Глава 47. Эта гонка, с неистово бьющимся сердцем, была пьянящей, как вино

Дженнсен пригнулась, охватив шею Расти руками и отдав повод. Рёв сорока тысяч мужчин извергающих боевой клич и грохот копыт были настолько оглушительными, насколько и пугающими.

Эта гонка, с неистово бьющимся сердцем, была пьянящей, как вино. Дженнсен не осознавала ни чудовищности, ни ужаса происходящего. Однако что-то в ней, какая-то небольшая часть не могла отдаться пылкому чувству единения с наступающей армией.

Свирепые мужчины, глаза которых застилала кровь, веером рассыпались по равнине, приближаясь к городу. Воздух пронзали яркие вспышки света, отраженные от мечей и топоров, поднятых высоко над головами и играющие на остриях пик и копий. Блистательное зрелище, нарастающий гул, вихрь страстей — все это наполняло Дженнсен желанием достать нож, но девушка знала, что время еще не пришло.

Себастьян мчался рядом с нею, чтобы быть уверенным в том, что она не потеряется в этой скачке, сумасшедшей, безудержной, но подчинённой человеческой воле.

Голос тоже сопровождал её и его было не заглушить, хотя она и пыталась не слушать его или мысленно умоляла оставить её в покое. Ей нужно было сосредоточиться на том, что происходило вокруг и на том, что вскоре могло случиться. Нельзя позволять себе отвлекаться. Только не сейчас.

Голос звал её по имени, призывал сдаться: отдать ему волю и плоть, произносил завораживающие, чарующие слова. Рёв атакующей армии дал Дженнсен возможность крикнуть изо всей силы:

— Оставь меня в покое!

И никто ничего не заметил. Это была безрассудная попытка извергнуть из себя этот голос, обладающий неограниченной силой и безраздельными полномочиями.

Неожиданно, словно бы за один миг, они ворвались в город, перепрыгивая через изгороди, огибая столбы, с ошеломляющей скоростью пролетая мимо зданий.

Резкий контраст между скачкой на открытой местности и внутри города ошеломил Дженнсен. Здесь следовало обращать внимание на то, что тебя окружает и это напомнило девушке лес.

Всё было так не похоже на то, что она ожидала — на массированное, упорядоченное наступление по открытой местности.

Вместо этого последовал сумасшедший марш-бросок на город и дальше, по широким улицам, обрамлённым величественными зданиями, по похожим на каньоны тёмным переулкам, зажатым между высокими каменными стенами, которые иногда даже загораживали маленький кусочек голубого неба над головой.

Затем пришёл этап безудержного погружения в совсем узкие извилистые улочки жилых кварталов, в которых старинные здания попросту громоздились друг на друга. И ни на миг не замедляя скорости и принимая решения на ходу...

Между тем, скачка становилась всё более сюрреалистической: город действительно оказался пуст. Вокруг должны были сновать толпы, в дикой панике бросающиеся врассыпную люди, прокладывающие себе дорогу в сутолоке истошно вопящие от ужаса перед атакующими.

Перед внутренним взором Дженнсен проплывали картины, которые она видела в других городах: уличные торговцы, толкающие тележки со всяким товаром — от рыбы до изысканного белья; лавочники в ларьках, приглядывающие за хлебом, сыром, мясом и вином; ремесленники, выставившие на продажу туфли, одежду, парики изделия из кожи; окна, на которых расставлены многочисленные горшки...

Сейчас все окна были пусты. Некоторые закрыты ставнями, некоторые выглядели так, будто владелец приоткрыл их на минутку, но все пусты. Молчаливыми свидетелями стремительной атаки кавалерии стали улицы, скамейки и парки.

Было страшно нестись на полной скорости по извилистому лабиринту улиц, проезжать мимо зданий, преодолевать препятствия, врываться в тёмные грязные переулки, лететь по неровным булыжным мостовым, достигая вершины застроенного холма только для того, чтобы оказаться с противоположной стороны на обледенелом склоне, поросшем деревьями и, к тому же, опасном.

Иногда, скача по шести человек в ряд, они неожиданно попадали в сужающийся переулок, в котором, к тому же, неожиданно выпирал угол здания. Для нескольких всадников результаты такой встречи оказались печальными.

В отсутствие сопротивления со стороны вражеских войск необузданная скачка казалась Дженнсен неконтролируемой. Впрочем, она знала: действует элитная кавалерия, бесшабашность была их военной специальностью.

А кроме того, глядя на Джеганя, несущегося на великолепном огромном жеребце, невозможно было даже подумать, что ситуация вышла из-под контроля.

Неожиданно ворвавшись в широко открытые ворота в стене, атакующие оказались на просторных газонах Дворца Исповедниц.

Во все стороны разносились безудержные крики ещё не потерявших своего неистовства всадников; лошади уже общипывали живописные лужайки; грязные, грубые, жаждущие крови захватчики одним своим видом оскверняли безмятежную прелесть лужаек.

Дженнсен с Себастьяном ехали следом за императором и его офицерами в центре большого отряда ревущих мужчин вверх по широкому променаду, под старыми клёнами, чьи голые ветки уже хвастались набухшими почками.

Несмотря на весь свой опыт, знания и привязанности, Дженнсен никак не могла понять, откуда в её душе возникло чувство, будто она участвует в неправедном насилии.

Но тут её внимание привлекло что-то необычное впереди, недалеко от мраморных ступеней, ведущих к парадному входу во Дворец Исповедниц и странное чувство сразу исчезло.

Перед ступенями стоял столб, к концу которого был привязан огромный красный флаг, хлопающий на ветру, будто привлекающий внимание и говорящий: вот ваша цель, солдаты.

Джегань повёл людей прямо туда.

Пока они ехали по газонам, Дженнсен концентрировала внимание на тёплой, гибкой и мощной мускулатуре Расти; привычные движения лошади подбадривали девушку.

Вряд ли бы её успокоил взгляд вверх, на белые мраморные колонны дворца. Сегодня, наконец имперский Орден возьмёт дворец, где долгие годы беспрепятственно правило зло.

Император Джегань, высоко подняв меч, приказал армии остановиться. Ликующий боевой клич десятков тысяч человек в одно мгновение замер и они разом остановили своих разгоряченных лошадей.

Дженнсен была удивлена: десятки тысяч человек с оружием наизготовку, а всё закончилось в одно мгновение и без кровопролития.

Прежде, чем спешиться, она похлопала Расти по потной шее. А потом ступила на землю, находясь среди множества мужчин, большей частью офицеров и советников, но и простых кавалеристов, полных готовности защитить императора.

Девушке не приходилось раньше находиться в обществе простых солдат и было страшновато от их пристального внимания. От грязных, прокопченных мужчин запах шёл похуже, чем от лошадей.

Себастьян, взяв её за руку, притянул к себе:

— С тобой всё хорошо?

Кивнув, Дженнсен попыталась разглядеть императора и то, что остановило его. Себастьян, тоже желая увидеть это, потянул девушку сквозь толпу дюжих офицеров. Их пропустили.

Увидев императора в нескольких шагах впереди, Дженнсен и Себастьян остановились. Джегань стоял один, с опущенными плечами, спиной ко всем, зажав меч в руке. Никто из присутствовавших не осмеливался приблизиться к нему.

Дженнсен и Себастьян быстрым шагом покрыли расстояние, отделяющее их от императора. Тот застыл перед копьём, всаженным концом в землю, выражение черных глаз Джеганя было такое, будто он увидел призрак Красное полотнище хлопало на ветру в абсолютной тишине.

На копьё была насажена человеческая голова.

Дженнсен содрогнулась. Голова, отрубленная точно по середине шеи, выглядела как живая. Тёмные глаза под густыми изогнутыми бровями не мигая смотрели перед собой. Чуть набекрень была одета тёмная мятая шляпа. Пряди волос, вьющихся над ушами, чуть покачивались на ветру.

Казалось, будто тонкие губы в любой момент раздвинутся в угрожающую улыбку из мира мёртвых. Да и само выражение лица было таково, будто при жизни этот человек сам олицетворял смерть.

От вида поражённого Джеганя, не отрывающего взгляда от головы, от тишины, нависшей над тысячами людей, сердце Дженнсен забилось быстрее, чем при скачке.

Девушка осторожно перевела взгляд на Себастьяна. Тот тоже был ошеломлён. Пальцы Дженнсен сочувственно потянулись к его руке, ей захотелось взглянуть в его широко открытые, полные слёз глаза.

Наконец, он нагнулся к ней и прошептал сдавленным голосом:

— Брат Нарев.

Звук этих чуть слышных слов громом отозвался в душе Дженнсен. Великий человек, духовный лидер всего Древнего мира, друг и ближайший советник императора Джеганя...

Себастьян верил, что он ближе к Создателю, чем любой из тех, кто когда-либо появлялся на свет... и сейчас этот человек мёртв, а голова его насажена на копьё.

Император шагнул вперед и вытащил сложенный лист бумаги, приколотый к шляпе брата Нарева.

Дженнсен наблюдала, как Джегань толстыми пальцами осторожно разворачивает этот клочок бумаги и неожиданно вспомнила, как разворачивала листок, который нашла у д'харианского солдата в тот судьбоносный день, когда встретила Себастьяна. В тот самый день, когда людям лорда Рала удалось, наконец, выследить её и убить маму...

Император Джегань поднёс к глазам бумагу и прочитал. И время, пока он молча смотрел на неё, показалось устрашающе долгим. Наконец, он опустил руку.

Его грудь вздымалась от жуткой, всепоглощающей ярости, а он снова смотрел на голову брата Нарева. Голосом, в котором бушевал едва сдерживаемый, мучительный огонь ненависти, Джегань повторил слова из записки, достаточно громко, чтобы его смогли услышать все, кто стоял рядом:

— Привет от лорда Рала!

По ветвям деревьев пронёсся холодный ветер. Никто не произнёс ни звука: все ждали указаний императора Джеганя.

Потянуло вонью и Дженнсен поморщилась. Голова, почти живая за мгновение до этого, буквально на глазах стала разлагаться. Плоть просела, нижние веки отогнулись, обнажая красные внутренности, щёки обвисли, рот приоткрылся, будто голова собиралась издать вопль.

Дженнсен, как и все, как и Джегань, отступила на шаг: плоть на лице истлевала неожиданно появляющимися язвами, обнажая гноящиеся ткани.

По мере того, как челюсть опускалась все ниже, язык раздувался. Глазные яблоки вылезали из глазниц, тогда как последние съёживались. Дурно пахнущая плоть распадалась на клочки.

Процесс, занимающий долгие месяцы, произошёл за секунды и вот уже череп в лохмотьях плоти, в измятой шляпе усмехается людям...

— Он оплетён паутиной магии, ваше превосходительство, — произнесла неслышно приблизившаяся сестра Мердинта. Её слова прозвучали ответом на невысказанный вопрос. — Заклинание сохраняло голову в хорошем состоянии до тех пор, пока вы не вынули из шляпы записку, рассеяв, таким образом, сохранявшую её магию. Как только волшебство исчезло, останки стали разлагаться, что обычно с ними и происходит.

Джегань устремил на неё черные глаза.

Дженнсен не могла сказать, о чем он думал, но его пылающий взгляд ещё больше, чем обычно, походил на ночной кошмар.

— Была установлена очень мощная и хорошо организованная защита: сохранность обеспечивалась, пока записку не вынет нужный человек, — тихо добавила сестра Мердинта. — Ключом для снятия заклинания послужило ваше прикосновение.

Все эти ужасающие секунды Дженнсен боялась, что Джегань выхватит меч и с диким криком обезглавит женщину.

Офицер, стоявший чуть в стороне, неожиданно закричал, указывая на Дворец Исповедниц:

— Смотрите! Вот она!

— Милостивый Создатель! — прошептал Себастьян, повернувшись, как и все и увидев силуэт в окне.

Остальные мужчины завопили, что тоже видят её. Дженнсен поднялась на цыпочки, пытаясь хоть что-то разглядеть между голов заволновавшихся солдат и офицеров. Вокруг раздавался возбуждённый шёпот.

— Вон, смотрите, лорд Рал! — закричал офицер рядом с Джеганем, — Смотрите! Вон! Это лорд Рал!

От этих слов Дженнсен мгновенно похолодела, её зазнобило. Происходящее казалось нереальным. Снова и снова пронзали мозг слова офицера. Они были настолько шокирующими, что хотелось перепроверить: не пригрезились ли.

— Посмотрите! — закричал другой солдат. — Вон они уходят! Оба!

— Вижу, — прорычал Джегань, проследив глазами. — Я бы узнал эту суку в самом дальнем закутке преисподней. И лорд Рал — с нею!

Дженнсен заметила лишь промелькнувшие контуры двух убегающих от окна людей.

Император Джегань разрубил мечом воздух:

— Окружить дворец, чтобы не улизнули! — Он повернулся к офицерам: — Штурмовая рота — за мной! И дюжина сестёр! Сестра Мердинта! Остаёшься с остальными сёстрами здесь. Не позволяйте никому приближаться к вам!

Император глазами поискал Себастьяна и Дженнсен. Наконец его пылающий взгляд остановился на Дженнсен:

— Если хочешь использовать свой шанс, девочка, — за мной!

Двинувшись вслед за императором, девушка обнаружила, что сжимает нож в кулаке.