Студопедия — ГЛАВА ЧЕТЫРНАДЦАТАЯ. Думаю о том, что никогда не умел понастоящему ценить женское общество,хотя почти всю свою жизнь провел в окружении женщин
Студопедия Главная Случайная страница Обратная связь

Разделы: Автомобили Астрономия Биология География Дом и сад Другие языки Другое Информатика История Культура Литература Логика Математика Медицина Металлургия Механика Образование Охрана труда Педагогика Политика Право Психология Религия Риторика Социология Спорт Строительство Технология Туризм Физика Философия Финансы Химия Черчение Экология Экономика Электроника

ГЛАВА ЧЕТЫРНАДЦАТАЯ. Думаю о том, что никогда не умел понастоящему ценить женское общество,хотя почти всю свою жизнь провел в окружении женщин






Думаю о том, что никогда не умел понастоящему ценить женское общество,хотя почти всю свою жизнь провел в окружении женщин. Я жил с матерью исестрами и всегда старался освободиться от их опеки. Они доводили меня доотчаяния своими заботами о моем здоровье и вторжениями в мою комнату, гденеизменно нарушали тот систематизированный хаос, который был предметом моейгордости и в котором я отлично разбирался, и учиняли еще больший, с моейточки зрения, хаос, хотя комната и приобретала более опрятный вид. После ихухода я никогда ничего не мог найти. Но, увы, как рад был бы я теперьощутить возле себя их присутствие, услышать шелест их юбок, который такдокучал мне подчас! Я уверен, что никогда не буду ссориться с ними, еслитолько мне удастся попасть домой. Пусть с утра до ночи пичкают меня, чемхотят, пусть весь день вытирают пыль в моем кабинете и подметают пол -- ябуду спокойно взирать на все это и благодарить судьбу за то, что у меня естьмать и сестры. Подобные воспоминания заставляют меня задуматься о другом. Где материвсех этих людей, плавающих на "Призраке"? И противоестественно и нездорово,что все эти мужчины совершенно оторваны от женщин и одни скитаются по белусвету. Грубость и дикость только неизбежный результат этого. Всем этим людямследовало бы тоже иметь жен, сестер, дочерей. Тогда они были бы мягче,человечнее, были бы способны на сочувствие. А ведь никто из них даже неженат. Годами никому из них не приходится испытывать на себе влияния хорошейженщины, ее смягчающего воздействия. Жизнь их однобока. Их мужественность, вкоторой есть нечто животное, чрезмерно развилась в них за счет духовнойстороны, притупившейся, почти атрофированной. Это компания холостых мужчин. Жизнь их протекает в грубых стычках, откоторых они еще более черствеют. Порой мне просто не верится, что ихпородили на свет женщины. Кажется, что это какая-то полузвериная,получеловеческая порода, особый вид живых существ, не имеющих пола, что онивылупились, как черепахи, из согретых солнцем яиц или получили жизнькакимнибудь другим необычным способом. Дни они проводят среди грубости изла, и в конце концов умирают столь же скверно, как и жили. Под влиянием таких мыслей я разговорился вчера вечером с Иогансеном.Это была первая неофициальная беседа, которой он удостоил меня с началапутешествия. Иогансен покинул Швецию, когда ему было восемнадцать лет;теперь ему тридцать восемь, и за все это время он ни разу не был дома. Годадва назад в Чили он встретил в каком-то портовом трактире земляка и узнал отнего, что его мать еще жива. -- Верно, уж порядком состарилась теперь, -- сказал он, задумчивоглянув на компас и тотчас метнув колючий взгляд на Гаррисона, отклонившегосяна один румб от курса. -- Когда вы в последний раз писали ей? Он принялся высчитывать вслух. -- В восемьдесят первом... нет, в восемьдесят втором, кажется. Или ввосемьдесят третьем? Да, в восемьдесят третьем. Десять лет назад. Изкакого-то маленького порта на Мадагаскаре. Я служил тогда на торговом судне.Видишь ты, -- продолжал он, будто обращаясь через океан к своей забытойматери, -- ведь каждый год собирался домой. Так стоило ли писать? Через год,думаю, попаду. Да всякий раз что-нибудь мешало. Теперь вот стал помощником,так дело пойдет подругому. Как получу расчет во Фриско -- может, набежитдолларов пятьсот, -- так наймусь на какое-нибудь парусное судно, махнувокруг мыса Горн в Ливерпуль и зашибу еще. А оттуда уж поеду домой на своиденежки. Вот тогда моей старушке не придется больше работать! -- Неужто она еще работает? Сколько же ей лет? -- Под семьдесят, -- ответил он. И добавил хвастливо: -- У нас народине работают с рождения и до самой смерти, поэтому мы и живем так долго.Я дотяну до ста. Никогда не забуду я этого разговора. То были последние слова, которые яот него слышал, и, быть может, вообще последние его слова. В тот вечер, спустившись в каюту, я решил, что там слишком душно спать.Ночь была тихая. Мы вышли из полосы пассатов, и "Призрак" еле полз вперед,со скоростью не больше одного узла. Захватив под мышку подушку и одеяло, яподнялся на палубу. Проходя мимо Гаррисона, я взглянул на компас, установленный на палуберубки, и заметил, что на этот раз рулевой отклонился от курса на целых трирумба. Думая, что он заснул, и желая спасти его от взбучки, а то и отчего-нибудь похуже, я заговорил с ним. Но он не спал, глаза его были широкораскрыты и устремлены в даль. Казалось, он был так чем-то взволнован, что немог ответить мне. -- В чем дело? -- спросил я. -- Ты болен? Он покачал головой и глубоко вздохнул, словно пробуждаясь от сна. -- Так держи курс получше, -- посоветовал я. Он перехватил ручки штурвала; стрелка компаса медленно поползла ксеверо-западу и установилась там после нескольких отклонений. Я уже собрался пойти дальше и поднял свои вещи, как вдруг что-тонеобычное за бортом привлекло мое внимание. Чья-то жилистая мокрая рукаухватилась за планшир. Потом из темноты появилась другая. Я смотрел, разинуврот. Что это за гость из морской глубины? Кто бы это ни был, я знал, что онвзбирается на борт, держась за лаглинь. Появилась голова с мокрымивзъерошенными волосами, и я увидел лицо Волка Ларсена. Его правая щека былав крови, струившейся из раны на голове. Сильным рывком он перекинул телочерез фальшборт и, очутившись на палубе, метнул быстрый взгляд на рулевого,словно проверяя, кто стоит у штурвала и не грозит ли с этой стороныопасность. Вода ручьями стекала с его одежды, и я бессознательноприслушивался к ее журчанию. Когда он двинулся ко мне, я невольно отступил:я отчетливо прочел слово "смерть" в его взгляде. -- Стой, Хэмп, -- тихо сказал он. -- Где помощник? Я с недоумением покачал головой. -- Иогансен! -- негромко позвал капитан. -- Иогансен! Где помощник? --спросил он у Гаррисона. Молодой матрос уже успел прийти в себя и довольно спокойно ответил: -- Не знаю, сэр. Недавно он прошел на бак. -- Я тоже шел на бак, но ты, верно, заметил, что вернулся я спротивоположной стороны. Как это могло получиться, а? -- Вы, верно, были за бортом, сэр. -- Посмотреть, нет ли его в кубрике, сэр? -- предложил я. Ларсен покачал головой. -- Ты не найдешь его там, Хэмп. Идем, ты мне нужен! Оставь вещи здесь. Я последовал за ним. На палубе было тихо. -- Проклятые охотники, -- проворчал он. -- Так разленились, что немогут выстоять четыре часа на вахте! На полубаке мы нашли трех спящих матросов! Капитан перевернул их наспину и заглянул им в лицо. Они несли вахту на палубе, а по корабельнымправилам все, за исключением старшего вахтенного, рулевого и сигнальщика, вхорошую погоду имели право спать. -- Кто сигнальщик? -- спросил капитан. -- Я, сэр, -- с легкой дрожью в голосе ответил Холиок, один из старыхматросов. -- Я только на минуту задремал сэр. Простите, сэр! Больше этого небудет. -- Ты ничего не заметил на палубе? -- Нет, сэр, я... Но Волк Ларсен уже отвернулся, презрительно буркнув что-то, и оставилматроса с раскрытым ртом, -- кто мог думать, что он так дешево отделается! -- Тише теперь, -- шепотом предупредил меня Волк Ларсен, спускаясь потрапу в кубрик. С бьющимся сердцем я последовал за ним. Я не знал, что нас ожидает, какне знал и того, что уже произошло. Но я видел, что была пролита кровь. И уж,конечно, не по своей воле Волк Ларсен очутился за бортом. Странно было иотсутствие Иогансена. Я впервые спускался в матросский кубрик и не скоро забуду то зрелище,которое предстало предо мной, когда я остановился внизу у трапа. Кубрикзанимал треугольное помещение на самом носу шхуны и был не большеобыкновенной дешевой каморки на Грабстрит. Вдоль трех его стен в два ярусатянулись койки. Их было двенадцать. Двенадцать человек ютились в этойтесноте -- и спали и ели здесь. Моя спальня дома была невелика, но все жеона могла вместить дюжину таких кубриков, а если принять во внимание высотупотолка, то и все двадцать. Тут пахло плесенью и чем-то кислым, и при свете качающейся лампы яразглядел переборки, сплошь увешанные морскими сапогами, клеенчатой одеждойи всевозможным тряпьем -- чистым и грязным вперемешку. Все это раскачивалосьвзад и вперед с шуршащим звуком, напоминавшим стук веток о стену дома или окрышу. Время от времени какой-нибудь сапог глухо ударялся о переборку. Ихотя море было тихое, балки и доски скрипели неумолчным хором, а из-поднастила неслись какие-то странные звуки. Все это нисколько не мешало спящим. Их было восемь человек -- двесвободные от вахты смены, -- и спертый воздух был согрет их дыханием;слышались вздохи, храп, невнятное бормотание -- звуки, сопровождавшие сонэтих людей, спящих в своей берлоге. Но в самом ли деле все они спали? Идавно ли? Вот что, по-видимому, интересовало Волка Ларсена. И, чтобыразрешить свои сомнения, он прибег к приему, напомнившему мне одну из новеллБоккаччо. Ларсен вынул лампу из ее качающейся оправы и подал мне. Свой обход онначал с первой койки по правому борту. Наверху лежал канак [10], красавецматрос, которого товарищи называли Уфти-Уфти. Он спал, лежа на спине, идышал тихо, как женщина. Одну руку он подложил под голову, другая покоиласьповерх одеяла. Волк Ларсен взял его за руку и начал считать пульс. Эторазбудило матроса. Он проснулся так же спокойно, как спал, и даже непошевельнулся при этом. Он только широко открыл свои огромные черные глазаи, не мигая, уставился на нас. Волк Ларсен приложил палец к губам, требуямолчания, и глаза снова закрылись. На нижней койке лежал Луис, толстый, распаренный. Он спал непритворным,тяжелым сном. Когда Волк Ларсен взял его за руку, он беспокойно заерзал ивдруг изогнулся так, что тело его какую-то секунду опиралось только на плечии пятки. Губы его зашевелились, и он изрек следующую загадочную фразу: -- Кварта -- шиллинг. Но гляди в оба, не то трактирщик мигом всучиттебе трехпенсовую за твои шесть пенсов. Затем он повернулся набок и с тяжелым вздохом произнес: -- Шесть пенсов -- "теннер", а шиллинг -- "боб". А вот что такое "пони"[11] -- я не знаю. Удостоверившись, что Луис и канак не прикидываются спящими. Волк Ларсенперешел к следующим двум койкам, по правому борту, занятым -- как мыувидели, осветив их лампой, -- Личем и Джонсоном. Когда капитан нагнулся над нижней койкой, чтобы прощупать пульсДжонсону, я, стоя с лампой в руках, заметил, что Лич на верхней койкеприподнял голову и осторожно глянул вниз. Должно быть, он разгадал хитростькапитана и понял, что сейчас будет уличен, так как лампа внезапно былавыбита у меня из рук, и кубрик погрузился в темноту. В тот же миг Личспрыгнул вниз, прямо на Волка Ларсена. Звуки, доносившиеся из мрака, напоминали схватку волка с быком. Ларсенвзревел, как разъяренный зверь, и Лич зарычал тоже. От этих звуков кровьстыла в жилах. Джонсон, должно быть, тотчас вмешался в драку. Я понял, чтоего униженное поведение все последние дни было лишь хорошо обдуманнымпритворством. Эта схватка в темноте казалась столь ужасной, что я, весь дрожа,прислонился к трапу, не в силах сдвинуться с места. Я снова испытал знакомоесосущее ощущение под ложечкой, всегда появлявшееся у меня при видефизического насилия. Правда, в этот миг я ничего не мог видеть, но до менядолетали звуки ударов и глухой стук сталкивающихся тел. Койки трещали,слышно было тяжелое дыхание, короткие возгласы боли. Должно быть, в покушении на жизнь капитана и помощника участвовалонесколько человек, так как по возросшему шуму я догадался, что Лич и Джонсонуже получили подкрепление со стороны своих товарищей. -- Эй, кто-нибудь, дайте нож! -- кричал Лич. -- Двинь его по башке! Вышиби из него мозги! -- орал Джонсон. Но Волк Ларсен больше не издал ни звука. Он молча и свирепо боролся засвою жизнь. Ему приходилось туго. Сразу же сбитый с ног, он не могподняться, и мне казалось, что, несмотря на его чудовищную силу, положениеего безнадежно. О ярости этой борьбы я получил весьма наглядноепредставление, так как сам был сбит с ног сцепившимися телами и, падая,сильно ушибся. Однако среди общей свалки мне как-то удалось заползти на однуиз нижних коек и таким образом убраться с дороги. -- Все сюда! Мы держим его! Попался! -- слышал я выкрики Лича. -- Кого? -- спрашивал кто-то, разбуженный шумом, не понимая, чтопроисходит. -- Кровопийцу помощника! -- хитро ответил Лич, с трудом выговариваяслова. Его сообщение было встречено восторженными возгласами, и с этой минутыВолку Ларсену пришлось отбиваться от семерых дюжих матросов, наседавших нанего. Луис, я полагаю, не принимал участия в драке. Кубрик гудел, какпотревоженный улей. -- Эй вы, что там у вас такое? -- донесся с палубы крик Лэтимера. Онбыл слишком осторожен, чтобы спуститься в этот ад кипевших во мракестрастей. -- У кого есть нож? Дайте нож! -- снова услышал я голос Лича, когда шумна мгновение затих. Многочисленность нападавших повредила им. Они мешали друг другу, а уВолка Ларсена была только одна цель -- пробраться ползком к трапу, -- и он вконце концов достиг своего. Несмотря на полный мрак, я следил за егопередвижением по звукам. И только такой силач мог сделать то, что сделал он,когда дополз все же до трапа. Хватаясь за ступеньки руками, он мало-помалувыпрямился во весь рост и начал взбираться наверх, невзирая на то, что целаякуча людей старалась стащить его вниз. Конец этой сцены я не только слышал, но и видел, так как Лэтимер принесфонарь и осветил им люк. Волк Ларсен -- его едва можно было разглядеть подуцепившимися за него матросами -- уже почти добрался до верха трапа. Этотклубок сплетенных тел напоминал огромного многолапого паука и раскачивалсявзад и вперед в такт ритмичной качке шхуны. И медленно, с большимиостановками, вся эта копошащаяся масса тел неуклонно ползла кверху. Раз онадрогнула, застыла на месте и чуть не покатилась вниз, но равновесиевосстановилось, и она снова поползла по трапу. -- Что тут такое? -- крикнул Лэтимер. При свете фонаря я увидел его склоненное над люком испуганное лицо. -- Это я, Ларсен, -- донесся приглушенный голос. Лэтимер протянул руку. Снизу быстро высунулась рука Ларсена. Лэтимерсхватил ее и стал тянуть кверху, и следующие две ступеньки были пройденыбыстро. Показалась другая рука Ларсена и ухватилась за комингс люка. Клубоктел отделился от трапа, но матросы все еще цеплялись за своего ускользавшеговрага. Однако один за другим они начали скатываться вниз. Ларсен сбрасывалих, ударяя о закраину люка, пиная ногами. Последним был Лич: он свалился ссамого верха вниз головой прямо на своих товарищей. Волк Ларсен и фонарьисчезли, и мы остались в темноте.







Дата добавления: 2015-10-01; просмотров: 345. Нарушение авторских прав; Мы поможем в написании вашей работы!



Картограммы и картодиаграммы Картограммы и картодиаграммы применяются для изображения географической характеристики изучаемых явлений...

Практические расчеты на срез и смятие При изучении темы обратите внимание на основные расчетные предпосылки и условности расчета...

Функция спроса населения на данный товар Функция спроса населения на данный товар: Qd=7-Р. Функция предложения: Qs= -5+2Р,где...

Аальтернативная стоимость. Кривая производственных возможностей В экономике Буридании есть 100 ед. труда с производительностью 4 м ткани или 2 кг мяса...

Типовые ситуационные задачи. Задача 1. Больной К., 38 лет, шахтер по профессии, во время планового медицинского осмотра предъявил жалобы на появление одышки при значительной физической   Задача 1. Больной К., 38 лет, шахтер по профессии, во время планового медицинского осмотра предъявил жалобы на появление одышки при значительной физической нагрузке. Из медицинской книжки установлено, что он страдает врожденным пороком сердца....

Типовые ситуационные задачи. Задача 1.У больного А., 20 лет, с детства отмечается повышенное АД, уровень которого в настоящее время составляет 180-200/110-120 мм рт Задача 1.У больного А., 20 лет, с детства отмечается повышенное АД, уровень которого в настоящее время составляет 180-200/110-120 мм рт. ст. Влияние психоэмоциональных факторов отсутствует. Колебаний АД практически нет. Головной боли нет. Нормализовать...

Эндоскопическая диагностика язвенной болезни желудка, гастрита, опухоли Хронический гастрит - понятие клинико-анатомическое, характеризующееся определенными патоморфологическими изменениями слизистой оболочки желудка - неспецифическим воспалительным процессом...

Понятие метода в психологии. Классификация методов психологии и их характеристика Метод – это путь, способ познания, посредством которого познается предмет науки (С...

ЛЕКАРСТВЕННЫЕ ФОРМЫ ДЛЯ ИНЪЕКЦИЙ К лекарственным формам для инъекций относятся водные, спиртовые и масляные растворы, суспензии, эмульсии, ново­галеновые препараты, жидкие органопрепараты и жидкие экс­тракты, а также порошки и таблетки для имплантации...

Тема 5. Организационная структура управления гостиницей 1. Виды организационно – управленческих структур. 2. Организационно – управленческая структура современного ТГК...

Studopedia.info - Студопедия - 2014-2024 год . (0.012 сек.) русская версия | украинская версия