Глава 8. Генрих открыл глаза и прислушался к своим ощущениям

Генрих открыл глаза и прислушался к своим ощущениям. Ничего не болело. Более того, его переполняла сила, доселе ему не ведомая. Сила пела и бурлила, вызывая огромное желание вскочить и бежать куда-нибудь, в любом направлении, чтобы хоть немного убавить мощь, переполнявшую его мышцы и грозившую разорвать их. Сильф перевел взгляд на свое плечо, но вместо привычного очертания пусть сильных, но еще детских контуров – увидел мускулистую руку взрослого мужчины, смуглую, покрытую черными волосками. Генрих удивленно согнул чуждую ему конечность. Рука подчинилась непривычно легко, заворожив сильфа бугристыми, вздувшимися бицепсами. Все еще лежа, барон продолжал разглядывать широкую грудь, покрытую жесткими, курчавыми завитками, рельефный пресс с четкими квадратиками мышц, длинные упругие ноги. С не меньшим удивлением и восхищением он ощупал свое лицо, сразу же натолкнувшись пальцами на непривычные тонкие усики, украшавшие его верхнюю губу.

– Нравится? – раздался насмешливый голос.

Генрих взглянул на короля Грея. Властелин значительно помолодел. Румянец окрасил его ранее бледные щеки, борода укоротилась до груди и приобрела цвет воронова крыла. Камень, до этого охватывавший короля до самого пояса, спустился ниже колен, удерживая лишь ступни прикованного.

– Ты отдал мне четырнадцать лет своей жизни! Теперь я смогу ждать полного освобождения очень долго. Спасибо тебе, сынок! – голос короля дрожал. – Подойди, посмотри на себя. – Грей указал на огромный, до зеркального блеска отполированный щит, прислоненный к одному из сундуков.

 

Генрих упруго вскочил и, наслаждаясь хищной грацией своих движений, шагнул к зеркалу. Поверхность щита отразила высокую, сильную фигуру воина, на которой нелепо болтались обрывки детской одежды. Барону понравилось твердое выражение красивых карих глаз и чуть тяжеловатая нижняя челюсть с капризной ямочкой, упрямо выступающая вперед. Это, безусловно, было лицо, принадлежавшее незаурядному человеку.

– Подбери себе что-нибудь, там полно одежды. – Король махнул в сторону сундуков и, не сдержавшись, хихикнул. – Теперь, будучи молодым мужчиной, ты слишком пикантно смотришься в этих коротких, разорванных по швам штанишках…

Барон выбрал черный кожаный костюм, дополненный тонкой незаметной кольчугой, широкополой шляпой и плащом с фамильным гербом. Король всецело одобрил выбор Генриха. Одежда еще больше подчеркнула семейное сходство двух Повелителей.

– Отец! – Генрих почтительно склонился к руке Повелителя, уже не расслабленно, а решительно и властно лежавшей на подлокотнике трона. Одна пара карих глаз встретилась со второй, такой же гордой и уверенной в себе.

– Ты мой наследник по духу и крови! – Голос короля звучал торжественно, словно их окружал весь народ сильфов. – Тебе предстоит править на нашей земле! Я хочу сделать тебе подарок. – Король нагнулся и откуда-то, прямо из основания трона, вытянул узкий длинный футляр, обитый черным бархатом. – Когда-то Повелители сильфов владели двумя клинками, выкованными демиургами. Клинки эти создавались неразлучными – как побратимы, как возлюбленные. Других, схожих с ними, – не существует в целом мире. Но в последней войне один из клинков оказался похищен знаменитым воином людей – графом де Брен. Подобно многим, граф оказался обманут коварной Ринецеей и воевал на ее стороне. С тех пор я ничего не слышал об этом мече. А второй клинок…. открой футляр…

Генрих повиновался. На темной ткани лежала изящная рапира, изготовленная из необычной голубоватой стали. На тонком лезвии красовался знак рода де Грей. Несмотря на изумительное изящество, рапира не выглядела хрупкой. Барон восхищенно потянулся к удивительному оружию…

– Подожди, – остановил его король. – Оба этих клинка обладают разумом и сами выбирают хозяев. Если ты ей не понравишься, она никогда не станет твоим другом!

«Она, – подумал Генрих. – Конечно, она! Узкая, грациозная, женственно прекрасная и опасная… Миледи! – Он мысленно обратился к рапире. – Моя самая желанная подруга. Я никогда не брошу тебя и не отдам никому, даже под угрозой смерти…»

По лезвию клинка пробежала вспышка света, и сильф ощутил живое тепло, исходящее от волшебной стали. Словно рапира пробудилась от долгого забытья и вновь задышала. Генрих осторожно взялся за чеканную рукоять. Изогнутая гарда, как живая, сама окружила его кулак, идеально подходя по размеру. «Я Гиарда – Белая тень! – прозвучал в его сознании мелодичный женский голос. – Я долго ждала тебя, хозяин».

– Надо же, – удовлетворенно хмыкнул король Грей. – Она узнала и приняла тебя. Только Повелители могут владеть этими клинками! Если тебе удастся найти второй меч и воссоединить Гиарду с ее супругом, то мало что в нашем мире сможет противостоять силе этого оружия… Иди же, – король снова указал в сторону прохода, ведущего к поверхности, – а своего дружка, – он протянут палец и пощекотал огонек, усевшийся на его плечо, – оставь мне. Это забавное магическое создание скрасит мое ожидание.

Маленький светлячок, сотворенный Шеасом и уже неоднократно доказавший редкостную сметливость, шаловливо подпрыгнул и, проскочив между ладоней властелина, нырнул в густую бороду, затаившись там и забавно помаргивая. Король усмехнулся и игриво подмигнул Генриху, наблюдавшему за этой мирной картиной. Барону оставалось бессильно развести руками и признать, что не одним только рапирам дозволено выбирать хозяев по собственному усмотрению.

Молодой Повелитель уже уходил, когда его догнали последние слова прикованного короля:

– Ты отдал мне волшебный огонек, но не бойся оказаться в темноте. Теперь твое зрение стало намного более острым и совершенным. Впрочем, это касается и всех остальных способностей. Но в этом ты еще сможешь убедиться… Да хранят тебя Истинные боги, сын мой!

 

Генрих быстро шагал по коридору, выложенному белым мрамором. Кроме одежды и оружия, король Грей заставил его взять дорожную сумку, наполненную множеством разнообразных полезных вещей. В том числе там присутствовали – увесистый кошелек с золотыми монетами и великолепными драгоценными камнями, отличная карта и странный золотой жезл, назначения которого Генрих не понимал, но, уповая на мудрость великого короля, бережно спрятал на самом дне сумки. Барон с восторгом присматривался, прислушивался и привыкал к своему новому телу, а также к необычной ясности разнообразных мыслей и знаний, наполнявших его голову. К своему огромному изумлению, сильф обнаружил, что нежданно-негаданно приобрел огромную осведомленность не только в староэльфийском, до этих пор являвшемся настоящим мучением для того, маленького Генриха, но и во многих других науках, о наличии которых он ранее и не подозревал. Он начал разбираться в географии и политике, медицине и литературе. На ходу барон громко декламировал стихи известных поэтов с Поющего острова и находил их восхитительными. Острое зрение позволило ему даже в полумраке пещерного коридора внимательно изучить полученную от Грея карту. Покопавшись в тайниках усовершенствованной памяти, Повелитель обнаружил, что нанесенные на нее города, леса, долины и реки – никогда им не виданные – между тем, о многом говорят его воображению. Так, не посетив лично Долину кленов, начинающуюся сразу за Черными горами, он все же подробно знал о бурной реке Лиаре, протекавшей в тех местах и славящейся опасными водопадами и перекатами. Погрузившись в ценные воспоминания и не отрываясь от карты, Генрих продолжал путь, периодически задевая за стены коридора своими плечами, ставшими непривычно широкими. Возможно, именно эти неприятные шаркающие звуки и помешали ему вовремя расслышать злобное шипение, раздавшееся за спиной. Только интуитивная реакция натренированного воина позволила избежать нападения и вовремя отпрыгнуть в сторону. Неуловимо быстрым движением барон выхватил рапиру и повернулся к неожиданному противнику.

Гигантская белая кобра, стоя на хвосте и поднявшись на высоту, превышавшую немалый рост Генриха, раскачивалась под потолком пещеры, опасно раздувая кожаный капюшон. Длинный раздвоенный язык, высунувшийся между огромных клыков, с которых капал яд, и стал источником мерзкого шипения, так неосторожно проигнорированного бароном. Но даже не чудовищные размеры змеи заставили сильфа сильнее стиснуть рукоять клинка. Кобра, во всем прочем не отличавшаяся от обычных змей, имела женское лицо, искаженное гримасой ярости. Ярко-алые глаза твари, с узкими вертикальными зрачками, неотступно следили за молодым Повелителем.

– Упус-с-с-с-стила я тебя, мальчишка! Недооценила, не посчитала по-настоящему опасным! – При каждом слове с клыков чудовища срывались капли яда, одним своим скользящим прикосновением выжигавшие широкие борозды в мраморе стен. – Ну, да ничего, это пока еще поправимо, ты не выйдешь из пещеры!

Генрих узнал пылающие глаза, когда-то увиденные им во сне. Но теперь лицо этой женщины не выглядело прекрасным. Его портила ненависть, делая пугающе уродливым, отображающим всю демоническую сущность мстительной твари.

– Ты спохватилась слишком поздно, Ринецея! – Сильф угрожающе пошевелил острием рапиры. – Птенец превратился в ястреба и сам стал охотником. Теперь я слишком силен для твоих старых кривых зубов.

Змея-демоница разгневанно зашипела и выплюнула целый сгусток мертвенно-желтого яда. Молодой Повелитель подставил лезвие Гиарды и увидел, как, соприкоснувшись с волшебной сталью, мерзкая субстанция ослепительно вспыхнула и испарилась бесследно. Не давая противнику опомниться, кобра качнулась всем телом и нанесла молниеносный удар головой, целясь прямо в грудь барона. Генрих совершил ловкий поворот на одной ноге и эффектно ушел вбок. Не сумев остановить начатого движения, Ринецея, всей изрядной массой грузно врезалась в стену коридора. Раздался оглушительный грохот, по мраморной плите пошли крупные трещины. Оценив мощность удара, сильф негодующе вскрикнул и, здраво прикинув неравное соотношение сил, развернулся и со всех ног бросился бегом по тоннелю. Контролируя дыхание, Генрих буквально летел по коридору, радостно замечая свет, брезживший в конце. С каждой минутой свет становился все ярче и все ближе, но кобра не отставала. Молодой Повелитель слышал неумолимо приближающиеся звуки, издаваемый чешуей, соприкасающейся с каменным полом. И, судя по всему, демоница передвигалась со скоростью, превышающей его возможности. Генрих обернулся. Змея надвигалась, торжествующе прищурив кровавые глаза и высунув омерзительный язык.

Сильф понимал, что даже при самом удачном стечении обстоятельств он сможет нанести только один удар, который вряд ли окажется смертельным для такой огромной твари. Кроме того, Генрих еще полностью не изучил возможностей клинка демиургов, но решил поверить в удачу, всегда сопутствующую храбрецам. Он остановился и, вместо того чтобы направить оружие в сторону нагонявшей его твари, подпрыгнул. Во время прыжка барон, собрав все доступные силы, ударил лезвием рапиры в потолок пещеры. Все случившееся дальше превзошло самые смелые ожидания отважного воина. Гиарда вошла в скальную породу как нож в масло, выломив огромный кусок из свода коридора. Вслед за этим весь каменный потолок пришел в движение, начав осыпаться прямо на голову подоспевшей твари. Ринецея закричала от боли и разочарования. Остановившийся барон, не веря глазам, наблюдал, как каменные глыбы погребают под собой огромную кобру, замуровывая ее в коридоре. Но в последний момент, прежде чем обрушившаяся лавина поглотила ее полностью, Ринецея сумела высвободить огромный хвост и наотмашь хлестнула Генриха, угодив прямо в грудь. Змеиный хвост оканчивался острым шипом, который легко, словно гигантское лезвие, прошелся по торсу сильфа, рассекая плоть и ломая кости. И сразу же после этого кобра исчезла, полностью заваленная каменным крошевом. Повелитель упал на пол, почти не ощущая боли, чувствуя лишь привкус крови на прикушенных губах. Выход из пещеры, зиявший как большое окно, излучавшее ослепительный солнечный свет, казался таким близким. Генрих попытался подняться на ноги, но не смог. Тогда, влекомый притягательным дневным светом, он пополз к выходу, уже одним только усилием воли приподнимая непослушное тело.

И он дополз. Высунул голову, увидел сочную зеленую траву и голубое небо, услышал громкое щебетание птиц и плеск речной воды. Зацепившись руками, путник подтянулся, перевалился через край лаза и покатился вниз по склону холма, щедро смешивая кровь глубоких ран с пыльцой приминаемых цветов.