ГЛАВА 19. ЧУЖИЕ ПИСЬМА.

Помнишь, мой дорогой читатель, ведь вместе с пиджачком из хибарки в Старом городе Юрсем захватил старую папочку? Неужели тебе не интересно узнать, а что же было в ней? Вот уж не поверю ни за какие коврижки в мире – любопытство родилось раньше нас всех и как мне кажется, это не самая худшая черта человека. Только через несколько дней Юрсем вспомнил о существовании этой папочки, которую он запихнул в стол между тетрадками с лекциями по истории Азии и Африки и научного коммунизма. А когда вспомнил и заглянул в нее, то узнал многое такое, о чем в принципе ему и не следовало знать…

За окном лил дождь. Давно у нашего студента не было столько свободного времени. Весь привычный ритм жизни сломался. Не надо было бежать в Старый город к Сашке, не надо было вылавливать его по всем закоулкам. Почему же все-таки так трудно расставаться с теми,кто нам так дорог?Как мало нужно человеку для счастья. Просто чтобы рядом была родственная душа и все. Какая-то неведомая сила манила Юрсема к той серенькой потрепанной папке. Ведь она тоже хранила чью-то тайну! Сколько же тайн скопилось вокруг тебя, мой Пинкертон! И хотя Юрсем, как воспитанный человек, прекрасно знал, что рыться в чужих вещах - признак моветона, но ведь ни одна живая душа не узнает об этом! Да и, в конце концов, ведь эту папочку просто выкинули на помойку, вычеркнули из жизни, а если ее даже и позабыли впопыхах, то, что с возу упало, то – пропало. Юрсем твердо решил, что если эти, бумажки имеют отношение к Сашке, то он просто обязан сохранить их для малыша, а потом пусть он сам решает судьбу этой таинственной папки! Отбросив всякие морально-этические соображения, Юрсем открыл папку. В ней оказались конверты с письмами. На каждом из них стоял штамп исправительного учреждения, то бишь - колонии. Письма …Сашкиного отца. Надо же, Юрсем даже и не подозревал о том, что дядя Ваня сидел в местах не столь отдаленных! Честно говоря, он не подозревал о том, что тот умел так писать. Писем было много, каждое из них было пронумеровано и на конверте стояла дата, когда письмо было получено. Судя по штемпелям, все это было еще до Сашкиного появления на свет. Дядя Ваня писал своей любимой Танюшке. На папке красивым женским почерком было написано: «Так писем не ждут – так ждут – Письма…М. Цветаева».

Вы читали когда-нибудь чужие письма? А ведь они предназначались для глаз единственного человека. И сколько боли и радости было в этих письмах. Ведь никогда так не откроешь душу человеку, как в письме к нему. Сколько же раз чьи-то руки брали эти письма, прижимали к сердцу и целовали их. Сколько раз капали на эти пожелтевшие листочки слезы из глаз совершенно чужих людей, в чьих судьбах пытался сейчас разобраться Юрсем. Эти письма были выброшены из памяти, их просто выкинули на свалку, как мусор. И Юрсем имел моральное право прочитать их, чтобы помочь Сашке.

…Моя милая, любимая и единственная Танюшка!

Только вчера ты уехала от меня, а кажется, что прошла целая вечность. Лет сто. Вот ты и добилась своего – мы стали супругами. И хотя я никогда не мог даже в самом страшном сне помыслить о том, что церемония бракосочетания пройдет за решеткой этой проклятой колонии, а нашим брачным ложем станет койка в комнате для долговременных свиданий, но все это у нас с тобой было! Целых три дня и три ночи, о которых я буду помнить всегда. Я обещаю тебе, ты слышишь? Обещаю, что и у нас будет самое настоящее свадебное путешествие и медовый месяц. А ты ведь знаешь, я на ветер слов не бросаю. У нас будет волшебный необитаемый остров, будут крики чаек и шепот волн. И никто не будет стоять между нами. Только теперь я по-настоящему понял,что ты значишь в моей жизни.Тысячу раз шепчу тебе:»Я тебя люблю! «. Люблю и никогда не смогу понять, как ты, девушка из благополучной семьи с такими карими глазами и волшебными волосами смогла полюбить меня, хулигана и подзаборную шпану из Старого города! И тогда, когда весь мир был против меня, только ты и мама верили в то, что из меня что-то получится в этой проклятой жизни. Танюшка, я тебя люблю, и буду любить всегда. И ни на одну юбку в жизни внимания не буду обращать. Все равно прекраснее тебя нет и никогда не будет женщины на земле. Помнишь, как на уроке истории мы все удивлялись, как этот придурок Петрарка столько лет любил свою прекрасную Лауру, с которой у него ничего и не было в жизни! Только теперь я понял Петрарку. Нет, он не был несчастным, он был самым счастливым человеком на Земле – его посетила Настоящая Любовь. Моей Лаурой стала ты, Танюшка. И только тебе одной я буду посвящать свои сонеты. Только вот стихов писать я не умею. Ну и пусть тогда каждое мое письмо станет сонетом в твою честь, сонетом, написанным белыми стихами, не в рифму – зато смертельно! Я ведь никогда не мог рассказать тебе о том, что творилось в моей душе! Гордость не позволяла – думал, что все это только мои проблемы, и я сам их должен решать. Но, оказывается, излить кому-то душу, поплакаться в жилетку - такая прелесть! И хотя я в церковь не хожу, а женщинам не дано право принимать исповедь, но, давай нарушим все правила и я, впервые в своей непутевой жизни, исповедаюсь перед тобой как на духу. Времени у нас с тобой много, впереди долгих два года моего срока. Сударыня,вы готовы узнать всю подноготную своего новоиспеченного муженька?Ну что ж, извольте …

Знаешь, раньше был такой лозунг «Дети за родителей не отвечают!» Так вот, это не про меня. Я несу свой крест и отвечаю за грехи своего папеньки, которого я отказываюсь признавать своим отцом. Но если бы не он, я бы не появился на свет и не встретился с тобой, моя радость …

…Все вокруг давно дрыхнут, только я не могу уснуть. Воспоминания обступили меня, словно тени в царстве мертвых, куда пожаловал Одиссей. Только тут в колонии начинаешь по-настоящему ценить свободу и время. Эти серые однообразные будни, дни, похожие один на один, бесконечная череда зря прожитых, потерянных дней. Дней, о которых никогда не захочется вспомнить. Сколько их было, сколько их еще впереди! И, кажется, эта ночь, эта пытка никогда не закончится. Посреди этого промерзшего и смердящего пристанища загубленных душ, сопящего и воняющего стада отбросов общества - зеков, уголовников, насильников и грабителей, посреди этого океана горя и жестокости я вспоминаю о тебе, мое солнышко.

Помнишь, в школе нам все долдонили про то, что жизнь дается человеку один раз и ее надо прожить так, чтобы не было мучительно больно…А я понял, что ее просто надо прожить, дотянуть до звонка, когда падут наши тяжкие оковы, рухнут темницы и свобода, то есть ты, встретишь меня радостно у входа. Эту жизнь надо просто прожить, чтобы не сдохнуть тут от голода и туберкулеза, не попасть под нож - перышко своих же дружков. Прожить, чтобы поцеловать своего первенца. А у нас с тобой обязательно будет сын! Дожить до старости, чтобы успеть подержать на коленках своих внуков. А потом дожить до красивых похорон с венками и речами о том, каким замечательным человеком был усопший. Иногда мне кажется,что человек может вернуться в то время, когда он был счастлив и остаться там навсегда. Наверное, это и есть рай. Но я хочу сейчас мысленно вернуться во времена совсем не райские для меня. В мое мокрое и вонючее детство.

Но давай обо всем по-порядку. Ты меня знаешь с того самого дня, когда мы пошли в школу и нас посадили за одну парту. Так мы и просидели за ней с тобой все десять лет нашей школьной жизни… Я с первого же дня влюбился в тебя. Но я был такой невзрачный, в залатанных чужих штанишках да пиджачке с чужого плеча. А ты была такой принцессой! Спасибо тебе за то, что не побрезговала мною, не оттолкнула гордо от себя, докторской дочки. Я до сих пор помню вкус того яблока, которым ты поделилась со мной в тот первый школьный день.

А мои личные воспоминания начинаются с двух лет от роду. Тогда меня впервые отметелил мой возлюбленный папаша. Избил он меня жестоко, как бездомного щенка, который не может дать сдачи и цапнуть во все зубы эту ненавистную руку. У этого скота были странные представления о семейной жизни. О том, что можно и чего нельзя. Мать тогда была серенькой забитой мышкой. Она с ужасом ожидала его возвращения домой, молча сносила все его упреки и побои. Потом она мне рассказала, что он изнасиловал ее в восьмом классе, а когда мама забеременела мною, сделал одолжение – женился на этой «шлюхе подзаборной»! А что он вытворял с ней по ночам, а иногда и белым днем, словно меня и не существовало вовсе. А жили мы тогда в крохотной комнатушечке. А я, сжавшись в комочек, чтобы стать невидимым и не привлекать к себе лишний раз его внимания, накрывшись стареньким одеялом с головой, вслушивался в эти звуки и представлял своим куцым умишком, что там могло происходить на их супружеском ложе. Да и что я мог тогда знать об отношениях между мужчиной и женщиной? Мне казалось, что он мучает и избивает ее, мою любимую мамочку. Но делает это в темноте, чтобы я не мешал ему и не визжал как поросенок. Что я мог тогда знать, маленький наивный мальчик,который любил всех на свете, кроме своего отца. Я и сейчас просыпаюсь по ночам в липком поту от ужаса, что опять услышу это животное кряхтение, эти всхлипывания моей любимой мамочки, этот храп удовлетворенного животного. По-моему, он был просто какой-то маньяк, садист по отношению к нам с мамой, а на самом деле – такое ничтожество …Он хотел ее всегда. Иногда даже днем он выгонял меня на улицу, в любую погоду, полураздетым и голодным, а сам запирался на ключ. Какое счастье, что бог прибрал его раньше, чем я подрос. В противном случае сидеть бы мне давным-давно в местах не столь отдаленных за отцеубийство.

В тот вечер мамы не было дома, а эта тварь смотрела футбол. И угораздило же меня, двухлетнего, лишний раз попасть ему на глаза в самый неподходящий для этого момент! То, что сотворил со мной мой родненький папаша, не увидишь в самом крутом фильме ужасов. Сначала он пинал меня, словно мячик. Потом колошматил ремнем, колотил моей головой по стенам. Он просто обезумел от запаха крови и моих криков. А потом швырнул мое бездыханное тело в угол и ушел. В больнице мама сказала, что я упал со ступенек. Но теперь она не отходила от меня ни на шаг, а эта скотина так и не пришла проведать меня в больнице. А мне было так хорошо без него, в палате, где были только я и моя мама. И я выжил ему назло. В тот день кончилось мое детство.

Теперь мама боялась даже оставить меня дома, она впервые в жизни взбунтовалась против своего благоверного и пригрозила, что заявит обо всем в милицию. Мой геройский папаша в душе оказался трусом и присмирел. Мама теперь спала со мной и не подпускала к себе отца на пушечный выстрел. Меня он просто не замечал, я для него был просто нелепым недоразумением в его жизни. Виновником всех его бед и страданий, так он говорил. Мы стали ходить вместе к маме на работу. Работала она техничкой в какой-то конторе. Моими первыми игрушками стали швабра и ведро с грязной водой. И вот тогда появился в моей жизни первый хороший человек – дядя Степа. Он заменил мне отца. Был он завхозом в маминой конторе, у него была своя семья, свои взрослые дети. Но ко мне он относился как к родному. Рассказывал всякие интересные истории, угощал невиданными мною вкусностями. Тогда я впервые узнал о существовании мороженого. Иногда он дарил мне игрушки. Я и сейчас помню крохотную красненькую гоночную машинку, с которой я был готов играть часами. Чем в это время занимались мама и дядя Степа, меня интересовало меньше всего на свете. Ту машинку я боялся брать домой, чтобы ее не выкинул отец. Мы оставляли ее в шкафчике и утречком я летел проверять, как там она жила целую ночь без меня, моя машинка. А когда дядя Степа повел меня в кинотеатр, я стал считать его настоящим волшебником, который мог сделать все-все на свете! Мама немного отошла, стала более увереннее в себе. Я уверен, что если бы они встретились при иных обстоятельствах, то моим биологическим отцом стал бы именно Степан Петрович. Я никогда не осуждал маму за эту связь с женатым мужчиной. Просто спасибо дяде Степе за то, что он был в моей, нет, в нашей с мамой жизни. За то, что он первым приголубил меня, пожалел и показал, что есть на свете мужики получше моего отца... Ну, скажи, Танюшка, почему на свете так мало хороших людей? Почему они проходят мимо нас, а вот всякую сволочь и искать не надо, она сама жаждет встречи с тобой! Потом мама отдала меня в садик. Так продолжалось года три, а потом отец узнал о связи мамы и дяди Степы. Он пытался выяснить отношения, да вот только дядя Степа набил ему рожу. После «дуэли «эта мразь и задумала отомстить. В один такой прекрасный денек отец заявился в садик и забрал меня вместо мамы. Я все еще боялся его тяжелой руки и молча поплелся домой. Он закрыл входную дверь на ключ, чего в нашем доме никто никогда не делал, потом долго возился на кухне, а я забился в угол со своими игрушками и даже не заметил, как он вошел в комнату. Он был в одних трусах, подошел ко мне и стал гладить по голове, крепко прижимая к себе. Я не мог в это поверить! Мой отец гладит меня!? Да такого не бывало никогда, с самого моего рождения. Дрожащими потными руками он стал раздевать меня, стаскивая всю жалкую одежонку, что была на мне. Я стоял перед ним совсем голый, как в бане, а его ручонки шарили по моему худому тельцу, вызывая только омерзение и недоумение. Были прикосновения людей, которых я любил и которые любили меня. Но то, что вытворял со мной мой отец … Что-то тут было не так: ну не мог я никак поверить в то, что вот так. В один момент он взял и полюбил меня, как любят своих сыновей другие отцы. А даже если это было бы и так, то его уж я-то точно не любил. Вдруг он, одним махом сорвал с себя трусы и остался в чем мать родила. Я ведь никогда до этого не видал голых мужиков, мама мыла меня в огромном тазике, а с отцом в баню я никогда не ходил. После этого он с силой схватил меня за волосы и попытался запихнуть мне в рот свой кол. Его глаза светились безумным блеском, он шептал мне на ухо непонятные слова: «Ты это сделаешь, гаденыш! Сделаешь вместо своей гулящей мамочки, сучки продажной! Я научу тебя настоящей мужской любви. Ты принесешь мне много-много денег! Голубые так и шастают по улицам в поисках хорошеньких мальчиков, а за твою сладенькую попку они заплатят мне целое состояние! Но сначала ее попробую я сам!»

Ну, уж это было слишком! У меня в голове что-то клацнуло, сработал выключатель, и я изо всех своих силенок крепко-крепко стиснул зубы, кусая то, что болталось у него между ног! Я был похож, наверное, на бульдога, вцепившегося своими клыками смертельной хваткой в свою жертву. Его дикий крик боли звучал в моих ушах настоящей музыкой. Вкус его крови пьянил меня, у меня закружилось в голове, все поплыло перед глазами и я почти потерял сознание, не соображая, что же происходит вокруг меня. А мои руки все тянули и тянули его волосатые потные яйца, словно я хотел их оторвать с корнем! Я не помню, как в комнату ворвалась мама, как она съездила кочергой по башке этого придурка, как меня оттащили врачи «Скорой помощи» от истекающего кровью отца, как разжимали сжатые судорогой челюсти,…Когда я очнулся, в комнате суетились люди в белых халатах. Теперь мой папенька ответил за все по полной программе. В колонии его быстренько превратили в последнего петуха и он, наконец-то, познал настоящую мужскую любовь. Через месяц после этого его нашли в петле на трубе парового отопления в туалете – тоже мне Сергей Есенин в «Англитере «! Собаке - собачья смерть! Я иногда пытаюсь понять его, человека, давшего мне жизнь. Понять и простить, но пока из этой затеи ничего не получается. Я не помню даже его лица. Мать давно уничтожила все его фотоснимки. Да и не хочу я больше ничего о нем знать! Не было его в моей жизни. Моим отцом был дядя Степа! Я так решил для себя давным-давно. Ну, просто так получилось, что они не смогли жить вместе. Только с тех пор я не выношу вида голых мужиков. Я не ручаюсь за себя, не могу гарантировать, что опять в моей башке не сработает тот выключатель.

Боже, как же давно все это было! Наверное, тебе, Танюшка не очень интересны все эти мои экскурсы в прошлое? Но это - моя жизнь, а ты должна знать обо мне все-все, даже самое неприглядное и противное, что было со мной...

…Моя милая, родная и любимая! Только что получил твое письмо и перечитал его, наверное, раз сто. Ты уж прости, но твои письма мне негде тут хранить и я учу их наизусть. Все до единого. Местные порядки с их постоянными шмонами – обысками заставляют меня пускать эти драгоценные листочки на ветер. Я делаю из них папироски, и теперь процесс пускания дыма приятен мне вдвойне. А по ночам я повторяю твои письма, как песни, которые пою сам для себя до самого утра. Сколько же осталось до подъема? Когда же опять все зашевелится и начнется новый день, похожий на тысячу таких же бесцветных дней в борьбе за выживание, в борьбе за сохранение своего человеческого достоинства и собственного я. В борьбе со стадом таких же двуногих животных, как и мой отец. Каждый вечер я долго ворочаюсь, стараясь найти то положение, когда отдыхает каждая клеточка измученного тела, когда согревается голодный, измученный баландой, желудок и приходят они - мои воспоминания. Только под самое утро забываюсь я коротким сном. Днем немного ночные кошмары забываются. Тут уж не до сантиментов: ты сожрешь кого-то или тебя сожрут, третьего не дано. Таков закон джунглей и закон зоны. И только одни разговоры о том, где взять сигарет да чаю, где найти чистый конвертик для письма, когда же прибудет посылочка или весточка из родимого дома. Где? Когда? Почему? И, самое главное, как избавиться от постоянного внимания недремлющего ока самого любимого тут человека – отрядного? Ведь для него мы все на одно лицо – отбросы общества! Его бы воля, нас бы уничтожали пачками каждый день для общественного порядка, как колорадских жуков. Весь день отдан борьбе за существование, а вот ночь – для прошлого и будущего. Фонарь на улице светит прямо в окошко над моими нарами. Вот я и пишу тебе полночи. Танюшка, многое из того, о чем я собираюсь тебе рассказать не известно даже моей маме. И прошу тебя, пусть она останется в неведении о жизни своего любимого сыночка, хорошо?

О моем «счастливом детстве «ты все уже знаешь. Мама так и не вышла замуж во второй раз... Нет, она пыталась два или три раза приводить в дом «нового папу «. Но я ненавидел их и старался нашкодить, как только мог. Я запирал их в туалете или на балконе, выкидывал вещи, устраивал маленькие спектакли, рассказывая маме о том, как они обижали меня в ее отсутствие. Один из них попытался даже учить меня уму-разуму, но долго валялся в больнице с синяками от моей бейсбольной биты, с которой я с тех пор не расставался. Мама смирилась, и стали мы жить с ней душа в душу. Я признавал только дядю Степу, но у того была своя семья.

Пойдем дальше. Школьные годы. Вот объясни мне, Танюшка, почему люди, считающие себя взрослыми и умными, не могут понять того, что у детей существует свой, особый и неповторимый мир, куда доступу взрослым просто нет. Это их мир, куда они пускают только тех, кто им по-настоящему интересен и дорог. Он не хороший и не плохой, этот параллельный мир, он просто иной и нельзя лезть в детскую душу своими грязными лапами, как это делала наша с тобой первая учительница. Ты еще не забыла это чудовище, нашу Тортиллу? Хотя тебя-то она обожала и всегда ставила всем и каждому в пример. А меня, бедную сиротинушку с ослиным упертым характером доставала всегда и везде. Ну, не хотелось мне быть послушной игрушкой в руках взрослых. Игрушкой, на которую можно было напялить красный бантик и с гордым видом показывать и расхваливать всем и каждому. При этом, не забывая дергать за цепочку на шее: нельзя то - то, не ходи туда-то, не дружи с тем - то… А если надоест эта ручная и послушная тварь, а еще, не дай Бог, если она выказывает непослушание и неповиновение, ее можно загнать пинком под стол, избить до полусмерти, закрыть пасть, чтобы не тявкала, кулаком. Это мой ребенок, что хочу, то и делаю с ним. Как хочу, так и воспитываю! А еще хуже, когда этот эксперимент пытаются проделать над тобой чужие дяди и тети с дипломом об окончании пединститута. Скажи, неужели одного диплома, даже с самыми распрекрасными оценками в нем, достаточно для того, чтобы учить и воспитывать чужих детей, причем, часто не имея своих собственных? Ведь педагогом надо родиться, раствориться в делах и заботах своих воспитанников. Позабыв о себе самом, о своих семьях и своих родных детях. Как же меня доставала Тортилла! Для нее я был уже не человеком хотя бы потому, что на мне был старенький залатанный пиджачок и брючки не первой молодости, которые мне принес дядя Степа. Это были вещи его детей. Где уж моей мамке было думать про обновки и подарки для учителей! Не до жиру, быть бы живу. А наша классная руководительница любила чистюль и подлиз, маменьких сыночков и стукачей. Им она ставила пятерки, а вот я, сколько бы ни учил – выше трояка никогда и не прыгнул. И то, она ставила этот трояк с таким брезгливым видом, словно раздавила жабу или увидала червяка. Но я ведь не был дебилом! И не хуже ее любимчиков разбирался в табличке умножения и быстрее многих из них решал примеры и задачки. Да что я тебе рассказываю, ты же сама знаешь, что математику у тебя я никогда не списывал. А вот с чтением у меня были проблемы – я не вкладывался в е придурковатые нормативы по технике чтения. Это же надо такое придумать! Мне важен был сам процесс чтения, я ведь научился читать сам еще в три годика. Мне надо было вникнуть в каждое слово, переварить его, пропустить через себя. Зато я запоминал все прочитанное раз и навсегда. Ты ведь помнишь ее странные педагогические методы воспитания и обучения? Хотя ты не испробовала их на своей собственной шкуре. С визгом и топотом своих копыт она требовала, чтобы провинившийся вытянул перед ней руки, стал ровненько и смотрел с благодарностью в ее крысиные глазки, а она, с садистским удовольствием, лупила по этим измазанными чернилами руках в цыпках деревянной линейкой. Это она называла «лекарством от лени «. Она была злопамятна, как сто чертей вместе! В тот злополучный день я сидел на уроке и смотрел в окошко. Была весна. За окошком порхали бабочки и птички, для меня это было более приятно, чем слушать ее монотонный скрипучий голосок. Она подлетела ко мне, как фурия, я даже испугаться не успел, эта полоумная ведьма вытащила меня из-за парты и швырнула в угол класса. Этот угол стал таким родным для меня за первый год учебы в школе! Сколько тысяч раз я там стоял, самому приятно вспомнить, я выучил все трещинки на стене, вот какие веселые у нас были уроки! В классе давно уже все привыкли к моему стоянию в углу, а ее это бесило – ведь я был настоящим эталоном плохого ученика, с которого не надо было брать пример. В тот раз она придумала более радикальное средство, чем ее деревянное лекарство. Она решила окончательно сломить мое сопротивление, унизив перед всем классом – выставить меня, первоклашку-заморыша, голяком перед всем классом! Только ее мерзкая рука прикоснулась к моему ремешку, как в моей голове опять сработал переключатель. Отпихнув ее изо всех своих силенок, я начал бить ее, чем и куда попало. Она свалилась на пол, я стал пинать ее ногами, выкрикивая что-то. Класс замер, и никто даже не попытался прийти ей на помощь. Никто! Потом был грандиозный скандал, но после этого она навсегда потеряла меня из виду и просто не замечала моего присутствия в классе. Она тупо ставила мне трояки, так ни разу после этого случая за три года начальной школы не вызвав меня к доске. Меня такой расклад вполне устраивал, я ее тоже не трогал. Мама меня в тот день не ругала. Она вообще никогда и ни за что меня не ругала. Прижав мою голову к себе, она ласково перебирала мои непокорные вихры и приговаривала: «ты все сделал правильно, Ванечка. Никто не сумеет постоять и защитить тебя. Только ты сам это должен сделать. И что бы ты не сделал в своей жизни, я тебе никогда слова не скажу. Ты у меня уже такой большой, ты сам хозяин своей жизни. Только прошу тебя об одном: никогда не обижай тех, кто слабее тебя или не может сам себя защитить. Договорились? Я тебя очень люблю и горжусь тем, что у меня такой самостоятельный и взрослый сын!»

Понимаешь, Танюшка, это она говорила мне, восьмилетнему сопливому пацану! Разве я мог когда-нибудь подвести ее в чем-то?

С того самого дня я возненавидел всех взрослых. Меня теперь не так-то просто было взять голыми руками. За все мои проделки и выходки мне теперь стыдно, но тогда я просто не знал иного выхода. Меня стали бояться одноклассники и дружки во дворе, их родители запрещали водиться со мной, писали заявления в детскую комнату милиции, где я стал завсегдатаем. А мать просто любила меня. От нее я не слышал ни одного слова упрека. Она все понимала, что творится в моей душе и считала во всем виновной только себя. Мы с ней стали настоящими друзьями. Только с ней я делился своими маленькими тайнами. Само собой разумеется, что я рано познакомился с сигаретой. Она придумала свой метод, как избавить меня от вредных привычек. Однажды она принесла в дом красивую пачку импортных сигарет. Мы с ней сидели на кухне, и она попросила меня выкурить подряд их штук десять. Я не мог при ней ударить лицом в грязь. Через несколько минут я позеленел, мне стало так противно и так мерзко, голова закружилась, а тут еще мама налила стакан водки и заставила меня выпить залпом и, не давая прийти в себя, налила второй. Ей, словно, доставляло удовольствие издеваться надо мной. Господи, как же мне было тогда плохо. Я думал, что все, пришел мой черед отправляться в мир иной. С тех пор я не пью и не курю. Пускание дыма тут, в зоне, не в счет. Вот такой я образцово-показательный гражданин, ведущий здоровый образ жизни.

…Мир детей так же жесток, как и мир взрослых. Да и как же может быть иначе? Все мы родом из детства. История с моим отцом была известна каждой шавке в нашем районе. Один из малолетних умников, на года два старше меня, как-то попытался пошутить надо мной по этому поводу, намекая, что у него тоже кое-что имеется в штанах. Я был на две головы ниже этого дебила, но мало ему не показалось. Его счастье, что тогда я не знал всех этих штучек-дрючек с карате и самбо. Иначе, у него между ног уже ничего бы не болталось. Весть о таком крутом парне как я, скоро облетела весь наш городок. И я разрабатывал свой план войны со взрослыми. Так как каждый день перед глазами мелькала моя «обожаемая «первая учительница, я начал с нее. И я присвоил ей первый номер в моем списке врагов из мира взрослых. Но теперь я уже хорошо знал, что со взрослыми надо поступать так же, как они с нами, детьми: лгать, притворяться, обманывать, придумывать тысячи объяснений, а самое главное – не попадаться и не признавать своей вины ни в чем и никогда.

Теперь на уроках я стал пай-мальчиком. Никогда не огрызался и не срывал эти нудные уроки. А в голове разрабатывал план очередной дикой шутки, на которые я стал большим мастером. Сколько же тебе пришлось вынести и натерпеться от меня, моя бедненькая Тортиллочка! И самое главное, она ни разу не поймала меня, хотя прекрасно знала, чьих рук это дело. Как хорошо, что только у нас есть правило: «Не пойман - не вор!» Я и в школу - то ходил только из-за того, чтобы побесить ее и мстить, мстить на каждом шагу. Я с ужасом думал, что когда я выросту, то стану похож на эту облезлую Черепаху. Теперь я понял, что был не прав тогда. И знаешь когда? Незадолго до хорошо известных тебе событий, из-за которых я тут, она столкнулась со мной на улице и в ужасе перебежала на другую сторону, отмахиваясь от меня, словно от черта. Хотя прошло уже столько лет, а она меня очень хорошо запомнила.

Зато теперь в школе я приобрел репутацию защитника униженных и оскорбленных. Все, у кого возникали конфликты с учителями нашей школы, просили помощи и совета у меня, даже старшеклассники. Ты не представляешь себе, как это мне льстило! Так появилась и моя кличка – Робин Гуд. Я тогда даже и не знал, кто это такой. Только когда я посмотрел фильм «Стрелы Робин Гуда «, я бросился в библиотеку и залпом прочитал все баллады о нем. Вместе с моим закадычным другом Мишкой, я надеюсь, ты не забыла Санчо Пансу? мы создали комитет по борьбе со шкрабами. Комитет Борьбы и Мести. Шкрабами в старой книжке про беспризорных называли школьных работников. Наша школа превратилась для учителей в филиал преисподней. На них падали доски, ломались ножки у стульев, вспыхивали в руках тетрадки и учебники, пропадали классные журналы перед самыми экзаменами. Я перечитал всевозможную литературу, от «Кондуита и Швамбрании «, «Республики ШКИД», «Очерков бурсы «до пособий по пиротехнике и взрывному делу. Учителя эту войну проиграли. Наша школа стала лучшей в области. Учителя боялись не то чтобы оскорбить ученика, а даже поставить ему незаслуженную двойку. Мы добились того, что школа стала действительно нашим вторым домом, где взрослые перестали издеваться над малолетками и качать свои права, а местом, где всем стало интересно. Но и мы, ученики, особо не наглели. Всему должна быть мера. Наверное, Танюшка, ты многого из этого не знала. А если и знала, то не подавала виду. Что что-то знаешь. Я продолжал сидеть с тобой за одной партой и молча страдать от своей любви к тебе, в которой просто стыдно было мне открыто признаться.

Я ненавидел этих учителей, которые ничего не хотели замечать вокруг. Людей, которые сталкиваясь с учениками по сто раз на дню, так и не удосужились выучить их имена. Они же ничего не видят вокруг и ведут себя как безмозглые индюки. Их не интересует ничего на свете, кроме их предмета, который, кстати, они тоже не всегда знают в совершенстве. Их не интересует, в каком настроении ученик пришел сегодня в школу, что творится у него в душе и голове. Зачем мне все их знания, которые в жизни не пригодятся НИКОГДА? Так, для общего развития? Тысячи раз они говорили мне, что мой дом – тюрьма. И они оказались правы. Вот только тут их математика и ядерная физика мне как-то не пригодились. И все наши учителя только и ждут момента, чтобы опять и опять оскорбить, унизить своего ученика. Ведь иным способом доказать свое превосходство они просто не могут. Помнишь, какой шум подняла на уроке наша биологичка, когда я приволок на урок крохотную мышку. Ну как она могла нам рассказывать о чудесном мире природы, если никогда не держала в руках очаровательную жабу? И после этого она хотела, чтобы я полюбил ее предмет? Да никогда в жизни!

А потом появился мой первый настоящий учитель – Козырный Туз.

Этот человек нарисовался в моей жизни совершенно случайно. Как часто именно случайность играет в нашей жизни такую важную роль. Если разобраться, то вся наша жизнь – это цепь сплошных случайностей и если бы заранее знать свой жизненный сценарий, то разве интересно было бы жить?

В то лето я слонялся без дела по нашему рынку, стаскивая у торгашей все, что плохо лежит. Меня бесило это изобилие всего, особенно жратвы. Я ходил и щелкал клювом, глотая слюнки и готов был разорвать всю эту шваль, зарабатывающую, как мне тогда казалось, сумасшедшие бабки на своей спекуляции. Подумаешь, тоже мне работа: купи подешевле, продай подороже – вот и все! А навар - пропить! Это уже потом, я на своей шкуре попробовал этот «легкий хлеб «, когда сутками торчишь на базаре, а торгов - никаких, когда натаскаешься за день ящиков и коробов с товаром, трясешься, чтобы тебя не вычислили рэкетиры или наша доблестная налоговая. И платишь, платишь всем подряд, просто так, чтобы тебя не трогали и позабыли бы на время, перестали считать твои, заработанные потом и недосыпанными ночами, гроши. Но тогда я, двенадцатилетний шкет, просто этого не знал. В тот день мне не повезло. Толстая жирная тетка торговала булочками и хлебом, а я ходил с самого утра голодный, как волк. Рука сама собой потянулась к ароматной аппетитной булочке, но эта жирная корова была начеку, она схватила меня своей ручищей и заорала благим матом на весь базар: «Грабят! Воры!» А я так растерялся, что даже и не пытался вырваться, а просто побыстрее запихивал в себя, давясь, эту вкуснятину. Пусть даже посадят в кутузку, зато на сытый желудок. Меня и раньше ловили на горячем, но все обычно кончалось подзатыльником или пинком. На этот раз дело запахло вмешательством милиции. Вот тут-то и появился он, мой спаситель. Он подошел к нам, весь такой солидный и степенный старичок с тростью. Он успокоил визжавшую продавщицу, заплатил за булку, от которой остались только крошки да приятные воспоминания, взял меня крепко молча за руку и повел прочь с базара. Я никак не мог поверить, что вот так просто и легко отделался. Он привел меня в маленькую кафешку, посадил за столик у окна и заказал шикарный, по моим меркам, обед. На десерт было даже мороженое! Пока я уничтожал все это, он задал мне пару вопросов о моем житье-бытье и вскоре я выболтал ему все. Старичок задумался, глядя в окошко, а я вылизал корочкой хлеба свою тарелку до блеска и теперь, как сытый хитрый кот, ждал развязки этой истории. Он задал мне один единственный вопрос:»Хочешь я научу тебя жить? Ты будешь иметь все: деньги, вкусную еду, красивую одежду. И, самое главное. сынок, за это не посадят в тюрьму.» Хотел ли я?! Этот вопрос был явно не к месту. Я понял своим куцым умишком, что мне впервые в жизни удалось вытянуть выигрышный лотерейный билет. Я готов был идти за ним на край света и делать все, что он только не прикажет, даже чистить его грязные башмаки! Я интуитивно понял, что этот старичок не сделает мне ничего плохого. Я не помнил своего отца, а дедушки у меня в жизни не было. Козырный Туз заменил мне и деда и отца.

Все звали его уважительно - Туз. Иногда – Козырь. Он откликался на эти клички. Я называл его Козырный Туз. Козырь жил тихо и одиноко. Он был каталой, карточным шулером. Старый и одинокий человек без семьи и друзей. Вот он и решил отдать свои знания и умения мне, ученику, которого сам выбрал. Я думаю, что он не ошибся в своем выборе и никогда об этом не пожалел. Теперь я после школы сутками пропадал у него. Он был очень добрым и по-своему умным человеком. Жизнь била и крутила его, но не сломала. У меня и сейчас в ушах звучит его старческий голос: «Иногда, мой мальчик, я думаю, что Господь создал детей, животных и цветы для того, чтобы мы не были такими одинокими и несчастными в своем мире взрослых. А вот карты, наверное, создал Дьявол. Человек в пылу азарта в погоне за легкими деньгами теряет свой ум, он готов отдать все, чем владеет, продать за фарт даже свою душу. Сколько слез было пролито из-за этих клочков картона, сколько за ними разбитых судеб, слез, крови и несчастья! Но, если играть в карты с умом, то всегда можно заработать себе на хлеб с маслом. А если повезет, то намазать его еще и черной икоркой. Мне нужен помощник, мой ученик, которому я передам все, что знаю. Только ты должен зарубить себе на носу и хорошенечко запомнить: в этой школе не я буду ставить плохие оценки. Ценой проигрыша иногда может стать даже твоя собственная жизнь. Ставки очень велики. Ты сейчас очень напоминаешь мне самого себя – брошенного беспризорника, потерявшего родителей в войну. Но ведь сейчас не война, а вы все такие же голодные и беспризорные, хоть и при живых родителях. Мне осталось не так уж и долго жить на свете. И я хочу сделать хоть одно доброе дело. Когда помру, то хоть будет, кому вспомнить меня и положить цветы на мою могилку. Вот такая, мой мальчик, веселая штука жизнь. Подумай хорошенечко над моим предложением. Хорошо ли иметь слишком много? Плохо ли иметь слишком мало?»

С того дня начались мои университеты. Козырь знал карты как свои пять пальцев и вытворял с ними такие фокусы! Я иногда думал, что лучше бы он выступал с ними в цирке, где собирал бы полные залы восторженных почитателей его таланта. Поначалу я думал, что никогда в жизни не научусь делать то, чему он меня обучал. Он не психовал, как наши учителя в школе, а терпеливо объяснял и заставлял меня вновь и вновь повторять манипуляции с картами. От него я узнал и главные законы Королевства Бубнового Туза, так он называл игру в карты.

Законы эти он придумал сам, и были они просты и понятны каждому. Карты не любят алкашей. Алкоголь и игра – вещи несовместимые. Даже после бутылочки пива садиться за карточный стол запрещалось. Голова должна быть трезвой и работать как вычислительная машинка. Ни