Глава 3. Осирис

 

Культ Осириса является одним из интереснейших египетских культов, по существу до сих пор еще полностью не вскрытым и не проанализированным. Сложность образа Осириса ощущалась самими египтянами, и не случайно в одном из гимнов сохранилась следующая замечательная характеристика этого образа:

 

«Сущность твоя, Осирис, темнее (чем всех других богов),

Ты — луна, находящаяся на небе,

Ты делаешься юным, когда ты желаешь,

Ты делаешься молодым, когда ты хочешь,

И ты Нил великий на берегах в начале Нового Года;

Люди и боги живут влагой, которая изливается из тебя.

И я нашел также, что твое величество — это царь преисподней».

 

Соединив в себе в различные времена, в силу различных причин, культы царя, умирающего и воскресающего бога производящих сил природы, Нила, быка, луны, загробного судьи на страшном судилище, миф об Осирисе впитал в себя отражение религиозных представлений ряда последовательных стадий развития египетского общества. Анализ многочисленных его вариантов показывает, как, срастаясь с ним, продолжали жить различные сказания, первоначально с ним не связанные, и его же следы мы находим в фольклоре, в ритуальных песнопениях, в литературе.

Вспомним вкратце общее содержание мифа: Осирис, старший сын Геба и Нут, является по Гелиопольской легенде представителем четвертого поколения богов. Царствуя над Египтом, Осирис научил людей земледелию, садоводству и виноделию, но был убит своим братом, богом Сетом, желавшим править вместо него. Жена Осириса, его сестра Исида, нашла его труп и стала оплакивать его вместе со своей сестрой Нефтидой (см. перевод: «Плача Исиды и Нефтиды»). Ра, сжалившись, посылает Анубиса, который собрал рассыпавшиеся (а по другому варианту — разрубленные Сетом) члены Осириса, набальзамировал тело и запеленал его. Исида же в виде соколицы опустилась на труп Осириса и, чудесным образом зачав от него, родила сына Гора. Гор и зачат и рожден для того, чтобы выступить естественным мстителем за смерть отца. В то же время он считает себя и единственным законным наследником последнего. Втайне вскормленный и выращенный матерью в болотах Дельты, Гор идет «обутый в белые сандалии» на поединок с Сетом, требуя перед судом богов осуждения обидчика и возвращения наследства Осириса ему, единственному сыну умершего царя. После длительной тяжбы, продолжавшейся по одному варианту мифа восемьдесят лет, Гор признается правомочным (по-египетски «правогласным») наследником Осириса и получает царство, после чего он воскрешает своего отца Осириса, дав ему проглотить свое око. Однако Осирис не возвращается на землю и остается царем мертвых, предоставляя Гору править царством живых.

Таково в самой сжатой форме содержание легенды об Осирисе в ее позднем виде.

Корнями же своими миф Осириса уходит глубоко в эпоху родового общества, из представлений и обрядов которого развиваются впоследствии в связи с изменением общественных отношений Египта и характернейшие черты культа Осириса — культ царя и культ бога производительных сил природы.

Черты культа бога производительных сил природы проступают в мифе Осириса очень ясно. Уже самый момент смерти и воскресения бога, подробно освещенный легендой и ежегодно воспроизводившийся в ритуале, ставит Осириса в один ряд с многочисленными умирающими и воскресающими богами природы других религий, а иконография, тексты и обрядность подтверждают это богатейшим материалом. Так, характерен самый цвет кожи Осириса — зеленый. Корона, которую носит Осирис, сделана из стеблей папируса, его священная ладья также сделана из этого растения, и его фетиш «Джед» состоит из вставленных одна в другую нескольких связок тростника (рис. 29^*). Далее, Осирис всегда изображается с тем или иным растением. Так, из пруда перед его престолом растет или лотос, или ряд деревьев и виноградная лоза (рис. 30^*); иногда увит гроздьями винограда и весь балдахин, под которым сидит Осирис (рис. 31^*), иногда его самого обвивают виноградные лозы (рис. 32^*). Точно так же и гробница Осириса не изображается без зелени: то рядом с ней растет дерево, на котором сидит душа Осириса в виде феникса, то дерево проросло через гробницу, обвив ее своими ветвями и корнями, то из самой гробницы растут четыре дерева (рис. 33^*).

Не менее важны и письменные свидетельства. Тексты Пирамид называют Осириса «владыкой виноградной лозы».

В «Книге Мертвых» покойный, уподобляющийся после своей смерти Осирису, говорит: «Я — Осирис… Я живу как Зерно, я расту как Зерно… Я — ячмень».

В тексте ритуала коронационных мистерий Осирис уподобляется ячменю и хлебу.

Крайне важен текст из мифа «Спора Гора с Сетом», где в письме к Ра Осирис говорит о себе следующее: «Это я делаю вас сильными, это я сотворил ячмень и полбу, чтобы питать богов, равно как и скот после богов».

На эту же связь Осириса с зерном указывают и очень интересные предметы, находимые при раскопках: это полотно, натянутое на раму с ножками, на котором лежит сделанное из дерева контурное изображение Осириса, заполняемое землей с посеянными зернами. Последние, быстро взойдя, давали зеленеющий силуэт Осириса (рис. 34^* и 35).

В общий круг представлений об Осирисе, как о боге производительных сил природы, следует включить и сопоставления его с Нилом, нашедшие различные мифологические оформления. Уже Тексты Пирамид называют его «свежей водой». По другим сказаниям, Нил вытекает из ноги Осириса. Существовало также поверье, что разлив Нила начинается оттого, что слеза Исиды, оплакивавшей Осириса, упала в Нил, и характерно, что и до сих пор ночь начала разлива Нила называют по-арабски «Ночь слезы».

Наряду с чертами культа умирающего и воскресающего бога производительных сил природы в осирическом мифе и во всей связанной с ним обрядности не менее ярко выступают и черты культа умершего царя.

Самый облик Осириса, его одежда и атрибуты — все это характеризует его как царя (рис. 36^*). Царем изображает его миф, и как царя мертвых приветствуют его гимны от древнейших времен до эпохи Птолемеев:

 

«Слава тебе, Осирис, правитель Преисподней.

Владыка престола, сидящий на троне своем,

Царь Преисподней, князь Запада,

Царь великий Белой короной».

 

Вся религиозная литература Египта, так же, как и храмовые изображения, полна фактами, свидетельствующими о теснейшей связи культа Осириса с культом царя.

Каждый фараон, умирая, уподобляется Осирису, и загробное существование царя продолжается подобно судьбе Осириса: «Геб! Это сын твой, этот Осирис, которому ты даровал, да существует он и да живет он! Если живет он, живет и царь Унас этот, если не умирает он — не умирает Унас этот, если не погибает он — не погибает Унас этот».

Важнейшим документом, проливающим яркий свет на значение религии Осириса — Гора в связи с культом умершего и живого фараона является папирус с текстом коронационных мистерий Сенусерта I. Наряду с изображениями, иллюстрирующими все основные моменты мистерий, папирус содержит текст речей действующих лиц, подобие сценических ремарок и перечень главнейших аксессуаров. Исключительная ценность папируса для истории египетской религии очевидна.

Центральной фигурой мистерий является молодой фараон, который выступает в роли Гора и вокруг которого происходит все действо. В противоположность Гору, Осирис не произносит ни звука в течение всех мистерий, что, наряду с рядом других фактов, дает возможность издателю папируса К. Зета вполне правильно предположить, что безгласную роль Осириса выполняет мумия умершего фараона. Главным моментом мистерий является коронация молодого фараона — Гора, заключением же — погребение Осириса — мертвого царя.

Несмотря на то, что папирус датируется ХХ в. до н. э. записанный на нем обряд мистерий восходит, несомненно, к древнейшим временам, на что указывает анализ и языка текста, и самого обряда. Таким образом, этот папирус свидетельствует нам о том, что уже в глубочайшей древности культ Осириса был культом умершего царя, равно как культ Гора — культом царя живого. Культ же египетского фараона и весь связанный с ним сложный ритуал останется непонятным без учета представлений, обусловивших не предыдущих стадиях развития общества возникновение культа племенного вождя.

Согласно представлениям, широко распространенным у многих племен, вождь считается магическим средоточием состояния производительных сил природы. Он ответственен таким образом за хороший урожай посевов, за обильный приплод скота, за плодородие женщин племени. Развивающийся с течением времени культ вождя, с одной стороны, сосредотачивает в себе пережитки древнейших тотемистических представлений, а с другой стороны, втягивает в свою орбиту родовые земледельческие культы духов зерна, хлеба, природы. Вождь и старейшины используют значение этих культов для закрепления своего ведущего положения в роде. Постепенно начинает видоизменяться и обрядность родовых праздников, отражая это выдвижение роли вождя. Так, если раньше начатки урожая приносились в жертву духам предков рода, то теперь они приносятся в жертву уже духам умерших вождей; далее, никто теперь не смеет приступить к пахоте, пока вождь не проведет первой борозды, и никто не имеет права начать жатву, пока вождем не будет срезан первый сноп на общеплеменном празднике начала уборки хлеба.

В свете этих представлений становится понятным тот факт, что и фараоны Египта также продолжают считаться, подобно древним племенным вождям, магическим средоточием плодородия страны. Так, фараон принимает обязательное активное участие в обрядах, связанных с основными моментами земледельческой жизни страны: при наступлении времени подъема Нила фараон бросает в реку свиток с приказом начать разлив, фараон первым торжественно начинает подготовку почвы для посева, он же срезает первый сноп на общегосударственном празднике жатвы (рис. 37^*) и он же приносит за всю страну благодарственную жертву богине урожая Рененут после окончания полевых работ года. До нас дошли интереснейшие изображения празднования начала жатвы, дающие крайне важные указания для освещения роли фараона как магического средоточия плодородия. Очень показательно, что на этот праздник приносятся статуи всех умерших царей от Менеса до отца того фараона, который в данный момент занимает престол. И если мы вспомним, что в эпоху родового строя начатки жатвы приносились в жертву сначала предкам рода, а потом предкам вождя, станет ясно, почему в классовом Египте на общегосударственном празднике жатвы начатки предлагаются умершим фараонам, представленным статуями.

Не менее показательно и то, что на празднике жатвы в процессии непосредственно за фараоном идут не сыновья его, а «ириу хе-нисут», термин, которым некогда обозначались члены царского рода; очевидно, именно они, старейшины рода вождя, следовали некогда за ним на племенных празднествах в те отдаленные времена, когда сыновья не имели еще того значения, которое они получили с укреплением патриархальной семьи.

Очень интересным моментом в египетском царском культе являются обряды, связанные с пережитками ритуального убийства царя. В силу тех же представлений, по которым, как мы видели, на определенном этапе развития родового общества племенной вождь является магическим средоточием состояния производительных сил природы, считается, что ослабевший, больной или стареющий вождь не может обеспечить благополучия племени, так как тогда производительность и самого племени и окружающей его природы также ослабеет. Отсюда происходит широко распространенный обычай периодического убийства вождей, имеющий целью замену слабеющего вождя полным сил преемником, могущим магически обеспечить благосостояние племени. Момент такого ритуального убийства вождя обычно назначается старейшинами племени и у разных племен бывает различен. Чаще всего сигналом для ритуального убийства вождя служит ослабление его половых способностей, но в ряде племен правление вождя вообще ограничено определенным периодом: иногда вождя устраняют при достижении им того или иного возраста, иногда по прошествии определенного срока правления — через год, три, двенадцать и т. д.

Следы обычая ритуального убийства вождя сохранились в историческом Египте в ряде пережитков, одним из которых является так называемый праздник Хеб-Сед. Этот праздник справляли в случае длительности царствования фараона, даже иногда несколько раз в течение всего правления царя. Анализ совершавшихся обрядов позволяет считать, что целью праздника было магическое усиление жизнеспособности царя, который путем мнимой смерти считался как бы вновь возрожденным к жизни. Другим свидетельством наличия в Египте в отдаленном прошлом ритуального убийства вождя служит обряд ритуального убийства священного быка Аписа или коровы богини Хатор, которые торжественно утоплялись в случае достижения ими определенного возраста.

Пережитки тотемистических представлений, концентрировавшиеся некогда с особой силой вокруг вождя племени, также достаточно ясно выявляются при разборе культа фараона и всего его придворного обихода. Царь продолжает быть связан с рядом бывших тотемов, что особенно ярко сказывается, между прочим, в его титулатуре. Бык, сокол и лев — вот основные тотемы, неразрывно связанные с царем в историческом Египте, тогда как на заре истории мы наблюдаем еще ряд тотемов — скорпион, коршун, баран и т. д. Косвенным отражением древнейших тотемистических представлений являются и те образы, которыми пользуются египетские гимны, как сравнениями для восхваления того или иного качества фараона: то он сопоставляется с быстро летящим соколом, то с быком, попирающим врагов, то с грозным рыкающим львом.

В свете всего сказанного становится ясной и связь культа умершего фараона с культом бога плодородия Осириса, и сопоставление живого царя с Гором, а мертвого — с Осирисом. С отдаленнейших эпох вплоть до Птолемеевского времени в мистериях красной нитью проходит представление о том, что поскольку правящий фараон как Гор совершает культ Осириса, постольку и Осирис должен обеспечить счастливое царствование фараону — Гору, а это — то же самое представление, которое, выйдя из родового культа предков, вообще лежит в основе почитания сыном памяти умершего отца.

Древняя вера во всемогущество умерших предков продолжает сохраняться и в классовом Египте, и взаимные обязанности живого сына и мертвого отца очень четко определяются Текстами Пирамид: если «сын сеет ячмень и сеет полбу и приносит жертву отцу», то, в свою очередь, «отец должен смотреть за домом своих живущих». И через все ритуальные и мифологические наслоения в текстах мистерий Осириса в Дендера, Эдфу и Фивах звучит тот же лейтмотив:

 

«Приходит к тебе царь, о Осирис,

Это — Гор, защитник отца своего.

Приходит к тебе Птолемей, живущий вечно, любимый Птахом,

И приносит тебе жертву сын твой Гор.

Да дашь ты ему процветать

В качестве царя Египта на троне Гора вечно».

 

Вопрос об отношениях отца и сына вообще в сущности лежит в основе фабулы мифа об Осирисе. Безусловное право сына на наследование отцу, обязанность сына мстить за убийство отца, теснейшая кровная их связь между собою — все эти черты не случайно подчеркиваются мифом, так как сказание об Осирисе есть отражение в египетской мифологии торжества патриархата.

На египетской же почве не менее яркое мифологическое отражение столкновений интересов материнского и отцовского родов мы имеем в сказании о споре Гора и Сета, основным мотивом которого является в сущности спор брата и сына умершего вождя за наследие последнего. Смысл этого «спора» особенно четко вскрывает перед нами впервые опубликованный в 1931 г. замечательный текст «Сказания о споре Гора и Сета» (см. ниже перевод). Оба противника, и Гор, и Сет, выступают здесь с вполне обоснованными притязаниями на царское звание Осириса, причем обоснования эти опираются на совершенно различные правовые нормы. Гор требует звания Осириса себе, как сын по законам наследования отцовского рода, тогда как Сет настаивает на передаче прав Осириса ему, как брату, рожденному от той же матери, согласно укладу рода материнского. Вспомним, что у ирокезов «сахемом никогда не избирали сына предыдущего сахема, так как у ирокезов господствовало материнское право… но часто избирали его брата».

Таким образом миф отражает тот переломный момент истории первобытной общины в Египте, когда окрепший отцовский род предъявляет свои требования и ломает матриархат. Необычайно показательны поэтому слова Онуриса и Тота, сторонников Гора, с которыми они обращаются к главе богов: «Неужели отдано будет звание (царя) брату по матери, в то время как налицо сын по плоти?». То же самое говорит и Тот: «Неужели отдано будет звание Осириса Сету, великому силой, в то время, как налицо сын (Осириса) Гор?». Из чтения текста «Спора Гора с Сетом» видно, с каким трудом и в результате каких испытаний Гор в конечном итоге добивается своего и получает корону Осириса. Сет проигрывает тяжбу, отныне торжествует отцовское право.

Толкование спора Гора с Сетом, как мифологическое закрепление победы патриархата подтверждается и постоянными эпитетами Гора «наследник Осириса» или «наследник наследника», с которыми имя его связывается во всех религиозных текстах, и не менее характерными эпитетами Осириса:

 

«Укрепляющий истину в Египте,

Утверждающий сына на месте отца».

 

В этой связи чрезвычайно показателен приговор Геба по тяжбе Гора и Сета из текста «Мистерий Сета»:

 

И сказал Геб: «Смотрите, даю я наследство сыну наследника моего сына, перворожденному, открывателю путей, подобно тому как сделал это Ра-Атум для Шу, старшего сына Вседержителя, подобно тому как и Шу сделал мне. Также и я. Смотрите, дал я вещи мои все сыну Осириса Гору, сыну Исиды… Наследник это, сын наследника».

 

Законность перехода наследования от отца к сыну, несомненно, подчеркнута здесь умышленно несколько раз и на протяжении ряда поколений богов.

Религия Осириса — Гора, первоначально ограниченная рамками царского культа, распространялась за эти рамки постепенно, и широчайшее развитие культ Осириса получил только со времени Среднего Царства. Отныне уже не только фараон являлся Гором в своих коронационных мистериях, где его умерший предшественник исполнял безгласную роль Осириса, но и каждый египтянин, обращаясь с молитвой или приношением к своему умершему отцу, называл его Осирисом, себя Гором, а свои приношения — оком Гора, оживившем Осириса согласно легенде.

В облике Осириса теперь на первый план проступают черты бога, дарующего бессмертие, бога, поборовшего смерть и показавшего возможность воскресения. Веруя в победу бога над смертью, люди верили и в то, что и они, признавшие его учение, разделят с ним его победу, вновь ожив для загробного бытия. В развитии именно этой черты в широко распространившемся культе Осириса отразилась вся связанность человека, все его бессилие перед природой и перед общественным гнетом. Подавленные тягостью жизни, люди мечтают о посмертном блаженстве, которое обещает им праведный судья в загробном царстве, и религия Осириса становится мощным орудием угнетения в руках господствующего класса, орудием тем более опасным, что образ Осириса все больше и больше наделяется человеческими чертами. Далее, усиленно начинает проповедоваться мысль о всеобщем равенстве пред нелицеприятным судьей мертвых: «Нет там разницы между бедным и богатым». Отныне мораль осирического учения требует терпения и покорности своей судьбе в ожидании загробного суда. Сборники заупокойных текстов, так называемые «Книги Мертвых», которые кладутся в гробницы, особенно подчеркивают момент страшного суда (рис. 38^*). Знаменитая 125 глава «Книги Мертвых», — глава о суде Осириса — становится в сущности ее главной главой, и иллюстрации к ней создают традиционное изображение египетского страшного суда, оказавшее впоследствии решающее влияние на иконографию христианского страшного суда.

На приводимом египетском рисунке страшного суда Осирис сидит на троне, в короне, с жезлом и плетью царя. Наверху изображены сорок два бога, это боги номов Египта, которые образуют судилище. Покойный, приведенный на суд двумя богинями, стоит справа. В центре зала суда стоят весы, на которых боги Гор и Анубис производят взвешивание сердца покойного: на одной чашечке весов находится сердце, на другой статуэтка богини Правды. Если сердце и правда весят одинаково, покойный признается оправданным и отправляется в цветущие поля египетского рая. В противном же случае его пожирает страшное чудовище — полульвица, полугиппопотам с головой крокодила, сидящая перед Осирисом на высоком табурете и носящая имя Амамат, что значит «Пожирательница».

Текст 125 главы содержит в себе так называемую «отрицательную исповедь»: покойный перечисляет длинный ряд грехов, отрицая при этом их совершение. Этот перечень грехов очень характерен; приведем некоторые из них:

 

«Я не делал зла. Я не лгал никому. Я не ловил в силки птиц богов. Я не отводил воды в ее время, я не отводил течения воды. Я не делал зла. Я не крал. Я не уменьшал жертв. Я не убивал священных животных. Я не восставал. Я не говорил зла против царя. Я не презирал бога в сердце моем».

 

Таким образом для получения оправдания на суде Осириса никоим образом нельзя было ни посягать на храмовые богатства, ни восставать, ни даже говорить зла против царя. Все это объявлялось «злом» с точки зрения осирической религии. Классовая ее роль видна здесь особенно отчетливо.

Культ Осириса оказал большое влияние на христианство, на сложение ряда обрядов, на создание многих образов христианской иконографии. Несомненно влияние осирических мистерий на пасхальную обрядность, изображений суда Осириса — на иконографию христианского страшного суда, учения о подземном царстве и казнях врагов Осириса — на христианское учение о муках грешников в аду, изображений Исиды с Гором (рис. 39^*) — на создание образа богоматери, Гора — победителя зла (рис. 40^* и 41) — на целый ряд образов святых, победителей дьявола. Пережитки древнеегипетских религиозных представлений и в особенности представлений, относящихся к культу Осириса, были сильнее всего, конечно, в самом Египте, и в искусстве и религии христианского Египта они прослеживаются особенно ясно.

 

* * *

 

Мы рассмотрели три наиболее важных и лучше других сохранившихся цикла древнеегипетских мифов. При разборе сказаний мы касались их, разумеется, только в общих чертах, ограничиваясь характеристикой основных моментов каждого сказания, так как иначе широта материала увела бы нас далеко за пределы, намеченные для данной работы. В то же время, не ставя себе задачей подробное исследование причин и процесса возникновения данных мифологических мотивов, мы постарались показать, каким образом они отражали представления древних египтян о природе и обществе и в тот период, когда эти мифы слагались, и на различных позднейших исторических этапах.

Переводы подлинных текстов разобранных нами сказаний, составляющие вторую часть настоящей книги, позволят читателям непосредственно познакомиться с интереснейшими по содержанию и крайне разнообразными по форме записями египетских мифов, дающими то неповторимое впечатление свежести, которым всегда отличается первоисточник.