ГЛАВА 5. Чейн вздрогнул и проснулся

 

— Что ты здесь делаешь?

Чейн вздрогнул и проснулся. Он лежал, свернувшись калачиком, у дверного проема монастырской библиотеки; от чего-то он постоянно возвращался к этому месту.

Вельстил стоял над ним с лампой в руке.

— Вставай! — велел он. — Мы выходим сегодня… после последнего кормления.

Чейн неуклюже обогнул Вельстила, пересек кабинет и вышел в прихожую. Вельстил шел позади, и при каждом звуке его тяжелых шагов спину Чейна сводило судорогой от напряжения.

— Покормим их напоследок, но пищи дадим не больше, чем всегда, — распорядился Вельстил. — Потом ты соберешь все припасы, какие удастся здесь найти. Сегодня уходим.

Чейн поднялся по лестнице и тяжелым взглядом уставился в глубину коридора. Кровь, исторгнутая Вельстилом на каменный пол, давно уже почернела и высохла. Стоны и скулеж безумных вампиров с наступлением темноты стали громче. Вот только из келий по правую сторону коридора не доносилось ни звука.

Всего одна дверь справа была по-прежнему закрыта деревянной жердью. Вельстил проскользнул мимо Чейна и открыл ее.

В келье валялись два ссохшихся трупа. Хотя на них все еще оставалось монашеское облачение — светло-голубые сюрко, темные рясы, — определить, мужчины это или женщины, было нелегко; впрочем, один из мертвецов был явно более хрупкого сложения. В этом зрелище для Чейна не было ничего неожиданного, и все же, зная теперь, насколько родственные были здешние обитатели ученым-Хранителям и миру, в который он так стремится попасть, при виде этих трупов Чейн окаменел.

В довершение худшего, на кровати скорчился третий — пока еще живой — обитатель кельи. Он зарылся лицом в угол, как будто хотел спрятаться. Затем чуть повернул голову в монашеском клобуке и боязливо глянул в сторону двери.

Приятное возбуждение, которое охватило Чейна в предвкушении трапезы, поблекло.

Монах был на вид никак не старше тридцати лет — изнуренный жаждой, голодом и недосыпанием. Вельстил без колебаний направился к нему и ухватил за ворот рясы.

Молодой монах судорожно втянул воздух, но закричать не успел. Вельстил ударил его кулаком в висок, и тот, потеряв сознание, рухнул поперек кровати.

Чейн молча стоял в коридоре у входа в келью.

— В чем дело? — спросил Вельстил.

Чейн поднял взгляд. В лице Вельстила не было ни жестокости, ни даже тени жажды — одна только холодная решимость.

— Я закончу здесь, — сказал Вельстил, так и не дождавшись ответа. — Обшарь кладовые. Собери все, что может нам пригодиться. И поищи чистые рясы или запасную одежду для наших новых спутников. Не хочу, чтобы их нынешний вид привлек ненужное внимание.

Чейн спустился по лестнице, задержавшись лишь затем, чтобы зажечь фонарь от угасающего огня в очаге.

Что еще он мог сделать? Сразиться с Вельстилом за жизнь этого монаха, сразиться с помощью кулаков или чар? То и другое бессмысленно. В первом случае Вельстил его уже однажды превзошел, что же касается второго…

Творить вспышки огня или света, создавать фамильяров — в драке эти умения вряд ли пригодятся. В отличие от Чейна, который в своем чародействе полагался на ритуалы и заклинания, Вельстил предпочитал магические артефакты. Впрочем, Чейн и сам время от времени занимался изготовлением артефактов, а потому логично предположить, что и Вельстил мог пользоваться заклинаниями, предпочтя их быстрое действие медлительному, но мощному воздействию ритуала. А ведь у старшего вампира не одно десятилетие опыта в подобных делах.

Опять-таки Вельстила могут защитить его новые слуги, которых сейчас ожидает трапеза, а затем — служение своему создателю.

Чейн вошел в коридор у входа, поднял засов на двери первой кладовой — и в этот миг наверху раздался пронзительный крик.

В стенах обители заметалось душераздирающее эхо. Молодой монах истошно вопил от ужаса, очнувшись в тот самый миг, когда в него безжалостно впились ледяные пальцы и клыки творений Вельстила. С каждым новым криком зверь, обитавший внутри Чейна, бился и метался все неистовее… а потом крик резко оборвался.

Чейн вошел в кладовую и поставил на пол лампу. Ни о чем не думая, он перебирал одежду, одеяла и куски холста, из которого можно было смастерить и навес, и дорожные мешки. Обнаружил стопку темных монашеских ряс — и застыл.

В памяти его всколыхнулись картины старых казарм в Беле. Одеяния, которых касались его пальцы, были так… так похожи на серые мантии, которые носили молодые Хранители.

Так похожи на то, что носила Винн.

У нее не было ни власти, ни силы в отличие от тех, кто получает их только по праву рождения. Не было призрачной влиятельности, которая возносила бы ее превыше всех прочих людей. Нет, Винн возвысила себя куда более осмысленным путем.

Чейн с силой стиснул пальцы, комкая темную шерстяную рясу, которая лежала наверху стопки. И попытался задушить неотвязное чувство ложного голода. Затем сгреб охапку одежды и швырнул в коридор.

 

Он собрал все припасы, какие могли пригодиться в дороге, и сложил их грудой в прихожей. Холстина, толстые шерстяные одеяла, чтобы укреплять палатки, фонари, кресало и трут, ножи и все прочее, что может послужить оружием, а также чайник, чайные листья и несколько фляг для воды. От Вельстила Чейн узнал, что даже вампирам необходимо пополнять запас влаги в организме, когда у них нет (или почти нет) возможности кормиться кровью. Наконец Чейн вернулся к лестнице на второй этаж, и когда он шагнул на последнюю ступеньку, то едва сдержался, чтобы не броситься назад.

Двери всех келий по левую сторону коридора были распахнуты настежь. В коридоре стоял Вельстил, а вокруг него топтались шестеро обращенных.

Чейн не испытывал отвращения к сильным запахам, но вонь мочи и испражнений показалась ему омерзительной. В момент гибели у живого существа опорожняются мочевой пузырь и кишечник, а эти шестеро не мылись с самой первой ночи своего посмертия. Их грязные рясы были изодраны в клочья, когда в безумии голода они нападали друг на друга. Все шестеро были с ног до головы покрыты засохшими пятнами черной вампирской крови, и только их лица и руки были густо вымазаны свежей кровью их последнего собрата.

Двое из обращенных были совсем еще юноши, лет двадцати с небольшим, но они припали к полу на четвереньках, точно звери, ворча и принюхиваясь. У одного изо рта обильно текла розовая слюна.

Позади Вельстила стояла — уже не на четвереньках — женщина постарше. Она покачивалась и, глядя по сторонам, что-то едва слышно бормотала, но в ее бормотании не было смысла. Рядом с ней сидел на корточках с видом потерявшегося щенка безбородый мужчина с седыми волосами — тот самый, из первой кельи, что растерзал свою молодую соседку.

А вот и она сама, женщина, которую Чейн захотел спасти…

Она съежилась, прижавшись к стене, половину лица закрывала спутанная копна темно-каштановых волос. Когда-то она, вполне вероятно, была хороша собой, но теперь Чейн не сумел определить, так ли это. Ее лицо, горло, запястья, обнаженная грудь были покрыты полузажившими ранами, которые особенно резко выделялись на мертвенно-бледной коже. Женщина слишком скудно питалась, чтобы у нее хватило сил полностью исцелиться. Когда она глянула на Чейна, глаза у нее стали почти бесцветными и лицо передернулось, то ли от голода, то ли от страха.

Шестой обращенный стоял, привалившись спиной к стене. Он был мускулист и плотно сложен, и пальцы его рук, прижатых к каменной стене, скрючились, словно когти. Черноволосый, курчавый, с массивной нижней челюстью, он принюхивался, точно волк, — принюхивался к Вельстилу, напряженно вглядываясь в спину своего создателя.

Чейн ощутил, как в него один за другим впиваются горящие взгляды обращенных. Жажда, терзавшая их, все громче отзывалась и в нем, но на Вельстила, похоже, это не действовало.

— Я позаботился, чтобы они оставили кое-что и для тебя, — сказал он.

Вельстил счистил со своего плаща почти все комья засохшей грязи и прочие следы путешествия по бездорожью. И аккуратно зачесал темные волосы, открыв белоснежно-седые пятна на висках. Перед Чейном опять был тот самый благообразный господин, с которым он познакомился в Беле, — разве что чуть-чуть поизносившийся в дороге. И стоял он в окружении своих вонючих рабов словно аристократ среди почтительной дворни.

Вот только глаза у него были совершенно ледяные, напрочь лишенные даже тени голода. Он понятия не имел о том, что натворил здесь… что вынудил натворить Чейна.

Вельстил качнул головой в сторону последней двери с правой стороны коридора:

— И поторопись, потому что тебе еще долго, очень долго не представится случай утолить свои аппетиты.

Он щелкнул пальцами, отчего молодая женщина вздрогнула и съежилась еще сильнее, а затем указал на лестницу. Чейн посторонился, пропуская обращенных.

Один только курчавый мужчина задержался возле него, оглядел с головы до ног и принюхался, словно проверяя, годится ли он в пищу. Когда все ушли, Чейн крадучись двинулся к последней двери справа. Дверь была приоткрыта. Чейн протянул руку и кончиками пальцев распахнул ее настежь.

У юнца, валявшегося на полу кельи, были рыжие волосы и веснушчатая бледная кожа. Он был намного моложе тех, кого Чейн в первую ночь запирал в этих кельях… впрочем, воспоминания о той ночи у него остались самые смутные. Ворот и рукава шерстяной рясы монаха были разорваны и измазаны кровью, кровь покрывала также горло и запястья. На указательном пальце хрупкой правой руки виднелась едва заметная мозоль — след долгого общения со стило или пером.

Ресницы мальчишки дрожали. Из маленького рта вырывалось частое неглубокое дыхание.

Чейн присел на корточки рядом с ним, обхватил его затылок. Голод — все тот же ложный голод — с новой силой вспыхнул в нем.

Если мальчишку бросить вот так, он истечет кровью и умрет — бессмысленная трата жизни. Впрочем, эта жизнь была обречена, как только Чейн ступил на порог обители. Чейн наклонился ниже, клыки его заныли, удлиняясь. Лицо мальчика было так близко, что он кожей чувствовал его слабое дыхание.

— Что вы здесь изучали? — спросил он.

Ответа не последовало, лишь сомкнутые веки мальчишки на секунду дрогнули.

Кем он стал бы, когда вырос? Уж наверняка не двуногим скотом в обширном человеческом стаде.

Чейн обхватил второй рукой подбородок мальчишки, задрал его вверх. Из ран на истерзанном хрупком горле начала сочиться свежая кровь. Чейн крепко сжал обеими руками голову мальчишки.

И резким движением крутнул ее вбок.

Хрустнули позвонки, и прерывистое дыхание мальчика оборвалось.

Чейн уронил тело на каменный пол и на четвереньках пополз прочь.

Цепляясь ногтями за дверной косяк, он кое-как выпрямился и опрометью выскочил из кельи. На середине лестницы он остановился и прижался лицом к ледяному камню стены, стиснув челюсти и скрежеща удлинившимися клыками.

Мальчик мертв… все, все, кто был здесь, так или иначе мертвы. Остались только их записи, да и те со временем истлеют, потерявшись для мира в этом убогом уединении.

Ногти Чейна заскрежетали по стене.

Снаружи ждал, раздражаясь от нетерпения, Вельстил, но мысли Чейна были заняты другим. Сбежав по лестнице, он бросился в библиотеку, примыкавшую к кабинету. И застыл в дверном проеме, обездвиженный паникой.

Взгляд его метался по книжным полкам. Чейн помотал головой. Все эти книги, свитки, фолианты, рукописи — он просто не в силах бросить их здесь. И унести все тоже не сможет. Как же ему выбрать, что взять с собой, если столько придется оставить?

Впрочем, время не ждет.

Чейн выдернул с полки одну книгу, за ней другую. Он выбирал те, которые уже осмотрел раньше, со смутно знакомыми названиями, а еще те, что потолще и с убористым шрифтом, а стало быть, содержащие больше знаний. Он туго набивал книгами холщовый мешок, позаимствованный в кабинете. Даже когда мешок был уже набит доверху, Чейн все еще лихорадочно обшаривал взглядом оставшиеся сокровища. И наконец, развернувшись, бросился бежать из этого царства мертвой тишины.

Снаружи Вельстил внимательно наблюдал за тем, как шестеро его подопечных, раздевшись донага, обтираются снегом. Затем он велел им надеть чистые рясы и привесить к поясам кухонные ножи либо топорики. Курчавый мужчина вооружился, как дубинкой, железным шкворнем.

— Берите поклажу, — приказал Вельстил, и дикие вампиры пришли в движение, задергавшись, точно марионетки на ниточках.

При виде этого Чейна передернуло — он-то знал, каково им сейчас. Именно так отдавал приказы Торет, его создатель, когда Чейн не спешил повиноваться. Когда Дитя Ночи сотворяет себе подобного, новый вампир обречен вечно покоряться любому приказу своего создателя.

Вечно, вернее, до тех пор, пока создатель не будет уничтожен.

Чейн не сводил глаз с Вельстила, который направился к ведущей вниз тропе, бросив лишь мимолетный взгляд на туго набитый мешок в руках своего младшего спутника.

— Очень скоро в твоем распоряжении будут все книги, какие только пожелаешь, — заметил он и ступил на первый поворот тропы.

Дикие вампиры потрусили вслед за своим повелителем. Чейн дождался, пока они пройдут мимо, и хотел двинуться следом, но в последний раз оглянулся на обитель, высеченную в стене ущелья. Входная дверь так и осталась распахнутой.

Чейн взялся за дверную ручку и, с силой потянув дверь на себя, постарался закрыть ее поплотнее. Если бы только он мог так же легко захлопнуть дверь за всеми воспоминаниями об этом месте… как если бы никогда сюда не приходил.

— А еще когда-нибудь ты займешь подобающее место среди своих возлюбленных Хранителей! — крикнул Вельстил.

Зверь, живущий внутри Чейна, возбужденно заметался в цепях, словно пытаясь схватить зубами некий лакомый кусочек.

— Исполняй свое обещание, — прибавил Вельстил. Голос его, казалось, поднимался из темноты. — И тогда я исполню свое.

При этих словах внутри Чейна словно что-то с громким хрустом сломалось.

Зверь, живущий в нем, настороженно попятился в угол. Он не увидел в руке своего господина сочной косточки с мясом. То, что ему предлагалось, не могло утолить его неистовый голод. Он услышал только посулы, всего лишь слова.

Содрогнувшись, Чейн резко обернулся и впился взглядом в верхний зигзаг тропы.

Такого с ним никогда прежде не бывало. Он растерялся, даже запаниковал.

 

* * *

 

Спустя полмесяца после начала плавания, на рассвете, Авранверд слонялась недалеко от носа корабля. Она наблюдала за Сгэйльшеллеахэ и черноволосой бледной женщиной.

Опершись на фальшборт, Сгэйльшеллеахэ указал вперед и проговорил что-то на уродливом гортанном наречии, из которого Авранверд не понимала ни слова. Впрочем, она и так знала, что говорит анмаглахк. Корабль дошел до полуострова и теперь вдоль восточного побережья поплывет на юг.

Бледное лицо женщины просияло от безмерного ликования. Сгэйльшеллеахэ кивнул, словно и сам радовался, что сумел сообщить ей такую приятную весть.

Его репутация среди Ан'Кроан так чиста и безупречна. Пускай Сгэйльшеллеахэ не так почитаем, как Бротандуиве или великая Эйллеан, все же он немало ходил по чужеземным краям и противостоял людскому коварству, дабы защитить и охранить всех Ан'Кроан. А теперь он стоит бок о бок с женщиной из этих варварских орд… И при этой мысли Авранверд судорожно сглотнула от омерзения.

Быть может, то, что он так старается ублажить эту женщину, — всего лишь притворство, и у Сгэйльшеллеахэ наверняка есть веская причина держаться именно так. Когда Авранверд станет анмаглахком, может быть, она поймет и это.

На горизонте засияли первые золотистые отблески зари. Авранверд глянула на хкомаса — тот стоял у руля, командуя экипажу менять паруса для поворота на юг. Девушка бесшумно проскользнула в ближайший люк за баком и, спустившись в трюм, отправилась подыскать укромное местечко в грузовом трюме. Громадные башмаки зацепились за нижнюю ступеньку, но она сумела удержаться на ногах.

Почти все матросы и кое-кто из «пассажиров» были на палубе. Авранверд задержалась в коридоре, не в силах оторвать взгляд от двери каюты, которую отвели людям и полукровке. Однако шарить там сейчас было бы слишком рискованно, а потому она двинулась по коридору правого борта к грузовому трюму. Оказавшись там, Авранверд забилась между бочек с питьевой водой и прижала к корпусу корабля свое словодрево.

— Ты здесь? — прошептала она.

Докладывай.

Голос, который звучал в мыслях Авранверд, был холоден и бесстрастен. Она даже не знала имени своего собеседника, знала только, что он — греймасга, а значит, она должна подчиняться ему с благоговением. И все же он обращался с ней не как с соратницей по общему делу, а как с нужным, но неодушевленным предметом, не более.

— Мы достигли полуострова и поворачиваем на юг. Команда меняет паруса.

Когда у вас следующая стоянка?

— Самое большее через четыре дня — обмен груза в Энвиройхе.

Что тебе удалось узнать об артефакте, который ищут люди?

Этот вопрос застиг Авранверд врасплох — прежде собеседник его ни разу не задавал.

— Я должна была слушать их разговоры? Но ведь я не знаю их языка.

Не рискуй навлечь на себя подозрения, но если что-то случайно услышишь — сообщай мне.

Авранверд поколебалась.

— Сгэйльшеллеахэ слишком опекает людей, как будто они ему не безразличны.

Греймасга молчал так долго, что Авранверд уже начала сомневаться, слушает ли он ее вообще. Но вот его голос снова прозвучал в ее мыслях, только на сей раз он был гораздо холоднее:

Тебе не должно отзываться о Сгэйльшеллеахэ с неуважением. Если не случится ничего непредвиденного, следующий доклад — через четыре дня.

Авранверд промолчала, не рискуя подавать голос после такого жесткого выговора. И молчала до тех пор, пока не поняла, что собеседник ушел.

Она прогневала греймасгу, а это было в высшей степени нежелательно. Когда для нее настанет время предстать перед Вельмидревним Отче, неудовольствие греймасги может ей повредить. Авранверд выпрямилась, сделала глубокий вдох.

Вельмидревний Отче дал слово. Если Авранверд преуспеет, ее примут в ученики… и эта мысль развеяла тревогу. В конце концов, ей уже поручили миссию во благо анмаглахков. Она отчитывается напрямую перед греймасгой, одним из самых высокопоставленных анмаглахков. Насколько было известно Авранверд, такой чести никогда прежде не удостаивался ни один ученик.

С этой мыслью она поспешила вернуться на палубу, прежде чем хкомас мог заметить ее отсутствие. Когда она выбралась из-под бака, солнце уже наполовину поднялось на востоке, и море под его лучами искрилось слепящим светом. Шагнув на палубу, Авранверд глянула вверх и столкнулась с ровным, немигающим взглядом Сгэйльшеллеахэ.

На миг она замерла, не в силах отвести взгляда, а затем побежала к корме, где ее с нетерпением ждал хкомас. Но Авранверд еще долго казалось, что ее преследует пристальный взгляд Сгэйльшеллеахэ.

 

* * *

 

Прошло двенадцать дней после того, как корабль повернул на юг. Магьер нетерпеливо расхаживала по палубе. На ней была новая куртка, и она старательно избегала подходить к фальшборту.

Ей бы следовало радоваться тому, что они путешествуют морем, а не сушей. Вот только здесь, на живом корабле, в памяти Магьер слишком часто всплывали мертвенные отметины, которые ее ладони оставили на стволе березы в эльфийском лесу. При этих мыслях внутренняя дрожь, изводившая Магьер, ощутимо усиливалась.

Зима подходила к концу, но в открытом море, да еще за пределами Края Эльфов было ощутимо холоднее.

Винн сидела на палубе, тихонько разговаривая с Мальцом, — в последнее время они беседовали чаще обычного. Лисил и Оша пока еще оставались в каюте, хотя Лисил чувствовал себя гораздо лучше. Его аппетит стал лишь немногим хуже обычного, и он, как предсказывал Сгэйль, постепенно свыкался с качкой. Правда, это не мешало Лисилу то и дело ворчать и жаловаться на жизнь.

Да, подумала Магьер, надо радоваться, что они плывут морем. Кинжальный кряж, отделяющий Белашкию и Древинку от восточного побережья, непроходим. На суше ей пришлось бы пройти через всю Древинку, охваченную гражданской войной, затем пересечь обширные заболоченные пространства Топи, перевалить Щербатые Пики и лишь тогда достигнуть восточного побережья. Такое путешествие заняло бы добрых три месяца, если не все полгода.

И все же Магьер не могла ускорить их нынешнее продвижение.

Еще дважды ей снилось, как она летит, подхваченная неведомой силой, по ночному небу, снился замок о шести башнях посреди укрытой снегом долины. С каждым таким сном притяжение таинственной цели на юге усиливалось и крепло. И только одно изменилось в двух последних снах Магьер: вокруг нее в темноте не вздымались, как раньше, черные чешуйчатые кольца.

Хкомас приказывал бросать якорь у каждого берегового селения, а Сгэйль неустанно напоминал о том, как важен рейс этого судна для эльфийского побережья. Портовые рабочие выгружали товары в большие ялики и переправляли их на барки, направлявшиеся вглубь суши. Всякая такая стоянка продолжалась сутки, а то и больше.

Несколько раз Магьер спрашивала разрешения сойти на берег. Было бы так приятно хоть ненадолго покинуть корабль, пускай даже это означало вновь ступить на эльфийскую землю. Всякий раз Сгэйль отвечал отказом, поясняя, что появление людей в любом селении Ан'Кроан неизбежно вызовет беспорядки. Магьер знала, что он прав, но ей от этого не было легче.

В раздражении она забылась и едва не схватилась за край фальшборта. И хотя на руках у нее были перчатки, она испугалась и в последний момент отдернула руку. Неприятное ощущение, которое порождал в ней живой эльфийский корабль, было слабее, чем то, которое Магьер довелось испытать в древесных жилищах эльфов. Зато теперь она точно знала, что может натворить ее прикосновение. Менее всего ей хотелось неумышленно вытянуть из этого корабля жизненную силу или причинить ему еще какой-нибудь вред.

Порой Магьер приходилось до боли кусать себе губы, чтобы не заорать на хкомаса: «Быстрей плыви, скотина! Быстрей!»

— Да, именно так! — громко заявила Винн, — Ну почему ты вечно со мной споришь? Я же вижу — у тебя на ляжках шерсть уже сбивается в колтуны.

 

Магьер обеспокоенно глянула на Мальца и Винн. Юная Хранительница выудила из своего мешка гребень, но Малец заворчал, отодвигая подальше от нее свои драгоценные ляжки.

— Здесь полным-полно веревок, и мне ничего не стоит тебя привязать, — пригрозила Винн. — Как любого обыкновенного пса.

Малец крутнулся и бросился было наутек.

— Вернись!

Винн успела ухватить его за хвост. При этом она выронила гребень, и тот со стуком упал на палубу. Взвизгнув не столько от боли, сколько от возмущения, Малец оглянулся через плечо и оскалил зубы.

— Посмей только! — огрызнулась Винн.

Малец облизнул свой нос, уперся всеми четырьмя лапами в палубу и со всей силы рванулся прочь.

— Стой! — пискнула Винн.

Она шлепнулась на живот, так и не выпустив из рук добычу, а Малец лихорадочно заскреб лапами по палубе, набирая ускорение. Винн с округлившимися глазами поехала на животе вслед за ним.

Тяжело вздохнув, Магьер пустилась вдогонку за этой парочкой.

— А ну, прекратите! Оба!

И тут Малец, обегая крышку грузового люка, совершил резкий поворот.

Винн, по-прежнему цеплявшаяся за хвост Мальца, перевернулась на спину. Ее хрупкое тело взвилось на повороте и откачнулось вбок, к корме. Пес отчаянно затормозил, потеряв равновесие от этого неожиданного рывка, и с размаху, с глухим рыком шлепнулся на брюхо, растопырив все четыре лапы.

Пес и девушка завертелись на палубе. Раздался жалобный визг Мальца, и оба наискось покатились к стенке юта. Магьер ужаснулась, увидев, как они со всей силы врезались в груду парусины и свернутых кольцами канатов.

Винн тотчас же села, торопливо выпутываясь из обвивших ее канатов. Малец поднялся на три лапы, безуспешно стараясь выдернуть четвертую из канатной петли.

— Вы… вы… — гневно выдохнула Магьер. — Прекратите вести себя как последние…

— Это он начал! — возмутилась Винн.

Малец коротко рыкнул ей в лицо.

— Да-да, это ты начал! — процедила Винн сквозь стиснутые зубы. — А ведь я тебя не расчесывала с самого отплытия… Свинтус!

Она ухватила Мальца за лапу и принялась дергать канат, чтобы освободить его.

С юта свесился, глядя на них, один из матросов.

Магьер заметила его в тот самый миг, когда он перемахнул через ограждение. Тяжело стукнув сапогами о палубу, он приземлился прямо перед Винн. Девушка замерла, сдавленно ахнув. Прежде чем она успела шевельнуться, эльф схватил ее за запястье.

Гневно сверкая янтарными глазами, он рывком дернул Винн вверх, так что она едва не повисла на цыпочках. И прошипел ей в лицо что-то по-эльфийски. Магьер сумела разобрать только «маджай-хи».

Малец, щелкнул челюстями, норовя цапнуть эльфа за лодыжку, но его все еще сдерживал канат, обвившийся вокруг лапы.

Магьер одним прыжком перемахнула через крышку люка.

— Отпусти ее! — рявкнула она.

Рослый эльф повернул к ней дубленое морщинистое лицо, и тогда она нанесла удар.

Ее правый кулак врезался в лицо матроса, и тут же она вогнала левый кулак в его живот. Эльф сложился вдвое и, теряя равновесие, откачнулся к фальшборту.

При этом он выпустил запястье Винн, но внезапный толчок бросил ее в сторону Магьер. Та успела обхватить девушку одной рукой за плечи. Солнечный свет, проливавшийся на палубу, стал сильнее.

Мир вокруг Магьер сделался вдруг нестерпимо ярким. На глаза ее навернулись слезы, радужку заливала чернота.

— Магьер!

К ней подбежал Сгэйль, за ним мчался Оша, который тут же ухватил разъяренного матроса. С юта, хватаясь за поручни, соскользнул хкомас.

— Он тронул Винн! — прорычала Магьер и ткнула пальцем в матроса, стараясь овладеть собой, прежде чем ее дампирская натура выплеснется наружу.

— Да, я видел, — быстро ответил Сгэйль, — но ты должна это прекратить!

Матрос пытался вырваться, ругая Ошу последними словами. От удара кожа у него на скуле лопнула и текла струйка крови.

Винн схватила Магьер за плечо, со всей силы вцепилась в нее обеими руками.

Малец, освободившись, вымахнул на крышку люка и зарычал на матроса. Ярость схлынула с лица эльфа, уступив место потрясению. Даже Оша на всякий случай попятился от Мальца, да и хкомас, уже оказавшийся на палубе, не спешил подбегать к ним.

— Хватит! — крикнул Сгэйль и прибавил длинную фразу на эльфийском языке.

— Что он говорит? — шепотом спросила Магьер у Винн.

Хкомас разразился не менее стремительной речью. Другие матросы побросали свои дела и подступили ближе, прислушиваясь.

Винн отстранилась от Магьер и встала рядом с ней.

— Матрос посчитал, что я неуважительно обошлась с маджай-хи, — прошептала она. — Сгэйль говорит им, что мы с Мальцом просто играли.

— Вот как, значит, он это объясняет? — процедила Магьер, и в ней опять начал подниматься гнев.

Эльфы зашумели сильнее, но Сгэйль, не дрогнув, стоял между ними и Винн с Магьер, а Оша замер рядом с матросом, напавшим на Винн. Малец следил за происходящим молча, но не отступил ни на шаг.

— Еще Сгэйль сказал им, что нас никто не смеет трогать, — продолжала Винн, — и что всякий подобный случай он сочтет неуважением лично к нему и к его обету защиты. Такое больше не должно повториться.

Магьер немного расслабилась, и, когда Сгэйль искоса глянул на нее, она едва заметно кивнула.

Хкомас явно был в бешенстве, однако схватил разъяренного матроса за плечо и уволок прочь, прикрикнув на остальных. Эльфы начали нехотя возвращаться к брошенным делам. Несмотря на заявление Сгэйля, матросы, проходя мимо, озадаченно косились на Мальца и с неприкрытой враждебностью — на Магьер.

Ей на это было наплевать. Пусть только сунутся…

Сгэйль повернулся к ней:

— Такие проблемы оставь мне!

— Не будет никаких «таких» проблем, — огрызнулась Магьер, — если они не станут распускать руки!

— Сколько раз, — не уступал Сгэйль, — сколько раз я должен повторять и тебе, и всем вам, что вы совершенно не знаете наших обычаев и традиций! Ваше невежество и постоянное пренебрежение моими…

— А они нас и вовсе не знают! — перебила его Винн.

Магьер не ожидала от девушки такого резкого тона.

— Вы так долго шныряли среди нас, — продолжала Винн, — так долго тайком изучали нашу жизнь и обычаи, что пора бы уже тебе и твоим соплеменникам научиться быть хоть немного терпимее, прежде чем делать поспешные выводы. Вы нетерпимы — и одно это доказывает вашу невежественность.

Ошеломленный, Сгэйль не произнес ни слова, но его невозмутимые черты лица на миг исказились гневом, а это значило, что он вот-вот разразится возмущенным ответом. Винн не дала ему такой возможности — она попросту обошла Сгэйля, как пустое место.

— Пойдем, Малец, — бросила она на ходу, — проведаем Лисила.

Пес потрусил за Винн, вертя головой по сторонам. При виде матросов он неприязненно морщил верхнюю губу. Однако, когда они проходили мимо Оши, Винн легонько провела ладонью по плечу молодого эльфа и вполголоса произнесла:

— Алхтанк ама ар ту.

Оша облегченно заулыбался и склонил голову.

Магьер не составило труда понять, что Винн поблагодарила его.

Сгэйль в последний раз сурово глянул на Магьер и решительно направился к лестнице юта.

Магьер лишь фыркнула и повернулась к борту корабля, твердо решив пока что не возвращаться в каюту и еще немного помозолить глаза матросам. Однако сама она глядела далеко вперед, в открытое море, расстилавшееся перед кораблем, — на юг.

 

* * *

 

Ночь за ночью Вельстил гнал по горным перевалам своих диких слуг, и его вконец измотала необходимость постоянно быть начеку, иначе за ними было не уследить. Ничего не поделаешь — необходимо добраться до восточного побережья и при этом — хорошо бы — намного опередить Магьер.

 

Вельстил истосковался по одиночеству. Приближался рассвет, и он наблюдал за тем, как Чейн готовит палатки, чтобы укрыться от наступающего дня. Стылый каменистый кряж был почти безжизнен, а небо, нависавшее над ним, — безгранично гнетущим и угрюмым даже по ночам.

Всякий раз, когда Вельстил отыскивал местоположение Магьер, выяснялось, что она с невероятной скоростью перемещается на юг, двигаясь почти вровень с тем маршрутом, который наметил для себя Вельстил. Порой она не трогалась с места по нескольку дней. Это подтверждало предположение Вельстила, что Магьер путешествует на корабле, который то и дело останавливается в портах.

Чейн отыскивал скальные карнизы либо рощи тесно растущих деревьев, где можно было поставить палатки и укрыть весь отряд от дневного света. Почти каждую ночь он заваривал чай и в конце концов сумел приучить диких вампиров пить этот напиток, несколько раз показав, что так же поступает сам. Вельстил не мог добиться от своих слуг ничего, если только не отдавал им прямой приказ. При всем этом Чейн становился все угрюмее, и дошло до того, что он почти перестал разговаривать.

Вельстилу на это было наплевать — лишь бы его спутник заботился о том, чтобы дикие вампиры могли идти дальше. А между тем стремительно приближалось то время, когда им снова потребуется свежая кровь.

Двое молодых вампиров беспокойно бродили на четвереньках, принюхиваясь с тщетной надеждой. Пожилая женщина расхаживала среди массивных валунов, окружавших стоянку, и продолжала что-то бесцельно бормотать себе под нос. Ее седовласый приятель, изнуренный до крайности, неотрывно следовал за ней по пятам.

Курчавый мужчина сидел на корточках на краю стоянки, размеренно перекатываясь с пяток на носки. Рот у него был все время разинут, глаза то и дело вертелись в глазницах из стороны в сторону. Один раз, когда Вельстил отвернулся и тут же посмотрел снова, он обнаружил, что курчавый не сводит с него напряженного жадного взгляда.

И лишь молодая темноволосая женщина, та самая, что продолжала существовать только благодаря настойчивости Чейна, сохранила некоторые признаки разумности. Дар связной речи к ней так и не вернулся, но она часто помогала Чейну обустроить стоянку или развести костер — когда им удавалось найти хоть какое-нибудь топливо.

То, что все время приходилось быть начеку, изрядно вымотало Вельстила, и он тоже испытывал необходимость в пище. Обычно после кормления чародейным методом он не чувствовал голода почти месяц. Но сейчас… может, виной тому были регулярно принимаемые снадобья, может, недостаток сна, может, то, что он держал под контролем сразу нескольких слуг, — но Вельстил изнемогал от голода.

Он запустил руку в свой мешок, отыскивая склянки из коричневого стекла, содержавшие жизненную силу убитых монахов. Склянки оказались на самом дне мешка, но при виде их Вельстил окаменел, не решаясь прикоснуться.

Помимо белой глиняной бутыли, в шкатулке с бронзовой чашкой были только две склянки. Между тем их должно быть три. Никто из диких вампиров понятия не имел о том, как кормится Вельстил, — это было известно только Чейну.

Вельстил бросился к ближайшей палатке и рывком отдернул полог.

Чейн был там. Он сидел рядом с молодой темноволосой женщиной и показывал ей какой-то пергамент.

— Ты у меня кое-что взял, — бросил Вельстил.

Дорожный мешок Чейна и холщовый тюк лежали тут же.

Не колеблясь, Чейн достал склянку коричневого стекла.

— Забирай, — просипел он и швырнул склянку Вельстилу.

Вельстил поймал ее на лету. Выдергивать пробку нужды не было. Он и по весу сразу понял, что склянка пуста.

— Ты выпил? — спросил он.

— Нет, — ответил Чейн.

И снова принялся подсовывать молодой женщине пергамент, но она лишь посматривала то на этот пергамент, то на Чейна, явно не понимая, чего от нее хотят.

Смятение, охватившее Вельстила, усилилось. Дикие ничего не знали ни о его артефактах, ни о содержимом склянок. Чейн наконец бросил пергамент наземь.

Оттолкнув Вельстила, он выбрался из палатки, выпрямился и с каменным видом указал на пожилую женщину и ее седовласого спутника.

— Я накормил их. Они нуждались в пище.

Вельстил молчал, переваривая эти хладнокровно сказанные слова. Раньше своеволие Чейна, как правило, заключалось в том, что он бессмысленно лез на рожон ради Винн Хигеорт. Нынешний случай был куда более вопиющий — явный признак того, что Чейн забыл свое место.

Ему нужен урок.

Не говоря ни слова, Вельстил широким шагом двинулся через стоянку, над которой в небе на востоке уже розовел краешек зари. Он направлялся прямиком к пожилой женщине.

При виде его она попятилась, вжалась спиной в большой скальный выступ, торчавший из крутого откоса, который нависал над стоянкой. Тощий спутник женщины в испуге обхватил руками ее ноги.

— Не двигаться! — приказал Вельстил. — Всем, не двигаться!

Женщина окаменела, на ее морщинистой шее от напряжения вздулись жилы. Округлившимися глазами она смотрела, как Вельстил выхватил из ножен меч. Тощий старик, скорчившийся у ног женщины, начал бессильно повизгивать.

— Что ты делаешь? — крикнул Чейн.

Вельстил нанес удар.

Клинок врезался в шею пожилой женщины. В предрассветном скудном свете брызнули искры — это меч со скрежетом лязгнул о каменную стену за спиной у женщины. Стена мгновенно почернела от хлынувшей из обрубка шеи черной крови.

Вельстил развернулся спиной к обезглавленной женщине еще до того, как ее голова с глухим стуком запрыгала по земле. Тощий старик пронзительно заверещал. Чуть поодаль стоял Чейн, и в руке у него тоже был меч.

— Еще один шаг, — проговорил Вельстил холодно и ясно, — еще шаг — и я натравлю их на тебя.

Чейн не тронулся с места, но и не отступил. И даже не глянул на диких вампиров, которые так и застыли, кто где, по всей стоянке. Один глаз у него дергался от ярости и неприкрытой ненависти.

Вот на это Вельстилу было плевать. Повиновения он добился и теперь решительно шагнул к Чейну.

— Запомни вот что! — процедил он. — Когда я получу то, к чему стремлюсь, ты все еще будешь дожидаться того, что так жаждешь. Будет ли у меня веская причина вознаг