Студопедия — Воздушный змей
Студопедия Главная Случайная страница Обратная связь

Разделы: Автомобили Астрономия Биология География Дом и сад Другие языки Другое Информатика История Культура Литература Логика Математика Медицина Металлургия Механика Образование Охрана труда Педагогика Политика Право Психология Религия Риторика Социология Спорт Строительство Технология Туризм Физика Философия Финансы Химия Черчение Экология Экономика Электроника

Воздушный змей






 

 

В неизвестность первые шаги…

Из детства – в бесконечную туманную даль.

Путь этот проходит сквозь поток событий, чередующихся, словно в калейдоскопе: горьких и сладких, грустных и весёлых, радужных…

Разных!

 

Великим событием для меня было появление в городе первых троллейбусов. Я называл их «рогачи». Они разворачивались на старом вокзале, у Танка. Первый раз на диковинном транспорте прокатился с отцом. Мне всё понравилось: как кондуктор отматывает билеты из сумки на животе, переходя по просторному салону от одного пассажира к другому; какие блестящие в троллейбусе поручни, широкие мягкие сиденья и большуханские стёкла, точно в аквариуме. Топливо не заливают – а Он везёт и везёт, да ещё электричеством в высоких проводах потрескивает. Можно стоять и смотреть через стекло, как водитель рулит. Я сдвинул козырёк кепки набок, прижался лбом к стеклу-перегородке, расплющив нос. А добрая тётенька-кондуктор заметила, что я в восторге:

– Мальчик, ты приходи, я тебя покатаю!

– Меня?! Покатаете?..

На следующий день родители – на работу, а я нарядился, будто праздник, и пошлёпал на остановку. Стою, высматриваю нужный троллейбус. Их много… Один придёт – другой уйдёт. Один придёт – другой уйдёт. Вытягиваю шею, глазею по окнам, ищу знакомую тётеньку. Самовольно зайти в троллейбус… не смею. Жду, когда меня окликнут, позовут. А доброй тётушки всё нет и нет. Приволок деревянный ящик, сел на него, кулачок – под щёку. Пригорюнился. Захотел есть, убежал домой. На следующее утро опять пришёл. Такое желание было прокатиться…

Две недели ходил по утрам на остановку, ждал кондукторшу, но так её больше и не увидел…

 

В детстве я был нерешительным, робким. Часто плакал. Если чего-то хотелось, терпеливо ждал, просительно заглядывая взрослым в глаза. Не любил себя за это, да что толку.

Мне казалось, я никогда не стану смелее.

 

До переезда на Тринадцатый мы жили у бабушки в Сулажгоре. Городской район этот больше смахивал на деревню. Бревенчатый бабушкин дом – «хоромы», как уважительно величали домашние, – стоял на горушке. У неё и хозяйство деревенское: кролики, курицы. За домом – огородище: с картошкой, морковкой, редиской, укропом, лучком.

Из сверстников по соседству – мальчишка на год младше. Мы с ним всё мечтали найти клад и купить гору «петушков». На поиски отправлялись к автобусным остановкам, забирались под деревянный настил, искали оброненные монетки.

Сквозь щели в досках дневной свет еле пробивается. Подолгу кряхтим, ползая в тесном пыльном пространстве. Если народ ходит по остановке, затаимся, чтобы не выдать себя. (Доски прогибаются над головой, песок сверху сыплется – лежим, не дышим.) Добыча бывала разной. Сразу после зимы, когда таял снег, мы собирали мелочи по целой горсти. Полная жменя копеечек, трёхкопеечек, пятачков. Выбираешься оттуда грязный, как чёрт, и довольный, если нашёл. Считать не умели и все монетки кучкой относили в магазин в обмен на леденцы. Эти остановки служили нам копилочками.

Как-то раз страшно повезло: у магазина, в траве, мы нашли мокрую красную денежку с портретом дедушки Ленина. Разделили по-честному: одну половинку я оторвал ему, вторую взял себе. Тратить сразу не стали, решили копить на велик…

Каждое лето к бабушке на каникулы приезжал мой двоюродный брат в нарядной плюшевой кепке. Он был старше меня на два года, но важничал на все четыре. Со мной совсем не играл. Я невольно тянулся к нему, а он знай посмеивался:

– Тюля!

Однажды брат взял из кладовки дедушкины инструменты, старую газету, с кухни – нож и унёс всё в сарай. Слышу, что-то мастерит: пилит, стругает. Пытаюсь приблизиться – шикает. Закончил работу, выносит из сарая непонятную хрупкую конструкцию из реечек, обтянутых газетой, с длинным расщеплённым хвостом-мочалкой из лыка. Теряюсь в догадках: что это? Идёт на пустырь. Я – поодаль, следом. Разбегается, подняв вверх таинственный аппарат, и внезапно тот, словно живой… взмывает в воздух! Управляя длинной нитью, брат то отпускает его в свободный полёт, то придерживает, подтягивая к земле. Издали смотрю, как в вышине планирует белый квадрат, как взбирается он в небо по невидимым ступеням. Длинный хвост с бантиком на конце красиво вьётся по воздуху.

Мне тоже хотелось так бежать, удерживая шнур…

Навстречу ветру!

 

В августе брат засобирался в свою Кандалакшу-говнялакшу. Едва дождавшись, когда за ним хлопнет калитка, я кинулся в сарай… Чудо-крыла нигде не было! Обыскал каждый уголок и вдруг… наткнулся… на брошенные обломки растерзанной птицы.

Себя было жалко. Слёзы стояли в глазах.

Мечта запустить в небо воздушного змея с тех пор не отпускала меня, преследуя даже во сне.

 

***

 

В город, на Тринадцатый, мы переехали, когда мне исполнилось шесть лет.

Квартиру нам выделили в деревянном двухэтажном доме по шоссе Первого Мая: с отдельной кухней, водопроводом, с газовой колонкой. У нас, как у буржуев, теперь были свой туалет и целая комната на четверых: мама с папой и мы с сестрёнкой. (Брат Игорь появился через год.) Вот бы такую квартиру, да жить рядом с бабушкой! Там всё знакомое, родное.

В новом дворе я никого не знал, чурался ребят и летом с утра до вечера пропадал в Сулажгоре. Баушка жила с дедом и дядей Мишей, но я считал, что она главнее, и потому шёл в гости именно к ней. А ещё там была собака. (Дома мать не разрешала заводить, как ни канючил.) Спаниель Тишка отогревал мою душу. Издалека заприметит меня в начале улицы – летит навстречу со звонким радостным лаем, уши на бегу треплются. В дом прошмыгнёт между ног первым, заглядывает преданно в глаза и барабанит хвостом-обрубочком по фанерному шкафчику, быстро-быстро: «ту-ту-ту». Моё сердце восторженно вторит в ответ: «тук-тук-тук».

У нас с Тишкой секретов было – навалом!

 

Вот и это лето закончилось быстрее зимы. Началась учёба.

Из школы вернусь и сижу дома, грущу. Двор для меня чужой... Холодный. Неуютный.

Опасный…

Наблюдаю из окна с завистью, как ребята играют в снежки, строят крепость, прыгают с крыш сараев в сугробы. Им вместе хорошо, разве-есело… Так хочется... к ним!

Но я боюсь... выйду, все будут… смотреть на меня.

 

Пожалуй, я так и просидел бы взаперти до сих пор, но весной мать насильно выпихнула меня на улицу. В апреле на пустыре за сараями бежали полноводные ручьи. Детвора возводила запруды, пускала кораблики. Солнце слепит. Щурясь, гляжу по сторонам, вдыхаю талый воздух с запахом ивовых кустов. Малыши смеются, брызгаются, прыгают через поток.

 

Там впервые я и увидел Коську…

Он показался мне богатырём. Коська выделялся среди сверстников ловкостью, какой-то завидной отчаянностью. С ним хотели водиться все. Я об этом даже не мечтал…

Нас свела консервная банка с «килькой в томате».

Возвращаюсь однажды из школы, гляжу: во дворе Коська с ребятами. Подходит ко мне, конопатый и ростом… пониже будет. (Вспомнилось, отец рассказывал про Ленина: сперва все тоже считали, что вождь мирового пролетариата великан, а в Мавзолей-то заглянули… метр с кепкой!)

Коська протягивает мне руку:

– Давай знакомиться! Я знаю, ты из Сулажгоры, во втором «б» учишься. Тебя как звать?

– Вовка… – смущаюсь я, несмело отвечая на рукопожатие.

– Мы на стройку идём банку консервную взрывать. Айда с нами. Здоровски будет!..

Мальчишки в трикотажных отвисших спортивках, кто в синих, кто в чёрных. А я, как был, в школьной форме, с портфелем, так и пошёл. (Когда тут переодеваться?) Рядом строили хлебокомбинат, туда и направились. По дороге Коська рассказал, как они развлекаются. Его послушать: нет лучше забавы, чем, бегая по гулким этажам, играть в войнушку; прыгать с третьего этажа на песчаную кучу под окном – кто дальше; жевать «вар»; выкачивать бензин из оставленного на ночь грузовика и, разливая его по лужам, наблюдать, как «вода горит»; нагребать карбид, делать из бутылок гранаты. Охранять всё это богатство приставлен сторож. Но разве успеть бородатому хромому старику за ватагой быстрых на ногу пацанов? Пока он с одного края стережёт, ребятня к другому прицелится.

По шаткой доске мы перебрались через глубокую траншею, нырнули в окно. Огляделись. Какое-то время стояли, прислушиваясь. Тихо. На бетонном полу сложены водопроводные трубы, батареи, льняная пакля. Коська достал из груды заготовок чугунный смеситель, прикрутил к нему с одной стороны стальную трубку, на конец – муфту. Получился пистолет. Как настоящий! Я в восторге…

Коська сунул «песталь» за солдатский ремень и стал пробираться к дверному проёму. Мы – за ним. Попадаем в длинный коридор, оттуда – на площадку. По лестничным пролётам без перил поднимаемся на третий этаж.

Коська, раскинув руки, задорно крикнул:

– Э-ге-геей!!!

По хмурым, тихим закуткам стройки пошло разгуливать озорное эхо. Ребята весело гомонили, я мало-помалу осваивался. Наконец Коська, многозначительно поглядывая на нас, достаёт из штанов пузатую консервную банку. На грязной этикетке угадывалась надпись: «Килька в томате». Аккуратно кладёт банку на пол и командует:

– Ищите камень побольше!

Расходимся в разные стороны. Я нахожу булыган первым и, кажилясь, тащу его.

Так… хочется… угодить… товарищам!..

– Ништяк… – одобряет Коська. – Сейчас рванём!

Мы склонились, пялимся на банку, ждём, что будет. Коська поднимает каменюгу и – на раздутую мину…

– Ба-ааах!!!

Резкий хлопок-взрыв на мгновенье оглушил. Смотрю на ребят: по лицам, по одежде стекает килька многолетней выдержки. Пацаны гогочут. Я робко подхохатываю. Запах… даже с ног не сбил, всего лишь чуть повело, сделалось витиевато… (Не-еет, каждый день я так дружить не смогу-уу.)

И тут скрипучий окрик:

– Вот я… ваааам!!!

Над ухом испуганно рявкнули:

– Шухер!..

В штанах стало тепло и сыро: «Адреналин! – мелькнуло в голове. – Рассказывал отец». Дружки кинулись наутёк. Портфель где?.. Я заметался, поскольззз... Шмякнулся!

Сторож!!! Красная ручища... к портфелю моему...

Дурак какой-то… Мамочка!

Вся моя никудышная жизнь промелькнула в голове…

 

…Очнулся на куче песка с портфелем в руке. (Зачем я здесь?..) Коська насильно разжимает мне пальцы, восхищённо произносит:

– Ну, ты сиганул! Я бы так не смог.

Ребята подняли меня под руки, повели. (Мне было всё равно куда…) Я силился благодарно улыбаться в ответ.

В этот вечер засыпалось сладко. Счастье тихо убаюкивало: меня… приняли… в друзья! В друзья. (А всего-то нужно было – вымазаться вместе с ними.)

Рубашку и брюки мать долго отмачивала, затем шоркала на стиральной оцинкованной доске, несколько раз меняла воду. Полностью аромат «посвящения» покинул меня лишь после бани на Виданке, куда мы раз в неделю ходили всей семьёй.

Мыться я не любил: невыносимый жар в парилке, обжигающие доски с раскалёнными шляпками гвоздей, щипучее мыло, жёсткая мочалка! Отец натрёт меня, не обращая внимания на хныканье, излупцует веником да вдобавок окатит с головой чуть ли не кипятком. Не знаешь, как одеться: нижнее бельё противно липнет к влажному телу. Одна радость – буфет с круглыми высокими столиками. Себе батя покупал «Жигулёвское», а нам обязательно лимонад «Крем-соду» или «Крюшон» и коржик. Рядом стоит притихшая сестрёнка: личико пунцовое, волосы причудливо закручены в полотенце, блестящие росинки на носу. Блаженствуя, пьём с ней прохладный газированный напиток. Удовольствие растягиваем, следим друг за другом: у кого больше осталось.

В баню, под горку, шли быстро. Из бани – неспешно, распаренные, в истоме…

Раз в месяц, перед помывкой, мать водила меня в парикмахерскую. Советским пацанам никаких причёсок, кроме «чёлки», не полагалось. Всех стригли одинаково. У кого волосы редкие, ещё ничего: чёлка лежала нормально. А мои-то локоны пушистые, густые. И вот вся голова лысая, а на лбу уродливый пучок тёмных волос топорщится. Ходишь, как балбес. За лето, конечно, обрастали, но к школе приходилось лохмы корнать.

Банный день – в воскресенье, единственный выходной для школьников. А тут на неделе, ни с того ни с сего, Коська вызывает на улицу:

– Айда в баню!

– Это в среду-то?! Нипочём не пойду…

– Да я не за то… Не мыться.

Оказывается, пацаны из соседнего двора разнюхали в бане закуток, откуда можно подглядывать за женской половиной. Эка невидаль! Обнажённых девчонок, если не считать сеструхи, я сколько угодно видел в садике. У нас была общая горшочная. Нянечка заводила всю группу в холодную комнату, доставала со стеллажа горшки один за другим. Горшки белые, эмалированные и тоже холоднющие… двух типоразмеров: мужиков усаживала на те, что побольше, девок – на маленькие. Пол кафельный. Сидеть неподвижно – наказанье. Ногами отпихиваешься изо всех сил и, сидя верхом на горшке, елозишь с лязганьем – всяко интереснее, чем глазеть по сторонам.

– Пойдём, здоровски будет!

При этих словах у меня под ложечкой тревожно засосало…

Восемь лет – возраст бесполый. Мне нисколечки не хотелось идти. Разве что для расширения кругозора… Мать недоумённо пожала плечами, собрала полотенце, бельишко. Дала двенадцать копеек на лимонад.

Выскакиваю – во дворе Коська с бумажным пакетом. Мы вниз, дворами, напрямки. (Ни разу в кино так не спешили.) Покупаем билетики, мигом раздеваемся и ходом – в моечную. Мужское и женское отделение в бане отделялось маленьким техническим тамбуром, дверь туда на ключ не закрывалась, так, скамейкой припёрта. (Коська сознательно выбрал будний день – народу меньше.) Для вида набираем в тазики воду, ждём, когда два мужика-балагура уйдут хлестаться в парилку. Отодвигаем скамейку и – шмыг внутрь. Тесно. Цинковые тазы сложены друг на друга, тут же швабра, вёдра, половые тряпки. Дверь за собой прикрываем. Темно. И луч света из проковырянной дырочки с рваными краями. Ожидание, что нас вот-вот застукают, становится невыносимым. (Зачем я пошёл на это мокрое дело?)

Коська прилипает глазом к отверстию:

– Во… дают!..

Я стою на холодном кафельном полу, зябко подрагиваю. Кожа становится как у ракетки для настольного тенниса. Причмокивания Коськи озадачивают, заводят.

– Дай позырить!

– Подожди!

Нетерпеливо топчусь: «Он так всё самое интересное один увидит!»

Толкаю в бок:

– Пусти…

Изумлённо цокая, Коська нехотя отрывается от глазка. Я припадаю к «секе», но навести резкость не успеваю. Дверь сзади шумно распахивается!

Сделалось светло и страшно...

Чья-то мокрая крепкая рука больно хватает меня за ухо. Ну, так и знал!..

Истошный вопль работницы банно-прачечного хозяйства пустым опрокинутым ведром грохотал под высоченными сводами бани:

– Октябрята-ко-бе-ля-та!!! Ишь, повадились! Вот я вам сейчас гляделки устр-ооо-ою…

Коська, перепрыгивая через скамейки, дриснул к выходу…

Рассудок мой смешался... Бабка в грязно-белом халате несла меня за ухо… Я надеялся: сейчас мужики одёрнут распоясавшуюся старуху... отобьют меня. Но они лишь осуждающе смотрели на неё.

Неожиданно у самой двери баушка опустила меня на пол, доверительно приобняла за плечи. «Извиняться начнёт…», – едва успеваю подумать я и получаю... энергичный пинок в попу. Синяя дверь – в глаза!.. Бамм!!! Лбом распахиваю… Стара-ая!.. Карга-аа!..

Коська ждёт одетый. Хватаю пожитки, вдогон – за ним.

Одевался уже в буфете. Странно: лимонада совсем не хотелось…

 

…На полпути к дому пытаюсь вспомнить: где я? иду куда? откуда?.. Голова гудит. Рядом какой-то мальчик… Взахлёб рассказывает об увиденном. Ах, да-ааа!.. Картинки кажутся мне бесцветными… скучными. Ухо и шишка на лбу горят огнём, в голове противно звенит голос старой швабры. Фамильярность её меня просто шокировала!

 

Наш первый сексуальный опыт Коська назвал удачным, однако повторять его мне почему-то не хотелось. Я твёрдо решил ограничиться полученным багажом знаний на всю жизнь…

С Коськой никогда никому не было скучно. Он на выдумку горазд.

Как-то играли в «кислый круг». Девчонкам приспичило в сортир. Коська дождался, когда они рассядутся по дырочкам, открыл крышку, где выгребная яма, и огромный булыжник туда – бултых! Брызги, визги!!!

Заигрывал так с девочками…

 

Мои приятели были дворовыми детьми, по домам не сидели. Постепенно двор и для меня становился главным «местом жительства», забавой, воспитателем, близким другом. Я чувствовал, что с каждым днём сила его, дух переходят в меня…

Только когда появился телевизор, мы временно сменили образ жизни на оседлый.

Отец купил телик первым. «Рекорд» – бандура большая, экранчик маленький. И вот вечерина наступает – полдома сидят у нас в гостях, не протиснуться. Передачи транслировали с двух часов дня. Мы с благоговением включали волшебный ящик и жадно смотрели всё подряд, программу за программой: диктор говорит – интересно; новости какие – интересно; фильм художественный… будешь баловаться – старшие убьют, не отрываясь от экрана. Телевизор стоял на журнальном столике о трёх ножках. Однажды мы с Коськой кувыркались, задели столик, телевизор упал и… разбился.

Я почему так живо помню? Спасибо папе!.. Он впервые меня не ругал.

Молча порол…

Говорящего ящика не стало, и мы вернулись в лоно двора.

 

Между Тринадцатым и Пятым посёлком – Рыбка. Вдоль железной дороги – склад цветного металла под открытым небом. Территория огромная! Забираемся тайком через дыру в заборе. Кругом высоченные штабеля: двигатели от машин, электромоторы, спрессованные в кубы для переплавки. Поскольку подшипники изготовлены из прочной стали, они в алюминиево-медной массе остаются несмятыми. Поднимаемся на верхотуру, ворочаем брикеты. Найдём, где подшипничек запрессован с краю, скидываем понравившийся блок на землю и выковыриваем. А дальше – на самокаты, заместо колёс. Как сейчас, трогаю их масляную полированную поверхность… Ощущения эти живут на кончиках пальцев. У меня вообще обострённая тактильная память. Я могу из тысяч женских туфелек найти ту самую… стоптанную туфлю старухи-банщицы.

Нас и с Рыбки частенько гоняли. Какой-нибудь дядька заметит – и ну ругаться. Мы наутёк: «Сторож! Сторож!» А может, это просто рабочий?..

Самокат – две доски. В одной пропиливается окошко, ось – палочку делаешь, подшипники насаживаешь и – хоп! Самокат готов в шесть секунд. Чем больше диаметр подшипника, тем быстрее катишься. Как раз в ту пору начали перестраивать шоссе Первого Мая. Вместо узкой дороги, вымощенной булыжником из малинового кварцита, – Первомайский проспект с двумя широченными асфальтированными полосами движения. Ещё проезд для машин закрыт, а мы на самокатах по свежеуложенному асфальту гоняем вовсю. Такой простор!.. Подшипники при движении жужжат. Коська, Саня, Витёк, Гера… Кавалькадой как шуранём – гул стоит!

На самокатах ездили к железнодорожному тупику смотреть, как выгружают легковые автомобили «Москвич-407». Диковинка! В отличие от «броневичка» у новых – форма современная. Тринадцатый – район автомобилистов. Наши отцы технику почитали, в ней разбирались и тоже приходили оценить новую модель: «Да, хороша, но передок слабоват». Мы повторяем следом за старшими: «Слабоват!..»

Я мастерил вместе с ребятами самокаты, а ночью, закрыв глаза, видел уносящегося в небо воздушного змея. Детская несбытная мечта не давала покоя.

Однажды я рассказал о ней Коське, а уже на следующий день он притащил из дому журнал «Юный техник». На обложке счастливый мальчишка запускал в небо бумажного змея. В журнале было всё подробно расписано и начерчено.

Я с завистью разглядывал иллюстрации:

– Здорово!

– Мы сделаем не хуже! Айда!

– Ты что, сумеешь?..

Никогда не видел, как строят воздушного змея, и не представлял: «Ну как он полетит?»

Следуя инструкции, от сухой сосновой доски без сучков мы отщипнули тоненькие реечки. (Чем легче деревянные детали, тем проще запускать.) Пропитали их олифой. Склеили столярным клеем каркас: реечки из угла в угол, крест-накрест, и по периметру. (Точно выдержишь угол, будет что надо парить, неудачно – может вовсе не взлететь.) Из центра протянули длинную-предлинную нитку. Саня принёс лист кальки: бумага тонкая, плотная, хрустящая. (Это вам не страничка «Ленинской правды», как у двоюродного брата.) Четыре дня мы всей «шарашкой» колдовали в сарае над птицей счастья. Рисовали акварельными красками узоры на крыле, сушили под грузом. Для хвоста Коська стащил у сестры шиньон. Его распустили, распушили, покрасили в синий цвет. Хвост служит не только для красы. Это балансир: чем он длиннее, тем лучше. (Так в журнале было написано.)

Смастерили. Два дня ждали подходящей погоды…

Вечерами я подолгу ворочался, не мог заснуть. А утром первым бежал в сарай к своей птице. Наконец ветер задул уверенными сильными порывами. Мы бережно понесли воздушного змея на пустырь. Солнце, нагревая землю, вызывало испарения, и это было нам на руку. Сильный упругий ветер, наталкиваясь на взгорье, превращался в восходящий поток. С пригорка и решили запускать.

…До моего сознания не сразу доходит, что именно мне Коська великодушно предлагает:

– Вовка, запускай ты.

– Я?..

Он объяснил, как правильно держать катушку, сам кончиками пальцев взял змея. Дождавшись порыва ветра, мы побежали. Ветер пел у меня в ушах. Нитка натянулась, стала упругой. Коська, чувствуя, что змея подхватило вихрем, отпустил его.

Бумажная жар-птица решительно взмыла в голубое небо. Я отматываю катушку… выпускаю нитку… она поднимается всё выше, выше, выше.

Парит легко и свободно.

 

В третьем классе Коська с родителями переехал в другой город. Мы больше никогда не виделись, но я его запомнил навсегда и благодарен за то, что он помог моей заветной мечте расправить крылья и подняться высоко-высоко.

В самое небо.

 

*

 

 







Дата добавления: 2015-10-01; просмотров: 318. Нарушение авторских прав; Мы поможем в написании вашей работы!



Обзор компонентов Multisim Компоненты – это основа любой схемы, это все элементы, из которых она состоит. Multisim оперирует с двумя категориями...

Композиция из абстрактных геометрических фигур Данная композиция состоит из линий, штриховки, абстрактных геометрических форм...

Важнейшие способы обработки и анализа рядов динамики Не во всех случаях эмпирические данные рядов динамики позволяют определить тенденцию изменения явления во времени...

ТЕОРЕТИЧЕСКАЯ МЕХАНИКА Статика является частью теоретической механики, изучающей условия, при ко­торых тело находится под действием заданной системы сил...

Понятие массовых мероприятий, их виды Под массовыми мероприятиями следует понимать совокупность действий или явлений социальной жизни с участием большого количества граждан...

Тактика действий нарядов полиции по предупреждению и пресечению правонарушений при проведении массовых мероприятий К особенностям проведения массовых мероприятий и факторам, влияющим на охрану общественного порядка и обеспечение общественной безопасности, можно отнести значительное количество субъектов, принимающих участие в их подготовке и проведении...

Тактические действия нарядов полиции по предупреждению и пресечению групповых нарушений общественного порядка и массовых беспорядков В целях предупреждения разрастания групповых нарушений общественного порядка (далееГНОП) в массовые беспорядки подразделения (наряды) полиции осуществляют следующие мероприятия...

Интуитивное мышление Мышление — это пси­хический процесс, обеспечивающий познание сущности предме­тов и явлений и самого субъекта...

Объект, субъект, предмет, цели и задачи управления персоналом Социальная система организации делится на две основные подсистемы: управляющую и управляемую...

Законы Генри, Дальтона, Сеченова. Применение этих законов при лечении кессонной болезни, лечении в барокамере и исследовании электролитного состава крови Закон Генри: Количество газа, растворенного при данной температуре в определенном объеме жидкости, при равновесии прямо пропорциональны давлению газа...

Studopedia.info - Студопедия - 2014-2024 год . (0.014 сек.) русская версия | украинская версия