Глава 6. «Небо было сероватым и облачным

POV Билл

«Небо было сероватым и облачным. Дождь накрапывал все сильнее. Здесь всем плевать на дождь. Здесь людей учат жить, невзирая ни на что. Здесь жестокость - легальная вещь. Здесь воспитываются взрослые люди. Те, кто захотел жить по своим правилам.

Я не знал этого места, но память услужливо показала мне тебя. Кто бы ты ни был. Я слышал твои мысли. Чувствовал вместе с тобой. Это было странно, словно я находился в теле, которым не управлял, делил его с неким близким мне сознанием.

Я точно знал, что я - это я, а не ты. Я так привык никого не пускать в себя, что не мог принять, как сейчас, тебя. Ты был чужак. Этим все сказано.

Но это не помешало мне гулять по твоему прошлому в твоем теле. Было неуютно, я бился в рамках твоего сознания. Но любопытство - треклятая вещь, остатки человечности.

Это Кадетский корпус.

Два слова, решившие жизнь многих. Я слышал многое об этом жестоком месте, но никогда не подумал, что увижу его вот так. Наверное, кто бы ты ни был, ты теперь зверь.

Я слышал однажды, как отец грозился отправить Джека туда. Тот всякий раз говорил: «Если я и попаду в этот гадюшник, то только вместе с вашим щенком Биллом!» Я знал: хуже этого места для Джека нет ничего. Он был там всего неделю, после чего Элена со скандалом привезла его домой. Приукрашенного ушибами, исхудавшего, испуганного, вздрагивающего от каждого звука.

Дождь припустил с удвоенной силой, превращаясь в ливень. Я услышал громоподобный голос, от которого внутри у меня все сжалось. Но ты был уверен и спокоен.

- Итак! Сегодня, благодаря дождю, мы можем сделать наши учения максимально эффективными! Если вам мокро и неуютно, то вы не кадет, ясно?! Потому что эта погода должна казаться вам раем на земле! Сейчас вы пройдете полосу препятствий и стрельбища! За норматив! Кто опоздает больше, чем на полторы секунды - дополнительный круг вокруг всей части! Сержанты! Готовьте кадетов! – я увидел командира на старте.

Ты выступил вперед. Твой голос был стальным.

- Отряд! Все готовы?

- Так точно, сержант Каулитц! – огромные парни с жесткими обветренными лицами. Все подчинялись тебе.

- Тогда вперед! По команде! Лейтенант Аргольц, отряд построен и к прохождению полосы препятствий готов!

Рядом раздались похожие команды.

- Вперед! - дал сигнал лейтенант.

В один крохотный миг тысяча ног сорвалась с места. Я чувствовал только твое дыхание, только твое часто бьющееся сердце. Ты привык, ты был здесь уже не первый год. Ты бежал легко и сильно, подгоняя последних.
Ты упал в грязь. Десятки других сделали то же самое привычными движениями. Лица были сосредоточены и серьезны. Здесь нет места слабости или шуткам. Ты проехал по жидкой земле, хватая первый попавшийся автомат, на секунду прицелился. Мишень напротив тебя с треском свалилась. Ты вскочил, подгоняя свой отряд. Снова вперед: канаты, лестницы, тоннели.

Все это отдавалось сумасшедшим круговоротом в моей голове. Один день - нет, один час!

Это было как кино. Твое прошлое. Кем ты был? Вот вопрос. Кто ты, прошедший через этот ад добровольно? Кто ты?
Воспоминание прервалось. Появилось новое. Это точно была казарма: много двухъярусных коек, прикрытых зелеными покрывалами, идеально выглаженных. Твой отряд. Они стояли вокруг тебя. Ты был суров. Перед тобой переминался широкоплечий здоровяк.

- Последний раз говорю, рядовой Юстин, я не терплю таких вещей. Лучше сразу извинитесь, - ты был силен и осознавал свою власть.

- Уже ползу, сержант Кау, щас только лыжи зашнурую! – тот засмеялся.

- Тогда пеняй на себя, - тихо сказал ты.

Он неожиданно замахнулся. Ты явно ждал. Твоя рука одним четким движением перехватила его руку и с хрустом заломила назад. Раздался вскрик, и Юстин повалился на пол, силясь высвободиться, но только тихо вскрикивая от боли. Негромко, чтобы не услышали офицеры. Они закрывали глаза на мелкие разборки, но если зайти слишком далеко...

Ты легко протянул руку на сантиметр выше. Раздался вскрик и приглушенный болью голос:

- Нет! А-а-ай!

- Извинитесь, рядовой Юстин, - ты не угрожал - был идеально спокоен. Я не понимал тебя. Сейчас, секунду назад, мне было страшно, потому что я видел в тебе насильника над людской волей, привыкшего все решать силой. Ты должен был бы избить его за дерзость.

- Да! Да! Да! Простите меня, сержант Каулитц! Я... я нарушил устав! Я... ай... недостоин быть кадетом! Это... в последний раз! – ему конец. Так поступил бы я. Так сделаешь ты?

- Встать, рядовой Юстин! – ты отпустил его руку, - Отряд! Свободен! Пятьдесят три минуты до отбоя!

Все начали медленно расходиться. Словно ничего и не было. Так кем же ты был? Ты прошел через зверство и жестокость, но не был зверем. Ты прошел круги ада, но остался человеком. Как?

Про себя ты устало вздохнул. Джастин был не первым и, видит бог, не последним. Ты обернулся…

Позади сверкало огромное зеркало во всю стену. И я увидел уверенного в себе, статного, сильного юношу с русыми дредлоками и пирсингом в пухлой губе. Глаза на мгновение окунулись в мои – я увидел там…

- Нет! – я проснулся.

Холодный пот струился по лбу, руки тряслись. Я видел призрак! Мое самочувствие резко опустилось в минус, я схватился за пистолеты…

Они непривычно заскользили в мокрой ладони. Я прижал их к груди.

Правда, Ложь, заберите мою боль, возьмите мою слабость, оставьте мне свое безразличие! Я прошу!

Что-то горячее капнуло мне на руку. ЧТО?! Слеза?! Нет, нет, не могло быть, нет! Я не человек! Нет!

Я едва смог подавить дикое желание разрыдаться. Восстановил дыхание. И пошел в ванную.

Нет, я не хотел видеть это. Только не это, прошу, не надо. Это не так.

- Нет! – я впился ногтями до боли в лицо. Ненавижу! Кто ты такой, черт тебя возьми?! И почему твое лицо так похоже на мое?! Дерьмо! Эти глаза – твои - и мои. Губы, нос, ВСЕ! Такое похожее! Я словно видел себя. Кто ты?
И я начал думать, что ты – это я, только в другом воплощении. Мое несчастное воспаленное сознание сводило меня с ума.

Нет, Каулитц. Да, я Каулитц - ты мое второе воплощение. Ты тоже Каулитц.

Даже ты был счастлив! Мать, дом, друзья, девушки! Все, чего лишен я! Я что, твоя неудачная копия?!

Дерьмо, думал я. Это бред. Тебя не существует. Это был сон, глупость, ерунда. Это были мои желания, наверное. То, чего хотел бы я. Как хотел бы прожить эту жизнь я. Какая глупость.

Ничего уже не вернуть. А я это я. И никто не в состоянии отнять этого. Я Вильгельм Каулитц. Я - выше.

Я распахнул окно. Было промозгло, сыро - идеально. И туман все еще стелился над городом. Локсманн, сегодня он. Завтра Клюгель. По очереди. Иного они не заслуживали.

Я накинул плащ. Где этот маленький аппаратик, что предаст их всех сегодня так легко?

Они были глупы, как и все люди. Вещи – ничто без хозяев. Они не приручали вещи, и вещи предали их. Зачем каждую вещь делать своей? У них их тысячи. Так для чего? А ведь у каждой из них есть сущность. Но они только вещи - и их не признают. Так ведь проще.

Знание этого стоит дорого. И многим из них будет стоить жизни.

Я нашел контакт «Локсманн». Щелкнула кнопка, и я услышал гудки.

- Рокстер, сука, я тебя урежу, когда найду! - прохрипел голос на том конце, - Какого х*я тебе надо с утра пораньше?!

Было семь часов. Он ничего не соображал. На то был расчет.

- Дело есть.

- Вот, бл*дь, час от часу не легче! Попозже не мог?! И чего у тебя с голосом? Совсем девка тебя затр*хала?

- Не мог! Ага, че ты думаешь я так рано встал?! Короче, девка - смерч вообще, но, бл*дь, она меня за*бала! Дело такое: подъезжаешь к четырем, загребаешь в машину и везешь по тому адресу, который она скажет, ясно?

В трубке хрюкнуло.

- А че случилось-то?

- Бл*дь, времени нет, я съ*бываюсь! Меня можете неделю еще не ждать: я в опале!

- Ладно! А это... ну... можно?

- Тр*хнуть?

- Ага.

- Запросто! Только пеняй на себя потом.

- СПИДозная что ли?

- Приставучая!

- А-а-а, ну ладно... мне одному?

- Ясное дело! А то мало ли.

- Короче, понял. Встретимся через неделю, Рокстер.

- Пока, – я отключился. До встречи, сука. Под дулом пистолета.

С Рокстером увидитесь в аду. И меньше чем через неделю.

Угадайте, кто должен играть роль девочки?

И тут у меня сильно закружилась голова. Я сел на кровать. Копы?!

«…Кто же ты? Неужели ты мог бить ни в чем не повинного человека? Кто ты: жертва или же сам убийца?..»

Дерьмо! Какого черта, Рокстер? Никогда бы не подумал, что ты вызовешь у кого-то такие сопливые мысли. Знал бы ты, идиот, кем был при жизни этот мерзавец и что он делал каждый день. Ты слишком умный, коп, лучше бы ты не лез.

Это был какой-то молодой коп. И что-то в нем казалось мне знакомым. Что-то внутри.

«…Эй, ты! Кто ты? Зачем ты убил его? Его зовут Рокстер, так?..»

Я опешил. В моей голове хозяйничал какой-то коп!

Какая разница, зачем? Были причины. Значит, ты тоже слышишь... В этом чертовом городе даже в собственной голове нельзя побыть наедине с собой! Мне плевать кто ты, но ты мне не нравишься.

«…Почему? Уж не потому ли, что я никого не убил, да еще и ищу тебя?..»

Что ты знаешь о смерти, правильный полицейский? Что ты знаешь об этом мерзавце?

«…Уже хотя бы то, что он один из тех, кто мог избивать и насиловать…»

Какие, однако, сведения! Откуда ты можешь знать о том, что произошло в Гамбурге много лет назад?

«…Гамбург? Отлично! Я просто видел твои сны…»

Дерьмо! То-то я не вижу их уже второй день. Зато мне снится какая-то чертовщина про школу, баб.

«…Мои сны чертовщина? Смею заверить, твои еще хуже – тюрьма и мужики. Так кто ты? Я хочу знать…»

Зачем? Чтобы посадить меня? Не смеши, я пока еще здоров, чтобы доверить свою жизнь человеку! Прощай. Постарайся больше не лезть в мои мысли. А за сны спасибо – я спал отлично, хоть и ржал до упаду, когда просыпался.

Я сжал сознание в тиски воли. Мне не нужно, чтобы там был кто-то посторонний!

Что это было? Кто? И как он читал мои мысли?! Это было просто сумасшествие: чужие сны, чужие мысли. Что дальше? Чужая жизнь?

Значит, уже нашли. Это было похвально. Только это им ничего не даст. Пистолета в поле зрения не было, отпечатков я не оставил, образцов ДНК тоже, паспорта нет, телефона нет. Попробуйте, поймайте! Да к этому времени меня уже не будет здесь! Так я думал.

Впрочем, что мог увидеть этот человек, заглянув глубже, чем сейчас? То же, что увидела наивная девочка.
Сосущую пустоту с запахом раскаленной стали. Моя кровь давно приобрела металлический привкус. Высший волен быть таким, каким желает его высокий разум. И только слезы - они оставались все такими же горячими и человечными.

Но их век недолог. И скоро, уже скоро, не станет ничего, что может меня заставить плакать. Так будет легче. Так будет правильнее.

Было только семь. Весь город находился в моем распоряжении. Нет человека более свободного, чем человек, у которого нет ничего.

Это я.

Они гасли с наступлением утра. Они шли за уходящей ночью. Огни Берлина - так далеки и так близки, красивы и манящи. Великолепно коварны.

Я не доверял им. Они были ночные существа. Их суть лишь свет и загадка. Они красивы, пока не знаешь того, что внутри: кварцевые трубки, вольфрамовые пружины.

Ветер снова трепал мне волосы. Он был холодным. Такова была настоящая свобода – холод, голос, нужда, мир, власть. Настоящая свобода - одиночество и пустота.

Я стремился именно к ней. Примет ли она меня? Пока я не знал.

Было тихо. Ветер напевает свои мотивы. Кто его слышал? Никто. Даже я оставался глух.

- Мамочка, - тишину пронзил чуждый звук.

Что это было?

- Мамуленька, мама! Где ты? Мам...

Я вздрогнул и остановился. Я сжал руки и закрыл глаза. Я закусил губы и подавил боль. Я старался не слышать изо всех сил. Я сжал в тиски жалость. Я проглотил желание помочь. Я переставил одну ногу, вторую – с диким трудом…

- Мамуля! Где ты? - и плач, детский плач.

Я задрожал. Человеческое во мне ныло и требовало вмешательства. Я боролся с самой природой.

В конце концов, я сдался. Глаза начали цепляться за туман в надежде найти ребенка. В ушах моих стоял плач, причинявший мне почти физическую боль. Я пошел, нет, побежал туда, откуда доносился беспомощный детский голосок.

- Ой! Кто вы? – это была девочка лет пяти. Темные волосы рассыпались по хрупким детским плечикам, в серых испуганных глазах стояли слезки. Крошечные ручки как за соломинку хватались за плюшевого мишку.

- Я... а... на кого я похож? – я едва узнал свой голос. Он был – проклятье! – ласковым.

- На волшебника, - она с любопытством и облегчением улыбнулась, словно играя.

- Почему?

- Ты пришел из тумана. И ты очень красивый. Как тебя зовут? - она сделала несмелый шажок ко мне.

- Билл, - выдохнул я давно не произносимое имя. Я забыл, как оно звучит.

- Билл, - тихонько сказал ребенок, - А я Мари.

- Очень красивое имя, Мари. Где твоя мама? – я улыбнулся. Улыбнулся. За что мне это?

- Мы шли через бульвар, там было много народу. Все толкались и спешили, я не удержала ее за руку. Пришла сюда. Но ты же волшебник? Ты же меня не бросишь, правда?

Ах, если б я мог...

- Нет, Мари, нет. Возьми меня за руку, - я протянул ей ладонь.

- У тебя красивые руки. Только очень-очень холодные. Ты замерз?

Я забыл об этом.

- Нет, - мы шли через туман к бульвару, - Я никогда не мерзну.

- Правда? – она улыбнулась, - Это потому что ты волшебник. Ты добрый или злой?

Что я мог ответить на такой детский вопрос? И я сбежал.

- Посмотри, а там не твоя мама? – это слышались в толпе одинокие крики «Мари! Доченька!»

Звал ли меня так же отец, когда я ушел? Вышел ли на улицу в тщетной надежде найти? Задумался ли, что я не виноват?

- Мама! Билли, куда же ты? – я пятился за плотную завесу тумана.

- Куда-нибудь. Мы еще увидимся, Мари, - я отошел всего-то на метр. Давно мне не было так больно. Меня жгло от той картины одинокого потерянного отца, что предстала передо мной.

То что я слышал, не прибавляло мужества.

- Мамочка!

- Золотце мое, где же ты была?! Девочка моя, солнышко! Не пугай маму так больше.

- Меня привел волшебник.

- Правда? Он красивый? – в голосе женщины была слышна улыбка.

- Очень. У него добрые глаза. Его зовут Билл.

Я сорвался и побежал. Я не мог так больше. Я был человеком. Все-таки человеком. КАК искоренить это, как забыть, кем ты рожден?!

Ответ один - убить. Постепенно».