Глава 4. Носимся мы с кораблем смоленым,

Лето 1443 г. Мраморное море. За «Святым Николаем»

Носимся мы с кораблем смоленым,

Едва противясь натиску злобных волн.Алкей «Буря».

…нежно-палевые воды Мраморного моря.

Дромон «Агамемнон» оказался отличным судном – небольшой, с узким стремительным корпусом, среди военных судов он занимал нишу между юркой галеей и куда более основательными селандром или памфилом. Относясь к классу монер – кораблей с одним рядом весел, «Агамемнон» имел тридцать гребцов – по числу весел – залитую асфальтом палубу на носу и корме, мощный таран и две мачты с косыми латинскими парусами. Собственно, паруса-то сейчас и обеспечивали «Агамемнону» очень приличную скорость.

– Хороший корабль! – стоя на носовой палубе, Алексей ловил лицом брызги – судно заметно качало – недостаток всех монер и вообще – узких судов.

– Да, замечательный, – тоном радушного хозяина отозвался капитан Афиноген Скаладос, личным приказом старшего протокуратора Маврикия недавно выпущенный из узилища секрета ночной стражи, где отсиживался за членовредительство, дебош и драку.

Афиноген выглядел настоящим моряком – коренастый, плечистый, ловкий, с умным волевым лицом, обрамленным широкой тщательно подстриженною бородкой, какую в более поздние времена назвали бы «шкиперской». Для большего удобства он был одет на латинский манер – узкие штаны-чулки и короткая бархатная куртка с наборным поясом и золотой цепью на шее, все – сверкающее, ало-желто-синее, по последней бургундской моде, вот только башмаки были разношенные и мягкие, вовсе без длинных носов, что и понятно – ну-ка, побегай-ка по палубе в модных туфлях!

– Что вы на меня так смотрите, господин тавуллярий?

– Старший тавуллярий – с вашего позволения.

– Ах, да, да – старший, – капитан похихикал. – Думаете, не латинянин я? Не католик ли? Признайтесь, ведь так думаете?

– Ну… да, – улыбнулся Лешка. – Судя по вашей одежде…

– А вы попробуйте походить по судну в одежде ромейского вельможи – в длинных туниках, в тяжелых парчовых накидках до самой палубы. Жутко неудобно – я вам говорю. Атак – я православный, и даже никогда не поддерживал унию, хотя многие говорили, что она и поможет против турок. Что-то не очень помогла – правильно, что ее прокляли на соборе в Иерусалиме.

– Говорят, римский папа объявил против магометан крестовый поход, – перекрикивая поднявшийся ветер, сообщил Алексей. – Правда, это пока не точные сведения – только слухи.

– А? Что?

– Слухи, я говорю!

Старший тавуллярий покрутил головой. Наверное, все ж таки капитан Афиноген Скаладос был прав: заключенная четыре года назад во Флоренции уния, подчинявшая православную церковь католической, возложенных на нее надежд византийцев не выполнила – никакой толковой помощи против экспансии турок католики предложить не смогли. И вот совсем недавно уния была предана проклятию на Иерусалимском соборе православной церкви. Некоторые, кстати, считали – что зря. Сам Лешка к подобным богословско-политическим вопросам вообще-то относился довольно равнодушно, однако, сама по себе идея союза, унии – если отбросить всю религиозно-идеологическую шелуху – несомненно имела одно важное свойство – вполне могла бы объединить всех христиан в борьбе против магометан-турок, все больше наползавших на южную Европу. Могла бы… Но, вот, похоже, не договорились, вернее – предали проклятию договор. Римский папа и патриарх, католические и православные клирики ну никак не могли решить, кто же из них главнее! Ну, толкались и собачились меж собою, прямо, как дети в игре «хозяин горы». Взрослые люди… Перед лицом самой жуткой опасности!

Кроме Лешки, на боту судна находились солдаты имперской морской пехоты ну и, естественно, экипаж. Никого из сотрудников сыскного секрета с собой не взяли, что объяснялось не только соперничеством двух ведомств, но и оригинальной конструкцией судна, при всех своих достоинствах, дромон имел один весьма специфический недостаток – его осадка должна была всегда, при любых условиях. Оставаться постоянной, иначе при перегрузе волны запросто могли захлестнуть весельные порты и всю палубу, а при недогрузе сильный ветер просто валил судно.

Филимон Гротас, конечно, и хотел бы послать с Лешкой проверенных людей, но все же вынужден был уступить, настояв на условии, чтобы морские пехотинцы дромона беспрекословно выполняли все приказы старшего тавуллярия. В общем, пришли к соглашению…

Так-то оно так, но с командиром пехотинцев Лешка еще так и не познакомился – тот с самого отплытия так и дрыхнул в небольшой кормовой каюте, скорее даже – просто навесе, задернутом плотной тканью.

Море играло лазурью, прозрачное голубое небо казалось бездонным, дул теплый боковой ветер, развевая над мачтами дромона золотистое парчовое знамя с черным двуглавым орлом. Стоя на абордажном мостике, Алексей до боли в глазах вглядывался вперед – не покажутся, не мелькнут ли хотя бы на миг прямые паруса «Святого Николая». Торговая скафа вовсе не являлась быстроходным судном, и вообще-то, пора бы было ее нагнать.

– Нагоним, – махнув рукой, усмехнулся Афиноген. – Мы просто сейчас идем к острову Дракона кратчайшим курсом, на что при таком ветре вряд ли окажется способен ваш «торговец» – у него ведь нет весел, да и паруса – прямые.

– Так вы думаете, мы будем в гавани раньше, чем «Святой Николай»? – оживился Лешка. – Вот, хорошо бы!

– Каково отставание? – тут же спросил капитан.

– Шесть летних часов… да, пожалуй, примерно так.

– Тогда мы точно придем к острову первыми!

Афиноген оказался прав – уже к вечеру, когда золотистое солнце уже начинало клониться в море, впереди показались черные скалы. Скалы быстро приближались, вот уже можно стало разобрать росшие на них кустарники, а затем – и кромку прибоя, и высокую башню – маяк – и сады, и беленые, с красными черепичными крышами, домики.

Когда подошли ближе, стали видны и многочисленные рыбачьи лодки, и вывешенные для просушки и ремонта сети вдоль всего берега. Алексей возблагодарил Господа – «Святого Николая» – вообще, никакого крупного корабля – ни на рейде, ни у причала не было. «Агамемнон» все-таки пришел первым!

– Капитан, прикажите срочно разбудить командира воинов, – попросил Алексей. – Мне нужно с ним переговорить.

– Да, я пошлю матроса.

– Кстати, кто он по званию?

– Сотник. Хотя воинов, как вы, верно, заметили, сейчас гораздо меньше – мы же взяли с собой излишки припасов.

Обернувшись, Афиноген махнул рукою возившемуся у фок-мачты матросу:

– Срочно разбуди Ореста!

Матрос со всех ног бросился исполнять приказание.

Чтобы не терять времени, Алексей тоже направился на корму по куршее – узкому мостику, идущему вдоль всего корабля, покрытого сплошной палубой лишь на носу и корме. Взгляд его невольно задержался на гребцах, орудующих веслами под ритм кормового барабана и флейты – задающие темп гребли музыканты были полноправными членами экипажа дромона, как, впрочем, и любого другого гребного судна. Надо сказать, что на дромоне – монере с одним рядом гребцов – людей берегли, и зря махать веслами не заставляли. Если был ветер – использовали только его. Объяснялось это отчасти тем, что гребцы часто не были каторжниками, а являлись свободными вольнонаемными людьми, получавшими за свой нелегкий труд деньги, пусть не очень большие, но вполне достаточные для того, чтобы содержать оставшиеся на берегу семьи. Другой причиной сего гуманизма являлся самый циничный расчет – дромон строился по принципу: один человек – одно весло, и, если кто-то из гребцов выходил из строя, это сразу же сказывалось на скорости хода и маневренности судна. Вооруженные длинными плетками подкомиты – помощники начальника гребцов – конечно ж, имелись, и, при нужде, плети в ход пускать не стеснялись – что и было оговорена в договоре при приеме в гребцы. Да, и приковывались вольнонаемные точно так же, как и каторжники – что б не сбежали во время боя. Впрочем, на стоянках их обычно расковывали.

– А! Так это вы меня спрашивали?

Высокий мускулистый мужчина с длинным лошадиным лицом, только что помочившись с кормового мостика в воду, обернулся, подтягивая штаны, и криво ухмыльнулся, глядя на подходившего Лешку с не очень-то и сильно скрытым презрением. Понятно… То – военно-морское ведомство, а это – сыскное…

Алексей вежливо улыбнулся и поздоровался:

– Вы – сотник Орест? Где бы нам поговорить, что не слишком дуло?

– Боитесь простудиться? – серые, глубоко сидящие глаза сотника насмешливо прищурились.

– Нет. Просто, чтобы шум ветра и волн не мешал разговору.

– Ветер и волны никогда не мешают моряку! Хотя, вы ж не моряк… Ну, идемте… Вон, под помост, – Орест кивнул на навесы.

Орест… Лешка усмехнулся. А этому сотнику вполне подходило его имя. Орест – «Гордец». Что ж, придется работать, с тем, кто есть.

Если б Лешка оставался все тем же неискушенным пареньком, подростком из российской провинции, то, конечно, он не смог бы найти с этим много возомнившим о себе воином никаких точек соприкосновения. Да, наверное, и не попытался бы. Но вот теперь… теперь у него все-таки имелся изрядный опыт не слишком маленького должностного лица.Да еще – служащего в весьма специфическом ведомстве-секрете.

Это окрвенное презрение нужно было как можно скорее погасить. А, для начала, становить хоть какой-то контакт, выходящий за рамки официального.

– Уж извините, я человек невоенный, – усаживаясь на скамью, снова улыбнулся Лешка.

– Оно и видно!

– Поэтому всю военную часть операции предоставлю вам.

– Ага! – сотник гневно сверкнул глазами. – Что б, в случае чего, мне и отвечать.

– Помилуйте, господин сотник! – развел руками Алексей. – Я несу личную ответственность за всю операцию.

Орест снова хохотнул. Веселый. И тут же спросил, каким именно наказанием могут подвергаться чиновники, служащие в «сыскарских ведомствах».

– У нас во флоте, к примеру, проштрафившихся принято сажать в карцер… Или ссылать на совеем уж убогие суда, а то и – не дай, Боже – на сушу. Торчать в какой-нибудь Богом забытой крепости, это, скажу я вам – не сладко! Очень несладко!

– Да уж… – согласился Лешка. – Глушь, пустота, накаленные солнцем стены… Когда солнце – уж никуда не спрячешься. И так хочется пить… А вода – строго по норме. Знаете, я сколько раз спрашивал себя – кто их утверждал, эти нормы?

После этой фразы сотник посмотрел на собеседника уже по иному – удивленно-заинтересованно. Усмехнулся – а как же без этого? – покачал головой:

– Не себя надо спрашивать, а других. Тех, кто отвечает за все эти выдуманные нормы!

– Думаете, ответят?

Орест лишь хохотнул и поинтересовался, не служил ли Лешка где-нибудь в далеких местах.

– Ну да, служил, – подтвердил старший тавуллярий. – В – как вы сказали – Богом забытой крепости.

– А где, если не секрет?

– Не секрет – в Силистрии.

– Так вы были воином?

– Акритом. Служил в пограничной страже. Ну, а потом меня захотели повысить, вследствие чего сразу же начались интриги, подсиживания… Знаете, маленький гарнизон – та же деревня.

– А уж о корабле я и не говорю!

Сотник уже посматривал на собеседника если и не с симпатией, то гораздо более благожелательно, нежели в самом начале беседы. С обсуждения гарнизонной жизни, разговор перекинулся на армейские порядки, на безмозглое начальство, на турок.

– Вот что я скажу – не знают турки морского дела! – открывая крышку сундука, заявил Орест.

– Но у них же большой флот! – удивленно парировал Лешка. – Огромный!

– Ну да, огромный, – сотник язвительно засмеялся и вытащил из сундука небольшой кувшин с узким, заткнутым деревянной пробкой, горлом. – З-з-з-з… з-з-з-з – продолжал он беседу, одновременно пытаясь вытащить пробку зубами. Наконец, вытащил, и произнес уже понятно:

– Флор-то у них большой, да, вот только моряки там – ромеи, генуэзцы, франки, мавры – кого только нет! Выпьем? – сотник достал из-под стола деревянные кружки.

Алексей улыбнулся:

– Охотно.

Похоже, контакт был налажен, и теперь настало самое время приступить непосредственно к составлению плана. Чем и занялись.

Когда они закончили, «Агамемнон» во всей своей красе уже входил в гавань через узкий пролив, ощерившийся с обеих сторон черными сказами, словно зубами дракона. Темневшие в отдалении горы напоминали увенчанную гребнем спину чудовища, а обрывавшиеся в воду оползни – драконьи когтистые лапы.

Музыканты на корме быстро сменили ритм, комит что-то скомандовал, повинуясь жесту капитана – левый борт, табаня, опустил весла в воду, затем – резко поднял, правый сделал сильный гребок, и судно мягко, по кошачьему, ткнулось в причал левым бортом. Маневр сей оказался бы вряд ли возможен, будь у дромона не один, а два или больше ряда гребцов, ну, а так все прошло, как по маслу: с борта судна прямо через отделение для гребцов тут же перекинули трап, и капитан, картинно облокотившись на веревочныеперила, снисходительно наблюдал, как, прижимая к бокам ножны, поспешает к кораблю не очень-то расторопная береговая стража.

А в воротах симпатичного двухэтажного особнячка, расположенного прямо напротив причала, стоял, приветственно помахивая широкополой – от солнца – шляпой, некий толстячок, как с ухмылкой пояснил капитан – хозяин местной корчмы. Ну, ясно, чему радуется – предвкушал неплохой навар.

Рядом с кабатчика появилась какая-то женщина в алой юбке – старая или молодая, красивая или не очень – рассмотреть с корабля было нельзя, оставалось только спросить.

– Это Пелагея, дочка кабатчика, – охотно пояснил Афиноген и громко расхохотался. – Смотрите, господин старший тавуллярий, не попадите в ее сети!

– А что такое?

– Пелагея – себе на уме девушка, – как-то не очень понятно отозвался капитан.

Официальной версией появления в гавани «Агамемнона» была его патрульная служба. Якобы, дромон заглянул на остров Дракона ненадолго – пополнить запасы пресной воды и вина – и уже через день-два должен был следовать обратно в столицу. Из этого никто из экипажа не собирался делать тайны – по настоятельной просьбе старшего тавуллярия.

«Святой Николай» к вечеру не пришел! Алексей нервничал, ходил по причалу взад и вперед, время от времени пристально вглядываясь в синюю ширь моря. Неужели, настолько обогнали? Или на скафе вообще решили не заходить на остров Дракона? Нет, там экипаж вышколенный и, по словам Ксанфии, капитан – педант. Раз написано в судовом листе,значит, обязательно должны зайти.

– «Святой Николай»? Обязательно зайдет, – обнадежил Лешку начальник местной береговой стражи – самого мирного вида старичок в выцветшем от солнца плаще. – Он должен привезти нам зерно и всякого рода товары, те, что жители деревни заказывали в прошлый заход. Нет, уж «Святой Николай» нас не забудет – его здесь многие ждут.

Несколько успокоенный, Алексей подался в корчму, где уже веселилась отпущенная на берег часть команды.

– Выпьете вина, господин? – неслышно подошла к столу девушка в алой юбке. – Наше, местное, вино ничуть не хуже Родосского.

– Охотно испробую.

Девушка – капитан сказал, ее зовут Пелагея – направилась на кухню, изящно покачивая бедрами. Довольно молода – лет двадцати, вряд ли больше – с красивым точеным лицом древней языческой статуи, волосы темные, вьющиеся, под белой полотняной рубашкой – точнее, под накинутой поверх рубашки бархатной черной жилеткой – угадывалась упругая грудь.

Лешка украдкой наблюдал за девчонкой, впрочем, и не он один – на нее пялились почти все – а как же не посмотреть на такую красотку? Правда, вели себя осторожно – не щипали, не хлопали по соблазнительной попке, не говорили особых скабрезностей. Это моряки-то в портовой таверне! Да и капитан предупреждал… Интересно, что же с этой красоткой не так?

Вопрос сей, впрочем, разрешился довольно быстро – не успел Алексей выпить и половину кружки, как в таверну вошел, вернее – ввалился, огромного роста мужичага с обветренным смуглым лицом и диким взглядом. Усач, с длинными иссиня-черными кудрями, но головой почти касался крыши. А руки, что у него были за руки? Настоящие оглобли, да и мускулы – камни. Силач, ничего не скажешь!

Не снимая с головы бараньей шапки, верзила ухватил пробегавшую мимо Пелагею, поднял на руки, закружил.

– Поставь! Поставь меня на место сейчас же! – запротестовал та.

Силач осклабился:

– Вот прежде поцелуй! Тогда поставлю.

– Целовать тебя? – девушка безуспешно пыталась вырваться. – Этакое чудовище! Ну, пусти же, Парас!

Парняга, не дожидаясь уже согласия, сам впился девчонке в губы, и та принялась бить его руками по голове, даже сбила шапку. Парас только смеялся…

Наконец, угомонившись, он поставил Пелагею на пол, подбоченился:

– Скоро подарю тебе столичных гостинцев!

Девушка лишь усмехнулась:

– Что ж, подари.

Казалось, ее ничуть не смутила только что произошедшая сцена, скорее даже наоборот, вызвала даже некоторую гордость или, лучше сказать, горделивость, вот мол, смотрите все: самое страшное на острове чудовище – мое!

– Привет, Парас! – почтительно поздоровался с парнягой кто-то из корабельщиков. – Как твой карбас – еще не потонул?

– А с чего ему тонуть? – верзила, наконец, соизволил заметить присутствующих. – Мой карбас будет понадежнее многих! – он повернулся к кухне. – Эй, Пелагея! Спроворь-ка мне стаканчик вина!

– Ты и за прошлые стаканчики еще не заплатил!

– Заплачу! В самые ближайшие дни заплачу, клянусь Пресвятой девой! – истово забожился Парас.

– Ишь! – Пелагея все ж таки сжалилась, принесла стаканчик. – С чего это ты собираешься разбогатеть?

– Да так… – парняга вдруг потерял всю свою браваду. – Будет одна оказия… Ну, твое здоровьице, Пелагея!

– Ха, здоровьице! Лучше б и впрямь что-нибудь подарил!

– Подарю! Богом клянусь, подарю. Может быть, уже завтра.

Залпом опрокинув стакан, Парас поднял с пола шапку и, нахлобучив е на голову, ушел, ни с кем не прощаясь.

– Во – тип! – подсел к Лешке Афиноген. – Видали?

– Да уж, – согласился молодой человек. – Жаль только девушку – больно уж звероватый у нее поклонник. Прямо даже сказать – опасный.

– Верно вы заметили – опасный, – усмехнулся капитан «Агаменона». – Только опасен он не для девушки… а для того, на кого она положит глаз!

– Как? – вполне искренне изумился Лешка. – Она еще и…

– Вот именно, – Афиноген покачал головой. – Вот именно. Не забывайте мое предупреждение… впрочем, думаю, мы тут недолго пробудем, «Святой Николай» уж всяко прибудет завтра с утра.

– Дай-то Бог, – улыбнулся старший тавуллярий. – Дай-то Бог.

Допив кружку, он вышел на улицу – не выносил уже сгущавшейся в таверне духоты. Кругом открывался премилый вид: аккуратные домики, луга, сады, синие горы. И палевая гладь моря с нежно-золотистой дорожкой клонящегося к закату солнца.

Значит, завтра утром в гавань зайдет «Святой Николай». Что делать – уже решено, обговорено и с Орестом, и с капитаном. Сразу, едва скафа подойдет и опустит трап, на борт поднимется представитель владельцев судна – Алексей Пафлагон в сопровождении охраны. Поднимется – для инспектирования судна, в чем ничего необычного усмотреть было нельзя, так иногда поступали многие судовладельцы. Подняться на борт, ну, а уж дальше – дело техники. Укрыться на корабле – даже на таком большом, как «СвятойНиколай» – дело безнадежное: все пассажиры и их груз при посадке тщательно заносятся в корабельный журнал, копия которого имеется в Феодосийской гавани. Попробуй тут, скройся. Уж конечно, хорошо бы взять разбойников, что называется, без шума и пыли, лучше всего при разгрузке, но уж тут – как получиться, в конце концов, утешало одно – лиходеям совершенно не куда деться! Ну, разве что броситься вплавь.

Немного постояв у корчмы, Алексей поднялся чуть выше, в горы, что начинались почти сразу же за деревней. Ухватившись за кривой ствол какого-то дерева, он до боли в глазах вглядывался в море, над которым уже виднелись кое-где бледно-серебристые предвечерние звездочки. Вот, кажется… Ну, точно – паруса! «Святитель Николай»? А кто же еще-то?

– Господин любит смотреть на море? – с негромким смехом спросили снизу, с тропы, где Лешка давно уже услышал чьи-то шаги. А сейчас вот мелькнула за деревьями алая юбка.

Пелагея! И что она тут делает? Встречается со своим ревнивым возлюбленным?

– Хотите, покажу вам более удобное место?

Ах, ну и глаза у нее! Небесно-синие, с этакими желтоватыми чертиками. А уж лукавства во взгляде – не занимать!

– Ну, что же вы стоите? – в голосе девушки послышались требовательные нотки. – Идемте же, пока я не передумала показать вам наши красоты. Впрочем, наверное, они вас мало интересуют.

– Почти совсем не интересуют, – с улыбкой признался Лешка. – Вообще-то я высматриваю корабль.

– Корабль?! Я тоже бы хотела его увидеть… Идемте же, посмотрим вместе.

Не дожидаясь ответа, Пелагея повернулась и быстро пошла вверх по узкой, обросшей по сторонам ореховыми кустами, тропе. Алая юбка, черная бархатная жилетка поверх белой рубахи. Великолепные, вьющиеся волосы, падающие до середины спины. Узкий кумачовый поясок, самый простой, дешевенький, подчеркивал тонкую талию девушки. Ну и пояс… Лешка непроизвольно усмехнулся: в столице такой только служанки носят. Неужели этот чурбан Парос не в состоянии сделать любимой подарок? А. ведь обещал, между прочим – прилюдно, в корчме. А она ведь вовсе не бедная, эта немного странная – да-да, странная – девушка – ведь ее отец владеет корчмой. Впрочем, не такой уж и приличный доход она приносит – в этакой-то дыре!

– Вот, давайте сюда! – остановившись, девушка оглянулась, жестом показав влево – туда, где на крутом слоне горы образовалась каменистая, кое-где покрытая травой икустами, терраса, к слову сказать, довольно широкая, так, что при нужде, здесь, наверное, могла проехать повозка, а то и две к ряду.

А какой изумительный вид открывался вокруг! Палево-золотое море с красным закатным отливом, оливковая рощица, покрытый желтыми цветами луг, красно-белые домики внизу. Корчма. И, прямо напротив, в окружении рыбачьих челнов – стремительное тело «Агамемнона». Лешка, наверное, только сейчас и заметил – какой это красивый корабль.Невольно полюбовавшись плавными изгибами хищного корпуса, отвел взгляд… Ну, точно паруса! Или, все же показалось?

– Нет, вам не показалось, господин, – встав рядом, прищурилась Пелагея. – Это точно корабль и я точно знаю, какой.

Лешка хмыкнул:

– Интересно, какой же?

– «Святой Николай»! О, его невозможно спутать…

– «Святой Николай»? – старший тавуллярий с трудом подавил поднимающуюся в душе бурную радость. – Сколько ему еще плыть?

– Встанет у причала утром… Не самым, конечно, ранним. Ой… – девушка вдруг нагнулась над самым обрывом. – Какой прекрасный цветок, видите?!

– Где? – Алексей подошел ближе, инстинктивно отворачиваясь – высоты он боялся с детства.

– Да вот же, вот!

Как назывался цветок, Лешка не знал, как-то никогда не интересовался ботаникой, понимал только, что не одуванчик и не роза, но видел – что очень и очень красивый. Большие, темно-фиолетовые лепестки, ближе к середине бутона приобретали нежный небесно-голубой оттенок, а в самой середине, где пестики, словно бы горел желтый тигриный глаз!

– Давно мечтала поставить такой в вазу, – негромко произнесла Пелагея. И обернулась, и посмотрела, обдала таким взглядом, таки-и-им…

– Вы не можете мне его достать?

Достать…

– Просто наклонитесь, и я подеру вас за ноги… Нет! Лучше вы – меня, – девушка лукаво улыбнулась. – Я вот вдруг подумала, что вовсе не стоит доверять мужчинам столь деликатные вещи. Это же красота, понимаете!

– Понимаю, – Лешка сглотнул слюну.

– Так подержите?

– Ага…

Проворно опустившись на колени, Пелагея растянулась на траве, свесившись вниз, заскользила – и бросившийся рядом Лешка едва успел ухватить ее за бедра… Восхитительно стройные, упругие… Такая же, должно быть, и грудь!

– Я его сорвала! – донеслось снизу. – Теперь вытаскивайте меня… Ну же!

Совладав с собой, молодой человек резво вытащил девушку. Хоть и пытался не спешить, а все равно получилось быстро – так и в самом-то деле, не висеть же вниз головами обоим?

– Спасибо, – восторженно рассматривая только что сорванный цветок, поблагодарила девушка. – Ах, как я испугалась, особенно – в последний момент. Слышите, как бьется мое сердце? Вот, приложите ухо…

Лешка послушно приложился к девичьей груди, ощутив быстро покрасневшей щекой соблазнительную упругость под бархатным теплом жилетки. Пелагея тяжело задышала:

– Как вас зовут?

– Алексей.

– А меня – Пелагея.

– Знаю. Ваш отец держит корчму.

– Да… Вы к нам надолго?

– Нет.

– Жаль. Вы очень красивый.

Алексей помотал головой:

– Мужчине ни к чему красота. Красота – привилегия женщин… таких, как вы!

Пелагея медленно обняла его за плечи, прошептала:

– Мы могли бы хорошо провести время сегодняшней ночью…

Вот-вот! Вот о чем предупреждал капитан «Агамемнона»! Эх, если б не дело! Нельзя рисковать, нельзя – ведь, кто знает, не получиться ли из-за мимолетной связи какое-нибудь нехорошее осложнение с местными жителями? С тем же Паросом, он, кажется, тот еще ревнивец…

– Думаю, что ночью я буду сильно занят, – выдавил из себя Алексей.

– Занят? Ну что ж, – Пелагия порывисто вскочила на ноги. – Вы, верно, испугались Пароса? Так его сегодня в деревне не будет… прочем, для вас это уже все равно, трусливый господин из столицы!

– Стойте! Да постойте же!

Лешка сорвался с места и в три прыжка догнал девушку, ухватил за талию, обнял… И крепко поцеловал в губы…

Пелагея и не думала сопротивляться, наоборот, поддалась с таким пылом, что… В общем, следовало признать, что у бедолаги Пароса имелись все основания для ревности. Целуя. Лешка чувствовал, как решительные девичьи руки ловко расстегивают тунику, да и сам быстро справился с завязками жилета, рубахи… Лишь когда рука его нащупала внаступившей тьме твердую выпуклость на горячей упругой груди, лишь тогда, девушка, застонав, закусила губы.

– Нет, – прошептала она. – Не здесь. Могут увидеть.

– А, может, все-таки – здесь? – Лешка не убирал руку с девичьей груди. – Только не сегодня, завтра… Ближе к полудню.

– Завтра ближе к полудню… – шепотом повторила девчонка. Потом задумалась, снова что-то зашептала… – А ведь и правда! Завтра в горах никого уж точно не будет! Все выйдут встречать «Святой Николай»… Вот только Парос… Впрочем, к вечеру его не будет…

Алексей не провождал ее, на том настояла сама Пелагея – в горах, несмотря на наступающую темноту, было довольно людно. То и дело с разных сторон слышались чьи-то голоса, смех, овечье блеяние: это возвращались домой пастухи с горных пастбищ, сборщики птичьих яиц и ягод.

«Святой Николай» вошел в гавань ближе к полудню, когда над островом Дракона вовсю светило яркое летнее солнце. С рифлеными парусами на четырех мачтах, огромное судно вальяжно продвигалось к причалу. Хорошо было видно, как лазали по вантам матросы, как на палубе, на носовой и кормовой надстройках собралась нарядно одетая толпа.Паруса лучились белизной, блестела надраенная палуба, на кормовой мачте вился сине-золотой стяг с изображением Святителя Николая.

А к причалу уже в нетерпении подходили люди. Все, абсолютно все жители деревни – никто не пошел сегодня в море, никто не отправился на охоту или не занялся иным каким промыслом, все вышли встречать корабль. Ах, как нарядно были одеты все эти люди, видно, они долго готовились к этой встрече, поистине, долгожданной. Шли, как на праздник, целыми семьями, впрочем, подростки и молодежь собирались отдельными стайками, восторженно глазея на судно.

Вся эта суета вдруг напомнила Лешке прошлое: вот точно так же в деревне Касимовке, где он подрабатывал на машинном дворе, встречали рейсовый автобус из райцентра, ходивший два раза в неделю. Кто-то приезжал, кто-то собирался уехать, все обменивались новостями, встречали знакомых, друзей, родственников, тут же рассматривали и хвалились городскими гостинцами.

Вот точно так же и здесь. Только встречали не автобус, а огромный – даже по российским меркам – корабль. Который привозил все! И всех!

Было похоже, словно бы сюда, в эту забытую богом деревушку, по мановению волшебной палочки переместился вдруг кусок огромного и шумного города!

Прямо на палубе «Святого Николая» были открыты лавки, разбиты торговые ряды, поджидавшие покупателей, для которых был спущен широкий парадный трап, украшенный алыми лентами, и сам капитан в шитом золотом плаще цвета летнего неба радушно встречал посетителей, предоставив для грузовых надобностей спущенные с носовой части палубы сходни.

Это нетерпение, эта сумасшедшая праздничная радость как-то незаметно передалась вдруг и Лешке, и он тоже чувствовал в душе ликование. Правда, несколько по иному поводу, нежели все остальные.

– Поднимаемся, – обернувшись, Лешка кивнул Оресту. – Пусть твои люди встанут и у грузового трапа.

– Сделаем, – серьезно заверил сотник. – Не беспокойся, Алексей, ни одна мышь не проскочит!

Подходя к трапу, там же, в толпе, Лешка увидел Пелагею. Заметив его, девушка улыбнулась и украдкой подмигнула, явно напоминая на обещанную в горах встречу. Молодой человек вздохнул – хорошо бы, конечно, все срослось, поучилось… Тогда бы, может, и можно было бы улучить момент… Впрочем, а почему б и не улучить? Почему бы и не срастись всему? Получится, обязательно получиться – ведь к этому все и шло.

Пелагея была все в том же наряде, лишь на шее сияли карминно-красные коралловые бусы, да поясок был другой, несравненно более праздничный – ярко-зеленого шелка, с золотой вышивкой в виде вздыбивших хвост кошек. Странно, но Пелагея, похоже, не очень-то и рвалась на корабль – больше смотрела, болтала, смеялась. Рядом, ухмыляясь, с гордостью вышагивал Парос.

Проводив девушку взглядом, Алексей напустил на себя официально-важный вид и в сопровождении воинов подошел к капитану.

– Старший тавуллярий Алексей Пафлагон.

– А. военные, – понятливо кивнул капитан. – Желаете выборочно проверить груз?

– И судовую книгу.

– Судовую книгу?

– Вот, – Лешка вытащил из поясной сумы грамоту. – Половина этого корабля принадлежит моей невесте – госпоже Ксанфии Калле.

– Госпожа Калла – ваша невеста? – капитан сразу же сделался сама любезность. – Что изволите посмотреть, господин Пафлагон?

– Списки пассажиров… В первую очередь тех, что должны сейчас сойти здесь, на острове.

– Пожалуйста, прошу в мою каюту.

Ага! Едва взглянув в судовую книгу, Алексей понял, что напал на след. Ну, вот оно – «два воза керамики и деревянной посуды, три мешка скобяного товара – зафрахтованодо острова Дракона компанией г-на Алоса Навкратоса». А дальше шел список из двенадцати человек.

– Ну? – старший тавуллярий азартно потер руки. – И где сейчас все эти люди? Небось, готовятся к выгрузке багажа?

– Про кого вы говорите? – капитан пробежал глазами список и покачал головой. – Нет, господин, не готовятся.

– Как – не готовятся?

– А так. Они уже вышли…