Каддафи убили из-за воды, а не нефти 1 страница

 

Глава первая.

Пролог

 

Воздух был наполнен кружащейся серой пылью, поднятой вверх в ураганными ветрами, что вопили вокруг твердого, черного гранита башни.

 

Мрачное здание без окон тянулось к бушующим небесам, вместо них сотни сверкающих огней своими желтыми лучами бесплодно пытались разогнать пыльную бурю.

 

Целых три сотни метров башни уходили в ввысь третьей луны Гховула, практически идеальный цилиндр из нерушимой и суровой скалы, высеченной на неплодородном плоскогорье, где стоял гулаг.

 

На вершине вспыхнули узкие красные лучи лазера, пронзая тьму облачной ночи.

 

Секунду спустя на них ответил треугольник белых вспышек, на посадочную площадку садился шаттл.

 

В свете посадочных огней по площадке бегали туда-сюда техники, защищенные от свирепого климата громоздкими рабочими костюмами из тонкой металлической сетки, руки прятались в огромных перчатках, а на ногах были ботинки с толстой подошвой.

 

С затихающим воем двигателей три опоры шаттла с громким лязгом коснулись металлического настила посадочной площадки.

 

Секунду спустя сбоку открылся люк, и на шипящей гидравлике к нему дергаясь протянулась погрузочная рампа.

 

Высокая фигуры пригнулась проходя через низкий вход и вышла на мостик.

 

Она постояла там секунду, тяжелая шинель хлопала от ветра, а руки в перчатках прижимали к голове офицерскую фуражку.

 

Несмотря на ужасающие погодные условия, офицер держал спину прямо, словно столб. Вновь прибывший целенаправленной походкой прошагал по погрузочному мостику, постоянно глядя только перед собой.

 

Облаченные в черное охранники отдали честь мужчине и без слов предложили ему пройти к открытому железному лифту внутри здания на посадочной площадке.

 

Со скрипом ржавых петель надзиратель закрыл двери и дернул рычаг. Сопровождаемый звоном цепей и хрустом шестеренок, лифт поехал вниз.

 

- На каком уровне заключенный? - спросил офицер, заговорив впервые с тех пор как прибыл.

 

Его голос был тихим и глубоким, властный тон выдавал человека, который привык, что ему подчиняются без вопросов.

 

- Шестнадцатый уровень, сэр, - ответил охранник, не встречаясь с пронзительный взглядом голубых глаз офицера.

 

- Один из изолированных этажей, - поспешно добавил он.

 

Гость не ответил, а просто кивнул.

 

Лифг прогрохотал пару минут, медленно проходя этаж за этажом, подсвеченный индикатор отмечал их спуск.

 

Когда они достигли семнадцатого, охранник дернул рычаг, и секунду спустя в шахте эхом отозвался скрип плохо смазанных тормозов.

 

Лифт задрожал и через несколько секунд остановился.

 

Офицер взглянул на указатель этажей, который теперь светился цифрами "16".

 

- Техножрецы обещали взглянуть на лифт, сэр, но сейчас они слишком заняты, - извиняющимся тоном ответил надзиратель на вопросительный взгляд офицера.

 

Охранник был старым и измученным, с тонкими прокуренными белыми волосами. Униформа на нем сидела явственно плохо.

 

Застенчиво прокашлявшись, охранник со скрипом открыл двери и отошел с дороги.

 

Уровень, куда вышел высокий мужчина, был круглым, как и сама башня, в стенах равномерно располагались тяжелые бронированные двери.

 

Все было покрыто старой известкой, бледно-серую поверхность местами пачкали ржаво-коричневые подтеки.

 

- Сюда, сэр, - произнес охранник, проходя вправо от двери лифта, осознав, что офицер ожидает указания.

 

Еще один охранник, моложе и крепче того, что ждал на посадочной площадке, стоял у одной из дверей, на нем была та же самая простая черная униформа, с пояса свисала тяжелая дубинка.

 

Первый охранник провел офицера к двери и отщелкнул маленькое смотровое окошко.

 

Из маленькой решетки пахнуло застарелым потом, но выражение лица офицера осталось безразличным, он всмотрелся в узкое окошко.

 

Камера внутри была точно такая же пустая, как коридор снаружи, и выкрашена в такой же серый цвет.

 

Всего лишь несколько квадратных метров комнаты освещались единственной светосферой в потолке за проволочной решеткой.

 

Тусклый желтый свет придавал болезненный вид постояльцу камеры.

 

Он висел на цепях у дальней стены, запястья были скованны тяжелыми цепями, уходящими к разным углам потолка.

 

Его ноги тем же образом были прикованы к полу.

 

Его голова была опущена к груди, а черты лица скрыты длинной, испачканной гривой неухоженных волос.

 

Кроме тряпья на бедрах, на нем ничего не было, тусклый свет падал на его подтянутые, жилистые мускулы.

 

Его грудь была крест накрест очерчена шрамами, некоторые были новыми, некоторым было уже несколько лет.

 

Руки так же были изуродованы, особенно заметным был разрез на бицепсе правой руки, закрывающий то, что осталось от татуировки.

 

На левом бедре с обоих сторон виднелись шрамы от отверстий, оставленные явно сквозным ранением.

 

- Почему его перевели сюда? - тихо спросил офицер, от его голоса заключенный слегка шевельнулся.

 

- За первый месяц пока он находился здесь, он убил семерых надзирателей и пятерых заключенных и почти что сбежал, сэр, - объяснил пожилой охранник, нервно глядя через окошко и обмениваясь взглядом с другим охранником.

 

- Комендант последние пять месяцев держит его в изоляторе ради безопасности других арестантов и охраны, сэр.

Офицер кивнул в ответ, и на какое-то неуловимое мгновение надзирателю показалось, что он заметил удовлетворенную улыбку на губах офицера.

 

- Каково его умственное состояние? - спросил мужчина, переводя взгляд с надзирателя обратно в клетку.

 

- Медики осматривали его дважды и объявили психопатом, сэр, - через мгновение ответил охранник, -

 

кажется, он всех ненавидит.

 

Он отказывается есть что-либо кроме протеиновой каши.

 

Он разрешает приблизиться к себе, только когда мы отводим его в тренировочный зал.

 

Хотя мы не позволяем ему там заниматься с другими заключенными. Так же никому не позволено в его присутствии иметь при себе что-либо, что можно превратить в оружие.

 

Мы поняли это, когда он пытался бежать...

Офицер обернулся и вопросительно поднял бровь.

 

- Никому в голову не приходило пересчитывать ложки в столовой, - побледнев объяснил надзиратель.

 

Мужчина снова вернул свое внимание к камере.

 

- Превосходно, - прошептал он сам себе.

 

- Откройте дверь, - приказал он младшему из двух охранников, после чего отошел в сторону.

 

Угрюмый, темноволосый надзиратель сделал как ему приказали, дверь со скрипом открылась, и впервые заключенный поднял голову.

 

Как и все остальное тело, его лицо представляло собой путаницу шрамов.

 

Длинная борода опускалась к груди.

 

В ответ арестант бросил на надзирателя злобный взгляд, его темные глаза светились дикой ненавистью.

 

Второй охранник встал с другой стороны от заключенного, расстегнул привязь тяжелой дубинки и стал держать ее наготове под правой рукой.

 

- А теперь наручники, - приказал офицер.

 

- Не думаю, что это хорошая мысль, сэр, - ответил потрясенный престарелый охранник.

 

Глаза заключенного не двигались, они продолжали прожигать надзирателя.

 

- С-с-сэр? - с испуганным взглядом спросил молодой офицер, -

 

вы слышали, что мы рассказали вам об этом животном?

- Он не животное, - отрезал офицер, -

 

наручники.

 

Надзирателя со светлой шевелюрой явно потряхивало, но он прошаркал вперед и начал теребить связку с ключами.

 

Второй охранник последовал за ним, снимая дубинку с пояса.

 

Присев, охранник нерешительно отомкнул сначала левую ногу и нервно вздрогнул, ожидая удара.

 

Чуть более уверенно он отстегнул правую.

 

Он взглянул в лицо заключенному, но взгляд арестанта был прикован к лицу другого офицера безопасности.

 

Он быстро снял кандалы с запястий и спешно отошел на пару шагов, готовый к удару.

 

Растирая руки, чтобы вернуть циркуляцию крови, арестант шагнул вперед.

 

Затем, ни говоря ни слова, заключенный резко шагнул влево от себя, правая рука выстрелила и выбила дубинку из хватки молодого надзирателя, который завизжал и схватился за сломанное запястье.

 

Второй охранник шагнул вперед, но заключенный был быстрее, он развернулся на одной пятке и впечатал с разворота ногой ему в живот, того с глухим ударом и хриплым криком боли отбросило в стену.

 

Охранник со сломанной рукой уже пришел в себя, но арестант снова обратил свое внимание на него, твердыми пальцами он ударил его в глотку и, обхватив шею охранника рукой, сжал голову в замок.

 

Раздался громкий хруст, когда шея охранника сломалась, арестант удовлетворенно зарычал и позволил телу грудой свалиться на пол.

 

Затем он шагнул к выжившему надзирателю и уже был готов повторить, когда в комнату вошел офицер.

 

- Думаю, хватит, - тихо произнес гость, и заключенный обернулся, хищная ухмылка от жестокого развлечения появилась на его покрытом шрамами лице.

 

- Я до усрачки рад вас видеть, Полковник, - хрипло смеясь произнес арестант, -

 

я снова вам нужен?

- Да, ты снова нужен, Кейдж, - ответил Полковник.

 

Глава вторая.

Винкуларум.

 

+++ Фигуры собираются, план пришел в движение +++

+++ Время подготовиться к открытым ходам +++

 

Со смесью облегчения и страха я взглянул на Полковника.

 

С одной стороны, тот факт, что он оказался здесь, означал завершение шести месяцев страданий и скуки.

 

С другой, его присутствие означало, что я очень скоро могу погибнуть.

 

Я полгода надеялся, и в то же время боялся, что это мгновение наступит, меня разрывало между ожиданием и предвкушением.

 

Хотя все равно я был рад его видеть, потому что скорее готов рискнуть с Полковником, чем до конца своей жизни гнить в этой проклятой камере.

 

Он просто стоит тут и выглядит точно таким же, каким я видел его в последний раз, словно он только что вернулся после секундного отсутствия, а не бросил меня на двести дней в камеру, пялиться на четыре голые стены.

 

- Отмойте его и приведите в зал для аудиенций, - коротко бросает Шеффер охране, затем еще раз смотрит на меня, разворачивается и широкими шагами входит за дверь.

 

- Ты слышал офицера, - возвращает меня к жизни надзиратель, поскольку я стою на месте и пялюсь в удаляющуюся спину Полковника.

 

Охранник нервно смотрит на труп в углу камеры и отходит от меня на пару шагов, его глаза излучают настороженность, а руку он держит около пистолета на ремне.

 

Я следую за ним к лифту и в молчании жду там пару минут, пока подъемник увозит Полковника обратно к крыше башни.

 

Мой разум бурлит.

 

Что Полковник припас для меня? Что за миссия в этот раз? Командующий 13-ым Штрафным Легионом, известным скорее как "Последний Шанс", Полковник Шеффер в последний раз провел меня и примерно четыре тысячи штрафников через кровавые, самоубийственные миссии на десятке миров, и в конце концов от нас осталось только несколько выживших.

 

Это снова повторится? Я снова проведу следующие два года на кораблях, швыряемый от одной зоны боевых действий к другой, раздумывая каждый раз, будет ли это сражение для меня последним? Честно говоря, мне на это наплевать.

 

Если время проведенное в этой зловонной камере меня чему и научило, так это тому, что жизнь на поле боя, драка за свою жизнь, гораздо более приятная, чем просиживание на своей заднице девять десятых дня.

 

Хотя я знал, что он вернется за мной.

 

Когда он улетал, он ничего не сказал, но я помню его слова, что он произнес три года тому назад, когда мы впервые встретились.

 

"Как раз ублюдок по мне" - вот как он отозвался.

 

После этого он меня нокаутировал, должен добавить, но в те дни я не держал на него зла.

 

Он сделал кое-что хуже со мной и с другими.

 

С дрожащим лязгом подъемник останавливается, и надзиратель сопровождает меня внутрь.

 

Мы грохочем пару этажей к уровню охраны, где расположены душевые.

 

Я никогда раньше не ехал этим путем, последние пять месяцев мои гигиенические процедуры каждый второй день состояли из поливания моего тела холодной водой из шлангов.

 

Следуя за охранником без задней мысли, мой разум все еще занят появлением Полковника.

 

Оно не гарантирует ничего, кроме кровавой бани и сражений, но Полковник всегда это собой и символизировал.

 

Хотя не только, но и непреклонную, бескомпромиссную веру в Императора и непоколебимую преданность Империуму.

 

Я никогда особо не верил, но так было только до "Последнего Шанса", где я осознал свою роль в огромной схеме бытия.

 

Я убийца, хладнокровный ублюдок, и не возражаю против этого.

 

Но теперь я один из убийц Императора, Его хладнокровный ублюдок, и Он снова хочет использовать меня.

 

Это дает мне определенную долю удовлетворения, хотя все что я знаю, так это как причинять боль, убивать и калечить, но зато у меня появилось ощущение предназначения, которого никогда не было раньше.

 

Там снаружи жестокая, суровая галактика, и если ты собираешься в ней выжить, тебе придется выучить кой-какие жесткие, тяжелые уроки.

 

Я выучил их, в то время как четыре тысячи других штрафников "Последнего шанса" - нет, и я все еще здесь.

 

Все время пока я был в камере, вспоминая каждую битву, каждый выстрел и каждый удар ножа, я полагал, что Император и Полковник еще не закончили со мной.

 

Я считаю, что они оба вообще никогда не отстанут от меня, даже когда я сдохну, в этом я уверен.

 

Я стягиваю обноски и вхожу в душевую кабину.

 

Охранник включает воду снаружи, и из решетки на потолке в меня каскадом бьет хлесткая струя горячей воды.

 

Охранник швыряет мне зернистый кусок мыла, и я начиню скоблить и очищать себя.

 

- Мне нужно побриться, - перекрикиваю я плеск воды.

 

Охранник что-то бормочет в ответ, но я не слышу его из-за барабанящей по голове воды.

 

- Я говорю, дай мне лезвие, мне нужно избавиться от этих долбаных волос и бороды!

- Тебе не позволено иметь острые предметы, Кейдж, - кричит в ответ охранник, -

 

у меня есть приказы...

- Да ради Императора, ты, кусок дерьма, я не собираюсь предстать перед Полковником как хренов нищий, - возражаю я, выглядывая из кабинки.

 

Он быстро отступает.

 

Я указываю на пистолет и нож на его поясе.

 

- Если бы я хотел убить тебя, ты бы уже остывал, - с улыбкой говорю я ему, -

 

дай мне свой чертов нож, пока я не вышел и не взял его сам.

Он отстегивает ножны и швыряет их мне, при этом выглядит так, словно готов удрать в любую секунду.

 

При виде страха в его глазах, я дрожу от удовольствия.

 

Да я сделал бы все что угодно, чтобы несколько лет тому назад заслужить такую репутацию на Олимпе.

 

Именно такой ужас сделал бы все намного проще для моего подъема.

 

Я шагаю обратно под поток воды и мылю лицо и голову, затем вытаскиваю нож и выкидываю ножны обратно на плиточный пол.

 

Начинаю отрезать волосы как можно ближе к коже, выбрасываю пучки в водоворот сливного отверстия на полу.

 

Затем я бреюсь и отрезаю бороду, скоблю ножом щеки и подбородок, заодно снимаю небольшой слой кожи.

 

Жалит сильнее, чем рана от лазера, но мне все равно.

 

Я провожу рукой по гладкой коже, наслаждаясь ощущением чистоты, как кажется, впервые за века.

 

С гривой на голове чуть сложнее, но в конечном итоге я умудряюсь ее срезать, оставив себе на затылке несколько отметин и порезов, угол неудобный.

 

Мое лицо было разорвано на части, а затем снова собрано несколько лет тому назад, так что мне никогда не выиграть ни одной медали на конкурсе красоты.

 

Удовлетворенный полученным презентабельным видом, я вытираюсь насухо грубым царапающимся полотенцем, предложенным охранником. Он в это время уходит искать мне какую-нибудь подходящую одежду.

 

Вскоре он возвращается со стандартной формой заключенного: с отвратительными, мешковатыми серыми брюками, тканой рубашкой из необработанного льна, и парой бесформенных и плохо сидящих ботинок.

 

Одев это, я ощутил себя прямо таки идиотом, словно маленький пацан напялил на себя одежду старшего брата.

 

Следую за своим охранником к лифту на беседу с Шеффером.

 

Он стучит в дверь, и Полковник зовет меня войти.

 

В отличии от остальной башни, круглый зал украшен яркой фреской, которая бежит по всем стенам, насколько я могу судить, на ней изображено что-то из сцен Экклезиархии.

 

Житие какого-то великомученика, судя по последней картинке, где мужика с пылающим нимбом разрывают на части зеленокожие чудища, я так понимаю, причудливая интерпретация орков.

 

Я дрался с настоящими орками, и во плоти они даже еще страшнее, чем гротескные пародии, намалеванные в зале.

 

Полковник сидит за простым столом из темной, почти черной древесины.

 

Напротив него стоит простой, подходящий по цвету стул.

 

Столешница сильно завалена бумагами в мягких коричневых футлярах, перевязанных красным шнуром и запечатанных различными официальными печатями.

 

- Кейдж, - произносит Полковник, отрывая взгляд от пачки пергаментов в своих руках, -

 

присаживайся.

Я подхожу и опускаюсь на стул, который начинает живо скрипеть ножками, пока я обустраиваюсь на нем.

 

Полковник вернул свое внимание к изучению документов в своих руках.

 

Я терпеливо жду.

 

Будучи запертым в камере, я немного научился терпению.

 

Я полагаю, это как ожидание добычи, терпение охотника, который до самого конца сидит или лежит неподвижно.

 

Это то самое терпение, что проверяет вашу вменяемость, медленно проплывающие часы и дни угрожают пошатнуть ваш разум.

 

Но я научился.

 

Я научился как успокоить свои мысли, обратить их внутрь себя: считать удары сердца, считать вдохи и выдохи, в уме проделывать сотни ритуалов подготовки и обслуживания оружия, драться с оружием и без оружия с разными врагами в ограниченном пространстве своей собственной головы, пока твои руки и ноги прикованы цепями к стене.

 

Я осознал, что уплыл в хорошо натренированное состояние транса, когда Полковник намеренно кашлянул, я моргаю и фокусируюсь на нем.

 

Он вообще не изменился, хотя я на самом деле и не ожидал этого.

 

Все та же мощная, чисто выбритая челюсть, резкие скулы и пронзающий взор ледяных голубых глаз.

 

Взор, который может вонзиться в твою душу и прожечь тебя сильнее чем лазерный резак.

 

- Есть еще одно задание, - начинает он, откинувшись назад и скрестив руки на груди.

 

- Я уже догадался, - отвечаю я, сидя с прямой спиной, всем своим видом изображая внимание.

 

- Собственно говоря, времени немного, - продолжает он, его взгляд не изменился, -

 

ты соберешь и обучишь команду для ликвидации военного командира чужаков.

Это удивляет меня.

 

В последний раз он был очень скрытен относительно целей миссии.

 

Думаю в этот раз все по-другому.

 

- Как ты возможно ожидаешь, процесс выбора в этот раз будет более целенаправленным и сфокусированным, чем в последний, - произносит он, словно читая мои мысли, -

 

я не могу себе позволить потратить столько времени, чтобы повторить процедуру, которой ты был подвергнут ранее.

Ставлю, что так, думаю я.

 

Потребовалось четыре тысячи солдат и два с половиной года для "выбора" штрафников "Последнего шанса", когда Полковник последний раз вел меня в бой.

 

Кроме самого Полковника, я был единственным выжившим.

 

- В этой тюрьме содержатся некоторые наиболее специализированные бойцы в этом секторе Империума.

 

Именно с этой целью я заключил их здесь, собрал в одном месте, где с легкостью могу получить к ним доступ, вместо того, чтобы носиться по звездам.

 

Это делает сбор команды намного более прямолинейным, дополнительным плюсом является то, что только несколько человек знают, что они здесь, и я могу поддерживать абсолютную секретность, - говорит он мне, взмахом руки указывая на дела на столе.

 

- Тебе придется прочитать эти досье и выбрать тех, кого посчитаешь самыми подходящими для задания.

 

Затем ты обучишь их умениям, которыми они не обладают, пока я подготовлю финальные детали для самой миссии.

 

Затем я поведу штрафников "Последнего Шанса" на эту миссию.

 

Все ясно?

- Полностью, сэр, - осторожно отвечаю я, раздумывая над его словами, -

 

- если мне нужно выбирать, тогда мне нужно знать чуть больше о том, что вы планируете.

- В данный момент нет.

 

Я скорее позволю тебе выбрать мужчин и женщин, чьи навыки ты посчитаешь ценными, вне зависимости от ситуации, с которой можем столкнуться, - говорит он, качая головой, -

 

наш выбранный персонал будет в какой-то степени проинформирован о плане атаки, которую я разработаю.

 

Гибкость будет ключом к успеху.

- Думаю, понял, - отвечаю я ему, наклонившись вперед и положив руки на столешницу, -

 

- собрать команду, которая сможет сделать то, что нам нужно, чем бы оно ни было.

- И снова твоя способность схватывать на лету сложные задачи изумляет меня, - саркастически отвечает Полковник.

 

Разве это не то, что я только что сказал?

- Почти, - отвечаю я с усмешкой.

 

Затем до меня кое-что доходит:

 

- Полковник, а почему группа из штрафников? Я имею ввиду, что уверен - вы можете набрать людей из полков Гвардии по всему сегментуму.

- Ты же сам однажды ответил мне на это, если помнишь, - через секунду размышлений отвечает Шеффер, -

 

я могу пролаять приказы, заставить людей делать то, что хочу, но для миссии этого недостаточно.

 

- Теперь вспомнил, - отвечаю я Полковнику, когда он делает паузу, -

 

вы хотите группу, которой незачем жить, кроме как ради успеха миссии.

 

Так было на Избавлении, да? Да, я помню: когда больше не осталось ничего ценного за что можно было бы сражаться, кроме как за свои жизни, то вы будете лучшими бойцами.

- Ты это хорошо выучил, - многозначительно произносит Шеффер.

 

- Но я все еще здесь, - с горькой улыбкой отвечаю я.

 

ЗДЕСЬ в тюрьме двести семьдесят шесть человек военных заключенных.

 

У меня больше недели ушло, чтобы пробраться через их дела, я засел с одним из писчих Винкуларума, чтобы он читал мне детали их дел.

 

Я никогда не учился читать, в этом действительно никогда не было необходимости.

 

Когда я в следующий раз увидел Полковника, он сказал мне, что у меня есть еще три дня, чтобы делать выбор.

 

Для начала, я даже не знаю с чего начать.

 

Брифинг Полковника был настолько туманным, что я с трудом себе представляю, что нам придется сделать.

 

Первый день я провел просто сидя и обдумывая кое-что, на что у меня была уйма времени в последние месяцы.

 

Я посчитал, что примерно десяти хороших бойцов будет вполне достаточно.

 

Мой опыт в Коританоруме говорил мне, что если с заданием Полковника не смогут справиться несколько хорошо тренированных человек, то и никакая армия не поможет.

 

Исходя из этого я продрался через записи с адептом, стараясь разделить их по навыкам, предыдущему воинскому опыту и, что самое важное, по причинам, по которым они оказались в тюрьме.

 

Собрались отбросы на любой вкус, но все как один бывшие военные.

 

Это не удивительно, учитывая жизненную цель Полковника.

 

Но именно в этих заключенных было кое-что особенное.

 

Все как один были специалистами в том или ином роде.

 

Тут были пилоты, снайперы, эксперты по проникновению, диверсанты, инженеры, бойцы джунглей и городов, экипажи танков, артиллеристы, штурмовики, саперы и десантники.

 

Как Полковник и сказал, он собрал здесь вместе всех лучших солдат со всего сегментума, и они все здесь ради того, чтобы я сделал выбор.

 

Так кого же мне искать? Как выбрать команду экспертов, когда у меня есть возможность выбирать из целой роты? На что мне смотреть, чтобы отделить одних от других?

Когда остается только два дня для решения, я начиню расстраиваться.

 

Мне нужно рассмотреть их под определенным углом, каким-то образом отобрать лучших из лучших.

 

И я начал больше понимать, почему Полковник сделал именно то, что он сделал для последней миссии.

 

Я начал понимать, что возможно, протащить четыре тысячи мужчин и женщин через ад и вернуть обратно, и посмотреть кто выживет - единственный способ на самом деле разобраться у кого есть инстинкт воина, кто боец и последний герой, а кто просто пушечное мясо, предназначенное для спасения лучших воинов.

 

Возможно, мне просто нужно поставить их в пары и заставить драться, чтобы посмотреть кто выйдет победителем.

 

Но затем меня посещает вдохновение Императора.

 

Возможно я и не могу пройти с ними несколько сражений, дабы выявить лучших, но мне тогда не придется физически устранять слабые звенья.

 

Середина ночи и я отсылаю охрану разбудить адепта.

 

Я натягиваю свою новую униформу, любезно предоставленную Полковником.

 

Легко проскальзываю в простую оливковую рубашку и темно-зеленые брюки, аккуратно вдеваю ремень и туго затягиваю, затем напяливаю ботинки.

 

Даже не могу передать вам, насколько хорошо ощущать туго затянутую униформу и крепкие боевые ботинки на ногах после месяцев с босыми ступнями.

 

Все это заставляет меня снова ощутить себя солдатом, а не заключенным.

 

Я иду туда, где Полковник посвящал меня в детали моего задание и жду адепта.

 

Проходит пара минут прежде чем заспанный и смущенный адепт врывается в зал для аудиенций.

 

- Нам нужно поговорить со всеми заключенными, - говорю я, хватаю пару десятков дел со стола и вручаю стопку ему.

 

- Со всеми? - устало спрашивает он, его глаза мутные от сна, он едва сдерживает зевок.

 

- Да, со всеми, - отрезаю я, и подталкиваю его шатающуюся фигуру к двери, -

 

- кто там первый?

Неудобно нагруженный горой беспорядочной бумаги, он читает имя на верхнем деле:

 

- Заключенный 1242, Афрен, - отвечает он мне, пока мы ждем лифт, -

 

камера тринадцать-двенадцать...

 

КОГДА мы выходим из лифта на тринадцатом этаже, я вижу, что охранник, прислонившись к стене, спит стоя на посту.

 

Я отвешиваю ему оплеуху, и он падает на пол, когда его голова ударяется о землю, с его губ срывается изумленный визг.