Все это бесполезно. С непонятной обреченностью я понял это, когда решился снова заговорить с Кириллом, а он прошел мимо, будто ничего и не услышал. Во рту сразу стало горько. Я, наверное, сделал, что смог. Больше двух недель тут сижу. Результата никакого. Я снова стал кашлять, снова что-то болело в груди. А сегодня как назло была плохая погода. Хлопьями шел снег, носился ветер. Я быстро замерз. Тяжело вздохнув, я встал, когда дверь подъезда с грохотом открылась, и появился Кирилл. В одних джинсах, футболке, в тапочках на босу ногу. Он решительно шел ко мне, а я от испуга пятился назад, пока не споткнулся и не упал. Без слов Кирилл сграбастал меня за шиворот и потащил в дом. Он швырнул меня в лифт, ударил по панели с кнопками, и мы поехали вверх. Я забился в угол и видел, как его грудь тяжело вздымается, как сжаты его кулаки. Не церемонясь, он снова схватил меня за шкирку, выволок и втолкнул в квартиру, я не удержался и упал. Он брезгливо посмотрел на меня, покачал головой и скрылся в какой-то комнате. Я осторожно последовал за ним. Кирилл был на кухне и пил водку из горлышка. Повеяло опасностью. Зря я все это затеял…
— Ну, сучонок, добился? Разозлил меня? – он подходит ко мне и с размаха бьет в живот.
Я скручиваюсь, пытаюсь отдышаться. Он дергает меня за волосы вверх:
— Тебе что нужно?
— Поговорить, — хриплю я и чувствую новый удар по ребрам.
— Ах, поговорить? И все, больше ничего?
С ужасом понимаю, что Кирилл расстегивает мою куртку, стягивает свитер. Удивляется, что под ним еще один. Еще больше удивляется, когда видит третий.
— Матрешка, бля.
— Киря, — хватаю его за руку, пытаясь остановить. Мое сердце бешено колотится. Я не хочу быть изнасилованным снова. Тем более после всего…
Он смотрит на меня, злорадно улыбается и стаскивает мои джинсы с нижним бельем.
— Не нужно… — шепчу я.
— Нужно, — заверяет Кирилл, вдруг берет со стены над плитой длинную деревянную лопатку для готовки. – Ложись. Задницей к верху.
Он подбородком указывает на кухонный стол. Внутри меня все холодеет. Что он собрался делать? Не меня же ей… Я не выдержу…
— Не заставляй меня повторять, — сквозь зубы шипит он.
Послушно ложусь на стол. Столешница ледяная, груди и животу холодно. Жутко неудобно. И не стою, и не лежу нормально. Кирилл подходит ко мне. Мои руки сжимают деревянное полотно так, что костяшки белеют. Слышу свист рассекаемого воздуха, и мою спину обжигает боль. Дергаюсь, вскрикиваю. Так вот зачем ему лопатка. Спасибо, не кухонный тесак… Он бьет меня долго, я лишь сжимаю зубы перед каждым ударом, стараясь не кричать. Пару секунд между ударами я могу вздохнуть, перетерпеть, собраться. Это больно и очень страшно, что у Кирилла опять снесло крышу. На мне уже живого места нет, а он все не прекращает.
Словно услышав мои мысли, он отшвыривает лопатку. Я вздыхаю, но рано. Он переворачивает меня на спину, и я ору. Перед глазами все вспыхивает. Он становится между моих раздвинутых ног, прижимается ко мне. Одна его ладонь опускается мне на грудь и прижимает сильней к столу, стараясь причинить как можно больше боли, другая опускается на рот, закрывая его. Его язык слизывает выступившие слезы, а губы шепчут:
— Доволен? Ты этого хотел? Тебе больно?
Еле дышу, хочется скулить, хочется убежать, потому что я знаю, что дальше будет только хуже. Я уже видел этот жадный взгляд, эту пульсирующую венку на шее. Он трется об меня. Пряжка его ремня царапает живот. Он прижимается сильней, буквально вдавливая меня в стол. Рука, закрывающая мне рот, перемещается вниз, расстегивает ширинку. Я вздрагиваю. У меня давно никого не было. Он снова меня порвет. Дрожащими руками я притягиваю его за шею. Он удивлен, но наклоняется. Чувствую запах водки, его пота. Целую его, мое сердце заходится, сходит с ума. Шепчу, разрывая поцелуй на мгновение:
— Пожалуйста, не делай мне очень больно.
Кирилл внимательно смотрит на меня, затем кивает. Тянется за оливковым маслом, стоящим почему-то на подоконнике, выливает его себе на руку и смазывает свой член. Затем снова возвращается к моим губам, не давая вздохнуть, доводя до головокружения. Чувствую, как в меня легко проникает один его скользкий палец. Задыхаюсь от охвативших меня чувств. Кирилл решил меня подготовить? Такого еще никогда не было… К одному добавляется второй и начинает меня растягивать. Уже отвык от этого давления, мне неприятно, но я терплю. Не хочу его злить. Не хочу, чтобы он останавливался. Спина горит огнем, но эти ощущения отошли на второй план. Я сосредоточен на его пальцах, которых вроде уже три. Кусаю губы, когда он медленно входит в меня. Чувствую его тяжелое дыхание, его большой член, сдавленный моими мышцами. Он придавливает меня к столу и начинает двигаться. Безумно больно. Я не выдерживаю, всхлипываю. С трудом он протискивает руку между нашими телами и дотрагивается до моего члена. На пальцах осталось масло, скользит легко, быстро. Возбуждаюсь мгновенно; он оттягивает кожу, обнажает головку, крепко зажимает ее и в такт движениям внутри меня двигает рукой. Я выгибаюсь, чтобы быть ближе к нему, закусываю кожу на его шее и едва не теряю сознание от последующего через пару секунд оргазма.
Кирилл, шатаясь, отходит от меня, приводит одежду в порядок. Если это возможно. Потому что я безнадежно испачкал ему футболку спермой. Я сажусь со второй попытки, внизу все печет, спина стянута коркой. Осторожно спрыгиваю со стола, беру одежду, натягиваю джинсы, краем глаза вижу, что Кирилл берет бутылку водки и делает пару глотков. Легкая радость после секса исчезла. Он всегда будет собой. Пусть сейчас он не порвал меня, даже был нежным и позволил кончить, вот только это ничего не значит. Он снова стал тем зверем, которого я знал, которому нравились мои страдания.
В замешательстве, я останавливаюсь. Что мне сейчас делать? Уйти? Остаться? Позволят ли мне остаться? Вот он уже смотрит недобрым взглядом, ничего хорошего ждать не приходится. Я надеваю свитер, забыв про спину, которая тут же мне напоминает о себе, тихо матерюсь в ответ.
— Что тебе нужно? – спрашивает он, глядя в окно. – Трахаться не с кем?
— Я уже сказал, я хочу поговорить.
Не решаюсь подходить к нему. Стою, замерев в одной позе.
— О чем нам разговаривать?
— О нас…
Очень резко он разворачивается ко мне и хватает за плечи, я морщусь от боли, но смотрю ему прямо в глаза:
— Нет никаких «нас». Запомни это. Есть я, а есть такой урод, как ты. Я могу трахать тебя периодически, когда другие мне наскучат, и все. Понял?
Если бы он кричал, сказав это, брызгал слюной, побагровел от ярости, я бы мог убедить себя в его лжи, не поверил бы ему. Но не так, с полной уверенностью, без сожаления, без единого шанса. Глаза защипало, а внутри стало пусто-пусто.
— П-прости, — выдавливаю я.
Он убирает руки и указывает на дверь. Мне не нужно повторять. Хватаю куртку и убегаю из этого дома, забыв о еще двух свитерах и шапке. Неважно, все это неважно.
