Глава 24. Ричард только раз обернулся на бегу и посмотрел на Кэлен

Ричард только раз обернулся на бегу и посмотрел на Кэлен. Она стояла в дверях, в белом платье Матери-Исповедницы, с длинными распущенными волосами. Стояла воплощением женственности, прекрасная, как в тот день, когда он впервые увидел её.

На мгновение их взгляды встретились. Ричард был слишком далеко и уже не видел её зелёные глаза, такие ясные и лучистые, что при взгляде на них сердце у него то замирало, то убыстряло свой бег.

Он знал, что время поджимает. Как бы ни хотелось ему и дальше смотреть на Кэлен, времени не оставалось. Её жизнь висит на волоске. Выбора нет. Повернувшись, Ричард углубился в лес.

Он довольно часто ходил этой тропой и знал, где можно бежать, а где следует передвигаться осторожно, но теперь было не до осторожности.

Ричард мчался по лесу. Роившиеся в голове мысли лишь бередили раны. Впервые он чувствовал себя в лесу чужим — бессильным, ничтожным, потерявшим надежду.

Голые ветви деревьев скрипели на ветру, они стонали и трещали, словно оплакивая его уход. Ричард бежал вперёд и старался больше ни о чём не думать.

Он взбирался всё выше и выше и теперь лиственные деревья сменились елями и пихтами. Дыхание толчками вырывалось из груди. Над верхушками деревьев свистел ветер, будто гнал его из самого счастливого места в мире.

Островки мха походили на свадебные торты, сделанные из чего-то ярко-зелёного, сверкали крошечными шоколадными иголочками семян.

Ричард перепрыгнул по валунам через ручей. Ниже по склону ручеёк уходил под камни, рокотом возвещая огромным дубам о приближении Ричарда, спешившего навстречу неволе.

В тусклом сероватом сумраке он не заметил красноватые корни кедра, споткнулся, рухнул лицом на тропинку. Последнее унижение — после суда и приговора к изгнанию.

Лёжа на истлевшей листве, сухих ветках и лесном мусоре, Ричард размышлял, не лучше ли остаться так навсегда. Просто лежать и ждать конца.

Холодный ветер заморозит его, пауки, змеи и волки обгрызут с костей плоть, земля и деревья поглотят останки, не оставив никаких следов его пребывания в этом мире.

Посланец, чьих слов никто не захотел услышать. Вождь, пришедший слишком рано.

Не лучше ли положить всему конец — и пусть смерть заберёт их обоих, упокоит с миром и покончит со всем.

Деревья презрительно взирали на него, выжидая, что предпримет ничтожный человек, хватит ли у него смелости подняться на ноги и встретить то, что его ждёт. Ричард и сам этого не знал.

В это бесконечное мгновение смерть казалась самым простым исходом, куда менее болезненным.

Даже Кэлен, любимая Кэлен, хочет услышать от него то, что он сказать не может: ложь. Хочет, чтобы он отказался от своих слов, признал, что ошибается.

Ради неё он готов на всё, но изменить реальность не в его силах. Что ж, по крайней мере, она в него верит, она позволит увести её от тьмы надвигающейся тирании. Пусть она и не верит его словам, но она — единственный человек, готовый следовать за ним по доброй воле.

Он пролежал несколько секунд, приходя в себя и восстанавливая дыхание. Краткий миг, в который он позволили себе проявить слабость в преддверии тех тягот, что ему предстоят.

Слабость — противовес стойкости, которая вскоре ему понадобится.

Сомнения — противовес ясности цели.

Страх — противовес храбрости, которой ему придётся набраться.

Даже размышляя, стоит ли вообще вставать, он знал, что встанет. Приступ жалости к себе миновал. Он сделает всё ради Кэлен. Даже это. И тысячу раз, если придётся.

Ричард решительно отбросил мрачные мысли. Не так уж всё и безнадежно. Бывало и хуже. В конце концов, он встречался с противниками сильнее, чем эта сестра Тьмы.

Как-то раз он вырвал Кэлен из лап пяти сестёр Тьмы! А тут — всего одна. С ней-то он справится. При мысли о том, что Никки рассчитывает заставить их плясать, как марионеток на верёвочке, в нем закипел гнев.

Отчаяние сменилось жгучей яростью.

Потом он снова бежал, цепляясь за деревья, срезая углы. Перепрыгивал через упавшие деревья, скакал с камня на камень.

Сломанное дерево зацепило мешок, сорвало с плеча. Ричард попытался на ходу высвободить его, но не удержал и мешок свалился на землю.

Он взбесился, будто дерево сделало это специально, чтобы задержать его, и с треском обломал злосчастную ветку.

Потом опустился на колени, судорожно запихнул в мешок рассыпавшееся содержимое, сгребая вместе с монетами мох и иголки, прилипшие к куску мыла, что дала Кэлен. Разбираться некогда. Теперь он повесил мешок на спину, а не на плечо.

Дорога резко пошла вверх. Ему то и дело приходилось уцепляться обеими руками за камни и корни, Ричард нередко ходил этой дорогой и знал, где и за что лучше всего цепляться. Несмотря на холод, глаза ему заливал пот. Костяшки пальцев он ободрал в кровь.

Ему казалось, что Никки едет слишком быстро, слишком намного его опережает. Он знал, что чудовищно сглупил, задержавшись в расчёте на то, что сократит путь, и сожалел, что у него было так мало времени, чтобы обнять Кэлен.

Ему душу выворачивала мысль, насколько тяжело сейчас Кэлен. Наверное, ей сейчас куда хуже, чем ему. Пусть она свободна, а он — нет, для неё это только хуже.

Ведь, даже будучи свободной, она вынуждена сдерживаться, когда больше всего на свете ей хочется последовать за ним. Ричарду проще. Он подневольный, он следует приказам.

Он выскочил из леса на широкую дорогу и оказался на вершине перевала. Никки нигде не было. Затаив дыхание, он посмотрел на восток, опасаясь увидеть её по ту сторону.

Перед ним простирались бесконечные леса и поросшие деревьями горы. Вдали возвышались скалистые вершины, их заснеженные пики и склоны ярко белели на фоне свинцового неба.

Ричард не видел ни лошади, ни всадницы, но это ничего не значило, поскольку чуть ниже тропа сворачивала за деревья.

Он быстро осмотрел почву в поисках следов, надеясь, что Никки не сильно его опережает и он успеет нагнать, пока она не сотворила что-то ужасное. Не обнаружив никаких следов, Ричард слегка успокоился.

Он посмотрел на простиравшуюся внизу долину, через луг на их домик. Слишком далеко, чтобы кого-нибудь разглядеть. Ричард надеялся, что Кэлен всё же пробудет тут ещё несколько дней. Ему не хотелось, чтобы она возвращалась к армии, чтобы, рискуя жизнью, сразиться в проигранной войне.

Он понимал желание Кэлен быть со своим народом и защищать родину. Кэлен считала, что её присутствие что-то изменит. Не изменит. Пока — не изменит. А может и никогда не изменит.

Видение Ричарда было лишь принятием реальности. Угрожая небу мечом, всё равно не помешаешь солнцу закатиться.

Ричард посмотрел на свинцовые облака. Последние несколько дней он замечал все признаки того, что скоро уже в долине выпадет первый снег. Судя по небу и направлению ветра, похоже, он прав.

Ричард отлично понимал, что ему не удастся так просто отделаться от Никки, он придумал эту сказочку из других соображений. Как только в этих краях менялась погода, снегопад обрушивался мгновенно и очень обильно.

Если метель окажется такой, как он предполагает, Кара с Кэлен будут заперты в домике до весны. Еды им хватит с избытком. И дров он успел нарубить больше чем достаточно. Здесь Кэлен будет в безопасности. А с армией — постоянно под угрозой.

Из-за деревьев показалась серая в яблоках лошадь. Голубые глаза Никки не отрывались от Ричарда с того мгновения, как она увидела его на перевале.

Когда сёстры Света увезли его в Древний мир, во Дворец Пророков, Ричард считал, что Кэлен этого хотела. Он ошибался. Тогда он не знал и не понимал, что она прогнала его, чтобы спасти ему жизнь. Он думал, что Кэлен больше не хочет его видеть никогда.

Во Дворце Никки была для него живым соблазном. Он совершенно терялся в её присутствии и с трудом мог поверить, что такое совершенство существует в действительности, что это не сон.

Сейчас же, глядя, как она легонько покачивается в седле, не сводя с него своих огромных голубых глаз, он вдруг подумал, что Никки воспринимает свою красоту с мрачным смирением. Она полностью утратила обаяние и Ричард никак не мог понять, почему когда-то испытывал к ней столь сильное чувство.

С тех пор Ричард познал, что такое настоящая любовь и Никки стала для него ничем.

Наблюдая за её приближением, он с удивлением заметил, что Никки выглядит грустной. Казалось, она огорчена тем, что он здесь, но, в то же время, на её лице промелькнула тень облегчения.

— Ричард, ты превзошёл все мои надежды. — Судя по тону, надежды эти были весьма невелики. — Ты весь взмок. Хочешь передохнуть?

От её притворной доброты у него кровь вскипела в жилах. Ричард молча отвёл разъяренный взгляд от её ласкового лица и двинулся по дороге перед её лошадью. Он счёл за благо помолчать, пока не совладает с душившим его бешенством.

Чуть дальше по дороге поджидал чёрный жеребец с белым пятном на морде. Огромный конь был привязан на заросшей травой полянке среди высоченных сосен.

— Твой конь, как я и обещала, — сказала Никки. — Надеюсь, он тебе понравится. Он показался мне достаточно большим и сильным, чтобы тебя везти.

Ричард проверил удила и счел их подходящими. Никаких мартингалов, которыми, он знал, пользовались сёстры, чтобы управлять лошадьми. Остальная упряжь тоже в норме. Жеребец выглядел вполне здоровым.

Ричард дал жеребцу время познакомиться с ним. Он напомнил себе, что лошадь ни в чём не виновата, и его отношение к Никки не должно влиять на обращение с этим красивым животным.

Ричард не поинтересовался, как зовут коня. Он дал ему обнюхать свою руку, ласково потрепал по шелковистой чёрной холке и погладил по боку. Могучий жеребец топнул передними копытами. Он явно был не рад знакомству.

Пока что, выбирать дорогу не приходилось. Единственный путь уводил его прочь от домика, где осталась Кален. Ричард пошёл впереди, чтобы не видеть Никки.

Он не хотел сразу же вскакивать на жеребца, не то потом будет куда больше хлопот. Пусть конь сначала к нему немного привыкнет. Решительно взяв коня под уздцы, Ричард зашагал вперёд.

Работа с лошадью отвлекала его от чёрных мыслей, грозивших увлечь в пучину отчаяния. Вскоре жеребец немного освоился с новым хозяином и Ричард вскочил в седло.

Никки не пыталась затеять разговор — наверное, чувствовала его настроение. Он едет с ней, но у неё нет никаких шансов заставить его радоваться этому.

Когда начало темнеть, Ричард спешился возле небольшого ключа, где лошади могли попить, и бросил свои вещи на землю. Никки молча приняла его выбор и, соскочив с лошади, отвязала от седла спальный мешок.

Усевшись на спальник с несколько удрученным видом, она принялась жевать колбасу и размоченный в воде сухой бисквит. Откусив кусочек, она протянула колбасу Ричарду и вопросительно посмотрела на него. Он не отреагировал. Никки решила, что он отказывается и продолжила есть.

Закончив еду и сполоснувшись в ручье, она на некоторое время удалилась за густые кустики. А вернувшись, молча заползла в спальник, отвернулась и уснула.

Ричард сидел на мшистой земле, скрестив руки и опёршись спиной о седло. Так он провёл всю ночь — без сна.

Он наблюдал за спящей Никки, освещённой неверным светом почти полной луны, следил за её ровным дыханием, смотрел на слегка приоткрытые губы и непрерывно размышлял над тем, как преодолеть то, что она с ним сотворила. Он подумывал, не удавить ли её, но это была не самая светлая мысль.

Ему и прежде доводилось пользоваться магией. Он не только чувствовал магию, но и с помощью своего дара высвобождал невероятную силу.

Его дар чаще всего просыпался от гнева. И ещё — в случае острой необходимости. Сейчас у него в достатке имелось и то, и другое. Он только не знал, как это может помочь. Ричард недостаточно хорошо понимал, что сотворила Никки, а потому не мог придумать, как это нейтрализовать.

Пока жизнь Кэлен висела на другом конце волшебной нити, он не решался ничего предпринимать наобум. Но он отыщет способ. Непременно отыщет! Опыт подсказывал, что выход всегда найдётся, это лишь вопрос времени. Если он хочет сохранить рассудок, то должен в это верить.

Утром, не говоря Никки ни слова, он оседлал коней. Потягивая воду из бурдюка, она наблюдала, как он затягивает подпруги, проверяя, не перетянул ли. Потом извлекла из седельной сумки хлеб и спросила Ричарда, не желает ли он кусочек. Ричард не обратил на неё внимания.

Он устал, проведя долгую холодную ночь без сна, но гнев поддерживал его силы. Весь день они ехали шагом по бесконечным лесам под свинцово-серым небом. В такую погоду приятно чувствовать тёплые бока лошади. Постепенно они спускались с высокогорья в низины. А к вечеру пошел снег.

Сначала в воздухе закружились редкие снежинки. Потом снегопад усилился, запорошил деревья и землю, а вскоре весь мир стал белым. Видимость существенно ухудшилась, снег повалил стеной. Ричарду приходилось постоянно смаргивать снежинки с ресниц.

И тут, впервые за последнее время, Ричард испытал облегчение.

Там, в высокогорье, Кара и Кэлен проснутся утром в окружении сугробов в несколько футов высотой. И решат, что глупо трогаться в путь, если снег наверняка через несколько дней растает. И крепко просчитаются.

Там, высоко в горах, наступит зима. За этим снегом придут метели, скоро их засыплет по самые окна. Конечно, они станут беспокоиться, но скорее всего решат дождаться оттепели. В конце концов, срочности никакой нет.

И вероятнее всего, в конце концов, окажутся запертыми в домике на всю зиму. В безопасности. Когда он, рано или поздно, сбежит от Никки, он найдёт Кэлен в их домике.

Ричард решил, что не стоит ночевать под открытым небом. Они могут замёрзнуть насмерть, а он слишком хорошо помнил, что, если Никки умрёт, Кэлен умрёт тоже. Заметив большую приют-сосну, он съехал с дороги. С веток посыпался снег, Ричард стряхнул его с плеч и с волос.

Никки растерянно огляделась, но возражать не стала. Спешившись, она смотрела, что он делает. Когда он отвел в сторону большую ветку, освобождая ей проход, Никки хмуро посмотрела на него — и тут же выпрямилась. На её лице отразилось детское удивление. Ричард не ответил на её широкую улыбку.

Внутри, под густыми заснеженными лапами, было тихо, холодно и темно. В сумеречном освещении Ричард выкопал небольшую ямку под костёр, и вскоре сухие ветки, которые он осторожно положил поверх стружек, разгорелись весёлым огоньком.

Тёплый огонь осветил мягким светом их убежище. Никки изумлённо огляделась. В свете костра ветви над головой отсвечивали оранжевым.

Никки спокойно грела над огнём руки. Она выглядела довольной. Не сияющей от восторга, но всё же, довольной. Казалось, она прошла тяжёлое испытание и теперь может успокоиться. Женщина, которая ничего не ждёт, но радуется тому, что имеет.

Ричард не позавтракал с ней, и вчера тоже ничего не ел. Горькая решимость уступила голоду. Он растопил снег и приготовил бобы с рисом. Голодовка не принесёт пользы ни ему, ни Кэлен.

Он молча протянул Никки половину бобов с рисом, положив отломанную от буханки корку. Она с благодарностью приняла миску и предложила ему вяленого мяса.

Ричард уставился на протягивающие кусочек мяса изящные тонкие пальцы. Так кормят бурундука. Вырвав мясо из её пальцев, он впился в него зубами.

Чтобы не встречаться с ней взглядом, он смотрел в огонь. Тишину нарушали лишь потрескивание костерка да шелест падающего с веток снега. Снегопад часто превращает лес в царство оглушающей тишины.

Ричард доел похлёбку и некоторое время сидел возле костерка, ощущая на лице исходящее от него тепло. Наконец, усталость сморила его. Он добавил дров, поворошил угли, а потом раскатал спальный мешок по другую сторону костра, подальше от Никки, молча наблюдавшей за ним и, с мыслями о Кэлен, погрузился в глубокий сон.

На следующее утро они проснулись рано. Никки молчала, но как только они сели в сёдла, решительно вывела свою серую в яблоках кобылу вперёд и поехала первой. Снегопад сменился холодной изморосью. Снег на земле превратился в серое месиво. Низины ещё не были готовы уступить зиме. Выше в горах, где находилась Кэлен, было куда холоднее, там снег ляжет надолго.

Осторожно продвигаясь вперёд по узкой тропе на склоне горы, Ричард старался смотреть по сторонам, но всё равно невольно поглядывал на ехавшую впереди Никки.

Было холодно и сыро, она надела плотный чёрный плащ. С прямой спиной, гордо поднятой головой, с рассыпавшимся по чёрному плащу каскадом светлых волос она выглядела изумительно. Ричард был в тёмной грубой одежде лесного проводника и к тому же, небрит.

Кобыла Никки — тёмно-серая, почти чёрная, с более светлыми пятнами по всему телу, грива и бабки темно-серые, хвост — молочно-белый, редко когда увидишь лошадь такой красоты. Ричард ненавидел эту кобылу — она принадлежала Никки.

После полудня они пересекли дорогу, ведущую на юг. Никки продолжила путь на восток.

Горы тут негостеприимные. Деревья растут практически на голом камне. В некоторых местах ближе к Хартленду попадаются сочные зелёные луга, где пасутся отары овец и стада коз.

Ричард печально смотрел на края, в которых вырос. Он не знал, когда вернётся сюда и вернётся ли вообще. Он не спрашивал, куда они едут, — всё равно Никки не ответит.

Медленно покачиваясь в седле, Ричард думал о мече, вспоминал, как передал его Кэлен. Тогда это казалось единственным выходом. Он не видел другого способа хоть как-то защитить её — и молился, чтобы Кэлен никогда не пришлось воспользоваться мечом. Ну, а если придётся — что ж, он передал мечу часть своей ярости.

За поясом у Ричарда висел превосходный кинжал, но без меча он чувствовал себя голым. Он ненавидел древний клинок, ненавидел те мгновения, когда меч извлекает из глубины его души что-то тёмное и, в то же время, тосковал по своему оружию. Тогда он вспоминал слова Зедда, что Меч Истины — всего лишь инструмент.

Но, не только. Меч — зеркало, хотя и обладающее разрушительной магией. Меч Истины способен уничтожить всё, будь то плоть или сталь, если направлен против врага, но не может поразить друга. В этом и заключался парадокс магии: лишь, обладатель меча определяет, что есть зло.

Ричард был настоящим Искателем и наследником силы меча, созданного волшебниками во время великой войны. Меч должен быть при нём. Он обязан хранить меч.

Тем временем, они свернули с тропы, ведущей на восток и двинулись в юго-восточном направлении. Ричард знал этот путь. На следующий день тропа пересечёт деревню и превратится в узкую дорогу. Очевидно, Никки этот путь тоже был знаком.

Ближе к вечеру они поехали вдоль северного берега довольно большого озера. На воде дрейфовала стайка чаек. Чайки в этих местах попадались не часто, но и особой редкостью тоже не считались. Ричард вспомнил морских птиц, которых видел в Древнем мире. Море очаровало его.

На дальнем берегу Ричард заметил двух рыбаков. На той стороне озера шла широкая тропа, протоптанная многими поколениями жителей деревушки южнее озера, приходивших сюда порыбачить.

Рыбаки, сидевшие на широком каменном выступе, приветливо помахали путникам. В этих местах всадники — явления редкое. Ричард с Никки были слишком далеко, чтобы рыбаки могли их как следует разглядеть. Скорее всего они посчитали их парой трапперов.

Никки небрежно помахала в ответ, будто говоря: «Удачной рыбалки. Жаль, что не можем присоединиться».

Они свернули и скрылись из поля зрения рыбаков. Ричард отбросил со лба влажные волосы, прислушиваясь к тихому плеску волн. Миновав озеро, они свернули в лес.

Тропа шла вверх по покатому склону. Никки надвинула капюшон, чтобы прикрыться от мелкого дождя и сыплющихся с веток деревьев капель. На лес опустилась серая мгла.

Ричард очень боялся по ошибке погубить Кэлен. Пришло наконец время задавать вопросы.

— Что ты хочешь, чтобы я говорил, когда мы встретим кого-нибудь? Вряд ли ты жаждешь, чтобы я сообщал каждому встречному, что ты сестра Тьмы, захватившая жертву. Или ты хочешь, чтобы я изображал немого?

Никки искоса поглядела на него.

— Для всех ты будешь моим мужем, — не колеблясь сообщила она. — И я жду от тебя, чтобы ты держался этой версии при любых обстоятельствах. Отныне и впредь, чтобы ни случилось, ты — мой муж, я — твоя жена.

Ричард стиснул руку на поводьях.

— У меня есть жена. И ты — не она. Я не стану притворяться, что ты моя жена.

Никки, покачиваясь в седле, внешне осталась совершенно равнодушной. Она подняла голову и посмотрела на темнеющее небо.

Здесь, в низинах, было ещё слишком тепло для снега. Однако, сквозь редкие просветы в облаках Ричард видел горы, затянутые плотной белой пеленой. Кэлен наверняка сейчас в тепле, уюте — и никогда не уедет.

— Как по-твоему, ты сможешь отыскать для нас ещё одно такое дерево-укрытие? — спросила Никки. — Где будет сухо, как прошлой ночью? Мне бы очень хотелось посидеть в тепле и сухости.

— Да.

— Отлично. Нам надо поговорить.