В.П.Трут: Послесловие к «Казачьему излому».Свободы 71а.
Тяжелые испытания выпали на долю казачества в страшные годы гражданской войны и во время катаклизмов последовавшего за ней советского периода нашей истории. Полностью пройдя свой путь на Голгофу через кровавые события братоубийственной гражданской войны, в полной мере испытав на себе жуткие проявления бесчеловечной большевистской политики «расказачивания» и пережив голод 1921 года, казачество оказалось практически обескровленным.Прямые безвозвратные жертвы казаков на полях сражений, от эпидемий, террора и голода в процентном отношении к общей численности населения во много раз превзошли аналогичные показатели всех других народов бывшей Российской империи. Общие потери только наиболее дееспособного мужского населения в некоторых казачьих войсках доходили до пятидесяти процентов от его довоенной численности. В эти же годы от болезней, лишений, массового террора погибли многие тысячи ни в чем не повинных казаков-стариков, казачек и казачат. Таков был печальный итог беспощадной гражданской войны, несколько раз из стороны в сторону прокатившейся своими огненными фронтами по казачьим областям. Причем этот итог оказался практически одинаковым и для вовлеченных в смертельные схватки «белых» и «красных» казаков, и для тех, кто в длительных мучительных колебаниях безуспешно искал свой «третий путь» в революции и гражданской войне. Завершающими аккордами нанесенного казачьему народу уничтожающего удара явились сталинские социалистические преобразования.
Кроме колоссальных людских и материальных потерь, казачество по-несло и во многом невосполнимые моральные утраты. Прежде всего к ним следует отнести важнейшие этносоциальные и морально-нравственные основы казачества как народа. Все эти потери самым непосредственным образом сказались на последующей исторической судьбе казаков. Сегодня крайне трудно найти полный и объективный ответ нa вопрос о том, какие же причины привели к столь губительным для казачества последствиям. Может быть, это был закономерный итог весьма противоречивых внутренних процессов, частично обозначившихся еще на рубеже веков. Или же, определяющее значение имели последствия большевистской политики «расказачивания», сочетавшей в себе не только проявления массового террора, но и целенаправленные действия по подрыву и полной ликвидации многих основополагающих элементов казачьей жизни (начиная от общей политики, основанной на стремлении одним ударом покончить с казачьей сословностью, под которой подразумевались и этнические свойства казаков, и заканчивая комплексом частных мероприятий по переселению в казачьи области неказачьего населения и выселению казаков, «перекройке» границ бывших казачьих войск, запрету на некоторые элементы традиционной казачьей одежды, переименованию станиц в села и т.п.). Нельзя игнорировать и последствия всеобщей революционной перестройки российского общества в период «построения основ социализма». Неправомерно сбрасывать со счетов результаты политических репрессий 30-х годов и громадных потерь в ходе Великой Отечественной войны.
Вряд ли можно упускать из виду и влияние процессов формирования «новой исторической общности». По нашему мнению, каждый из отмеченных факторов в большей или меньшей степени сыграл свою роль в изменении облика казачества. При этом, конечно, глубина и масштабность их воздействия была различной. Необходимо также разделять непосредственное влияние каждого из них на значительное, а иногда и кардинальное, изменение социально-этнической и социально-классовой структуры казачьего общества. Протекавшие в казачьей среде объективные процессы исторического развития уже к началу нашего столетия (XXв.) породили некоторые кризисные проявления в навязанной царизмом сословной организации народу казаки. Но они не оказали отрицательного эффекта на присутствовавшие в казачьей жизни элементы этнического характера. Политика же Советского правительства, проводимая по отношению к казачеству в годы гражданской войны, не только привела к полной ликвидации его сословной организации, но и нанесла сокрушительный удар по тесно переплетенным с нею социально-этническим основам казачества.
При этом проходившие в его среде активные этнические процессы были не просто приостановлены, а искусственно прерваны насильственными мерами. Ведь курс на решительное уничтожение «привилегированного» казачьего (сословия) преследовал своей целью полную нивелировку казаков по отношению к окружавшему их неказачьему населению. Причем ни о каких существеннейших различиях между социально-классовыми и социально-этническими (т.е. между сословными и этническими) категориями никто даже не задумывался. После полного упразднения всех внешних и внутренних элементов сословной организации казачества политика советской власти по отношению к нему трансформируется и приобретает характер скрытого расказачиванния. Под скрытым расказачиванием мы понимаем целенаправленную деятельность с целью ликвидации всех присущих казачеству специфических именно этнических признаков.
Другими словами, в результате осуществления комплекса различных мероприятий должны были быть полностью уничтожены все этнические свойства казачьего народа, характеризовавшие его как этнос (субэтнос, народ). Ну, а поскольку эти, безусловно существовавшие признаки, невозможно было ликвидировать исключительно административно-карательными мерами, то начинают реализовываться рассчитанные на перспективу планы их постепенного изживания. На сохранившиеся особенности этнического самосознания казаков, их культуры и быта постоянно оказывалось соответствующее воздействие. Внешне же официальные власти пытались представить дело таким образом, будто бы всех этих особенностей этнического порядка вовсе не существует. Даже когда в большевистской политике по отношению к казачеству намечалась некоторая либерализация, как это было в середине 20-х и во второй половине 30-х годов, вся общая направ-ленность оставалась прежней.
Так, в решениях апрельского 1925 года Пленума ЦК РКП(б) говорилось о том, что общая линия партии в отношении деревни в условиях казачьей жизни должна проводиться с тщательным и постоянным учетом местных особенностей и традиций. Игнорирование «… особенностей казачьего быта и применение насильственных мер по борьбе о остатками казачьих традиций» признавалось недопустимым (1). В то же время, Пленум указал на необходимость классового подхода к казачеству и высказался против предложения о вынесении вопроса о казачестве на Всероссийский съезд Советов в мае 1925 года. Таким образом, признавая наличие «остатков казачьих традиций» и бытовых отличий казаков, большевистское руководство по-прежнему смотрело на казачий народ исключительно как на особого рода крестьянство.
Многочисленные же особенности казаков этнического характера либо вообще не замечались, либо безосновательно причислялись к проявлениям казачьей сословности. При этом вопрос о том, чем же объяснялась такая живучесть особенностей внутренней жизни казачества спустя много лет после полной ликвидации сословной организации казаков и упразднения вытекавших из нее прав и обязанностей, как бы повисал в воздухе. Что же касается основного содержания советской политики по отношению к этим особенностям, то о нем можно судить по партийно-государственным документам тех лет. Например, в постановлении Северо-Кавказского краевого исполкома «О работе Советов в бывших казачьих областях Северокавказского края» от 25 августа 1925 года и разработанном на его основе специальном циркуляре окружным исполкомам говорилось о необходимости всем партийным и советским органам проводить постоянную целенаправленную работу по устранению казачьих бытовых и национальных особенностей. В постановлении подчеркивалось, что «казак не должен видеть и здесь ни издевательства и насмешек, ни голых приказов и насилия … Исключая случаи, требующие применения немедленных административных мер, нельзя забывать, что переработка быта – дело культуры, что ее единственное оружие здесь – только воспитание сознательности казачьих масс» (2). Документ, как видим, весьма красноречиво свидетельствовал о том, какими методами велась работа среди казачества до середины 20-х годов. Ну, а курс на изменение ее форм и упор на «воспитание сознательности» нисколько не повлиял на сущность политики по отношению к казакам.
Характерная недоговоренность присуща и периоду второй половины 30-х годов. Почти одновременно, в апреле 1936 года, отменяются все существовавшие ограничения в отношении воинской службы казачества и принимается решение о формировании донских, кубанских и терских казачьих кавалерийских дивизий. В РККА в это время существовали национальные кавалерийские части и казачьи полки как бы приравнивались к ним. Неслучаен факт создания в Северо-Кавказском военном округе в феврале 1937 г. сводной кавалерийской дивизии из Донского. Кубанского, Терско-Ставропольского казачьих полков и полка горских национальностей. Эта дивизия участвовала в первомайском параде 1937 г. на Красной площади в Москве (3). В годы Великой Отечественной войны совершенно естественно всеми воспринимались сообщения Совинформбюро о геройских делах 4-го Гвардейского Кубанского и 5-го Гвардейского Донского казачьих кавалерийских корпусов.
Таким образом, складывалась довольно странная ситуация, когда спустя известный период времени после полного упразднения казачьего (сословия) и всех связанных с ним институтов, внутренних и внешних проявлений, не только сами казаки, в том числе и родившиеся позже 1920 года, но и «расказачивавшее» их государство подтверждает существование народа казаки. Признание этого очевидного факта являлось еще одним свидетельством устойчивости и поистине поразительной живучести именно национальных этнических признаков казачества. Поэтому ответ на вопрос, какие же черты – сословные или этнические – были определяющими в облике казаков в предшествующий период и продолжали подчеркивать их специфику в последующем, представляется очевидным. Однако на всем протяжении советской истории во всех официальных, научных и публицистических изданиях казачество с завидным упорством именовалось исключительно «привилегированным военно-служилым сословием». Таково было одно из следствий политики скрытого расказачивания. Причем вольно или невольно ее проведение осуществляется и в настоящее время. По нашему мнению, это является результатом не столько существующих откровенно казакофобских настроений в некоторых политических кругах и тесно связанных с ними общественных организациях, сколько отсутствием научно обоснованной сущностной характеристики казачества. В итоге не только отдельные слои населения, но и государственные структуры не в состоянии дать объективный ответ на вопрос о том, кем же были казаки в начале нынешнего века и кем являются их потомки сегодня.
Ярким под-тверждением сказанного могут служить изданные в последние года государственные нормативные акты, непосредственно относящиеся к казачеству (Указ Президента СССР «О политической и юридической реабилитации жертв массовых репрессий и народов, подвергшихся выселению» от 13 августа 1990 года; Закон РСФСР «О реабилитации репрессированных народов» от 6 июля 1991 г.; Указы Президента РФ «О мерах по реализации Закона РФ «О реабилитации репрессированных народов» в отношении казачества» от 15 июня 1992 года и «О реформировании военных структур пограничных войск на территории Северо-Кавказского региона Российской федерации и государственной поддержке казачества» от 15 марта 1993 года). Содержащиеся в них определения казачества не только неверны по сути, но и во многом не выдерживают даже поверхностной научной критики. Так, например, во второй статье Закона РСФСР «О реабилитации репрессированных народов» говорится: «Репрессированными признаются народы (нации, народности, этнические группы и иные культурно-этнические общности людей, например, казачество), в отношении которых по признакам национальной или иной принадлежности проводилась на государственном уровне политика клеветы и геноцида, сопровождавшаяся их насильственным переселением, упразднением национально-государственных образований, перекраиванием территориальных границ, установлением режима террора и насилия в местах спецпоселения» (4).
Совершенно справедливо отнесенное к репрессированным народам, казачество в то же время однозначно характеризуется как культурно-этническая общность. При этом, на наш взгляд, была допущена очевидная научная неточность. Не останавливаясь на вопросах правомерности противопоставления практически однотипных понятий «этническая группа» и «культурно-этническая общность» и употребления самого термина «культурно-этническая общность», необходимо отметить, что основным отличием историко-этнографической общности от этноса является отсутствие у нее самосознания (7). Другими словами, если входящие в ту или иную историко-этническую общность люди осознают свое единство и отличие от других таких же объединений людей, то данная историко-этническая общность превращается в этнос (субэтнос). Что касается казачества, то в начале века оно практически в полной мере обладало самосознанием этнического характера, находившим свое множественное проявление в различных сферах (8). Поэтому определение казачества времен первой четверти 20-го века как «культурно-этнической общности» представляется неверным, как по содержанию, так и по форме. В этнологии существует научно-обоснованное и общепризнанное понятие «историко-этнографическая (этническая) общность» (5), что, естественно, далеко не одно и то же, что «культурно-этническая общность». Иногда этнологи оперируют термином «этническая общность (этнос), близким понятию «народ» в этнографическом смысле. В некоторых случаях этим термином обозначают несколько народов, а также обособленные части внутри народа (этнографические или.субэтнические группы) (6).
В настоящее время объективная социально-этническая характеристика современного казачества представляется крайне сложной. Ведь, в результате происшедших в советское время во многом необратимых сущностных изменений внутри казачества, его этносоциальный облик претерпел значительную трансформацию. Какие-либо серьезные обобщения и выводы относительно современного облика казаков должны основываться на итогах глубокого анализа всесторонних этнологических, социологических, исторических, философских, экономических и юридических научных исследованиях всех без исключения аспектов их внутреннего состояния, жизни и деятельности. Не располагая необходимыми результатами комплексных исследований, мы можем отметить только некоторые общие моменты, имеющие, тем не менее, прин-ципиальное значение. Прежде всего, сегодня необходимо проанализировать общее состояние основных этническо-национальных признаков казачьего населения. Основное внимание, конечно, должно быть уделено рассмотрению определяющего признака – этнического самосознания.
Если у современного казачества сохранилось сознание общности этнического характера, значит, казачий этнос продолжает и будет существовать. Если же такого рода самосознание утрачено, то это будет означать, что казачий этнос превратился в историко-этнографическую общность или этнографическую группу. Ответ на этот основополагающий, по нашему мнению, вопрос имеет большое значение не только в научно-теоретическом отношении, но и в практическом плане разработки основных направлений деятельности по возрождению казачества и их реализации.
Начавшиеся позитивные процессы возрождения казачества буквально сразу же столкнулись со значительными трудностями. Последние были обусловлены многими причинами как внешнего, так и внутреннего характера. Оформлявшееся казачье движение довольно неоднозначно воспринималось различными слоями общества. Часть населения, особенно в местах традиционного проживания казачества, отнеслась к нему с пониманием и поддержкой. Другая, наоборот, крайне недоброжелательно и даже откровенно враждебно. Третья смотрела на него с любопытством, а четвертая – равнодушно. Властные структуры установили за ним самое пристальное наблюдение и даже попытались взять его под непосредственный контроль. Не остались в стороне и различные политические силы, стремившиеся разыграть «казачью карту» в своих целях и втянуть казаков в политическое противоборство.
Значительные проблемы возникли и внутри самого движения по возрождению казачества.Нужно было востанавливать казачество а возрождение казачества зависит от отношения казаков с их женами. Отчасти они были обусловлены «болезнью роста», неорганизованностью, а отчасти являлись прямым следствием сложности поставленных задач. Объективные трудности зачастую усугублялись субъективными факторами, связанными с личными качествами некоторых лидеров ряда казачьих объединений. Их некомпетентность, амбициозность, популизм, своекорыстие нанесли серьезный ущерб национальному движению казаков, внесли разлад в его ряды. Определенные противоречия имели место и во взаимоотношениях между казачьими и государственными структурами, а также между различными казачьими организациями.
Одной из основных проблем современного казачьего движения является, по нашему мнению, отсутствие четко обозначенных жизненно важных для всех казаков перспективных целей, реальных программ их осуществления и, как следствие, его сравнительно узкая социальная база. При этом нужно учесть, что в настоящий момент казачество является очень мало активной политической группой. И это не случайно, поскольку почти во всех существующих программных документах казачьих общественных организаций центральное место занимают не задачи всеобъемлющего востановления и дальнейшего развития национально-этнических черт казачества, его традиций и культуры, а воссоздание фиктивных, порабощающих народ казаки сословных институтов. Главное внимание сегодня уделяется не кардинальным вопросам восстановления существовавшего уровня этнического (национального) самосознания казачества, оживления его исторической древней памяти памяти и всемерного стимулирования развития его этнических характеристик (т.е. всего того комплекса этнических признаков, наличие которых убедительно бы свидетельствовало о существовании казачества как народа), а оформлению различных административных органов. В этой связи закономерно возникают следующие вопросы.
Что же сегодня является для казачества более важным: возрождение утраченных национальных этнических признаков, составлявших его основу как народа, или реанимация общественно-политических и исполнительных структур существовавшей сословной организации? Возможно ли в условиях современных жизненных реалий полное самовосстановление казачества как целостного этносоциального организма, включающего в себя как этнические признаки, так и элементы сословной организации? Окончательные ответы на эти вопросы может дать, безусловно, только сама жизнь. Но уже сейчас становится все более очевидным, что общий крен большинства казачьих объединений в сторону дореволюционного структурирования имеет достаточно спорную историческую перспективу. И даже целенаправленная, разрушительная деятельность государства по созданию некоторых фиктивных казачьих структур, копирующих аналогичные образования начала (XX) века, вряд ли способна оказать существенное позитивное воздействие в данной области.
Так, например, изложенные в одном из последних нормативных актов по отношению к казачеству (10) конкретные мероприятия по формированию различных казачьих воинских подразделений, разработке и реализации Положения о земельных отношениях с казаками, проходящими военную службу, о особом режиме пользования землями в казачьих областях и Закона о казачьем самоуправлении, представляются малореалистичными. Ведь они не только не учитывают в полной мере происшедших исторических изменений и всех современных жизненных условий, но и не имеют под собой необходимой основы для конкретного осуществления.
А именно они (этнические признаки) определяли в прошлом и будут определять в будущем сущность национальности казак.
Причем некоторые высказывания не утратили своего значения и даже сегодня звучат весьма актуально. Так, характеризуя казачество и говоря о возможных путях его дальнейшего исторического развития, бывший председатель Донского, а позже и председатель Южно-Русского правительств, Глава эмигрантского Казачьего Союза Н.М. Мельников особо Подчеркивал, что «сущность казачества не в лампасе и не в чубе (есть Казачьи Войска, и не носящие лампаса и чубов), хотя и это все дорого казаку, и не в «образе служения», – а в казачьем духе, традициях и навыках, в казачьей психологии свободного человека, независимом характере и чувстве собственного достоинства, в безграничной любви казака к родному краю, в его широкой терпимости, в его предприим-чивости, умении защищать свои национальные права – вообще, прежде всего, во внутренних качествах казака» (12).
Именно возрождение этих внутренних качеств и должно стать, по нашему мнению, одной из основных задач современного казачьего движения. Что касается других аспектов жизнедеятельности казаков в настоящее время, то воссоздание их традиционных форм, включая и некоторые элементы структурной организации, должно всячески способствовать созиданию и согласию в казачьих регионах и ни в коем случае не являться источником напряженности или какого-либо противостояния. Непременным условием их существования должно быть их соответствие всем реалиям сегодняшнего дня. Как верно в свое время заметил Н.М. Мельников, «формы должны быть усовершенствованы в духе времени, сущности же остаться» (13). Октябрь 1993 г.
В.П. Трут является крупным специалистом в области Отечественной истории новейшего времени (ХХ – нач. ХХI в.в.) и истории казачества ХХ века. ИСТОЧНИКИ: 1. «По вопросу о казачестве». Резолюция апрельского (1925 г.) Пленума ЦК РКП (б) // КПСС в резолюциях и решениях съездов, конференций и Пленумов ЦК. Т.З. М., 1970. С. 169.
|
