Читатель и писатель

Хочу начать с журнала «Агидель». Как известно, за последнее пятилетие мы под «мудрым руководством» Амира Салимгареевича Гареева потеряли безвозвратно около десяти тысяч подписчиков, такая тенденция продолжается. По предварительным данным подписки на 87-ой год, к сожалению, тираж журнала может еще сократиться на 2-3 тысячи экземпляров. В чем дело?

На этот вопрос нелицеприятно отвечают нам сами подписчики — не хотят они читать нашу прозу. Потому что, говорят они, она очень однообразна, примитивна, неинтересна. Герои многих романов и повестей не соответствуют современному духовному состоянию народа, а иногда искажается историческая правда. Да, бывает, публикуются и хорошие произведения, но они не спасают положение. Читатель теперь не простой — умный, образованный и мерит он все с всесоюзными да мировыми эталонами. При этом наши даже хваленные вещи оказываются в большом проигрыше. Потому что, как я думаю, мы все еще барахтаемся в болоте тридцатых годов, зачастую мешают нам застой ума, инертность, дефицит самостоятельности, дерзости в осмысливании сложных жизненных фактов и уроков истории. Если кто-то из местных корифеев что-нибудь да изрек — то считается, что этим истина исчерпана и дальше думать не стоит. Напротив, при нынешнем руководстве писательского союза и редакции «Агидель» выгоднее литератору мыслями голову не ломать, а придерживаться готовенькой отштампованной «истины», несмотря на то, что, мягко говоря, истина эта несколько прихрамывает. Как в известном королевстве: если король хромает, то и остальные должны хромать (при том на ту же ногу!), порождая в литературе умственный примитив. Вот почему теперь многие башкиры башкирскую прозу не читают. Предпочитают русскую. А проза, как известно, это основа литературы. Значит, чтобы вернуть читательское доверие, нужно всем нам, писателям, срочно измениться, то есть перестроится. Партия, страна этого требуют. Хватит нам хромать.

Вот тут и начинается трагедия, писательское бессилие. Если ты вопреки ко всему не поддаешься обязательному «обычаю» королевской хромоты, и мыслишь оригинально, а при том в никаких начальниках не числишся — горе тебе: перед тобой наглухо запирается дверь единственной нашей редакции журнала «Агидель». Главредактор Гареев сам запирает. Его принцип руководства как у старинных башкирских феодалов: если ты түрә — уважаю, если ты не түрә — не уважаю, уходи! Ему подавай лишь «людей при должностях» да «кровно» ему близких, то есть «своих». Вот и получается, в журнале из года в год подвизаются одни и те же авторы, их публикации наводняют книжный рынок, порождая, мягко говоря, нудное однообразие и отшибая качество. Потому что указанным счастливчикам незачем думать о качестве — Гареев свой, все ровно напечатает.

Чтобы не быть голословным, возьмем журнальную прозу за текущий 1986 год. Январь: весь номер завален путевыми записками Р. Султангареева (зам. главного редактора журнала) и Р. Бикбаева (член редколлегии). Апрель, май, июнь: роман А. Хакимова (член редколлегии «Литгазеты»). Июль, август: эссе Г. Хусаинова (член редколлегии). Сентябрь: повесть А. Гареева (главный редактор). Октябрь, ноябрь, декабрь: роман Б. Рафикова (член редколлегии и оргсекретарь союза писателей). Как видно, целых десять книжек журнала из двенадцати «оккупированы» дружным кругом «людей при должностях»...

Не собираюсь я огульно отрицать все эти публикации — среди них есть и хорошие вещи, но бледненьких, сереньких, примитивных больше. Я также не говорю, что «человек при должности» не должен печататься, нет. Он тоже имеет право, но не в ущерб большинству и родной литературе. Очень некрасиво, когда автор проталкивается благодаря не таланту, и даже не пресловутым локтям и кулакам, а креслу. Здесь тоже должна соблюдаться строгая очередность как при распределении жилья, ибо у нас только один дом — тоненькая «Агидель». Поэтому его площадь надо использовать разумно. Здесь никакой групповщины допускать мы не можем, не имеем права, если бы даже состояла она из самых избранных людей.

Как известно, деятельность правления и редакции должна строго контролироваться со стороны партбюро. Делается ли это? Думаю, делается и даже горячо одобряется. Потому что ведь и заместителем председателя правления, и главным редактором журнала, и секретарем партбюро является одновременно одно и то же «многогранное» лицо — бесподобный Амир Гареев. Вот и получается: работу Амира строго контролирует Амир и горячо одобряет Амир. Воистину амир (то есть генерал) во всех отношениях! Остается лишь уповать на другого досточтимого члена партбюро и председателя правления товарища Мирзагитова. Но строго спрашивать от него не в наших возможностях: ибо он за последние годы, как говорится, оторвался от земли и витает высоко в небесах предаваясь глубокомысленным рассуждениям о сути интеллигентности, хотя таким интеллигентным делом сподручнее было бы заниматься не кому нибудь из нас грешних, а академику Лихачеву. Нам же было бы лучще вникнуть в повседневные заботы собственного не блестящего литературного цеха. Но нашему лидеру, видать, некогда: то по Союзу перелетает в турне, то за границей, то в санаториях, то в больницах или где нибудь в почетных гостях находится. Поэтому работа с писателями почти целиком и полностью с его широких плеч переложена на узенькие плечики оргсекретаря Рафикова, который, будучи тоже очень занятым великими собственными интересами, ко всем остальным совсем интерес потерял. Как сказал о нем один товарищ, «канцеляристом быть он может, но канцлером — никогда». Для этого ему просто человечности нехватает. Раз так, как же он может быть организатором, проводником курса председателя? Да и сам курс-то взят ли правильно? В этом меня терзают сомнения, ибо, к глубокому прискорбию, я сам стал свидетелем, как наш председатель в принципиальном вопросе литературной политики придерживался устаревшей установки 30-х годов, которая была в свое время декларирована устами Даута Юлтыя: «Сегодны героями поэмы должны стать азот, мазут, гигантские заводы!». Правда, Мирзагитов обмолвился только о нефти. Происходило это в обкоме партии, когда решалась судьба моего многострадального романа «Ядкәр». «Наша республика это республика нефти,провозгласил он, — поэтому на первом месте должен стоять роман о нефти!». На что я возразил: «Нет, наша республика прежде всего это республика людей, на первом месте должен стоять человек с его героическим трудом и богатым духовным миром. Мой роман и является таковым».

Подобная оторванность от насущных литературных забот дала знать о себе в речи нашего руководителя на VIII съезде писателей СССР, когда сильно сокрушался он об отсутствии интеллигентноси в писательских рядах. «Мы всегда гордились тем, — сказал оратор, — как русские классики с большой любовью изображали представителей разных народов. Эта хорошая традиция сегодня не продолжается на том уровне, которой мы хотели бы. Нас беспокоит, как часто образы некоторых нерусских людей изображаются карикатурно, даже глупыми».

Не русские или другие писатели, а мы сами виноваты, товарищ Мирзагитов! Ведь современные иногородние и иноязычные писатели-то в большинсве случаях общаются лично с Вами, или же представителями выпестованной лично Вами же так называемой «обоймы». И очень часто информацию о нашем народе черпают они через них или через их книжек. А в тех устах и книгах очень часто мы сами же изображаем наш родной народ убогим, диким, невежественным, примитивным. Ничего не стоит ведь нам печатно разглагольствовать, что «у башкир раньше ничего не было — ни истории, ни культуры, ни письменного языка, ни литературы, ни городов и сел», что «они по степям как перекти-поле носились». Кто же будет уважать такой народ? Где уж тут думать об интеллигентноси!

Вот и вспоминаются некрасовские слова: «Ты и убогая, ты и могучая — матушка Русь!». Вот что верно то верно! Так ведь о всех народах можно говорить — больших и малых, в том числе и дореволюционном башкирском народе. Но мы, по причине нашей умственной косности и трусости, приспособились твердить лишь первую часть некрасовской строки — «убогая». А чтобы досказать «и могучая» и с тем самым преодолеть нашу инттеллектуальную инертность, никак не поворачивается язык, хотя исторические факты того позволяют, даже вопиют об этом. Как будто мы до сих пор еще боимся, как бы нам вдруг не приклеили ярлык национализма. Но теперь уже нет и не может быть национализма в таком понимании, каким он понимался до революции и в 30-х годах, а есть национальное самосознание советских народов, которое является неотъемлимой частью интернационализма и советского патриотизма.

Однако, к сожалению, по не известным мне причинам у нас все еще беспрепятственно публикуется негативный взгляд на башкирский народ, его историю. Позитивному взгляду, если он еще и оригинален, очень часто пути-дороги закрыты. Так случился и с моим романом, где я в силу моих возможностей пытался с позитивных позиций изобразить совместную богатую духовную жизнь башкирского и братского русского народов, доказывал не только их многовековую дружбу и духовное родство, но также их родственность даже по крови, древнему языку. Парадоксально? На то и оно роман-эссе, чтобы парадоксальные явления рассматривать. Смею заверить, в этом произведении сочетаются новая форма с новым содержанием. При этом я относительно своего народа не только светлые краски, но и темные применил. Но плевателдьством на свой родной народ не занимался и был строго наказан: роман-эссе, который, после 12-летних мытарств, наконец, благодаря прямому вмешательству обкома партии был принят для публикации начиная с январьского номера 1987 года журнала «Агидель», опять приостановлен перед самой отправкой в набор. И не только это. Меня еще заставили «по собственному желанию» уволиться с работы. Но я не претендую обратно на это место — констатирую только факт.

Товарищи, должны Вы понимать, сколько трудов, крови и нервов затратил я созадавая свое крупное произведение. Сколько новых замыслов моих остались не осуществленными в связи с долгой задержкой опубликования его. С тем самым нанесен непоправимый урон не только автору, но и читателям, всей нашей литературе. Ибо с задержкой произведения писателя задерживается и сама литература. Своей новизной, может быть, и спорное оно, это произведение, может быть и некоторые недостатки есть, но не контрреволюционное же оно! Не надо держать его под домашним арестом, а опубликовать. Пусть читатель сам рассудит, кто прав, а кто не прав.

Вот скоро стукнет уже тринадцатый год с того памятного мне дня, когда в 1974 году мой роман был обсужден на заседании бюро секции прозы и получил положительную оценку. Об этом сообщали республиканские газеты. Но руководство правления во главе с Мирзагитовым в течении этих тринадцати лет, вместо того, чтобы помочь, делал и делает все для того, чтобы многострадальный труд писателя окончательно был зарезан.

А говорим об интеллигентности...

Йыһат Солтанов. 2.12.1986.

 

Күренеүенсә, ҡулға-ҡул тотоношоп йәшәгән, бер табаҡтан ашаған, бер шешәнән эскән һәм күҙ йомоп бер-береһен яҡлашҡан юғары вазифалы әҙәби чиновниктарыбыҙ өйөрөнә күрәләтә киҙәндем... Һәм беләм: ошо көндән үк миңә ҡаршы асыуҙары һәм үстәре уғата ҡабарынып, улар яңы һөжүмгә күсергә тейеш. Әммә мин дә йоҡлап ятыусыларҙан түгел. Шуны күҙ уңында тотоп, иртәгәһенә үк (тыуған көнөмдә!) контрудар әҙерләнем.