Глава 9. Утром первый взгляд на невесту привел Грэма в смущение

Утром первый взгляд на невесту привел Грэма в смущение. Казалось, что девушка, с которой он провел несколько минут накануне вечером, была ничем не похожа на ту, что стояла в зале, где их должны были обвенчать.

Грэм задержался в дверном проеме и стал наблюдать за происходящим, но его глаза постоянно возвращались к Эвелин.

На ней было платье, красивее которого он в жизни не видел. Ярко-синее, с изысканной вышивкой, оно ниспадало пышными складками от талии. Лиф платья, хотя и скромный, притягивал взгляд к женственным изгибам груди, которые пробуждали у Грэма чувство вины от того, что он их вообще замечает.

Ее золотистые волосы, подобные весеннему потоку солнечного света в горах Шотландии, спереди были приподняты, а сзади спадали на спину шелковой волной.

Эвелин была прекрасна, но чего-то в ней не хватало.

Не хватало живости, искры в глазах, которую он видел накануне.

Она выглядела так, словно была где угодно, но только не здесь. Взгляд был отстраненным, пустым, будто она не видела и не слышала, что происходит вокруг.

Эвелин казалась усталой, расстроенной, испуганной. Последнее особенно разозлило Грэма. Он сам не понимал почему. Меньше всего он хотел, чтобы она его боялась. Ее страх будил в нем инстинкт защитника, который не должен относиться ни к кому из клана Армстронгов. Но инстинкт не спрашивает. Грэм чувствовал, что готов сразиться против любого, кто виноват в этом ее настроении.

Он постоял еще немного, наблюдая, как завершаются приготовления к свадьбе. Эвелин тихо стояла возле матери, сцепив руки перед собой. Грэм вдруг понял, что Эвелин не испугана, она просто не понимает, что происходит.

Грэм помрачнел. Неужели у нее бывают хорошие и плохие дни? Возможно, она обретает и теряет ясность рассудка без всякой системы? Может быть, болезнь подействовала на мозг и вызвала разительные изменения поведения? Тогда понятно, чем объяснить ее странное поведение с ним вчера.

Настроение Грэма совсем упало. Он наконец осознал, что этот брак ляжет на него тяжким бременем. Вместо того чтобы стать мужем, он превратится в опекуна. Будет защищать Эвелин, следить, чтобы о ней заботились, но женой она ему никогда не станет.

К тому же никто никогда не упрекнет его за связь с другой женщиной, раз он женат на Эвелин, которая не способна исполнять супружеские обязанности, и потому его руки развязаны.

Однако Грэма такое положение не привлекало. Было в этом что-то бесчестное, ведь Эвелин не виновата в том, что она такая. Он не сможет заставить себя предать ее и навлечь позор на них обоих. Он останется верен женщине, с которой никогда не будет близок. Да, его будущее безнадежно.

Он окинул взглядом зал и остановил его на Эвелин, которая стояла на том же месте, по-прежнему тихая и спокойная, как будто пребывала в иных мирах. Но вот их взгляды пересеклись, и все в ней переменилось. Эвелин улыбнулась. В глазах появился свет. Потерянное выражение исчезло с лица, оно ожило и засветилось. Щеки порозовели. Стало понятно, что сейчас она именно здесь, в этом зале, и смотрит на жениха.

Решив, что не стоит давать Эвелин возможность броситься к нему и сдавить его губы, чтобы заставить говорить, Грэм сам шагнул к невесте.

Мать Эвелин подняла на него встревоженный взгляд и обняла дочь за талию, но та отвела ее руку и с улыбкой пошла навстречу Грэму.

Грэм поклонился леди Армстронг и повернулся к Эвелин, которая тотчас его коснулась. На сей раз она дотронулась только до руки.

Простое прикосновение, но сколько в нем смысла! Ее пальцы остались на его обнаженной руке как знак доверия. Эвелин запрокинула голову, чтобы заглянуть в лицо Грэму, и опять улыбнулась. Ее синие глаза излучали счастье.

Желая ее порадовать, Грэм заговорил. Ей не пришлось заставлять его.

— Ты чудесно выглядишь, Эвелин. Такой прекрасной невесты свет еще не видел.

В ответ девушка просияла, просто расцвела от его слов.

Мать Эвелин выглядела ошеломленной, но не комплиментом Грэма. Приоткрыв рот, она с удивлением посмотрела на дочь, потом перевела недоуменный взгляд на Грэма.

— Лэрд, между вами и моей дочерью что-то есть? — негромко спросила она.

Грэм нахмурился. Эвелин тотчас обернулась к матери. Улыбка исчезла с ее лица.

— Миледи, заверяю вас, между вашей дочерью и мной есть только грядущий брак. Разве мы не для этого собрались у вас в главном зале? Монтгомери явились сюда не для обмена любезностями с соседями и не с дружественным визитом.

— Она отозвалась на твои слова, — дрожащими губами пробормотала Робина, не обращая внимания на гневную ноту в голосе Грэма и прозвучавший в его словах упрек.

— Я вас не понимаю, миледи, — с недоумением проговорил он.

Робина покачала головой и потерла висок.

Грэм вдруг заметил следы крайней усталости и опустошенности на ее лице. Казалось, она не спала много ночей. Грэм невольно пожалел ее, хотя это было нелепо — сочувствие к врагу было чуждо его душе, меньше всего он хотел сейчас испытывать нечто подобное.

Робина подняла руку и слегка пошевелила пальцами, как будто пытаясь подобрать нужные слова.

— Большую часть времени Эвелин словно бы отсутствует. Она всегда жизнерадостная, покладистая, добрая, но редко обращает внимание на мир вокруг себя. Часто я даже не знаю, понимает ли она, что происходит. Но на твой комплимент она явно отозвалась. Отреагировала так, как это сделала бы любая нормальная женщина.

— Это для нее необычно? — спросил Грэм.

Общаясь с Эвелин, он, черт возьми, был твердо уверен, что она прекрасно его понимает. Ошибки быть не могло, поэтому сейчас он решил проявить осторожность. Похоже, мать готова обсуждать состояние Эвелин, не смущаясь ее присутствием, а вот Грэм полагал, что такие разговоры могут ее обидеть. Неужели вся семья обращается с Эвелин именно так — как с бессмысленным дитя?

— Отойдем на минуту, миледи, — произнес он, изящным жестом предлагая Робине руку.

Лицо Эвелин омрачилось, в глазах появилась боль. Она вопросительно посмотрела на Грэма.

— Я вернусь через минуту, Эвелин, — успокоил ее Грэм. — Просто я хочу поговорить с твоей матерью, объяснить ей, что ты попадешь в хорошие руки. Ей будет легче смириться с твоим замужеством.

Лицо девушки смягчилось. Она бросила на мать взгляд, полный бесконечной любви.

— Пойдемте, — сказал Грэм Робине, прежде чем она успела снова заговорить в присутствии дочери.

Так и не справившись с удивлением, Робина покорно последовала за ним. Когда они отошли достаточно, чтобы, по мнению Грэма, Эвелин не могла их слышать, он остановился и в упор посмотрел на Робину.

— Должен признаться, миледи, что я чувствую определенное недоумение. Эвелин отреагировала на мои слова. Более того, могу сказать, что у нас в некотором роде состоялся разговор, хотя Эвелин, разумеется, не произнесла ни слова. Однако это не помешало ей дать мне понять, чего именно она хочет, какого рода сведения желает получить.

От изумления Робина открыла рот. Она явно была поражена.

— По вашему виду можно заключить, что для Эвелин это необычное поведение, — с мрачным видом предположил Грэм.

— Необычное? Эвелин — милое, нежное создание. Конечно, она реагирует на окружающих, но только на членов семьи. На посторонних — никогда. Не знаю почему. Возможно, иногда она просто не понимает чего-то или впадает в странную рассеянность. Большую часть времени она делает что хочет. Мы этому не препятствуем, потому что хотим, чтобы она была счастлива.

Робина произнесла последние слова так неистово, что Грэм был тронут. Как эта женщина любит свою дочь, как страдает оттого, что Эвелин не такая, как другие девушки, с нормальным будущим. И снова его сердце смягчилось. Смягчилось к одной из Армстронгов. Надо быстрее убираться из этих проклятых мест, иначе он скоро будет сочувствовать всему семейству!

— Вот что я вам скажу, — осторожно начал Грэм. — Пусть мы с Эвелин и не разговаривали обычным образом, но, без сомнения, общались. Более того, она прекрасно понимает, что сегодня должно произойти, и не боится.

— Откуда ты знаешь? — требовательно сказала Робина. — Она не говорит. Откуда же тебе знать, о чем она думает?

Грэм пожал плечами.

— Мы общались. Миледи, вы хотите, чтобы я объяснил то, чего сам пока не понимаю. Однако чувствую, что чем больше времени буду проводить с Эвелин, тем лучше стану понимать, каким она видит мир вокруг себя и насколько верно его воспринимает.

Робина посмотрела на дочь, потом снова на Грэма. В ее взгляде явно сквозила неуверенность.

— Прояви к ней доброту, лэрд. Мне кажется, ты ей понравился.

Не сказав больше ни слова, Робина повернулась к нему спиной и поспешила к дочери.

Похоже, леди Робина права. Через мгновение Эвелин, отыскав взглядом Грэма, улыбнулась. Улыбнулась один только раз, но Грэм почувствовал, что вся комната осветилась теплом этой улыбки. У него захватило дух, а грудь стиснуло так, что стало трудно дышать. Потом Робина обняла дочь и заслонила от его глаз. Да и кстати, потому что в этот момент чья-то тяжелая рука легла на плечо Грэма. Он обернулся и увидел за спиной Тига и Боуэна.

— Сколько еще нам все это терпеть? — пробормотал Тиг. — Люди уже начинают беспокоиться. Мы не сможем долго их удерживать. Это все равно что просить голодного волка спокойно сидеть и смотреть, как стая обдирает убитого оленя, и не броситься на него.

— Церемония начнется, как только явится ее отец с графом Данбаром. Потом мы сразу уедем.

Боуэн нахмурился.

— Грэм, тебе этот граф не кажется подозрительным? Мне не нравится, что он столько времени провел с Армстронгом. Тут что-то не то. Король прислушивается к Данбару, он его любимчик. И надо смотреть правде в глаза — Монтгомери больше всех теряют от этого так называемого договора.

Грэм насупился.

— Это не так. Мы ничего не отдаем, тогда как Армстронги отдают свою дочь злейшим врагам. Можно сказать, что король на нашей стороне.

У Тига отвисла челюсть.

— Ничего не отдаем? Грэм, ты не получишь наследников. Не получишь… ничего. Эта девица ни на что не пригодна.

Грэм с яростью обернулся к брату:

— Она не непригодна! Никогда не говори так в моем присутствии! И вообще ничего не говори.

Тиг удивленно приподнял брови, но замолчал.

— Он мог приказать, чтобы Рори вышла замуж за одного из них, — смягчившись, напомнил Грэм. — В этом была бы логика. У Армстронга два сына брачного возраста, но о них речь не шла.

— Только через мой труп! — проревел Боуэн. — Рори еще совсем ребенок.

Грэм обжег его гневным взглядом.

— Разве Эвелин не такой же ребенок? Во многих отношениях Рори стала бы более подходящей женой, чем Эвелин. Рори еще очень молода, но крепка и здорова и может рожать. И она уже в брачном возрасте. Мы с вами знаем, что она еще не готова к замужеству, но королю это неизвестно. Он мог бы забрать ее у нас, и мы ничего не смогли бы поделать, разве что объявить войну королю.

Тиг сглотнул и крепко сжал зубы. Одна мысль об этом привела его в бешенство.

— А теперь представь, что чувствуют Армстронги, — негромко продолжил Грэм. — Представь, что чувствовали бы мы, если бы сейчас наблюдали, как Рори выдают замуж за Армстронга.

— Что-то ты подобрел, — прошипел Тиг. — Начал сочувствовать этим мерзавцам. Они не заслуживают ни нашей жалости, ни сочувствия.

Грэм кивнул:

— Я знаю. И не жду, что ты их полюбишь. Просто хочу, чтобы ты представил себе обратную ситуацию — что Рори приказали бы выйти замуж за Армстронга.

— Это немыслимо, — вмешался Боуэн. — Не могу понять, почему семья Эвелин не восстала против воли короля.

— Потому что Армстронг знает: это будет смертный приговор всему его клану, — объяснил Грэм. — Мы можем ненавидеть этого человека, но он не глупец. Дочь за весь клан? Ему это тоже не нравится, он страдает, но понимает, что другого выхода нет. Если бы нам приказали отдать Рори, у нас бы тоже не было выбора.— Женись, и уберемся отсюда, — пробормотал Тиг. — Хочу оказаться на собственных землях раньше, чем кто-нибудь решит, что мы ничего не даем взамен того, что забираем. Я все равно считаю, что расположение короля и графа Данбара на стороне Армстронгов. Он избавил их от обузы и навязал тебе жену, которая не может дать наследников. Ну что, в самом деле, они тебе отдают, Грэм? Мое мнение, что король обидел тебя. Ты вождь клана, тан. Твоя кровь должна наследовать твою власть. А король лишил тебя этой возможности.