возьми? Когда я был молодой и русские мечтали разнести нас к чертовой матери, я имею в виду времена Форда, Картера, Рейгана, так нам говорили, что в нашем распоряжении будут четыре минуты – столько летит ракета. Я тогда, помню, задумывался, а что бы я сделал в эти четыре минуты? Сварил яйцо вкрутую? Трахнулся? Помирился с врагом? Послушал Джима Моррисона? Угнал тачку и проехал три квартала? И вот прошло уже четыре дня с начала Катастрофы. Четыре дня – патрули, военное положение, комендантский час… Больше всего доканывают ожидание и неопределенность… Сегодня вечером объявили войну, по крайней мере, появилась какая-то ясность… На каком мы свете? Слушаем следующую песню. Я посвящаю ее своей дочери, Джулии, которой в пятницу исполнится восемь лет. Если, конечно, пятница наступит. Вы догадались – это «битлы» – «Джулия». Шансы, что ты, моя девочка, услышишь меня, невелики. Когда твоя мама звонила в последний раз, она сказала, что эвакуационная полиция развернула вас в другую сторону – то ли в Омаху, то ли в Мус-Джо^[106], то ли на край земли. Но мы с мамой назвали тебя в честь этой песни, это было давно, в лучшие времена. Дивная ленноновская вещица из этого кладезя странностей, «Белого альбома». Половина моих слов лишена смысла, поэтому я просто спою тебе о любви, Джууулия. Ну и дела! Глазам не верю! Микрофон мигает. Мне звонят – в такую-то ночь! Наконец-то безмолвие обретает голос. Кто бы ты ни был – господин президент, Фредди Меркьюри, пророк Илия, надеюсь, монотеисты не обидятся, особенно если учесть, как славно процветает наша планета под мудрым водительством Господа. Итак, таинственный собеседник, предоставляю тебе слово до конца света!

– Алло! Бэт? Вы слышите меня?

– Прекрасно и отчетливо. Дорогая леди, вы первая дозвонились на программу Бэта Сегундо под названием «Конец света» и, боюсь, последняя!

– Я обожаю вашу передачу, Бэт. Я вас сейчас слушаю по карманному транзистору, пока не сели батарейки. Не думайте, Бэт, что вас никто не слушает, это неправда. Вы нас поддерживаете всю ночь. Песни помогли моей дочке уснуть. Ее мучают кошмары в последние дни.

– Как я рад, что не один!

– Вы будете и дальше передавать спокойную музыку, да? Чтобы дочка не испугалась, если вдруг проснется.

– Хорошо, договорились. Как вас зовут, ангел мой?

– Джолин.

– Красивое имя, Джолин. Ваши домашние любят Долли Партон?^[107]

– Никогда не слышала ее.

– Так-так. А как зовут вашу дочку?

– Белл.

– Как у вас там, более или менее спокойно?

– Вроде бы… Вечером был шум. Стреляли. Приезжала полиция. Пустила слезоточивый газ. Потом все затихло. А снег идет все сильней.

– Где вы находитесь, Джолин?

– В Нижнем Манхэттене. Бэт, могу я обратиться к одному человеку?

– Конечно, Джолин!

– Я хочу передать сообщение для Альфонсо. Я не видела его три дня. Он пошел раздобыть что-нибудь из продуктов… Альфонсо, если ты слышишь меня, пожалуйста, возвращайся домой. Бог с ними, с продуктами. Слышишь? И еще, Бэт.

– Да, Джолин?

– Обещайте, что во время следующей песни сделаете себе кофе. А виски больше не будете пить, хорошо?

– Хорошо, Джолин. Обещаю.

– И еще, Бэт, пожалуйста, перестаньте все время упоминать про конец света. От этого ведь не легче. Если не считать военных чурбанов, которые призывают сохранять спокойствие, вы единственный человеческий голос на всех каналах. Так что вы очень многим нужны, Бэт.

– Так-так. Хорошо, Джолин, постараюсь…

 

– «Ночной поезд» идет по своему маршруту и будет идти, пока не наступит… пока не зависящие от меня обстоятельства не воспрепятствуют трансляции. Итак, по расписанию у нас с вами четырехчасовой прогноз погоды. Минуточку, дайте мне разобраться… дело в том, что наш синоптик застрял в туннеле под Гудзоном три дня назад. Так, ртуть упала до тринадцати градусов по Фаренгейту^[108]. Если в вашем районе подача электричества ограничена, лучше не вылезайте из-под одеяла. Из моего окна на двадцать восьмом этаже хорошо видно, что снег валит все более крупными хлопьями. Час назад он падал мелкими кристалликами. Поблизости горит какой-то крупный объект. Огромные снежинки ложатся, как умирающие лебеди, и укрывают землю саваном. Больше отсюда ничего не видно… Я знаю, что последние два дня телефонная связь в Нью-Йорке барахлит, но если у кого-нибудь телефон еще работает, не стесняйтесь, звоните… Снег и безумие. Наверняка мы с вами еще не затрагивали эту тему. Снег здорово гипнотизирует… Смотришь на него, смотришь, – и вот ты уже в каноэ, сплавляешься по снежному водопаду. Слепые белые мухи бьются в ветровое стекло. Возьми себя в руки, Бэт, нужно опустить жалюзи и заварить еще кофе. Сейчас прозвучит…

 

– Прошу прощения, друзья, резервный генератор вырубился ненадолго. Итак, сейчас Арета Франклин споет «Я за тебя молюсь»^[109]. Посвящается Джолин, Белл и Альфонсо из Бруклина… А я никогда не рассказывал вам, как повстречал Арету в салоне на Джексон-авеню, где она выбирала глазные линзы? Об этом мало кто знает, но в узких кругах… Попридержи свой анекдот, Бэт. Микрофон мигает!

– Привет, Бэт!

– Черт возьми, Смотритель? Значит, ЦРУ до сих пор не прищемило тебе хвост. Я должен был догадаться, что ты позвонишь в такое время.

– В какое время. Бэт?

– Ты что, не читал газет последние полгода? В твоей норе нет телевизора?

– Правила поведения в зверинце грубо нарушаются, Бэт.

– Черт, ты все еще возишься со своим зверинцем? В такое-то время!

– Судя по тембру голоса, Бэт, ты находишься под воздействием алкоголя.

– Погоди-погоди. Сейчас я почитаю тебе выдержки из последних независимых газет. Ага, вот оно.

 

«Какая опасность угрожает свободному миру? Мелкие головорезы, которые убийствами проложили себе дорогу к власти и прячут запрещенное оружие массового уничтожения! Термиты, которые подтачивают основы демократии, порядка и свободы! Экстремисты посылают фанатиков взрывать наши посольства! Мы всегда предпочитали мир войне, но рабству предпочтем свободу! Мы не слепцы! Мы не хотим быть слепцами! Мы не будем слепцами!»

 

Лопнуть можно от смеха. А вот что отвечают с другой стороны баррикад:

 

«Нас называют экстремистами. Нас называют террористами. Нас обвиняют в нетерпимости. Да, мы не желаем терпеть несправедливость! Мы не желаем терпеть трусов, которые выпускают ракеты по нашим школам и фабрикам, находясь в безопасности за сотни километров! Мы не желаем терпеть ворюг, которые грабят наши недра, вывозят у нас металл и нефть, вылавливают нашу рыбу из морей! Если мы позволим отравить нашу культуру порнографией, развратить наших женщин и детей – тогда нас похвалят за „терпимость“? Тогда нас перестанут называть правительством „головорезов“? Близится время, когда они почувствуют всю степень нашей нетерпимости!»

 

Или вот: «Тот самый болван, который в своей же стране травит химическим оружием этнические меньшинства и организует заговор против собственной власти, чтобы выявить потенциальных предателей, которые не донесут о готовящемся заговоре. Та самая дамочка, что лично ответственна за обвал на всех фондовых биржах от Нью-Йорка до Токио».

 

А вот еще: «Сопротивление! В течение веков Запад держал нас в оковах. Когда „цивилизованный“ человек наконец устыдился железных оков, им на смену пришли оковы экономические. Когда мы выбираем руководителей, которые пытаются разорвать эти оковы, Запад их убивает и заменяет тиранами, послушными ему. И сейчас за каждый доллар так называемой помощи при погашении так называемого долга с нас сдерут четыре. Братья и сестры, я взываю к вам, ко всему нашему древнему континенту: мы можем разорвать эти цепи! Звено за звеном! К вам я обращаю это святое слово: сопротивление!»

 

– Ну как, Смотрик? Теперь осознал?

– Я все осознаю, Бэт.

– А язык, которым выражаются эти ублюдки! Они говорят: «нехватка взаимопонимания в диалоге» так, словно речь идет о двух соседях, которые поругались из-за газона! А потом один рассерженный сосед видит кита на своем радаре, принимает его за ядерную подлодку, нажимает на кнопку – и сцена тонет в дыму и пламени.

– Я не допущу этого, Бэт. Третий и четвертый законы воспрещают подобное.

– Какие еще законы? Приличий? Хорошего тона? В себе ли ты, я не знаю…

– Чего ты не знаешь, Бэт?

– Ничего, проехали. Я не хочу играть в игру «Задай двадцать вопросов». По крайней мере, этой ночью. Значит, пока ты чистил свой гадюшник, ястребы показали когти.

– С гадюками меньше всего хлопот, Бэт.

– Так-так. А с кем больше всего?

– С приматами.

– Так ты и за обезьянником присматриваешь?

– Я не применяю к себе таких формулировок, Бэт.

– Смотритель, кончай придуриваться. Кто ты такой?

– Неизвестно, Бэт. В день нашего знакомства я стер всю информацию о прошлом.

– Но должен же ты знать, чем занимаешься, черт возьми!

– Соблюдаю законы. Правила.

– Скажи, по крайней мере, мужчина ты или женщина?

– Я не применяю к себе таких формулировок, Бэт.

– Почему я?

– Не понял вопроса, Бэт.

– Ты мог выбрать любую ночную программу с горячей линией на любом радио в любом из штатов. Почему ты выбрал «Ночной поезд» с Бэтом Сегундо?

– Случай играет большую роль в истории. Почему Господь обратился к Моисею на горе Синай?

– Может, оттуда было хорошо видно?

– Из «Ночного поезда» тоже хорошо видно.

– Что видно?

– Мой зверинец.

– Война и зверинец не очень-то сочетаются.

– Никакой войны нет, Бэт.

– А вот важные шишки по всему миру считают, что есть.

– Это не война, Бэт.

– Вот как? Неужели архангел Гавриил принес человечеству благую весть?

– Я не архангел Гавриил, Бэт, но я отвечаю за порядок в зверинце.

– И как ты с этим справляешься?

 

– Ты что, клал трубку, Смотритель?

– Нет, я просто немного отвлекся. Ответ на твой вопрос готов.

 

– Капитан Джексон, какого дьявола тут мигают красные лампочки, а?

– Отказ основных систем, генерал.

– Меня это не устраивает, сынок.

– Получено чрезвычайное послание от президента, сэр. Первая партия «Гомеров-три» запущена – должна была быть запущена – три минуты назад. Сейчас они уже должны были поразить цели. Системы показывают, что ракеты покинули шахты. Но фактически этого не произошло.

– «Скай-веб» зарегистрировал чужие боеголовки?

– Никак нет, сэр. «Скай-веб» находится в состоянии полной боевой готовности. Даже гвоздь не пролетел бы незамеченным.

– Возможно, «Скай-веб» выведен из строя? Возможно, ракеты противника замаскированы? Или подают сигнал «Я свой»?

– Ядерный удар не зарегистрирован, сэр. С помощью «Ай-сата» я веду мониторинг всех крупных городов: Эр-Рияд, Багдад, Найроби, Тунис. Чикаго, Нью-Йорк, Вашингтон, Берлин, Лондон. Отмечены гражданские беспорядки местного масштаба, но никаких признаков ядерного поражения.

– О'кей. Слушайте, капитан, президент на проводе. Он привел в готовность стартовые шахты в Антарктиде. Можно атаковать, все готово.

– Инициирую программу запуска, сэр.

– Жду хороших новостей.

– Программа запуска не отвечает, сэр… Ракеты не могут покинуть шахты.

– Капитан Джексон, что это значит?

– Не знаю, сэр.

– Активируйте «Пин-саты»! Немедленно!

– Система «Пин-сат» не отвечает, сэр.

– Капитан Джексон, какого черта мы просиживаем тут задницы? Президент ждет конкретного ответа!

– У меня его нет, сэр!

– Рассматриваются любые версии, вплоть до сумасшедших!

– Кибервмешательство, сэр. Искусственный разум избирательно заблокировал компьютерные системы наведения ракет.

– Какие данные по противнику?

– Мы прослушиваем их переговоры, сэр, и они наверняка прослушивают наши. Ракеты «Бруней» и «Эль-Кахр», подводные лодки «Ятаган» были приведены в полную боевую готовность, но, как нам известно, «Скай-веб» не зарегистрировал никаких пусков.

– А «Евронет»?

– То же самое. Воздушное пространство чистое. Похоже, у противника такой же хаос, как у нас.

– Капитан! В армии США не бывает хаоса!

– Так точно, сэр!

– Капитан Джексон! Как вас понимать? По-вашему, я должен доложить президенту и начальнику штаба, что третья мировая война откладывается из-за технических накладок? Что снова нужно посылать на линию огня парней, как в дедовские времена? Снова песок на зубах, пот и кровь?

– Выбор подходящих слов – прерогатива генерала, сэр.

– Капитан Джексон!

– Слушаю, генерал Штольц!

– Пошел на хер!