МАЛЬЧИК ПО ИМЕНИ ТОУФИК

В греческих православных семьях было принято давать мальчикам одно имя при рождении, и другое, христианское имя, обычно в честь какого-нибудь святого или священника, давалось в день крещения в церкви. Поскольку я был первенцем, меня с гордостью назвали Тоуфиком в честь отца моего папы. Почти сразу же мои тети, дяди и двоюродные братья и сестры стали называть меня То-То.
Меня крестили в резиденции священника греческой православной церкви в историческом районе Яффы, известном как Старый город. Богослужение проводил Бенедикт, друг нашей семьи, ставший патриархом Иерусалима. Он не только помазал меня елеем и окропил водой, но дал мне также свое имя. Теперь у меня было официальное имя: я стал Тоуфик Бенедикт Хинн. Позже меня стали называть просто Бенни.

В Яффе мы жили в доме, который когда-то принадлежал семье, покинувшей Палестину во время кровопролития 1948 года. Они бежали в огромной спешке, и весь внушительный трехэтажный особняк был отдан греческой православной церкви. Мой отец был вне себя от радости, когда поместный священник спросил: "Мистер Хинн, вы не хотите вместе с семьей переехать в это здание?". Мы заняли только один этаж, но и там места было предостаточно.
Дом располагался в чудесном месте. Он стоял на высоком и отвесном берегу, всего в двух кварталах от голубых вод Средиземного моря и всего в нескольких шагах от центра города.
Наш дом стал средоточием большой активности. Верхний этаж отдали казначею церкви, второй стал клубом греческой православной общины, местом сбора членов церковных организаций, а мы все жили на первом этаже, Во внушительном, бежевом со ржавчиной, здании стояли прекрасные колонны с широкими лестницами, ведущими на второй этаж. Во дворе находился фонтан, в котором водились тропические рыбки. Позади дома рос большой сад с цветущими цитрусовыми деревьями и цветами, а тропинка из него вела на пляж.

На фасаде здания красовалась эмблема греческого православного клуба - организации, в которой мой папа в течение нескольких лет был президентом.

В нашем доме была просторная общая комната и две большие спальни - одна для родителей и другая для детей. Сначала в детской спальне жила одна Роза, затем появился я, а после меня родились мои братья - Крис, Вилли, Генри и Сэмми, а потом еще одна сестра - Мария. К тому времени, когда я стал подростком, наша комната в Яффе напоминала большую больничную палату. Восьмой ребенок, Майкл, родился позже, в Канаде.

Кухня находилась позади дома, на некотором возвышении. Там ребенком я проводил большую часть своего времени, помогая маме готовить еду. Больше всего мне нравилось делать хлеб пита. Я научился смешивать нужное количество воды, муки и дрожжей. Мама обычно хвалилась:
"Бенни делает лучший хлеб в городе". Иногда мой хлеб использовался для причастия в нашей церкви.

"ВОЗЬМИ, ЭТО ТВОЕ";

Работа моего отца в социальной сфере занимала у него намного больше времени, чем обычные рабочие часы в офисе. Он был исключительно добрым человеком по отношению к людям, и к нам домой постоянно шли какие-то просители, особенно те, кому нужна была работа. В обязанности моего отца в качестве связующего звена между правительством и жителями города входил подбор кадров для организаций и учреждений города. Например, городской больнице срочно нужны десять работников. И папа проводил с людьми собеседование и набирал для больницы нужных работников. В уголке сада он хранил огромные мешки с мукой, которую постоянно закупал в больших количествах. Когда кто-то нуждался, он говорил: "Вот, возьми себе муки. Она твоя!".
Моя мама, умевшая и любившая готовить, добавляла с радушием: "Останьтесь и пообедайте с нами".

По субботам и воскресеньям в нашем доме яблоку негде было упасть. Для приготовления хлеба мы пользовались печами в пекарне, которая находилась в четырехстах футах от нашего дома. Тесто мы готовили дома. Мы с братьями ставили большие круглые подносы с тестом себе на головы и шли в пекарню. Пока они играли, я сидел и наблюдал, как поднимается хлеб, и затем, когда он был готов, я звал их.

Наш обеденный стол был символом изобилия. На нем всегда было не менее десятка блюд: фаршированные тыквы, рис, завернутый в виноградные листья, острые и пряные блюда и hummus, пюре из гороха. На десерт были такие сладости, как пахлава, вкусное слоеное печенье, пропитанное медом.

Я и сегодня ем очень немного мяса, потому что в нашем доме его не подавали в больших количествах и я просто не привык к нему. Даже теперь я предпочитаю блюда с рисом и овощами.

 

"МОИ ДЕТИ - МОЕ БОГАТСТВО";

Когда я рассказываю людям о щедрости моего отца, они говорят: "О, должно быть, было очень здорово находиться рядом с ним".

Честно говоря, мой отец внушал и мне, и моим братьям и сестрам страх Господень, хотя мы его очень любили.

Когда по воскресным дням все посетители расходились и за столом оставалась только наша семья, мы ели быстро и тихо. За обедом мы не вели никаких разговоров, и я практически ничего не знал о работе отца, пока был подростком. Мы никогда не говорили о деньгах, политике или других важных делах.

Однако одну вещь мы усвоили четко: если мы переговаривались за столом, это было чревато для нас неприятностями. А уж если мы были действительно непослушными, нам грозило наказание отцовской палкой. Мы знали, что работа нашего отца связана с большим напряжением.
Когда он возвращался с работы домой, то всегда немного спал, и мы знали, что лучше его не будить. До сих пор помню день, когда к нам домой повидать моего отца пришла исключительно настойчивая женщина. "Простите, но его нельзя видеть. Он спит", - сказал один из моих братьев.
Не обращая на нас никакого внимания, женщина прошла прямо в дом, оттолкнув нас в сторону. Она вошла в спальню и разбудила его палкой, которую держала в руках. О, сколько шума она наделала! Через несколько секунд эта женщина выбегала из передней двери, а за ней бежал мой папа с ее же палкой в руках! Затем он ураганом прошелся по дому. Нам здорово досталось за то, что мы позволили этой женщине войти в дом.

Мама никогда не была дисциплинирующей силой в семье. Этого и не требовалось. Мой отец мог дать жару во всем, где это было необходимо, - может, даже слишком много жару. Однажды он пришел домой и застал нас с братом Крисом дерущихся. "Крис, подойди сюда", - потребовал отец. Он наступил на ногу брата и, глядя в глаза, строго выговорил ему. Затем то же самое он проделал со мной. Несмотря на все строгости, мы все соперничали друг с другом, чтобы заслужить внимание отца. Даже крупица внимания к нам с его стороны значила для нас все.

Помню, когда мне было около шести лет, он уехал однажды в деловую поездку на Кипр. Оттуда он привез мне длинное игрушечное ружье. Каждый раз, когда я нажимал на курок, раздавался громкий выстрел и сыпались искры. Через два дня мой брат Крис взял это ружье и поломал его. Я думал, что никогда не перестану плакать. Это была не просто игрушка. Это была одна из моих любимых вещей - только потому, что ее подарил отец.

Внешне отец был покрыт защитным слоем, который казался толще черепахового панциря, но я никогда не сомневался в его любви ко мне. Он очень редко хвалил нас, но говорил прекрасные слова о нас нашей маме, а она не делала из этого секрета.

Однажды, когда один сосед сказал: "Костанди, ты, должно быть, гордишься своими детьми" - отец ответил:

"Мои дети - мое богатство. Я не миллионер, но у меня чудесная семья, и все здоровы. Я благословлен". Мои родители никогда при нас не проявляли своих чувств друг к другу. Я даже не могу вспомнить, чтобы отец обнимал маму. Это было не принято! Но мы все же чувствовали глубину их взаимной любви.

 

"ГЕРКУЛЕС", "ТАРЗАН" И "ОДИНОКИЙ РЕЙНДЖЕР";

Суббота! О, с какой радостью мы всегда ждали субботу. Мама уже была на кухне и готовила сэндвичи и лимонад, чтобы взять с собой на пляж. И хотя море было всего в нескольких шагах от нашего дома, нам нравилось ходить на пляж в Бат-Яме, в сорока пяти минутах ходьбы от Яффы. Папа всегда ходил вместе с нами, и обычно к нам присоединялось несколько двоюродных братьев и сестер. Нас не пугало такое расстояние. Мы любили ходить пешком. Все то время, что мы жили в Израиле, у отца не было автомобиля - он либо ходил на работу пешком, либо пользовался муниципальным транспортом.

Мы всегда зависели от погоды. Люди удивляются, когда узнают, что в Израиле с мая по ноябрь редко идут дожди.

Мне нравилась вода, но не кувыркания и обливания, которые любили некоторые мои братья. Я предпочитал оставаться в отдалении от толпы. Некоторые думали, что я замкнутый. На самом же деле я просто не хотел утонуть!

Если было ветрено, то мы пускали воздушных змеев на пляже - и бегали так быстро, что ноги не успевали нести нас.

После двенадцати мы мчались домой, съедали кукурузные початки и шли наверх в греческий православный клуб, чтобы посмотреть еженедельные фильмы для детей. "Лорел и Харди".

"Геркулес". "Тарзан". "Одинокий рейнджер". Папа крутил кино, и мы смотрели все фильмы, которые были у нас, - по-английски, без субтитров.

Вжившись взглядом в экран, я смотрел эти фильмы и мечтал о том, чтобы уехать из Израиля и попасть на Запад. "Вон он я, - говорил я себе. - Я уже там!".

Когда во дворе мы играли в индейцев и ковбоев, я всегда был американцем и хвастался своим знанием о Соединенных Штатах, хотя оно ограничивалось тем, что я увидел в фильмах.
Поскольку я был невысокого роста для своих лет, соседские мальчишки думали, что могут меня дразнить. Я умел постоять за себя, но мне редко когда приходилось это делать. Мои братья следили за мной, как орлы. Однажды один мальчик, грек, ударил меня, и тогда мой брат Крис прыгнул на него и стал яростно колотить моего обидчика кулаками. Когда его остановили, мальчишку пришлось везти в больницу с переломом руки. Ох, как досталось Крису!