Конспект комплексного занятия по РЭМП. Для старшей группы 7 страница

Мы сейчас привели слова Б-ва: "рост рабочего движения опережает рост и развитие революционных организаций". Это "ценное сообщение близкого наблюдателя" (отзыв редакции "Рабочего Дела" о статье Б-ва) имеет для нас двойную ценность. Оно показывает, что мы были правы, усматривая основную причину современного кризиса в русской социал-демократии в отсталости руководителей ("идеологов", революционеров, социал-демократов) от стихийного подъема масс. Оно показывает, что именно прославлением и защитой кустарничества являются все эти рассуждения авторов "экономического" письма (в No 12 "Искры"), Б. Кричевского и Мартынова об опасности преуменьшать значение стихийного элемента, серой текущей борьбы, о тактике-процессе и проч. Эти люди, которые без пренебрежительной гримасы не могут произносить слово: "теоретик", которые называют "чутьем к жизни") свое коленопреклонение пред житейской неподготовленностью и неразвитостью, обнаруживают на деле непонимание самых настоятельных наших практических задач. Людям отставшим кричат: идите в ногу! не опережайте! Людям, страдающим от недостатка энергии и инициативы в организационной работе, от недостатка "планов" широкой и смелой постановки дела, кричат о "тактике-процессе"! Основной наш грех состоит в принижении наших политических и организационных задач до ближайших, "осязательных", "конкретных" интересов текущей экономической борьбы, -- а нам продолжают напевать: самой экономической борьбе надо придать политический характер! Еще раз: это буквально такое же "чутье к жизни", которое обнаруживал герой народного эпоса, кричавший: "таскать вам не перетаскать!" при виде похоронной процессии.

Вспомните, с каким несравненным, поистине "нарцисовским" высокомерием поучали эти мудрецы Плеханова: "рабочим кружкам вообще (sic!) недоступны политические задачи в действительном, практическом смысле этого слова, т. е. в смысле целесообразной и успешной практической борьбы за политические требования" ("Ответ редакции "Р. Д."", стр. 24). Есть кружки и кружки, господа! Кружку "кустарей", конечно, недоступны политические задачи, покуда эти кустари не сознали своего кустарничества и не избавились от него. Если же эти кустари кроме того влюблены в свое кустарничество, если они пишут слово "практический" непременно курсивом и воображают, что практичность требует принижения своих задач до уровня понимания самых отсталых слоев массы, -- то тогда, разумеется, эти кустари безнадежны, и им, действительно, вообще недоступны политические задачи. Но кружку корифеев, вроде Алексеева и Мышкина, Халтурина и Желябова, доступны политические задачи в самом действительном, в самом практическом смысле этого слова, доступны именно потому и постольку, поскольку их горячая проповедь встречает отклик в стихийно пробуждающейся массе, поскольку их кипучая энергия подхватывается и поддерживается энергией революционного класса. Плеханов был тысячу раз прав, когда он не только указал этот революционный класс, не только доказал неизбежность и неминуемость его стихийного пробуждения, но и поставил даже перед "рабочими кружками"- высокую и великую политическую задачу. А вы ссылаетесь на возникшее с тех пор массовое движение для того, чтобы принизить эту задачу, -- для того, чтобы сузить энергию и размах деятельности "рабочих кружков". Что это такое, как не влюбленность кустаря в свое кустарничество? Вы хвастаетесь своей практичностью, а не видите того, знакомого всякому русскому практику факта, какие чудеса способна совершить в революционном деле энергия не только кружка, но даже отдельной личности. Или вы думаете, что в нашем движении не может быть таких корифеев, которые были в 70-х годах? Почему бы это? Потому что мы мало подготовлены? Но мы подготовляемся, будем подготовляться и подготовимся! Правда, на стоячей воде "экономической борьбы с хозяевами и с правительством" образовалась у нас, к несчастью, плесень, появились люди, которые становятся на колени и молятся на стихийность, благоговейно созерцая (по выражению Плеханова) "заднюю" русского пролетариата. Но мы сумеем избавиться от этой плесени. Именно теперь русский революционер, руководимый истинно революционной теорией, опираясь на истинно революционный и стихийно пробуждающийся класс, может наконец -- наконец! -- выпрямиться во весь свой рост и развернуть все свои богатырские силы. Для этого нужно только, чтобы среди массы практиков, среди еще большей массы людей, мечтающих о практической работе уже со школьной скамьи, всякое поползновение принизить наши политические задачи и размах нашей организационной работы встречало насмешку и презрение. И мы добьемся этого, будьте спокойны, господа!

В статье "С чего начать?" я писал против "Рабочего Дела": "В 24 часа можно изменить тактику агитации по какому-нибудь специальному вопросу, тактику проведения какой-нибудь детали партийной организации, а изменить не только в 24 часа, но хотя бы даже в 24 месяца свои взгляды на то, нужна ли вообще, всегда и безусловно, боевая организация и политическая агитация в массе, могут только люди без всяких устоев". "Рабочее Дело" отвечает: "Это единственное из претендующих на фактический характер обвинение "Искры" ни на чем не основано. Читатели "Р. Дела" хорошо знают, что мы с самого начала не только звали к политической агитации, -не дожидаясь появления "Искры""... (говоря при этом, что не только рабочим кружкам, "но и массовому рабочему движению невозможно ставить первой политической задачей -- низвержение абсолютизма", а только борьбу за ближайшие политические требования, и что "ближайшие политические требования становятся доступными для массы после одной или, в крайнем случае, нескольких стачек")... "а и своими изданиями доставляли из-за границы действующим в России товарищам единственный социал- демократический политически-агитационный материал"... (причем вы в этом единственном материале не только применяли наиболее широко политическую агитацию лишь на почве экономической борьбы, но и додумались наконец до того, что эта суженная агитация "наиболее широко применима". И вы не замечаете, господа, что ваша аргументация доказывает именно необходимость появления "Искры" -- при такого рода единственном материале -- и необходимость борьбы "Искры" с "Рабочим Делом"?)... "С другой стороны, наша издательская деятельность на деле подготовляла тактическое единство партии"... (единство убеждения в том, что тактика есть процесс роста партийных задач, растущих вместе с партией? Ценное единство!)... "и тем самым возможность "боевой организации", для создания которой Союз делал вообще все доступное для заграничной организации" ("Р. Д." No 10, стр. 15). Напрасная попытка извернуться! Что вы делали все для вас доступное, этого я никогда и не думал отрицать. Я утверждал и утверждаю, что пределы "доступного" вам суживаются близорукостью вашего понимания. Смешно и говорить о "боевой организации" для борьбы за "ближайшие политические требования" или для "экономической борьбы с хозяевами и с правительством".

Но если читатель хочет видеть перлы "экономической" влюбленности в кустарничество, то он, разумеется, должен обратиться от эклектического и неустойчивого "Раб. Дела" к последовательной и решительной "Раб Мысли". "Теперь два слова о собственно так называемой революционной интеллигенции, -- писал Р. М. в "Отдельном приложении", стр. 13, -- она, правда, не pas показала на деле свою полную готовность "вступить в решительную схватку с царизмом". Вся беда только в том, что, беспощадно преследуемая политической полицией, наша революционная интеллигенция принимала борьбу с этой политической полицией за политическую борьбу с самодержавием. Поэтому-то для нее до сих пор и остается невыясненным вопрос, "откуда взять силы для борьбы с самодержавием?".

Не правда ли, как бесподобно это великолепное пренебрежение к борьбе с полицией со стороны поклоннике (в худом смысле поклонника) стихийного движения! Нашу конспиративную неумелость он готов оправдать тем, что нам, при стихийном массовом движении, и не важна, в сущности, борьба с политической полицией!! Под этим чудовищным выводом подпишутся очень и очень немногие: до такой степени наболел у всех вопрос о недостатках наших революционных организаций. Но если под ним не подпишется, например, Мартынов, то только потому, что он не умеет или не имеет смелости додумывать до конца своих положений. В самом деле, разве такая "задача", как выставление массой конкретных требований, сулящих осязательные результаты, требует особенной заботливости о создании прочной, централизованной, боевой организации революционеров? разве эту "задачу" не выполняет и такая масса, которая вовсе не "борется с политической полицией"? Больше того: разве эта задача была бы выполнима, если бы кроме немногих руководителей за нес не брались также (в громадном большинстве) такие рабочие, которые вовсе неспособны "бороться с политической полицией"? Такие рабочие, средние люди массы способны проявить гигантскую энергию и самоотвержение в стачке, в уличной борьбе с полицией и войском, способны (и одни только могут) решить исход всего нашего движения, -- но именно борьба с политически полицией требует особых качеств, требует революционеров по профессии. И мы должны заботиться не только о том, чтобы масса "выставляла" конкретные требования, но и о том, чтобы масса рабочих "выставляла" все в большем числе таких революционеров по профессии. Мы подошли таким образом к вопросу о соотношении между организацией профессиональных революционеров и чисто рабочим движением. Мало отразившийся в литературе, этот вопрос много занимал нас, "политиков", в разговорах и спорах с более или менее тяготеющими к "экономизму" товарищами. На нем стоит особо остановиться. Но сначала закончим еще одной цитатой иллюстрацию нашего положения о связи кустарничества с "экономизмом".

"Группа "Осв. труда", -- писал г. N. N. в своем "Ответе", -- требует прямой борьбы с правительством, не взвесив, где материальная сила для этой борьбы, не указав, где пути для нее". И, подчеркнув последние слова, автор делает к слову "пути" такое примечание: "Это обстоятельство не может быть объяснено конспиративными целями, так как в программе речь идет не о заговоре, а о массовом движении. Масса же не может идти тайными путями. Разве возможна тайная стачка? Разве возможна тайная манифестация и петиция?" ("Vademecum", стр. 59.) Автор вплотную подошел и к этой "материальной силе" (устроители стачек и манифестаций) и к "путям" для борьбы, но оказался все-таки в растерянном недоумении, ибо он "преклоняется" пред массовым движением, т. е. смотрит на него как на нечто, избавляющее нас от нашей, революционной, активности, а не как на нечто, долженствующее ободрять и подталкивать нашу революционную активность. Тайная стачка невозможна -- для участников ее и непосредственно соприкасающихся с ней лиц. Но для массы русских рабочих эта стачка может остаться (и большей частью остается) "тайной", ибо правительство позаботится отрезать всякое сношение с стачечниками, позаботится сделать невозможным всякое распространение сведений о стачке. Вот тут уже нужна специальная "борьба с политической полицией", борьба, которую никогда не сможет активно вести столь же широкая масса, какая участвует в стачках. Эту борьбу должны организовать "по всем правилам искусства" люди, профессионально занятые революционной деятельностью. Организация этой борьбы не стала менее нужной оттого, что в движение стихийно втягивается масса. Напротив, от этого организация становится более нужной, ибо мы, социалисты, не исполнили бы своих прямых обязанностей перед массой, если бы не сумели помешать полиции делать тайной (а иногда и сами не подготовляли тайно) всякую стачку и всякую манифестацию. Суметь же это мы в состоянии именно потому, что стихийно пробуждающаяся масса будет выдвигать также из своей среды все большее и большее число "революционеров по профессии" (если мы не вздумаем на всякие лады приглашать рабочих топтаться на одном месте).

в) ОРГАНИЗАЦИЯ РАБОЧИХ И ОРГАНИЗАЦИЯ РЕВОЛЮЦИОНЕРОВ

Если понятие политической борьбы для социал-демократа покрывается понятием "экономической борьбы с хозяевами и правительством", то естественно ожидать, что понятие "организация революционеров" будет для него более или менее покрываться понятием: "организация рабочих". И это действительно случается, так что, разговаривая об организации, мы оказываемся буквально говорящими на разных языках. Как сейчас помню, например, разговор с одним довольно последовательным "экономистом", которого мне не доводилось знать раньше. Речь зашла о брошюре "Кто совершит политическую революцию?", и мы быстро сошлись на том, что ее основной недостаток -- игнорирование вопроса об организации. Мы воображали уже, что мы солидарны друг с другом -- но... разговор идет дальше, и оказывается, что мы говорим про разное. Мой собеседник обвиняет автора за игнорирование стачечных касс, обществ взаимопомощи и т. п., я же имел в виду организацию революционеров, необходимую для "совершения" политической революции. И, как только обнаружилось это разногласие, -- я не запомню уже, чтобы мне приходилось вообще по какому бы то ни было принципиальному вопросу соглашаться с этим "экономистом"!

В чем же состоял источник наших разногласий? Да именно в том, что "экономисты" постоянно сбиваются с социал-демократизма на тред-юнионизм и в организационных, как и в политических, задачах. Политическая борьба социал-демократии гораздо шире и сложнее, чем экономическая борьба рабочих с хозяевами и правительством. Точно так же (и вследствие этого) организация революционной социал-демократической партии неизбежно должна быть иного рода, чем организация рабочих для такой борьбы. Организация рабочих должна быть, во-первых, профессиональной; во-вторых, она должна быть возможно более широкой; в-третьих, она должна быть возможно менее конспиративной (я говорю, разумеется, здесь и ниже, имея в виду только самодержавную Россию). Наоборот, организация революционеров должна обнимать прежде всего и главным образом людей, которых профессия состоит из революционной деятельности (потому я и говорю об организации революционеров, имея в виду революционеров-социал-демократов). Пред этим общим признаком членов такой организации должно совершенно стираться всякое различие рабочих и интеллигентов, не говоря уже о различии отдельных профессий тех и других. Эта организация необходимо должна быть не очень широкой и возможно более конспиративной. Остановимся на этом трояком различии.

В странах с политической свободой различие профессиональной и политической организации совершенно ясно, как ясно и различие тред-юнионов и социал-демократии. Отношения последней к первым неизбежно видоизменяются, конечно, в разных странах смотря по историческим, юридическим и другим условиям, -- они могут быть более или менее тесными, сложными и проч. (они должны быть, с нашей точки зрения, возможно более тесными и возможно менее сложными), но о совпадении организации профессиональных союзов с организацией социал-демократической партии в свободных странах нет и речи. В России же гнет самодержавия стирает, на первый взгляд, всякое различие между социал-демократической организацией и рабочим союзом, ибо всякие рабочие союзы и всякие кружки запрещены, ибо главное проявление и орудие экономической борьбы рабочих -- стачка -- является вообще уголовным (а иногда даже политическим!) проступком. Таким образом, наши условия, с одной стороны, очень "наталкивают" ведущих экономическую борьбу рабочих на политические вопросы, а, с другой стороны, "наталкивают" социал-демократов на смешение тред-юнионизма и социал-демократизма (и наши Кричевские, Мартыновы и К°, усердно толкуя о "наталкивании" первого рода, не замечают "наталкивания" второго рода). В самом деле, представьте себе людей, на 99 сотых поглощенных "экономической борьбой с хозяевами и правительством". Одни из них в течение всего периода их деятельности (4-6 мес.) ни разу не натолкнутся на вопрос о необходимости более сложной организации революционеров; другие "натолкнутся", пожалуй, на сравнительно распространенную бернштейнианскую литературу, из которой почерпнут убеждение в сугубой важности "поступательного хода серой текущей борьбы". Третьи, наконец, увлекутся, может быть, соблазнительной идеей явить миру новый образец "тесной и органической связи с пролетарской борьбой", связи профессионального и социал- демократического движения. Чем позже выступает страна на арену капитализма, а следовательно, и рабочего движения, -- могут рассуждать такие люди, -- тем больше могут социалисты принимать участия в профессиональном движении и оказывать ему поддержку, тем меньше может и должно быть не социал- демократических профессиональных союзов. До сих пор такое рассуждение вполне правильно, но беда в том, что идут еще дальше и мечтают о полном слиянии социал-демократизма и тред-юнионизма. Мы сейчас увидим на примере "Устава С.-Петербургского Союза борьбы", как вредно отражаются эти мечты на наших организационных планах.

Организации рабочих для экономической борьбы должны быть профессиональными организациями. Всякий социал-демократ-рабочий должен по мере возможности оказывать содействие и активно работать в этих организациях. Это так. Но вовсе не в наших интересах требовать, чтобы членами "цеховых" союзов могли быть только социал-демократы: это сузило бы размеры нашего влияния на массу. Пусть в цеховом союзе участвует всякий рабочий, понимающий необходимость объединения для борьбы с хозяевами и с правительством. Самая цель цеховых союзов была бы недостижима, если бы они не объединяли всех, кому доступна хотя бы только одна эта элементарная ступень понимания, если бы эти цеховые союзы не были бы очень широкими организациями. И чем шире эти организации, тем шире будет и наше влияние на них, влияние, оказываемое не только "стихийным" развитием экономической борьбы, но и прямым, сознательным воздействием социалистических членов союза на товарищей. Но при широком составе организации невозможна строгая конспирация (требующая гораздо большей подготовки, чем необходимо для участия в экономической борьбе). Как примирить это противоречие между необходимостью широкого состава и строгой конспирации? Как достигнуть того, чтобы цеховые организации были возможно менее конспиративны? Для этого может быть, вообще говоря, только два пути: либо легализация цеховых союзов (в некоторых странах предшествовавшая легализации социалистических и политических союзов), либо сохранение организации тайной, но настолько "свободной", мало оформленной, lose, как говорят немцы, чтобы конспирация для массы членов сводилась почти к нулю.

Легализация несоциалистических и неполитических рабочих союзов в России уже началась, и не может подлежать никакому сомнению, что каждый шаг нашего быстро растущего социал-демократического рабочего движения будет умножать и поощрять попытки этой легализации, -- попытки, исходящие главным образом от сторонников существующего строя, но отчасти и от самих рабочих и от либеральной интеллигенции. Знамя легализации уже выкинуто Васильевыми и Зубатовыми, содействие ей уже обещано и дано гг. Озеровыми и Вормсами, среди рабочих есть уже последователи нового течения. И мы не можем отныне не считаться с этим течением. Как считаться, -- об этом среди социал-демократов вряд ли может быть два мнения. Мы обязаны неуклонно разоблачать всякое участие Зубатовых и Васильевых, жандармов и попов в этом течении и разъяснять рабочим истинные намерения этих участников. Мы обязаны разоблачать также всякие примирительные, "гармонические" нотки, которые будут проскальзывать в речах либеральных деятелей на открытых собраниях рабочих, -- все равно, берут ли они эти ноты в силу искреннего своего убеждения в желательности мирного сотрудничества классов, в силу ли желания подслужиться начальству или, наконец, просто по неловкости. Мы обязаны, наконец, предостерегать рабочих от той ловушки, которую им ставит зачастую полиция, высматривая "людей с огоньком" на этих открытых собраниях и в дозволенных обществах, пытаясь чрез посредство легальных организаций ввести провокаторов и в нелегальные.

Но делать все это -- вовсе не значит забывать о том, что в конце концов легализация рабочего движения принесет пользу именно нам, а отнюдь не Зубатовым. Напротив, как раз своей обличительной кампанией мы и отделяем плевелы от пшеницы. Плевелы мы уже указали. Пшеница, это -- привлечение внимания еще более широких и самых отсталых слоев рабочих к социальным и политическим вопросам, это -- освобождение нас, революционеров, от таких функций, которые по существу легальны (распространение легальных книг, взаимопомощь и т. п.) и развитие которых неизбежно будет давать нам все больший и больший материал для агитации. В этом смысле мы можем и должны сказать Зубатовым и Озеровым: старайтесь, господа, старайтесь! Поскольку вы ставите рабочим ловушку (в смысле ли прямого провокаторства или в смысле "честного" развращения рабочих "струвизмом") -- мы уже позаботимся о вашем разоблачении. Поскольку вы делаете действительный шаг вперед, -- хотя бы в форме самого "робкого зигзага", но шаг вперед -- мы скажем: сделайте одолжение! Действительным шагом вперед может быть только действительное, хотя бы миниатюрное, расширение простора для рабочих. А всякое такое расширение послужит на пользу нам и ускорит появление таких легальных обществ, в которых не провокаторы будут ловить социалистов, а социалисты будут ловить себе адептов. Одним словом, наше дело теперь бороться с плевелами. Не наше дело растить в комнатных горшках пшеницу. Вырывая плевелы, мы тем самым очищаем почву для возможного прорастания семян пшеницы. И покуда Афанасии Иванычи с Пульхериями Ивановнами занимаются комнатным растениеводством, мы должны готовить жнецов, которые сумели бы и косить сегодняшние плевелы, и жать завтрашнюю пшеницу.

Итак, посредством легализации решать вопрос о создании возможно менее конспиративной и возможно более широкой профессиональной организации мы не можем (но были бы очень рады, если бы Зубатовы и Озеровы открыли нам хотя частичную возможность такого решения, -- для чего нам следует как можно энергичнее воевать с ними!). Остается путь тайных профессиональных организаций, и мы должны оказать всяческое содействие рабочим, которые уже вступают (как нам доподлинно известно) на этот путь. Профессиональные организации не только могут принести громадную пользу в деле развития и упрочения экономической борьбы, но и стать весьма важным пособником политической агитации и революционной организации. Для того, чтобы достигнуть этого результата, для того, чтобы направить начинающееся профессиональное движение в желательное для социал-демократии русло, -- необходимо прежде всего ясно представить себе нелепость того плана организации, с которым вот уже почти пять лет носятся петербургские "экономисты". План этот изложен и в "Уставе рабочей кассы" июля 1897 года ("Лист. "Раб."" No 9-10, стр. 46, -- из No 1 "Раб. Мысли") и в "Уставе союзной рабочей организации" октября 1900 года (особый листок, печатанный в С.-Петербурге и упомянутый в No 1 "Искры"). Основной недостаток обоих уставов -- детальное оформление широкой рабочей организации и смешение с этой последнею организации революционеров. Возьмем второй устав, как более разработанный. Корпус его состоит из пятидесяти двух параграфов: 23 параграфа излагают устройство, порядок ведения дел и пределы ведомства "рабочих кружков", устраиваемых на каждой фабрике ("не более 10 человек") и выбирающих "центральные (фабричные) группы". "Центральная группа -- гласит пар. 2 -- следит за всем, что происходит на ее фабрике или заводе, и ведет хронику событий на нем". "Центральная группа ежемесячно дает отчет всем плательщикам о состоянии кассы" (пар. 17) и т. п. 10 параграфов посвящены "районной организации" и 19 -- крайне сложному сплетению "Комитета рабочей организации" и "Комитета СПБ. Союза борьбы" (выборные от каждого района и от "исполнительных групп" -- "групп пропагандистов, для сношения с провинцией, для сношения с заграницей, для заведования складами, издательской, кассовой").

Социал-демократия = "исполнительные группы" по отношению к экономической борьбе рабочих! Трудно было бы рельефнее демонстрировать, как сбивается мысль "экономиста" с социал-демократизма на тред-юнионизм, как чуждо ему всякое представление о том, что социал-демократ должен прежде всего думать об организации революционеров, способных руководить всей освободительной борьбой пролетариата. Говорить о "политическом освобождении рабочего класса", о борьба с "царским произволом" -- и писать такие уставы организации значит не иметь ровно никакого понятия о настоящих политических задачах социал-демократии. Ни единый из полусотни параграфов не обнаруживает и проблеска понимания того, что необходима самая широкая политическая агитация в массах, освещающая see стороны русского абсолютизма, весь облик разных общественных классов в России. Да и не только политические, даже тред-юнионистские цели неосуществимы при таком уставе, ибо они требуют организации по профессиям, о которой вовсе и не упоминается.

Но едва ли не всего более характерна поразительная тяжеловесность всей этой "системы", пытающейся связать каждую отдельную фабрику с "комитетом" постоянной нитью единообразных и до смешного мелочных правил, при трехстепенной системе выборов. Сдавленная узким кругозором "экономизма", мысль ударяется здесь в детали, от которых так и отдает волокитой и канцелярщиной. На деле, конечно, три четверти всех этих параграфов никогда не применяются, но зато жандармам такая "конспиративная" организация с центральной группой на каждой фабрике облегчает устройство неимоверно широких провалов. Польские товарищи пережили уже такую полосу движения, когда все увлекались широким основанием рабочих касс, но они очень скоро отказались от этой мысли, убедившись, что доставляют только обильную жатву жандармам. Если мы хотим широких рабочих организаций и не хотим широких провалов, не хотим доставлять удовольствия жандармам, то мы должны стремиться к тому, чтобы 'эти организации были совершенно не оформлены. -- Возможно ли будет тогда функционирование их? -- А вот посмотрите на эти функции: "...следить за всем, что происходит на фабрике, и вести хронику событий на ней" (пар. 2 устава). Неужели это непременно нужно оформливать? Неужели это не может быть еще лучше достигнуто корреспонденциями в нелегальные газеты без всякого образования для этого особых групп? "...Руководить борьбой рабочих за улучшение их положения на заводе" (пар. 3 устава). Опять не к чему оформливать. Какие требования хотят выдвинуть рабочие, это всякий мало-мальски толковый агитатор выведает досконально из простой беседы, а выведав, сумеет передать в узкую уже, а не широкую, организацию революционеров для доставки соответствующего листка. "...Организовать кассу... со взносом по 2 коп. с рубля" (пар. 9) -- и затем ежемесячно давать всем отчет о кассе (пар. 17), исключать не платящих членов (пар. 10) и т. п. Вот это для полиции прямо рай, потому что ничего нет легче проникнуть во всю эту конспирацию "центральной фабричной кассы" и деньги конфисковать и всех лучших людей убрать. Не проще ли пускать копеечные или двухкопеечные марки со штемпелем известной (очень узкой и очень конспиративной) организации, или без всяких марок делать сборы, отчеты по которым печатает, с известным условным паролем, нелегальная газета? Цель будет достигнута та же, а жандармы во сто раз труднее доберутся тогда до нитей.

Я мог бы продолжать свой примерный разбор устава, но думаю, что и сказанного довольно. Маленькое, тесно сплоченное ядро самых надежных, опытных и закаленных рабочих, имеющее доверенных людей в главных районах и связанное, по всем правилам строжайшей конспирации, с организацией революционеров, вполне сможет выполнить, при самом широком содействии массы и без всякого оформления, все функции, которые лежат на профессиональной организации, и кроме того выполнить именно так, как это желательно для социал- демократии. Только таким путем и можно достигнуть упрочения и развития, вопреки всем жандармам, социал- демократического профессионального движения.

Мне возразят: организация до такой степени lose, что она и вовсе не оформлена, что в ней и членов-то даже, заведомых и зарегистрированных, никаких нет, не может быть и названа организацией. -- Может быть. Я за названием не гонюсь. Но все, что нужно, эта "организация без членов" сделает и обеспечит с самого начала прочную связь наших будущих тред-юнионов с социализмом. А кто хочет широкой организации рабочих с выборами, отчетами, всеобщими голосованиями и пр. при абсолютизме, -- тот просто неисправимый утопист.

Мораль отсюда простая: если мы начнем с прочной постановки крепкой организации революционеров, то мы сможем обеспечить устойчивость движения в его целом, осуществить и социал-демократические и собственно тред-юнионистские цели. Если же мы начнем с наиболее якобы "доступной" массе (а на деле с наиболее доступной жандармам и делающей революционеров наиболее доступными полиции) широкой рабочей организации, то мы ни тех, ни других целей не осуществим, от кустарничества не избавимся и своей раздробленностью, своей вечной разгромленностью будем только делать наиболее доступными массе тред- юнионы зубатовского или озеровского типа.