Глава 43. Перси казалось, что в последующие дни Мэри ни разу не отошла от окна гостиной, глядя на восстановленный розовый сад

Перси казалось, что в последующие дни Мэри ни разу не отошла от окна гостиной, глядя на восстановленный розовый сад. Когда бы он ни пришел - утром, днем или вечером, - он неизменно заставал ее там. Отчужденная и отстраненная фигура, ушедшая в себя. Перси был бессилен утешить ее. Он не мог взглянуть в скорбящие глаза матери своего сына.

— Cherie... — пытался утешить ее Олли, обнимая напряженно сведенные плечи, гладя ее по голове, касаясь губами высоких, стоически застывших скул. — Ma cherie [21]...

Наконец терпение Перси лопнуло. Она заживо похоронила себя, обратившись в статую у окна.

— Мэри? — негромко сказал он, кладя ладонь ей на плечо.

К его удивлению, она схватила его руку и прижала к своей ключице, словно давно ждала этого. Они были одни в доме. Олли ушел в магазин, а Сасси отправилась на рынок. Перси пришел по просьбе Сары, чтобы оставить в коридоре корзинку с письмами от одноклассников Мэттью.

—Я думала, это всего лишь переутомление, Перси. Ты же знаешь, как упорно мальчики тренировались и какими уставшими они выглядели после первых недель тренировок, играя в тяжелой защитной форме, при такой жаре и влажности. Я умоляла Мэттью отдыхать и есть побольше, пить много воды...

В ушах у Перси зашумело. К чему она клонит?

— И я не тащила его с собой в Сомерсет против его воли. Я поступала так только потому, что это был единственный способ побыть с ним наедине. Он поговаривал о том, чтобы стать тренером.

Зачем она ему это рассказывает? Хотя нет, кажется, он знает зачем. Да, она угадала: в первые, самые тяжелые дни своей скорби он спрашивал себя, не остался бы Мэттью жив, если бы Мэри чаще бывала дома и вовремя заметила его болезнь. Но это было несправедливо. Она могла находиться рядом с мальчиком двадцать четыре часа в сутки, и это ничего бы не изменило. Мэттью все равно скрыл бы от нее свое состояние. Перси понадобились долгие годы, чтобы понять: Мэттью принадлежал Олли. Мальчик любил Мэри, но предпочитал общество человека, которого считал отцом. Олли был его другом и наперсником. А Мэри казалась чуть ли не посторонней, как ни старалась установить с сыном прочную связь. Мэттью отгородился от нее и - как бывало всегда, когда она оставалась одна, - она обратилась к земле. Только сейчас Перси понял, что она чувствовала и как ей было одиноко.

— Посмотри на меня, Мэри.

Однажды он уже ошибся в ней, решив, что она вышла замуж за Олли, чтобы спасти Сомерсет. Но больше он не повторит своей ошибки.

Она отпустила его руку и повернулась к нему лицом. Сердце у него оборвалось. Скорбь заострила черты ее лица, погасила огонь в глазах, посеребрила пряди в волосах, гладко зачесанных на висках. Перси бережно обнял ее за плечи.

— Мэттью умер не потому, что ты что-то сделала не так. Никто из нас не мог предвидеть того, что случилось.

— Значит, ты не винишь меня? — Глаза Мэри превратились в бездонные колодцы, полные отчаяния. — А я боялась, что ты решишь, будто все дело в проклятии Толиверов.

Поначалу и он так думал. Разве могло быть простым совпадением то, что Мэри вышла замуж за мужчину, который не мог иметь детей, и что она потеряла собственного сына в возрасте шестнадцати лет, оставив Уильяма единственным наследником Толиверов? Перси вспомнил, что и отец ее, и брат верили в проклятие, а Майлз даже предсказывал, что оно обрушится на Мэри. Но потом Перси прогнал от себя эти мысли. Проклятие не имеет никакого отношения к безобразию, в которое они превратили свою жизнь. Они сами стали своим проклятием.

— Чушь, — сказал он. — Полнейшая чушь. Мэттью умер от пневмонии, а не от какого-то идиотского проклятия.

— Я даже начала думать, — Мэри принялась горестно заламывать руки, — что это наказание нам - мне - за то, что я продала тебе землю Майлза... что Господь возвращает Уильяму то, что принадлежит ему по праву... забрав у нас Мэттью.

Нам. Нас. Конечно, она имела в виду себя и Олли.

— Это полнейшая чушь, — повторил Перси уже с раздражением, напуганный чувством вины, появившимся в ее глазах. Если эти вопросы олицетворяли демонов, с которыми Мэри сражалась у окна, то все пропало. Она уже никогда не придет в себя. — Мы сделали все, что могли.

— Правда? — спросила она.

Перси охватило желание хорошенько встряхнуть ее. К чему она ведет?

— Не говори глупостей! Мы поступили так ради Олли. Иначе он потерял бы свой магазин, а тебе пришлось бы продать плантацию, чтобы прокормиться.

— Разве ты тогда не думал о Мэттью?

— Разумеется, я думал о нем! Мне пришлось позаботиться о том, чтобы ему осталось хоть что-нибудь.

Еще одно растерянное мгновение, и в глазах Мэри зажегся новый свет. Перси убрал руки с ее плеч и отступил на шаг, слыша, как эхом звучат в его ушах собственные слова: «чтобы ему осталось хоть что-нибудь». О Господи. Перси почувствовал, как тайна, которую он хранил так долго, медленно рассыпается внутри него на мелкие кусочки.

Мэри спокойно сказала, глядя на него ясным взором:

— Значит, ты обо всем догадался. Я была в этом уверена.

Перси не мог отрицать очевидного. И не мог отказаться от Мэттью.

— Да, — сказал он, чувствуя, что это признание разбивает ему сердце.

— И давно ты догадался?

— В тот день, когда отвез Олли в Даллас за новым протезом. Я прочел его историю болезни и узнал о тяжести его ранения. Тогда я понял, что Мэттью мой сын.

Мэри сжала губы, и они превратились в тонкую линию.

— Тогда тебе известно... все.

— Да, Мэри, мне известно все.

Она закрыла глаза и пошатнулась.

— Ох, Перси, я все испортила.

Он вновь обнял ее за плечи.

— Нет, это мы все испортили.

— Ты уехал в Канаду, когда я поняла, что беременна. Я ждала тебя и молила Бога, чтобы он направил тебя домой. Но я не знала, на каком я месяце, и никто не знал, где тебя искать, так что мне пришлось обратиться к Олли...

— Я догадался обо всем в Далласе, — сказал Перси, прижимая ее к себе. — Я хочу, чтобы ты знала, Мэри: я ехал домой, чтобы сказать тебе, что не могу жить без тебя. Мне было все равно, каким будет Сомерсет - первым, последним, всегда с тобой, - лишь бы ты вышла за меня замуж.

Она тихонько вздохнула и прижалась к его груди.

— А я хочу, чтобы ты знал: я поняла, что могу жить без Сомерсета, но не могу - без тебя. Я пообещала себе, что продам плантацию, если ты вернешься домой и женишься на мне. Этого было бы достаточно, Перси. Этого было бы более чем достаточно.

—Я верю тебе, — сказал он, ощущая тепло ее слез сквозь ткань рубашки. — Теперь я это знаю.

Они стояли, обнявшись, еще несколько мгновений. Их сердца бились в унисон, но момент близости миновал. Больше этого не повторится. Мэри вытащила из рукава носовой платок, который теперь всегда держала наготове, а Перси спросил:

— Когда ты заподозрила, что мне все известно?

— Я догадалась не сразу, а постепенно, — ответила Мэри, жестом предлагая ему присесть. — Когда я увидела, как ты смотришь на Мэттью... так, как никогда не смотрел на Вайатта. Это любовь к своему первенцу, наверное...

— Олли знает, что мне все известно? — Перси последовал ее примеру, и они уселись в кресла у камина.

— Уверена, что нет. Он всегда объяснял твою привязанность к Мэттью тем, что он... похож на меня.

— И это тоже.

— А Люси?

Перси вздохнул.

— Знает. Она узнала правду четыре года тому назад.

Рука Мэри, которой она вытирала слезы, замерла.

— Святой Боже, Перси, откуда?

— Не имеет значения. Она знает, и все. Вот почему она так злилась на тебя все эти годы... и не пришла выразить свои соболезнования. — Собственно, Люси была потрясена, узнав о смерти Мэттью, но боялась, что любая попытка выказать Мэри сочувствие выдаст тайну, которую она намеревалась сохранить во что бы то ни стало. — Каждое утро Люси ходила на мессу, чтобы помолиться за Мэттью, и поставила Бог знает сколько свечек, — сказал Перси. — Следует отдать ей должное, она проявила понимание к Вайатту и ко мне, пока длился этот кошмар, чего я никак от нее не ожидал.

— Почему же она не разведется с тобой?

Перси хрипло рассмеялся.

— Можешь мне поверить, я предлагал ей это, но Люси не намерена разводиться. Для этого она слишком меня ненавидит. Люси пригрозила, что, если я попробую расторгнуть наш брак, она поведает всему миру о тебе и обо мне - и о Мэттью. Его смерть ничего не изменила. Следует думать о тебе и об Олли, как и о том, что сделает скандал с вами и с памятью о Мэттью.

— И с Вайаттом, — добавила Мэри, лицо которой вновь заливала смертельная бледность - слишком невероятными оказались новости, которые сообщил Перси.

— Да, конечно... и с Вайаттом.

— Почему ты женился на Люси? Ты ведь мог выбрать любую девушку.

Он криво улыбнулся, глядя на нее.

— К тому времени в ручье почти не осталось рыбы. Мне было одиноко. А Люси оказалась рядом.

— Так что же случилось, ради всего святого? Она ведь обожала тебя.

— Она обнаружила, что у ее идола глиняные ноги, — сказал он, давая понять, что дальнейшие разговоры на эту тему неуместны. — Может, стоит рассказать обо всем Олли?

— Нет, — моментально ответила Мэри. — Он заслуживает того, чтобы мы избавили его от лишних страданий. Тот факт, что Мэттью так никогда и не узнал, кто его отец, и так причинил ему сильную боль. Это будет слишком, если он узнает еще и о том, что ты догадался обо всем с самого начала. — Она вновь промокнула глаза платком. — Наша глупость причинила вред слишком многим людям. Мы не дали им жить своей жизнью. Мэттью был лишен родного отца, а твои родители - внука. Вайатт вырос в браке, которого вообще не должно было быть. Он ведь мог стать совсем другим мальчиком, если бы был рожден в счастливом союзе. И Люси... бедная Люси. — Во взгляде Мэри читался страх; она боялась, что ступила на тонкий лед. — Вот что я тебе скажу, Перси. Ее ненависть - всего лишь прикрытие. Это единственный для нее способ вынести любовь, которую она до сих пор к тебе испытывает.

Он внезапно встал, чтобы положить конец разговору, и взял стакан воды со стола, накрытого для тех, кто хотел выразить свои соболезнования.

— Тем не менее лучше бы Люси вышла замуж за кого угодно, только не за меня, — сказал он. — А теперь нам остается лишь сыграть теми картами, что остались у нас на руках.

— И как же мы это сделаем?

Перси глотнул воды. Господь свидетель, он хотел бы знать как. Теперь он нес на себе печать обреченности. Он вновь повернулся к Мэри и неуверенно улыбнулся.

— Пожалуй, нам надо начать с того, чтобы простить себе боль, которую мы причинили.

Мэри опустила глаза и принялась крутить на пальце обручальное колечко, словно раздумывая над его предложением, и ее ресницы вновь напомнили ему о Мэттью. Спустя несколько мгновений она подняла на Перси глаза.

— Может быть, стоит начать с того, чтобы простить друг друга.

На следующий день Перси нанес визит в цветочный магазин и распорядился доставить одну-единственную белую розу Мэри Толивер ДюМонт, приложив к ней записку: «Во имя исцеления. Мое сердце всегда с тобой. Перси».

Когда он приехал к себе в контору, на его столе лежала коробка из цветочной лавки. Он открыл ее. Внутри оказалась одинокая белая роза с приколотой запиской, прочтя которую он слабо улыбнулся. Мэри была лаконична, как всегда: «От моего сердца твоему. Вечно твоя, Мэри».