РЕЗУЛЬТАТЫ ПРОГРАММЫ. 1. Около первой ночной стражи, внезапно в трепете пробудившись, вижу я

 

 

1. Около первой ночной стражи, внезапно в трепете пробудившись, вижу я

необыкновенно ярко сияющий полный диск блестящей луны, как раз поднимающийся

из морских волн. Невольно посвященные в немые тайны глубокой ночи, зная, что

владычество верховной богини простирается особенно далеко и всем миром нашим

правит ее промысел, что чудесные веления этого божественного светила

приводят в движение не только домашних и диких зверей, но даже и бездушные

предметы, что все тела на земле, на небе, на море, то, сообразно ее

возрастанию, увеличиваются, то, соответственно ее убыванию, уменьшаются,

полагая, что судьба, уже насытившись моими столь многими и столь тяжкими

бедствиями, дает мне надежду на спасение, хотя и запоздалое, решил я

обратиться с молитвой к царственному лику священной богини 1, пред глазами

моими стоявшему. Без промедления, сбросив с себя ленивое оцепенение, я бодро

вскакиваю и, желая тут же подвергнуться очищению, семикратно погружаю свою

голову в морскую влагу, так как число это еще божественным Пифагором

признано было наиболее подходящим для религиозных обрядов 2. Затем, обратив

к богине могущественной орошенное слезами лицо, так начинаю:

2. - Владычица небес 3, будь ты Церерою, благодатною матерью злаков,

что, вновь дочь обретя 4, на радостях упразднила желуди - дикий древний

корм, - нежную, приятную пищу людям указав, ныне в Элевсинской земле ты

обитаешь; будь ты Венерою небесною, что рождением Амура в самом начале веков

два различных пола соединила и, вечным плодородием человеческий род умножая,

ныне на Пафосе священном 5, морем омываемом, почет получаешь; будь сестрою

Феба, что с благодетельной помощью приходишь во время родов и, столько

племен взрастившая, ныне в преславном эфесском святилище чтишься; будь

Прозерпиною, ночными завываниями ужас наводящею 6, что триликим образом

своим 7 натиск злых духов смиряешь и над подземными темницами властвуешь, по

различным рощам бродишь, разные поклонения принимая; о, Прозерпина 8,

женственным сиянием своим каждый дом освещающая, влажными лучами 9 питающая

веселые посевы и, когда скрывается солнце, неверный свет свой нам

проливающая; как бы ты ни именовалась10, каким бы обрядом, в каком бы

обличии ни надлежало чтить тебя, - в крайних моих невзгодах ныне приди мне

на помощь, судьбу шаткую поддержи, прекрати жестокие беды, пошли мне

отдохновение и покой; достаточно было страданий, достаточно было скитаний!

Совлеки с меня образ дикий четвероногого животного, верни меня взорам моих

близких, возврати меня моему Луцию! Если же гонит меня с неумолимой

жестокостью какое-нибудь божество, оскорбленное мною, пусть мне хоть смерть

дана будет, если жить не дано.

3. Излив таким образом душу в молитве, сопровождаемой жалобными

воплями, снова опускаюсь я на прежнее место, и утомленную душу мою обнимает

сон. Но не успел я окончательно сомкнуть глаза, как вдруг из средины моря

медленно поднимается божественный лик, самим богам внушающий почтение. А

затем, выйдя мало-помалу из пучины морской, лучезарное изображение всего

тела предстало моим взорам. Попытаюсь передать и вам дивное это явленье,

если позволит мне рассказать бедность слов человеческих или если само

божество ниспошлет мне богатый и изобильный дар могучего красноречья.

Прежде всего густые длинные волосы, незаметно на пряди разобранные,

свободно и мягко рассыпались по божественной шее; самую макушку окружал

венок из всевозможных пестрых цветов, а как раз посредине, надо лбом,

круглая пластинка излучала яркий свет, словно зеркало или, скорее, верный

признак богини Луны. Слева и справа круг завершали извивающиеся, тянущиеся

вверх змеи, а также хлебные колосья 11, надо всем приподнимавшиеся...* [ *

Пропуск нескольких слов в рукописях.] многоцветная, из тонкого виссона, то

белизной сверкающая, то, как шафран, золотисто-желтая, то пылающая, как алая

роза. Но что больше всего поразило мое зрение, так это черный плащ 12,

отливавший темным блеском. Обвившись вокруг тела и переходя на спине с

правого бедра на левое плечо, как римские тоги 13, он свешивался густыми

складками, а края были красиво обшиты бахромою.

4. Вдоль каймы и по всей поверхности плаща здесь и там вытканы были

мерцающие звезды, а среди них полная луна излучала пламенное сияние. Там же,

где волнами ниспадало дивное это покрывало, со всех сторон была вышита

сплошная гирлянда из всех цветов и плодов, какие только существуют. И в

руках у нее были предметы, один с другим совсем несхожие. В правой держала

она медный погремок 14, узкая основа которого, выгнутая в кольцо,

пересекалась тремя маленькими палочками, и они при встряхивании издавали все

вместе пронзительный звон. На левой же руке висела золотая чаша в виде

лодочки 15, на ручке которой, с лицевой стороны, высоко подымал голову аспид

с непомерно вздутой шеей. Благовонные стопы обуты в сандалии, сделанные из

победных пальмовых листьев 16. В таком-то виде, в таком убранстве, дыша

ароматами Аравии счастливой, удостоила она меня божественным вещанием:

5. - Вот я пред тобою, Луций, твоими тронутая мольбами, мать природы,

госпожа всех стихий, изначальное порождение времен, высшее из божеств,

владычица душ усопших, первая среди небожителей, единый образ всех богов и

богинь, мановению которой подвластны небес лазурный свод, моря целительные

дуновенья, преисподней плачевное безмолвие. Единую владычицу, чтит меня под

многообразными видами, различными обрядами, под разными именами вся

вселенная. Там фригийцы, первенцы человечества 17, зовут меня Пессинунтской

матерью богов 18, тут исконные обитатели Аттики 19 - Минервой Кекропической

20, здесь кипряне, морем омываемые, - Пафийской Венерой, критские стрелки 21

- Дианой Диктиннской 22, трехъязычные сицилийцы 23 - Стигийской Прозерпиной

24, элевсинцы - Церерой, древней богиней, одни - Юноной, другие - Беллоной

25, те - Гекатой 26, эти - Рамнузией 27, а эфиопы, которых озаряют первые

лучи восходящего солнца 28, арии и богатые древней ученостью египтяне

почитают меня так, как должно, называя настоящим моим именем - царственной

Изидой 29. Вот я пред тобою, твоим бедам сострадая, вот я, благожелательная

и милосердная. Оставь плач и жалобы, гони прочь тоску - по моему промыслу

уже занимается для тебя день спасения. Слушай же со всем вниманием мои

наказы. День, что родится из этой ночи, день этот издавна мне посвящается.

Зимние непогоды успокаиваются, волны бурные стихают, море делается доступным

для плаванья, и жрецы мои, спуская на воду судно, еще не знавшее влаги,

посвящают его мне, как первину мореходства 30. Обряда этого священного

ожидай спокойно и благочестиво.

6. Знай, что, по моему наставлению, как раз во время шествия у жреца в

правой руке будет вместе с систром венок из роз 31. Итак, не медли ни

минуты, но, раздвинув толпу, бодро присоединяйся к процессии, полагаясь на

мое соизволение, и, подойдя совсем близко, осторожно, будто ты хочешь

поцеловать руку у жреца, сорви розы и сбрось с себя в тот же миг эту

отвратительную и давно уже мне ненавистную звериную шкуру. Не бойся ничего:

исполнить мои наставления будет нетрудно. Ведь в эту же самую минуту, что я

являюсь к тебе, я нахожусь и в другом месте, подле моего жреца, во сне

предупреждаю его о том, что случится, и указываю, как нужно действовать. По

моему повелению густая толпа расступится и даст тебе дорогу, безобразная

внешность твоя никого не смутит во время веселого шествия и праздничных

зрелищ, а неожиданное твое превращение не внушит никому подозрения 32 и

неприязни. Но запомни крепко-накрепко и навсегда сохрани в своем сердце:

весь остаток своей жизни, вплоть до последнего вздоха, ты посвятишь мне.

Справедливость требует, чтобы той, чье благодеяние снова вернет тебя людям,

принадлежала и вся твоя жизнь. Ты будешь жить счастливо, ты будешь жить со

славою под моим покровительством, и когда, совершив свой жизненный путь,

сойдешь ты в царство мертвых, то, как видишь меня сегодня здесь, так и там,

в этом подземном полукружии, найдешь ты меня просветляющей мрак Ахеронта 33,

царствующей над стигийскими тайниками и, сам обитая в полях Елисейских 34,

мне, к тебе милостивой, усердно будешь поклоняться. Если же примерным

послушанием, исполнением обрядов, непреклонным целомудрием ты угодишь нашей

божественной воле, знай, что в моей только власти продлить твою жизнь сверх

установленного судьбою срока.

7. Доведя до конца свое внушающее благоговение предсказание,

непобедимое божество исчезло. Немедленно вместе со сном всякий страх меня

покидает, и я вскакиваю в такой радости, что даже пот ручьями по мне льется.

Глубоко потрясенный столь очевидным присутствием могущественной богини, я

вновь погружаюсь в морскую влагу и, чтобы не забыть великих ее повелений,

возобновляю по порядку в памяти все, что она мне внушала. Вскоре исчез тукан

темной ночи, выходит золотое солнце, и вот уже все улицы наполняют

благочестивые толпы, ликующие, прямо как во время триумфального шествия. Не

говоря уже о приподнятости духа моего, мне казалось, что и все вокруг как-то

особенно весело. Животные всякого рода, каждый дом, сам ясный день кажутся

мне исполненным радости. После вчерашнего холода вдруг настала солнечная

спокойная погода, зазвучали сладостные хоры прельщенных весенним теплом

певчих птичек, нежными трелями прославляющих мать звезд, родительницу времен

года, владычицу всего мира. Даже сами деревья, и плодоносные, приносящие

обильный урожай, и бесплодные, довольствующиеся только тем, что дают тень,

под дыханием южного ветра поблескивают свежими листочками, тихо качают

ветками, издавая мягкий шелест; утих шум великих бурь, улеглись неистово

вздувавшиеся волны, море спокойно набегает на берег, разошлись темные тучи,

и небо, безоблачное и ясное, сияет лазурью.

8. Вот появляются первые участники величественной процессии, каждый

прекрасно разодетый по своему вкусу и выбору 35. Тот с военным поясом

изображал солдата; этого подобранный кверху плащ, сандалии и рогатина

превратили в охотника; другой в позолоченных туфлях, в шелковом платье,

драгоценных уборах, с заплетенными в косы волосами плавной походкой подражал

женщине. Дальше в поножах, в шлеме, со щитом и мечом кто-то выступает, будто

сейчас пришел с гладиаторского состязания; был и такой, что, в пурпурной

одежде, с ликторскими связками, играл роль должностного лица, и такой, что

корчил из себя философа в широком плаще, плетеных сандалиях 36, с посохом и

козлиной бородкой; были здесь и птицелов и рыбак - оба с тростинками: у

одного они смазаны клеем, у другого с крючками на конце. Тут же и ручную

медведицу, на носилках сидевшую, несли, как почтенную матрону, и обезьяна в

матерчатом колпаке и фригийском платье шафранового цвета, протягивая золотой

кубок, изображала пастуха Ганимеда; шел и осел с приклеенными крыльями рядом

с дряхлым стариком: сразу скажешь - вот Беллерофонт, а вот Пегас, впрочем,

оба одинаково возбуждали хохот.

9. В то время как забавные эти маски переходили с места на место,

развлекая народ, уже двинулось и специальное шествие богини-спасительницы.

Женщины, блистая белоснежными одеждами, радуя взгляд разнообразными уборами,

украшенные весенними венками, одни из подола цветочками усыпали путь, по

которому шествовала священная процессия, у других за спинами были повешены

блестящие зеркала, чтобы подвигающейся богине был виден весь священный поезд

позади нее; некоторые, держа гребни из слоновой кости, движением рук и

сгибанием пальцев делали вид, будто расчесывают и прибирают волосы

владычице; были и такие, что дивным бальзамом и другими благовониями

окропляли улицы. Тут же большая толпа людей обоего пола с фонарями,

факелами, свечами и всякого рода искусственными светильниками в руках

прославляла источник сияния звезд небесных. Свирели и флейты, звуча

сладчайшими мелодиями, очаровательную создавали музыку. За музыкантами -

прелестный хор избранных юношей в сверкающих белизною роскошных одеждах

повторял строфы прекрасной песни, слова и мелодию которой сочинил

благоволением Камен искусный поэт; песнопение это заключало в себе между

прочим зачин более величественного гимна с молитвами и обетами. Шли и

флейтисты, великому Серапису 37 посвященные, и на своих изогнутых трубах,

поднимавшихся вверх, к правому уху, исполняли по нескольку раз напевы,

принятые в храме их бога. Затем шло множество прислужников, возвещавших, что

надо очистить путь для священного шествия.

10. Тут движется толпа посвященных в таинства- мужчины и женщины

всякого положения и возраста, одетые в сверкающие льняные одежды белого

цвета 38; у женщин умащенные волосы покрыты прозрачными покрывалами, у

мужчин блестят гладко выбритые головы; земные светила великой религии, они

потрясают медными, серебряными и даже золотыми систрами, извлекая из них

пронзительный звон. Наконец - высшие служители таинств; в своих узких белых

льняных одеждах, подпоясанных у груди и ниспадающих до самых пят, несут они

знаки достоинства могущественнейших божеств. Первый держал лампу, горевшую

ярким светом и нисколько не похожую на наши лампы, что зажигают на вечерних

трапезах; это была золотая лодка с отверстием посредине, через которое

выходил очень широкий язык пламени. Второй был одет так же, как первый, но в

каждой руке нес он по алтарю, называемому "помощником",-это имя дал им

быстро приходящий на помощь промысел верховной богини. За ним шел третий,

неся пальмовую ветвь с тонко сделанными из золота листьями, а также

Меркуриев кадуцей 39. Четвертый показывал символ справедливости в виде левой

руки с протянутой ладонью, - она слаба от природы, ни хитростью, ни

ловкостью не одарена и потому скорее, чем правая, может олицетворять

справедливость: он же нес и закруглявшийся, наподобие сосца, золотой

сосудик, из которого совершал возлияние молоком. У пятого - золотая веялка

40, наполненная лавровыми веточками; последний нес амфору 41.

11. Вскоре показалась и процессия богов, соблаговоливших

воспользоваться человеческими ногами для передвижения. Вот наводящий ужас

посредник между небесным и подземным миром, с величественным ликом, то

темным, то золотым, высоко возносит свою песью голову Анубис, в левой руке

держа кадуцей, правою потрясая зеленой пальмовой ветвью. Сразу же вслед за

ним - корова 42, ставшая на дыбы, воплощенное плодородие всеродительницы

богини; неся ее на плечах, один из священнослужителей легко и красиво

выступал под блаженной ношей. Другой нес закрытый ларец, заключающий в себе

нерушимую тайну великого учения 43. Третий на счастливое лоно свое принял

почитаемое изображение верховного божества; не было оно похоже ни на

домашнее животное, ни на птицу, ни на дикого зверя, ни даже на самого

человека; но, по мудрому замыслу самой необычностью своей возбуждая

почтение,- лишь сущность неизреченная высочайшей веры, сокрытая в глубоком

молчании. Сделано оно было из ярко блестевшего золота следующим образом: это

была искусно выгнутая урна 44 с круглым дном, снаружи украшенная дивными

египетскими изображениями; над отверстием ее подымалось не очень высокое

горлышко с длинным, далеко выступавшим носиком, а с другой стороны была

приделана широкая ручка, на которой свернулась в клубок змея, раздувая

поднятую вверх чешуйчатую шею, покрытую морщинами.

12. И вот подходит миг свершения обещанных мне всемилостивейшей богиней

благодеяний, приближается жрец, несущий мне назначенное судьбою спасение,

держа в правой руке, точь-в-точь как гласило божественное обещание,

прекрасный систр для богини и для меня венок - венок, клянусь Геркулесом,

заслуженный; ведь, вытерпев столько тяжких страданий, подвергнувшись

стольким опасностям, я теперь, с соизволения великого божества, в борьбе с

жестокой судьбой выходил победителем. Но, несмотря на охватившую меня

внезапную радость, я не бросаюсь со всех ног, боясь, как бы неожиданное

появление четвероногого животного не нарушило чинности священнодействия, но

тихо, медленно, подражая человеческой походке, бочком через расступившуюся,

конечно, не без божеской воли, толпу мало-помалу пробираюсь.

13. Жрец же, предупрежденный, как мог я убедиться на деле, ночным

откровением и удивленный, как все в точности совпадает с поручением, которое

он получил, тотчас остановился и, протянув правую руку, к самому рту моему

поднес венок. Тут я, трепеща, с сильно бьющимся сердцем, венок, сверкающий

вплетенными в него прекрасными розами, жадно хватаю губами и пожираю,

стремясь к исполнению обещанного. Не обмануло божественное предсказание -

тут же спадает с меня безобразная личина животного: прежде всего исчезает

грязная, свалявшаяся шерсть, толстая шкура становится тоньше, огромный живот

уменьшается, на ступнях ног копыта разделяются на отдельные пальцы, руки

перестают быть ногами, но поднимаются для исполнения своих высоких

обязанностей, длинная шея укорачивается, пасть и голова округляются,

огромные уши принимают прежние размеры, зубы, подобные камням, снова

делаются небольшими, как у людей, и хвост, который доставлял мне больше

всего мучений, исчезает без следа! Народ удивляется, люди благочестивые

преклоняются при столь очевидном доказательстве великого могущества

верховного божества, подобном чудесному сновидению, и при виде быстрого

превращения громогласно и единодушно, воздев руки к небу, свидетельствуют об

этой столь славной милости богини.

14. А я, остолбенев от немалого изумления, стоял неподвижно и молча, не

зная, от переполнившей душу мою неожиданной и великой радости, с чего лучше

всего начать, откуда подступить к звукам, сделавшимся мне непривычными, как

удачнее всего воспользоваться первинами возвращенного мне дара речи, какими

словами и выражениями возблагодарить богиню за ее благодеяние. Но жрец,

очевидно, свыше извещенный обо всех моих несчастьях с самого начала, хотя и

сам был потрясен великим чудом, знаком приказывает, чтобы прежде всего дали

мне льняную одежду для прикрытия, потому что, как спала с меня зловещая

ослиная оболочка, так я и стоял, тесно сжав бедра и сплетенными руками

скрывая, насколько мог, наготу свою естественной завесой. Один из

почитателей святыни сейчас же снял с себя верхнюю тунику и поскорее набросил

на меня. Тогда жрец, ласково глядя на меня и. Геркулесом клянусь,

божественным проникнутый изумлением, так начинает:

15. - Вот, Луций, после стольких всевозможных страданий, после великих

гроз, воздвигнутых Судьбою, пережив величайшие бури, достиг наконец ты

спокойной пристани Отдохновения, алтарей Милосердия. Не впрок пошло тебе ни

происхождение, ни положение, ни даже сама образованность, которая тебя

отличает, потому что, сделавшись по страстности своего молодого возраста

рабом сластолюбия, ты получил роковое возмездие за несчастное свое

любопытство. Но все же слепая Судьба, злобно терзая тебя и подвергая самым

страшным опасностям, сама того не зная, привела тебя к сегодняшнему

блаженству. Пусть же идет она и пышет неистовой яростью, придется ей искать

для своей жестокости другой жертвы. Ведь над теми, кого величие нашей богини

призвало посвятить жизнь служению ей, не имеет власти губительная

случайность. Разбойники, дикие звери, рабство, тяжкие пути и скитания без

конца, ежедневное ожидание смерти - чего достигла всем этим свирепая Судьба?

Вот тебя приняла под свое покровительство другая Судьба, но уже зрячая, свет

сиянья которой озаряет даже остальных богов. Пусть же радость отразится на

твоем лице в соответствии с праздничной этой одеждой. Ликуя, присоедини свой

шаг к шествию богини-спасительницы. Пусть видят безбожники, пусть видят и

сознают свое заблуждение: вот избавленный от прежних невзгод, радующийся

промыслу великой Изиды Луций празднует победу над своей судьбой! Но чтобы

защититься еще надежнее и крепче, запишись в святое это воинство (веление

принять такую присягу и прозвучало для тебя недавно), посвяти себя уже

отныне нашему служению и наложи на себя ярмо добровольного подчинения. Начав

служить богине, насладишься ты в полной мере великим плодом своей свободы.

16. Провещав таким образом, почтенный жрец, с трудом переводя дыхание,

умолк. Я же, присоединившись к священным рядам, двинулся вслед за святыней.

Всем гражданам я стал известен, сделался предметом всеобщего внимания, на

меня указывали пальцами, кивали головой, и весь народ переговаривался:

- Вон тот, кого царственная воля всемогущей богини сегодня вернула к

человеческому образу. Клянусь Геркулесом, счастлив он и трижды блажен:

несомненно, незапятнанностью предшествовавшей жизни и верою заслужил он

такое преславное покровительство свыше, так что сейчас же после второго, до

некоторой степени, рождения вступает он на путь священного служения.

Среди подобных восклицаний, среди праздничных пожеланий и молитв толпы

мало-помалу подвигаясь, приближаемся мы к морскому берегу и доходим как раз

до того места, где накануне лежал я в виде осла. Расставили там в должном

порядке священные изображения богов, и верховный жрец, произнеся пречистыми

устами священнейшие молитвы, горящим факелом, яйцом и серою очищает высшим

очищением корабль, искусно сделанный и со всех сторон удивительными

рисунками на египетский лад пестро расписанный, и посвящает богине этот

жертвенный дар. На сверкающем парусе счастливого судна вытканы были золотом

буквы, которые складывались в пожелание удачных плаваний в пору новых

выходов в море. Мачтою была круглая сосна, блестящая, с превосходным топом

45, так что смотреть было приятно; корма, выгнутая в виде гусиной шеи 46 и

покрытая листовым золотом, ярко блестела, и корпус, весь из светлой,

полированной туи, радовал взор. Тут вся толпа, как посвященные, так и

непосвященные, наперебой подносит корзины с ароматными травами и другими

дарами в таком же роде, над водами совершают возлияния молочной похлебкой;

наконец, когда корабль наполнен был щедрыми приношениями и сулящими счастье

пожертвованиями, обрезают якорные канаты и, предоставив судно попутному и

спокойному ветру, пускают в море. Когда оно было уже на таком расстоянии,

что почти скрылось из наших глаз, носильщики снова взяли священные предметы,

которые они принесли, и, по-прежнему образуя великолепную процессию, все

быстрым шагом возвращаются к храму.

17. Когда приблизились мы уже к самому храму, великий жрец, носильщики

священных изображений и те, что ранее уже были посвящены в высоко почитаемые

таинства, войдя в святилище богини, расположили там в должном порядке

изображения, казавшиеся одушевленными. Тут один из них, которого все

называли писцом, стоя против дверей, созвал пастофоров 47 - так именовалась

эта святейшая коллегия - как бы на собрание, и, взойдя на возвышение подле

тех же дверей, стал читать по книге написанные в ней молитвы о благоденствии

императора, почтенного сената, всадников и всего народа римского, о кораблях

и корабельщиках, обо всем, что подвластно нашей державе, закончив чтение по

греческому обряду греческим возгласом... *[* Текст испорчен: рукописи не

дают удовлетворительного чтения.] В ответ раздались крики народа, выражавшие

пожелание, чтобы слова эти всем принесли удачу. Исполненные радости

граждане, держа в руках ветви священных деревьев 48 и веночки, поцеловав

ступни серебряной статуи богини, стоявшей на храмовой лестнице, отправились

по домам. Я же не мог решиться ни на шаг отойти от этого места и, не спуская

глаз с изображения богини, перебирал в памяти испытанные мною бедствия.

18. Летучая молва меж тем не ленилась и не давала отдыха своим крыльям,

и сейчас же у меня на родине пошли разговоры о несравненной милости ко мне

божественного промысла и о моей достопримечательной судьбе. И немедленно мои

друзья, любимые рабы и те, кто связан был со мной узами близкого родства,

отложив скорбь, в которую их погрузило ложное известие о моей смерти, во

власти неожиданной радости спешат ко мне с разными подарками, чтобы

взглянуть на вернувшегося к свету дня из преисподней. Я уже потерял надежду

их увидеть, а потому очень им обрадовался и с удовольствием принимал их

достойные подношения: ведь близкие мои предусмотрительно позаботились щедро

снабдить меня всем необходимым для безбедного существования.

19. Поговорив с каждым из них, как полагается, и все рассказав о

прежних моих бедствиях и теперешней радости, я снова все свое благодарное

внимание устремляю на богиню; наняв внутри храмовой ограды помещение,

устраиваю себе временное жилище, посещаю богослужения, пока еще - низшего

разряда, не разлучаюсь с жрецами, неотступный почитатель великого божества.

Ни одна ночь, ни один сон у меня не проходил без того, чтобы я не лицезрел

богини и не получал от нее наставлений; частыми повелениями она убеждала

меня принять наконец посвящение в ее таинства, к которым давно уже был я

предназначен. Хотя я и пылал страстным желанием подчиниться этим приказам,

но меня удерживал священный трепет, так как я находил весьма трудным делом

беспрекословное подчинение святыне и нелегкой казалось мне задачей

соблюдение обета целомудрия и воздержания - ведь жизнь исполнена всяческих

случайностей, она требует осторожности и осмотрительности. Обдумывая все это

вновь и вновь, я, хотя и стремился поскорее принять посвящение, все как-то

откладывал исполнение своего решения.

20. Однажды ночью приснилось мне, что приходит ко мне верховный жрец,

неся что-то в полном до краев подоле, и на мой вопрос, что это и откуда,

отвечает, что это моя доля из Фессалии, а также что оттуда вернулся раб мой

по имени Кандид. Проснувшись, я очень долго думал об этом сновидении,

размышляя, что у меня никогда не было раба с таким именем. Но все-таки я

полагал, что присланная доля во всяком случае обозначает какую-то прибыль.

Обеспокоенный и встревоженный надеждой на какую-то удачу и доход, я ожидал

утреннего открытия храма. Когда раздвинулись белоснежные завесы, мы

обратились с мольбами к досточтимому изображению богини; жрец обошел все

алтари, совершая богослужение и произнося торжественные молитвы, наконец,

зачерпнув из сокровенного источника воды, совершил возлияние из чаши 49;

исполнив все по священному обряду, благочестивые служители богини,

приветствуя восходящее солнце 50, громким криком возвестили о первом часе

дня. И в этот самый момент являются узнавшие о моих приключениях слуги -

прямо из Гипаты, где я их оставил, еще когда Фотида уловила меня в коварные

сети, и приводят с собою даже мою лошадь, которая неоднократно уже

переходила из рук в руки и была наконец отыскана по особой отметине на

спине. Вещему смыслу моего сновидения я тем более дивился, что, кроме в

точности выполненного обещания касательно прибыли, рабу Кандиду

соответствовал возвращенный мне конь, который был белой масти 51.

21. После этого случая я еще усерднее принялся за исполнение

религиозных обязанностей, так как надежда на будущее поддерживалась во мне

сегодняшними благодеяниями. Со дня на день все более и более проникало в

меня желание принять посвящение, и я не отставал от верховного жреца со

своими горячими просьбами, чтобы он посвятил меня наконец в таинства

священной ночи 52. Он же, муж степенный и известный строгим соблюдением

религиозных обрядов, кротко и ласково, как отцы обыкновенно сдерживают

несвоевременные желания своих детей, отклонял мою настойчивость, утешая и

успокаивая меня в моем смятении добрыми надеждами.

- Ведь и день, - говорил он, - в который данное лицо можно посвящать,

указывается божественным знамением, и жрец, которому придется совершать

таинство, избирается тем же промыслом, даже необходимые издержки на

церемонию устанавливаются таким же образом. - Ввиду всего этого он полагал,

что мне нужно вооружиться немалым терпением, остерегаясь жадности и

заносчивости, и стараться избегать обеих крайностей: будучи призванным -

медлить и без зова - торопиться. Да и едва ли найдется из числа жрецов

человек, столь лишенный рассудка и, больше того, готовый сам себя обречь на

погибель, который осмелился бы без специального приказания богини совершить

столь дерзостное и святотатственное дело и подвергнуть себя смертельной

опасности: ведь и ключи от преисподней, и оплот спасения - в руках у богини.

Да и самый обычай этот установлен в уподобление добровольной смерти и

дарованного из милости спасения, так как богиня имеет обыкновение намечать

своих избранников из тех, которые, уже окончив путь жизни и стоя на пороге

последнего дыхания, тем лучше могут хранить в молчании великую тайну

небесного учения: промыслом ее в какой-то мере вторично рожденные, они

обретают возможность еще раз начать путь к спасению. Вот так же и мне

следует ждать небесного знамения, хотя совершенно ясно, что высоким

суждением великого божества я давно уже призван и предназначен к блаженному

служению. Тем не менее я должен уже теперь наряду с остальными служителями

храма воздерживаться от недозволенной и нечистой пищи 53, чтобы тем скорее

достигнуть скрытых тайн чистейшей веры.

22. Таковы были слова жреца, и послушание мое уже не нарушалось

нетерпением, но, погруженный в тихий покой и в похвальную молчаливость,

усердными ежедневными поклонениями воздавал я почитание святыне. И не

обманула мои ожидания спасительная благость могущественной богини: не мучила

меня долгой отсрочкой, но в одну из темных ночей отнюдь не темными

повелениями ясно открыла мне, что настает для меня долгожданный день, когда

она осуществит величайшее из моих желаний, и сколько я должен потратить на

искупительное молебствие, и что для исполнения священных обрядов назначается

тот самый Митра, верховный ее жрец, которого связывает со мною, - вещала

она, - какое-то божественное сродство светил 54.

Возрадовавшись в душе от этих и тому подобных благоприятных сообщений

верховной богини, я при первом свете зари, стряхнув с себя сон, сразу же

направляюсь к жилищу жреца и, встретив его как раз на пороге, - он уже

выходил из дому, - приветствую и следую за ним. Я уже намеревался

настойчивее, чем все прошлые разы, требовать у него посвящения как должного,

но он сам, едва увидел меня, воскликнул:

- О Луций мой, счастлив ты и блажен, - какой великой милости удостоила

тебя небесная владычица! Что же ты теперь стоишь праздно, что же теперь ты

сам медлишь? Вот наступает для тебя давно желанный день, в который, по

божественному повелению многоименной богини, своими руками введу я тебя в

пречистые тайны священного служения!

Тут любезнейший старец, положив свою правую руку мне на плечо,

немедленно ведет меня к самым вратам обширного здания; там, по совершении

пышного обряда открытия дверей, исполнив утреннее богослужение, он выносит

из недр святилища некие книги, написанные непонятными буквами; эти знаки, то

изображением всякого рода животных 55 сокращенно передавая слова

торжественных текстов, то всевозможными узлами причудливо переплетаясь и

наподобие колеса изгибаясь 56, тайный смысл чтения скрывали от суетного

любопытства. Из этих книг он прочел мне о приготовлениях, необходимых для

посвящения.

23. Сейчас же ревностно и даже с некоторым избытком закупается все, что

требовалось для обряда, - частью мною самим, частью моими друзьями. Наконец

жрец объявляет, что час настал, и ведет меня, окруженного священным

воинством, в ближайшие бани; там после обычного омовения, призвав милость

богов, он со всей тщательностью очищает меня окроплением и снова приводит к

храму. Две трети дня были уже позади, когда он, поставив меня у самых ног

богини и прошептав мне на ухо некоторые наставления, благостное значение

которых нельзя выразить словами, перед всеми свидетелями наказывает мне

воздержаться от чревоугодия, десять дней подряд не вкушать никакой животной

пищи, а также не прикасаться к вину 57. Исполняю свято этот наказ о

воздержании, а между тем наступает уж и день посвящения, и солнце, склоняясь

к закату, привело на землю вечер. Тут со всех сторон стекаются толпы народа,

и, по стародавнему священному обычаю, каждый приносит мне в знак почтения

какой-нибудь подарок. Но вот жрец, удалив всех непосвященных, облачает меня

в плащ из грубого холста и, взяв за руку, вводит в сокровенные недра храма.

Может быть, ты страстно захочешь знать, усердный читатель, что там

говорилось, что делалось? Я бы сказал, если бы позволено было говорить, ты

бы узнал, если бы слышать было позволено. Но одинаковой опасности

подвергаются в случае такого дерзкого любопытства и язык и уши. Впрочем,

если ты объят благочестивой жаждой познания, не буду тебя дальше томить.

Итак, внимай и верь, ибо это - истина. Достиг я рубежей смерти, переступил

порог Прозерпины и вспять вернулся, пройдя через все стихии; в полночь видел

я солнце в сияющем блеске, предстал пред богами подземными и небесными и

вблизи поклонился им. Вот я тебе и рассказал, а ты, хотя и выслушал, должен

остаться в прежнем неведении.

Но передам то единственное, что могу открыть я, не нарушая тайны,

непосвященным слушателям.

24. Настало утро, и по окончании богослужения я тронулся в путь,

облаченный в двенадцать священных стол 58; хотя это относится к святым

обрядам, но я могу говорить об этом без всякого затруднения, так как в то

время масса народа могла все видеть. И действительно, повинуясь приказанию,

я поднялся на деревянное возвышение в самой середине храма, против статуи

богини, привлекая взоры своей одеждой - виссоновой, правда, но ярко

расписанной. С плеч за спину до самых пят спускался у меня драгоценный плащ,

и со всех сторон, откуда ни взгляни, был я украшен разноцветными

изображениями животных: тут индийские драконы, там гиперборейские грифоны

59, порожденные другим миром и подобные крылатым птицам. Стола эта у

посвященных называется олимпийской. В правой руке я держал ярко горящий

факел; голову мою окружал великолепный венок из листьев ослепительно

прекрасной пальмы, расходившихся в виде лучей. Вдруг завеса отдернулась, и,

разукрашенный наподобие Солнца, словно воздвигнутая статуя, оказался я пред

взорами народа. После этого я торжественно отпраздновал день своего

духовного рождения, устроив обильное и веселое пиршество. Третий день был

отмечен повторением тех же торжественных обрядов, и священная трапеза была

надлежащим завершением моего посвящения. Я пробыл там еще несколько дней,

вкушая невыразимую сладость созерцания священного изображения, связанный

ч