ПРИЗРАК ЖИВЫХ 11 страница

Кстати, вскоре после этого мы с женой оказались в Барселоне. Ежедневно на протяжении всего лета на городские пляжи, расположенные вдоль бухты в центре города, в обеденное время из местных офисов выплескивалась толпа молодых женщин и мужчин, которые, не стесняясь окружающих, загорали топлесс, в лучшем случае в плавках. В Испании это совершенно приемлемо. Было бы странно встретить там кого-то на пляже в шортах до колен и футболке. Эта культура считает нормальным присутствие на пляже практически обнаженных тел.

Для всех социальных культур характерно то, что я называю «заразительным поведением». Один из лучших примеров этого – язык, а точнее его акценты и диалекты. Они прекрасно иллюстрируют импульс подражания и конформизма. Было бы странно для человека, который родился и вырос на территории Северо-Шотландского нагорья или в районе Бэдлендс в Монтане, не говорить на местном диалекте английского языка с присущим ему акцентом. Мы, разумеется, испытали бы потрясение при виде ребенка, который родился в этих местах, но внезапно начал говорить на французском или на иврите. Мы были бы так же поражены, если бы этот ребенок, говоря на местном языке, использовал бы совершенно другой его диалект или акцент, чуждый жителям этой местности. К естественным детским побуждениям относятся копирование и имитация. Дети растут и впитывают не только звуки, которые слышат, но и чувства, которые они выражают; культуру, которую они транслируют. Языки – это проводники культурных генов. По мере изучения языка, его акцентов и произношения мы постигаем структуру мышления, чувств и отношений носителей этого языка.

Культуры, в которых мы выросли, оказывают влияние не только на наши ценности и мировоззрение. Они формируют наше тело и могут даже изменить структуру нашего мозга. И вновь главным примером этого служит язык. Когда мы учимся говорить, наш рот и органы речи приспосабливаются к воспроизведению звуков, используемых в нашем языке. Если в процессе взросления вы говорили лишь на одном или двух языках, в дальнейшем вам может быть физически сложно произнести используемые в других языках и естественные для других культур гортанные французские или шепелявые испанские звуки или же тональные звуки некоторых азиатских языков. Иногда для того, чтобы научиться говорить на новом языке, вам может понадобиться заново начать тренировать свое тело, чтобы воспроизводить и понимать новые звуки. Однако влияние культуры может распространяться еще дальше – на фактическую структуру мозга.

За последние несколько лет учеными был проведен ряд интересных исследований, посвященных различиям визуального восприятия людей Запада и Восточной Азии. Их результаты наглядно демонстрируют, что культуры, в которых мы растем, оказывают влияние на базовые процессы, помогающие воспринимать и интерпретировать окружающий нас мир. В ходе одного из таких исследований людей, принадлежащих к западной и азиатской культурам, просили взглянуть на несколько фотографий и описать увиденное. При этом обнаружилось несколько существенных различий. Люди западной культуры уделяли преимущественное внимание переднему плану изображения и тому, что считали его главной темой. Азиаты же больше концентрировались на изображении в целом, включая взаимосвязи между его различными элементами. Так, например, на одной из фотографий была изображена сцена в джунглях с участием тигра. Обычно западные наблюдатели на вопрос о том, что они видят, отвечали: «Тигра». Такой ответ может показаться достаточно разумным для западных читателей этой книги. Однако азиатские наблюдатели чаще всего говорили: «Это джунгли, в которых находится тигр» или «Это тигр в джунглях». Согласитесь, разница довольно существенна, и связана она со значительными культурными различиями между западным и азиатским мировосприятием.

Как правило, азиатское искусство достаточно мало внимания уделяет портретной живописи и акцентам на индивидуальном подходе, что так характерно для западного искусства. Азиатское искусство опирается на коллективный аспект в отличие от западной персонификации. В западной философии со времен древних греков подчеркивалась важность критического мышления, логического анализа, градации идей и предметов по категориям. В китайской философии логика и дедуктивный анализ вторичны – основное внимание уделяется взаимосвязям и изучению явлений в целом. Такие различия в восприятии могут приводить к различиям в механизмах запоминания и рассуждения. По крайней мере, одно из исследований показывает, что эти процессы с течением времени могут вызвать определенные структурные изменения мозга.

Ученые из Иллинойса и Сингапура исследовали активность мозга молодых и пожилых добровольцев в ходе просмотра ими изображений на различные темы и с различным фоном. Используя функциональную магнитно-резонансную томографию (FMRI), они сосредоточились на наблюдении за реакциями височно-затылочной области мозга, которая обрабатывает зрительную информацию об объектах окружающего мира. У всех молодых участников наблюдалась схожая активность мозга. Но у пожилых добровольцев, принадлежавших к западной и восточной культурам, были отмечены значительные различия нервных импульсов. У «западных» людей височно-затылочная область оставалась активной, в то время как у «восточных» интенсивность реакции этой части мозга была минимальной.

Доктор Майкл Чи – профессор когнитивной нейробиологической лаборатории в Сингапуре и соавтор описанного исследования – пришел к выводу, что «части мозга, вовлеченные в процесс обработки информации о фоне и объектах изображения, по-разному участвуют в этом процессе у двух групп пожилых людей, имеющих различное географическое и – как следствие – культурное происхождение». Доктор Дениза Парк – старший научный сотрудник и профессор психологии Университета Иллинойса, занимаясь данным проектом, объясняет эту разницу тем, что восточноазиатские культуры «более взаимозависимы, а люди, принадлежащие к ним, проводят больше времени, наблюдая за окружающей средой и другими людьми. Эгоцентричные по сути своей, более независимые и сосредоточенные на себе культуры Запада в большей степени сконцентрированы на отдельных личностях и центральных объектах». Доктор Парк уверена – эти исследования доказывают, что культура может оказывать влияние на мозг.

Происходит ли это на самом деле? И если да, то до какой степени? Эти вопросы сегодня привлекают внимание все большего числа ученых. Но уже очевидно, что наша культурная среда оказывает влияние на то, что мы видим вокруг себя, а не только на то, что думаем об увиденном. Культура незаметными способами оказывает влияние на всех нас.

Плыть против течения

Каждая культурная среда располагает своим неписаным «руководством по выживанию», которое учит нас достижению успеха, считает социально-культурный антрополог Клотэр Рапелль. Эти правила и установки понятны большинству из нас (хотя явно не тому мужчине в плавках). Тот, кто перемещается из одного социокультурного пространства в другое, может с помощью этого руководства по выживанию довольно легко разобраться в новых для себя условиях. Оно создавалось людьми определенной культуры, которые поколениями упорно адаптировались к конкретной среде. Каждое такое руководство не только помогает преуспевать людям, принадлежащим к данной культуре, – оно имеет и ряд ограничений. Эти ограничения могут помешать найти свое призвание, если наши пристрастия окажутся противоречащими культурным установкам.

Великие социальные явления появляются тогда, когда разрушаются барьеры. Рок-музыка, панк, хип-хоп и другие значительные новшества в социальной культуре обычно развиваются благодаря молодым людям, ищущим некую альтернативную форму самовыражения. Юношеское бунтарство часто находит свое отражение в иной манере говорить и одеваться. Особая форма поведения или лексики обычно становится таким же конформистским и ортодоксальным явлением внутри их собственной субкультуры, поскольку конфликтует с господствующей культурой, от которой молодые люди пытаются отгородиться. Очень трудно сойти за своего в среде хиппи, если на вас костюм от Армани.

Все культуры и субкультуры имеют свою систему ограничений, которая мешает отдельным людям найти свою стихию, если их пристрастия вступают в противоречие с господствующей обстановкой. Некоторые люди, родившиеся в одной культуре, в конечном итоге предпочитают другую, поскольку им ближе ее способ познания мира и стиль жизни. Они становятся «кросс-культурными» людьми: француз может стать англофилом, а американец – франкофилом. Как и люди, меняющие религию, культурные «неофиты» могут стать более страстными приверженцами новообретенной культуры, чем той, в которой они родились.

Для тех, кто хочет управлять небольшим магазинчиком и знать каждого посетителя по имени, городская культура не самый лучший выбор. Культура центральных штатов Америки вряд ли идеальна для тех, кто хочет сделать карьеру жесткого политического сатирика. Именно поэтому Бобу Дилану пришлось уехать из Хиббинга, а Арианна Стасинопулос покинула Грецию. В поисках своей стихии иногда необходимо вырваться из родной культуры, чтобы достичь своих целей.

Заха Хадид, первая в мире женщина, получившая Притцкеровскую премию^[43] по архитектуре, выросла в Багдаде пятидесятых годов прошлого века. Ирак тогда был другим, гораздо более светским и открытым для западных идей. В то время многие иракские женщины делали блестящую карьеру. Однако Заха хотела быть архитектором, но не видела женщин, занимающихся этой профессией, в своей родной стране. Движимая горячим желанием реализовать свою мечту, Заха сначала переехала в Лондон, а затем в США. Там она обучалась вместе с величайшими архитекторами своего времени, разработала революционный стиль в архитектуре и после трудного старта – ее работа предусматривала достаточно много рискованных концептуальных изменений, на которые клиенты поначалу соглашались неохотно, – построила несколько наиболее выдающихся сооружений в мире.

Среди ее работ – Центр современного искусства Розенталя в Цинциннати (штат Огайо), который New York Times назвала «важнейшим новым зданием в Америке со времен «холодной войны»». Уход из своей культуры и попадание в среду, где приветствовались инновации, позволили Захе Хадид достичь блестящих успехов. Оставшись в Ираке, она, возможно, сделала бы хорошую карьеру или делала бы ее до тех пор, пока политические установки по отношению к женщинам не изменились. Но она не нашла бы свое призвание в архитектуре, поскольку культура ее родной страны просто не давала женщинам такой возможности.

«Заразительное поведение» косяков рыб, стай насекомых и толп людей возникает из-за тесной физической близости. На протяжении значительного периода человеческой истории культурные особенности также формировались под воздействием непосредственного контакта между людьми, физически находящимися ближе всего друг к другу: внутри небольших деревень, местных общин. Масштабные перемещения людей когда-то ограничивались военными вторжениями и торговлей – и это были главные пути распространения культурных идей, иностранных языков и нового образа жизни в другие общества.

Весь накопившийся культурный фундамент за последние два столетия, с развитием глобальных коммуникаций, подвергся необратимым изменениям. Сегодня механизмы «заразительного поведения» массово распространяются через Интернет. Виртуальной жизнью живут миллионы людей по всему миру, и это может оказывать влияние на их мышление и на то, как они воспринимают новые виртуальные установки и социальные роли.

Многие из нас сегодня подобны матрешкам, покрытым множеством слоев из культурных особенностей. Недавно, например, я прочел забавную вещь: оказывается, сегодня быть британцем «означает по пути домой на немецкой машине остановиться, чтобы купить бельгийского пива, турецкий кебаб или какое-нибудь блюдо на вынос из индийского ресторана, а затем провести вечер дома на шведской мебели за просмотром американских программ по японскому телевизору». А какая черта считается самой «британской»? Недоверие ко всему иностранному.

Сложность и подвижность современных культур могут облегчить процесс изменения окружающей нас обстановки, упростить механизм избавления от прессинга группового мышления и влияния стереотипов. Это также может вызывать глубокое чувство замешательства и неуверенности. Идея, которую я хочу донести, – это не просто «не позволяйте ничему встать у вас на пути». Наши семьи, друзья, культура и место, которое мы занимаем в обществе, важны для того, чтобы мы могли испытывать чувство удовлетворенности жизнью, и мы имеем перед окружающими нас людьми определенные обязательства. Настоящая идея заключается в том, что в поисках своей стихии вы скорее всего столкнетесь с сопротивлением на одном или нескольких уровнях вашего окружения – личном, социальном или культурном.

Иногда, как осознал Чак Клоуз, для обретения своего призвания необходимо постоянно искать творческие решения вплоть до настоящих озарений. Порой, как нас учит пример Пауло Коэльо, для этого нужно сохранять свои взгляды в условиях устойчивого противодействия. А иногда, как показывает жизнь Захи Хадид, требуется покинуть знакомую обстановку, чтобы найти среду, более благоприятную для вашего развития.

В конечном итоге вопрос всегда стоит так: «Какую цену вы готовы заплатить?» Удовлетворение от нахождения своего призвания велико, однако путь к получению этого удовлетворения может лежать через преодоление жесткого сопротивления.

Глава 7

Считаете ли вы себя удачливым человеком?

Способности и любовь к какому-либо делу крайне важны в поиске своего призвания. Однако этого недостаточно. Его обретение в значительной мере зависит от нашей самооценки и интерпретации событий, происходящих в нашей жизни. Нахождение своего призвания также зависит и от отношения к миру в целом.

Когда однажды дождливым днем в конце октября 1931 года двенадцатилетний Джон Уилсон, ученик средней школы для мальчиков в Скарборо, пришел на урок химии, он и понятия не имел о том, что его жизнь скоро кардинально изменится. В тот день на уроке проводился эксперимент, демонстрирующий, как нагревание колбы с водой заставляет кислород пузырьками подниматься на поверхность. Такой эксперимент ученики и этой школы, и многих других школ по всему миру проводили уже очень много раз. Однако колба, которую учитель дал Джону для нагревания, отличалась от тех колб, которые использовали другие ученики. Вышло так, что по ошибке она содержала нечто более летучее, чем вода. Оказалось, что в ней находилась другая жидкость, так как лаборант отвлекся и наклеил на бутылку не тот ярлык. И когда Джон нагрел ее на бунзеновской горелке,^[44] колба взорвалась и разбилась вдребезги – часть классной комнаты была разрушена, а на учеников обрушился дождь из острых, как бритва, осколков. Несколько учеников вышли оттуда, обливаясь кровью.

Джон Уилсон вышел оттуда слепым на оба глаза.

Следующие два месяца Уилсон провел в больнице. Когда он вернулся домой, его родители пытались понять, как жить дальше с обрушившейся на них катастрофой. Но Уилсон не воспринимал этот несчастный случай как катастрофу. «Даже тогда мне это не казалось трагедией», – сказал он однажды в интервью лондонской Times. Он знал, что у него впереди еще вся жизнь, и хотел прожить ее полноценно. Он быстро выучил систему Брайля и продолжил образование в Уорчестерском колледже для слепых. Там он зарекомендовал себя как блестящий студент, успешный гребец и пловец, одаренный актер, музыкант и оратор.

После Уорчестера Уилсон начал изучать юриспруденцию в Оксфорде. Вдали от привычной обстановки колледжа, созданного специально для слепых, ему приходилось приспосабливаться к шумному студенческому городку и весьма оживленным улицам вокруг него. Однако вместо того, чтобы полагаться на трость, он пользовался своим острым слухом и тем, что называл «чувством препятствия» – оно помогало юноше избегать опасностей на своем пути. В Оксфорде он получил юридическое образование и начал работать в Национальном институте слепых. Однако настоящее призвание еще ждало его впереди.

В 1946 году Уилсон отправился в исследовательскую поездку по британским территориям в Африке и на Ближнем Востоке. Он обнаружил, что там свирепствует настоящая эпидемия слепоты. В отличие от того несчастного случая, который стоил зрения Уилсону, болезни, поражавшие стольких людей, можно было предотвратить при помощи соответствующих медицинских мер. Уилсон считал, что одно дело – смириться со своей собственной судьбой, и совсем другое – позволить продолжать существовать проблеме, которую можно было так легко решить. Это заставило его действовать.

Отчет, представленный Уилсоном по возвращении, привел к основанию Британского имперского общества слепых, которое сейчас называется Sightsavers International.^[45] Сам Уилсон более тридцати лет занимал пост директора этой организации и за это время достиг немалых успехов.

Уилсону часто приходилось путешествовать и проезжать более пятидесяти тысяч миль за год, но он считал это важной частью своей работы, так как полагал, что должен лично присутствовать в тех местах, где действует его организация. В 1950 году они вместе с женой жили в грязной хижине в той части Ганы, которая известна как «земля слепых», поскольку из-за болезни, распространяемой через укусы насекомых, слепыми там были десять процентов всего населения. Его команда разработала превентивное средство от этого заболевания, известного как «речная слепота». Лекарство получило название «мектизан». Благодаря этому открытию Sightsavers International сделала прививки детям в семи африканских странах, страдающих от этой болезни, и почти искоренила ее. К началу 1960-х годов «речная слепота» почти полностью была взята под контроль. Поэтому не будет преувеличением сказать, что целые поколения африканских детей обязаны своим зрением усилиям Джона Уилсона.

За время руководства Уилсона организация Sightsavers International провела три миллиона операций по удалению катаракты и обеспечила медицинской помощью двенадцать миллионов людей, находившихся под угрозой слепоты. Она предоставила более ста миллионов доз витамина А для предотвращения детской слепоты и распространила комплекты системы Брайля для изучения среди слепых Африки и Азии. В общей сложности десять миллионов людей сегодня могут видеть благодаря усилиям, которые предпринял Джон Уилсон для предотвращения того, что – как он справедливо полагал – можно было предотвратить.

Когда Уилсон вышел на пенсию, они с женой направили свою энергию на участие в программе Impact, которая была создана Всемирной организацией здравоохранения для предотвращения всех болезней, приводящих к инвалидности. Джон Уилсон в 1975 году получил звание рыцаря. Кроме того, он был удостоен Международной премии Хелен Картер, Международной премии Альберта Швейцера и Международной премии человечности. Он продолжал быть активным и убежденным сторонником предотвращения слепоты и прочих предотвратимых болезней, приводящих к инвалидности, вплоть до своей смерти в 1999 году.

Джон Коулз в биографии сэра Джона Уилсона «Blindness and the Visionary: The Life and Work of John Wilson» пишет: «По всем стандартам его достижения заслуживают сравнения с достижениями других великих гуманистов». Многие сравнивают его деятельность с подвижничеством матери Терезы.

Многие люди, столкнувшись с теми же обстоятельствами, в которых оказался Джон Уилсон, оплакивали бы свою жизнь. Они могли счесть себя проклятыми злой судьбой и оставили бы всякие попытки достичь чего-либо значительного в жизни. Уилсон, однако, был убежден в том, что слепота – «это досадное неудобство, а не недостаток, делающий человека ущербным», и его отношение к собственной слепоте было максимально оптимистичным, насколько это представлялось возможным.

Он потерял зрение, однако приобрел видение. Его жизнь стала ярким доказательством того, что не события, которые с нами происходят, определяют нашу жизнь, а именно мы и только мы сами создаем свое будущее.

Отношение к жизни и способности

Рассказывать о судьбах людей, нашедших свою стихию, несколько рискованно. Их истории могут быть вдохновляющими – но могут и приводить в уныние. В конце концов все эти люди, кажется, были отмечены каким-то особым знаком; им повезло заниматься в жизни тем, что им нравилось, и у них это хорошо получалось. Можно легко объяснить их успехи простым везением, и действительно, многие люди, которым нравится то, чем они занимаются, считают себя удачливыми (в свою очередь люди, которым не нравится их занятие, часто называют себя невезучими). Разумеется, некоторым «удачливым» людям повезло найти любимое дело и представилась возможность им заняться. С некоторыми «невезучими» людьми произошли – напротив – неблагоприятные события. Но хорошее и плохое случается с каждым из нас. Не то, что с нами происходит, играет в конечном счете основную роль в нашей жизни. Что действительно важно – это наше отношение к происходящему. Понятие удачи – это яркая иллюстрация ценности нашего изначального отношения к жизни при поиске своей стихии.

Называя себя везучими или невезучими, мы подразумеваем, что являемся всего лишь пассивными получателями положительного или отрицательного эффекта случайных обстоятельств. Однако, если бы обретение призвания было лишь вопросом везения, нам всем оставалось бы только скрестить пальцы и надеяться на удачу. Но здесь нужно нечто большее, чем просто удача. Исследования и опыт показывают, что удачливые люди часто становятся таковыми благодаря своему отношению к происходящему.

В третьей главе этой книги мы говорили о творчестве, настоящая идея которого заключается в том, что все мы в огромной степени собственными руками создаем свою реальность, материализуем ее, придаем ей форму и смысл. Те, кто просто ждет хороших событий, могут их и не дождаться. Все люди, истории которых я привожу в этой книге, сами принимали активное участие в том, чтобы «стать везучими». Они в совершенстве овладели гармоничным сочетанием поведения и отношения к окружающему миру, которое привело их к нужным возможностям и наделило уверенностью для того, чтобы ими воспользоваться.

Критически важна в этом сочетании способность взглянуть на ситуацию с различных точек зрения. Есть разница между тем, что мы способны воспринимать (потенциальное поле восприятия), и тем, что мы действительно воспринимаем (фактическое поле восприятия). Как я говорил в предыдущей главе, существуют значительные культурные различия в восприятии людьми окружающего мира. Однако даже два разных человека с одинаковыми культурными установками могут воспринимать одно и то же событие совершенно по-разному, в зависимости от своих убеждений и понимания своего предназначения. Автор бестселлеров и лектор высокого класса Энтони Роббинс демонстрирует это с помощью простого действия. На своих трехдневных семинарах он просит тысячи присутствующих людей оглянуться вокруг и сосчитать, сколько зеленых предметов одежды они видят вокруг себя. Роббинс дает своей аудитории на это несколько минут, а затем спрашивает о результатах. После этого он просит повторить опыт, но уже с поиском и подсчетом красных предметов одежды. Большинство людей этот вопрос ставит в тупик, поскольку в соответствии с первым заданием Роббинса они полностью сосредоточились на поиске зеленой одежды.

В своей книге «Как поймать удачу» психолог Ричард Вайзман описывает свое исследование, проведенное среди четырехсот чрезвычайно «удачливых» и «неудачливых» людей. Он обнаружил, что людям, считавшим себя удачливыми, чаще всего было свойственно схожее поведение и отношение к жизни. Неудачливые же участники эксперимента, как правило, демонстрировали противоположные качества.

Вайзман выявил четыре принципа, характерные для везучих людей. Во-первых, удачливые люди обычно максимизируют свои шансы на успех. Им особенно хорошо удается создавать, замечать и использовать благоприятные возможности, когда таковые представляются. Во-вторых, они обычно очень эффективно используют свою интуицию и практикуют действия (такие, как медитация), которые помогают развивать ее. Третий принцип заключается в том, что везучие люди обычно ожидают везения, мысленно создавая ряд сбывающихся предсказаний, поскольку идут в мир, ожидая положительного результата. Наконец, для удачливых людей характерно такое отношение к жизни, которое помогает им превращать неудачу в везение. Они не позволяют досадным случайностям приводить себя в подавленное состояние и быстро действуют, чтобы вернуть контроль над ситуацией, когда что-то идет не так, как им хотелось бы.

Доктор Вайзман провел эксперимент, который наглядно продемонстрировал роль восприятия в удаче. Он посадил в близлежащее кафе группу актеров, попросив их придерживаться поведения обычных посетителей таких заведений, и положил пятифунтовую банкноту на тротуар прямо у выхода из кафе. Затем он предложил одному из «удачливых» добровольцев пойти в это кафе. Везучий человек увидел деньги, лежащие на земле, поднял их, вошел в кафе и заказал кофе для себя и для незнакомца рядом с ним. Между ним и незнакомцем завязалась беседа – в итоге они обменялись контактной информацией.

Затем доктор Вайзман отправил в это же кафе одного из «невезучих» добровольцев. Этот человек перешагнул прямо через пятифунтовую купюру, заказал кофе и ни с кем не общался. Позже Вайзман спросил у обоих, повезло ли им в чем-нибудь в тот день. Удачливый испытуемый рассказал о том, что нашел деньги и нового знакомого. Неудачливый же не смог вспомнить ничего позитивного.

Один из способов открыться новым возможностям – это приложить сознательные усилия для того, чтобы посмотреть другими глазами на обычные ситуации. Новый взгляд на привычные вещи позволяет человеку увидеть богатство возможностей мира и пользоваться теми из них, которые окажутся стоящими. Роббинс и Вайзман уверены: если мы слишком сильно сконцентрируемся на чем-либо, то непременно упустим из виду весь остальной мир, вращающийся вокруг нас.

Еще один способ восприятия мира, который приводит нас к тому, что многие называют «удачей», – это способность к рефреймингу, то есть поиску положительных моментов в ситуации, разворачивающейся вопреки нашим ожиданиям и планам.

Весьма вероятно, что, если бы обстоятельства сложились иначе, я никогда не написал бы эту книгу, а вы, соответственно, не прочли бы ее. Я мог бы стать владельцем спорт-бара в Англии и потчевать всех желающих рассказами о своей блестящей футбольной карьере. Я вырос в большой ливерпульской семье вместе с несколькими братьями и сестрой. Мой отец занимался любительским футболом и боксом и, как все в нашей многочисленной семье, болел за местную футбольную команду «Эвертон». Каждая семья в нашей округе мечтала, чтобы ее ребенок играл за «Эвертон».

До тех пор пока мне не исполнилось четыре года, вся семья была уверена, что в нашем роду футболистом, играющим за «Эвертон», стану именно я. Я был сильным и активным мальчиком, имел природные способности к футболу.

Но внезапно все изменилось. В 1954 году в Европе и Америке достигла своего пика эпидемия полиомиелита. Однажды мать пришла за мной в детский сад и нашла меня рыдающим от пронзительной головной боли. Ребенком я никогда много не плакал, поэтому мои страдания сильно ее встревожили. Приехавший к нам домой врач решил, что у меня грипп. Однако к следующему утру стало ясно, что диагноз был ошибочным. Я проснулся полностью парализованным – я вообще не мог двигаться.

Следующие несколько недель я провел в полиомиелитном изоляторе нашей местной больницы. Я был в очень тяжелом состоянии и совершенно не чувствовал ни своих ног, ни большей части тела. Восемь месяцев я пролежал в больнице вместе с другими детьми, также пораженными внезапным параличом. Некоторые из них были подключены к аппарату искусственного дыхания. Некоторые просто не выжили.

Очень медленно у меня восстановилась некоторая чувствительность левой ноги, и, к счастью, полностью восстановилось нормальное владение руками и остальным телом. Только правая нога осталась полностью парализованной. В конце концов я покинул больницу в возрасте пяти лет в инвалидной коляске, с двумя ортопедическими аппаратами.

Болезнь положила конец планам в отношении футбольной карьеры – хотя, глядя на то, как в последнее время играет «Эвертон», думаю, что мне стоило попытать счастья и войти в команду.

Для родителей и всей семьи моя болезнь стала тяжелым ударом. Пока я подрастал, одним из главных поводов для беспокойства было то, как я буду зарабатывать на жизнь. С самого начала отец с матерью признали, что мне надо научиться эффективно использовать другие свои таланты, хотя в то время было еще непонятно, в какой сфере их искать. Главной задачей для меня стало получение максимально качественного образования. Пока я учился в школе, на меня оказывалось огромное давление с тем, чтобы я хорошо учился и показывал отличные результаты на экзаменах. Это было нелегко, поскольку я жил в большой, очень дружной семье, в доме, где постоянно было полно гостей, шума и смеха.

В довершение всего в начале 1960-х годов мы жили в Мерсисайде.^[46] Рок-музыка – причем громкая рок-музыка – была слышна повсюду. Мой брат Иэн играл на барабане, и его группа каждую неделю репетировала у нас дома, прямо в соседней комнате. В это время я, отделенный от них единственной стеной, мучительно пытался хоть как-то разобраться в алгебре и латыни. В битве за мое внимание между книгами и музыкальным ритмом книги – увы – безнадежно проигрывали.

И все же я понимал, насколько это было доступно пониманию ребенка, что мне нужно думать о своем будущем и извлечь максимум пользы из предоставленных возможностей. Ясно, что футбол перестал быть для меня реальностью. Несмотря на мою горячую любовь к музыке, сколько-нибудь существенным музыкальным талантом я тоже похвастаться не мог. Отец продолжал потихоньку контролировать мою успеваемость – и в конечном итоге я окончил школу и поступил в колледж. Именно там и начали формироваться интересы, которые впоследствии оказали решающее влияние на мою жизнь.