Никогда не разговаривай на улице с незнакомыми людьми.
(предупреждение)
Если вы когда-нибудь захотите увидеть ангелов, настоящих ангелов с белыми крыльями и чистыми невинными глазами, с серебристым смехом и детской чарующей улыбкой, то идите прямиком в Райский сад, ибо на свете нет лучше места для божественных созданий, чем этот маленький уютный уголок.
Высокие стройные деревья, вечно молодые и вечнозеленые укрывают сад от палящего солнца, лужайки, пестрящие бабочками и цветами, покрыты нежной травой, дорожки, посыпанные песком, ведут к ручейкам, весело журчащим в траве или камнях, и повсюду слышны радостные крики и смех. Даже воздух здесь напоен необыкновенным спокойствием, наполняющим душу блаженством с каждым вздохом. О, Райский сад – это чудесное место, поистине, говорю я вам!
Но только самые чистые и самоотверженные души могут попасть туда, души, наполненные добротой и кротостью; души с безоговорочной верой в любовь и безграничным милосердием.
Всем остальным же остается довольствоваться ослепительно-зеленой листвой, скрывающей глубины сада, и веселым смехом, доносящимся из-за ограды.
И все бы ничего, если бы ограда не была такой маленькой, сделанной из деревянных прутьев, украшенных розами и амурами, дающая любому прохожему возможность заглянуть в этот благословенный Богом уголок.
Ведь если бы мы знали наперед, чем кончится эта история, то, несомненно, потребовали бы огородить Райский сад глухой бетонной стеной, достаточно высокой и непреодолимой, чтобы никто не мог нарушить покой ангелов. Но, как на зло, там была лишь декоративная оградка, и как на зло, Кей уже показался вдали. А значит, я прерываю свое повествование, чтобы уделить немного внимания его персоне.
Персона его, на первый взгляд, не представляла собой ничего особенного, и поэтому не возбудила интереса ни пожухлой травы, растущей на обочине, ни бабочек, спешащих в райский сад, ни ветра, дразнящего ароматом райских цветов.
Кей шел не спеша, раздумывая, а стоит ли ему вообще идти, потому что особого желания, да и толку в этом не было. Но он машинально брел, вздымая фонтанчики пыли, которая ложилась на его черные ботинки и черные штаны. Надо сказать, что Кей очень любил черный цвет. И этот цвет, несомненно, шел к его загорелой коже, черным коротким волосам, темным глазам и ослепительно-белой улыбке. Вход в Райский сад ему был уже закрыт, ведь глаза Кея давно перестали сиять детской непосредственностью. Теперь в них была горькая усмешка и цинизм, вытеснивший все, что было в них прежде. Да и крылья его основательно поистрепались, превратившись в грязные лохмотья, спрятанные под курткой. Прошлые грехи легли на плечи, заставляя Кея немного сутулиться.
В общем, можно было бы сказать, что Кей был самым обыкновенным грешником, если бы во всей его порочности не было бы какой-то странной гордости и притягательности, заставляющей прохожих вздрагивать и оборачиваться ему вслед.
Но сейчас дорога была пуста, и Кей неторопливо шел, не зная сам, куда его тянет, но тянуло его сильно, и он был не в силах противостоять этому необъяснимому желанию.
Он шел вдоль ограды, и до него доносился шелест листвы, запах цветов и приглушенные голоса. И какая-то сладкая тоска поднималась в душе, заставляя вспоминать что-то уже далекое и почти забытое.
«А ведь и я был там,–подумал Кей,– до того, как маленьким ребенком поставил свой первый грех чернильным пятном на руку. А потом все случилось очень быстро: не успел оглянуться, как был перемазан с ног до головы. Дети,–вздохнул он,–Это только милые девочки – куколки в розовых платьицах могут долго оставаться невинными и безгрешными. Но в их чистоте есть что-то искусственное и лабораторное, что-то слишком сладкое и быстро надоедающее. Мне больше нравятся непоседы, которым до всего есть дело, которые уверены, что мир – это всего лишь очередная игрушка, которую можно разобрать на части и попытаться собрать заново, часами импровизируя и не задумываясь о результате. Жаль только, что получившееся в итоге нечто упорно отказывается работать, а родители проводят долгую воспитательную беседу на тему невмешательства в сложные механизмы. Вот и я был таким ребенком: чертенком с кучей идей в голове. А когда у чертенка появляются идеи…то этот монстрик начинает их воплощать. Неудивительно, что такие чертята первыми вылетают за ворота Райского сада. Как жаль, что я уже вырос в угрюмого и занудного черта».
Но даже в Кее все еще теплилась частичка его прежнего, чистого, улыбчивого ребенка, испуганно глядящего на мир широко распахнутыми глазенками.
Кея тяготили собственные грехи, и каждый раз, когда он думал о своей сущности, печаль и раскаяние тенью ложились на его лицо.
«Это только моя вина,–говорил он себе,– и никто уже не в праве избавить меня от груза моих ошибок. Мое место здесь, за оградой, вдали от этого безмятежного рая».
Кей вдруг остановился, глядя на двух бабочек, порхающих над цветами за оградой. Райский сад манил его своим великолепием и запретностью. Он никогда бы не посмел нарушить суровый закон, запрещающий грешникам пересекать границу сада, но сейчас был просто не в силах оторвать свой взгляд. Кей остановился, жадно ловя глазами каждое движение листьев на деревьях, цветов в траве, бабочек и пчел, носящихся в воздухе, и ветра, доносящего яркое солнечное тепло, наполненное смехом ангелов.
Он не заметил, как кто-то вышел из-за деревьев, не спеша прогуливаясь по тропинке, а когда заметил, то вздрогнул, разглядывая белоснежного ангела, одиноко бредущего по саду.
Ангел выглядел в точности таким, как описывала его бабушка Кея, рассказывавшая внуку сказки перед сном: легкий, полупрозрачный, в тончайшем белом одеянии, струящимся и переливающимся под лучами солнца, не идущий, а парящий над землей, с большими белыми крыльями, с прекрасным лицом, излучающим доброту и чистоту. Ангел неторопливо прогуливался, погруженный в свои раздумья. Казалось, он не видел этой красоты вокруг: не замечал ни шелеста изумрудных деревьев, ни пения райских птиц, ни благоухания цветов, ни смеха своих собратьев. Ветер играл с его светлыми волосами, щекоча мочки ушей, но ангел не обращал на это внимание.
Что погрузило его в такую задумчивость? Или ему не в радость этот прекрасный сад, чудесное пение птиц, это солнце, никогда не заходящее в тучи в пределах Райского сада?
Не отдавая себе отчета в том, что он делает, Кей подошел к ограде, не в силах оторвать взгляда от ангела.
Неизвестно, что это было: отчаянное желание вернуть себе хотя бы толику прежней чистоты, или слабая надежда проникнуть в Райский сад или… впрочем, не важно. Кей сделал глубокий вдох и окликнул ангела. Но от волнения голос его сорвался на какой-то хрип, и ангел его не заметил. Кей собрался было окликнуть его снова, но тот сам поднял глаза, почувствовав на себе чей-то взгляд. И вздрогнул.
Перед ним стояло существо с пронзительными темными глазами и улыбалось ему самой доброй и искренней улыбкой, какую он когда-либо видел. Ангел замер, разглядывая незнакомца, а затем осторожно шагнул к ограде.
–Здравствуй,–осторожно сказал ангел.
Кей улыбнулся шире.
–Разве тебе никогда не говорили, что нельзя разговаривать с незнакомыми людьми на улице? –спросил он, продолжая приветливо улыбаться.
Ангел нахмурился. «Что он такое говорит? Незнакомый? У меня такое ощущение, что я знал его вечно! Его улыбка такая знакомая и родная. Как он может быть незнакомым?!»
–О чем ты говоришь? Я не понимаю,–ангел улыбнулся, подходя ближе.
Он смотрел на Кея, разглядывая его с головы до ног, и чувствовал, как его сердце замирает от какого-то непонятного чувства, разливающегося по телу.
–А я-то думал, что Райский сад – это прекрасное место,–сказал Кей.
–Так оно и есть,–ответил ангел тихо и грустно.
–Да по тебе не скажешь,–Кей улыбнулся.
Ангел осторожно улыбнулся в ответ.
–Что-то не так?
В голосе Кея прозвучало участие.
Ангел задумался.
–Все прекрасно.
–А если честно?–Кей чуть склонил голову набок, пристально глядя на ангела.
–Райский сад прекрасен, но он обнесен забором. Что за ним? Хотелось бы мне знать. Я чувствую себя птицей в золоченой клетке, которая тоскует по бескрайнему синему небу.
–А за камнями притаился охотник. И он ждет, пока какая-нибудь одурманенная свободой птичка не вылетит на открытое пространство.
Ангел улыбнулся, и улыбка, наконец, озарила его лицо.
–Это того стоит,–сказал он.
–Откуда ты знаешь?–в голосе Кея прозвучала легкая насмешка.
Ангел улыбнулся.
–Почему ты такой злой?
–Я злой? –Кей сделал вид, что сильно удивился,–Я не злой!
Он поманил ангела пальцем, и ангел приблизился к нему. Кей склонился к его уху и прошептал, с трудом сдерживая улыбку:
–Я очень злой!
Ангел рассмеялся.
–Я, между прочим, не шучу.
–Нет,–протянул ангел, сияя,–ты совсем не злой.
Кей хмыкнул.
–Давай не будем это проверять.
Он рассматривал ангела и ловил себя на мысли, что готов торчать у этой оградки день и ночь, просто чтобы смотреть в эти чистые, по-детски распахнутые глаза цвета ясного неба, видеть эту открытую искреннюю улыбку, слышать этот смех.
«Надо же,–подумал Кей про себя,–вот идиот».
Дни сменяли недели, недели месяцы. И изо дня в день Кей приходил к ограде, где изо дня в день его ждал ангел. Они разговаривали, наслаждаясь обществом друг друга, шутили, смеялись, совершенно забывая о времени.
Два существа из разных миров, случайно столкнувшиеся друг с другом в какой-то судьбоносной точке.
А что было бы, если бы Кей пошел другой дорогой? Что, если бы ангел остался в беседке, наедине со своей любимой книгой? Все было бы совершенно иначе. Н-да… Ну какого черта Кею захотелось посмотреть на Райский сад? Что он там не видел? Что он там забыл? И на фига ангел потащился шляться по саду? Сидел бы себе в беседке и читал, как все нормальные ангелы!
А теперь? Долгие ночи в бесконечных попытках поскорее уснуть только чтобы наступил новый день, и можно было бы нестись сломя голову к ограде, к нему, к этой подкупающей улыбке и сияющим глазам, этому мягкому и вкрадчивому голосу и звонкому смеху…
Ах, Господи, и зачем ты только сотворил землю!
И зачем был день первый и отделился свет от тьмы, чтобы мы увидели друг друга? И зачем был день второй, и отделилась суша от воды, чтобы мы стояли на противоположных берегах? И зачем был день третий, и появились луна и солнце, звезды и смена дня и ночи, чтобы я изнывал по ночам, не в силах дождаться утра? И зачем был день четвертый и создал Бог животных и птиц, и пробудил в них желания и инстинкты, чтобы обречь меня на страдания? И зачем был день пятый и создал Бог Тебя по образу и подобию своему? Господи, я люблю тебя, люблю тебя, как никого еще не любил. Покарай меня и низвергни в ад, ибо любовь моя грязна и порочна…
–Какие глупости!–Кей рассмеялся.
Ангел вздрогнул и посмотрел на Кея взглядом: «Я что-то пропустил?»
–Ты не сможешь жить здесь. Ты принадлежишь другому миру. Здесь тебе просто нет места.
–Это значит, что мы так и будем стоять по разные стороны ограды?–ангел посмотрел на Кея.
Тот отвел взгляд и пожал плечами.
–А ты бы хотел?
–Чего?–Кей поднял глаза.
–Чтобы мы были вместе.
–Мы и так вместе.
Ангел почувствовал горький комок в горле.
Наверное, поделать здесь что-либо было уже нельзя: в голове ангела зародилась идея, которая принесет ему гибель.
Кто бросил это черное семя в плодородную почву чистоты? Кто напоил его слезами добродетели? Кто позволил ему пустить глубокие корни, отнимая соки у светлых ростков? Поистине ужасно это порождение тьмы, и имя ему – Эго.
Ангел смотрел на Кея и понимал, что что-то изменилось. В нем самом.
«Знаешь, а ведь Рай не так уж и плох. И каждый день не так уж бессмыслен, но только если ты будешь ждать меня по ту сторону ограды, со своей извечной циничной ухмылкой. О, Господи, как я люблю эту твою ухмылочку! Я знаю, как много ты пережил, как много раз ты обжигался, стараясь взять в руки манящий цветок огня. Зачем? Каждый знает, что трогать огонь бесполезно и больно. Но вот я сам, заворожено глядя на пляшущий язычок пламени, тяну руку к горячему свету. Это неизбежно. Стоит только коснуться этого рыжего зверька, как он вцепится своими зубками в палец, выжигая из глаз слезы. И все же, как тепло и уютно, когда ты рядом…»
–Я буду скучать,–Кей улыбнулся.
Улыбка его, такая светлая и теплая отозвалась ноющей болью в груди ангела.
–Не уходи,–прошептал ангел.
–Так надо.
–Мне будет тебя не хватать.
–Мне тоже. Я бы взял тебя с собой, но, увы…
«Он бы взял. Взял. Если бы я был рядом. Если бы я был по ту сторону ограды. Он бы взял…». В голове ангела уже выстраивался четкий план. Нити переплетались, выстраивая рисунок. Что же это будет? Нити скользили, завязываясь в узелки, скручивались петлями, и все четче и четче становилась картина: нити затягивались на шее ангела удавкой.
Боже, зачем ты наделил глупое сердце правом выбора? Нет у него глаз, чтобы увидеть коварство, змеей притаившееся за камнем. Нет у него ушей, чтобы услышать ложь, оплетающую человека путами. Нет у него разума, хладнокровно отсекающего все ложное и нереальное.
Видимо сердцем ты принимал это решение, Господи, глупым слепым сердцем, проникшимся жалостью к несчастным людям. Но ты только погубил их.
Кей смотрел на ангела, уже жалея, что ввязался в эту игру: это божественное создание не вызывало в нем никаких чувств, кроме уважения. А Кей хотел немного большего. Того, что ангел просто не мог ему дать. Того, что Кей просто не осмелился бы попросить.
–Я зайду попрощаться. Завтра. Утром.
Кей старался быть как можно радостней, чтобы хоть немного развеселить ангела. А ангел просто не мог поверить, что завтра утром Кей придет к ограде в последний раз. В последний раз принесет с собой солнце. А что потом? Вечная тьма? Нет, ангел слишком любил солнце, чтобы смириться с этим.
Он все решил. Завтра или никогда.
«Ведь он взял бы меня. Он сам так сказал…»
–Не скучай.
«Последний взгляд. Последняя улыбка. И вот он уходит, возможно, навсегда из моей жизни. А я ничего не могу поделать.
О боже, что за дурацкие купидоны на этой ограде! Кей! Кей… Музыка моего сердца. Дыхание мое, смысл всей моей жизни! Я пленник в этом саду. И воздух мне кажется тяжелее свинца, я задыхаюсь, он жжет мне легкие. И солнце – тусклый фонарь, не способный даже приблизиться к яркости твоей улыбки. И цветы – колючая проволока, впивающаяся своими шипами в мои руки. И эти дурацкие ухмыляющиеся купидоны, толстощекие младенцы с глазами чертей!»
Что это? Откуда эта тень на лице? Что это за огонь в твоих глазах? Черный ядовитый огонь… Ты же ангел! Ангел…
«Я не хочу быть ангелом, если ты не любишь ангелов! Я лучше стану Дьяволом, если ты обратишь на меня внимание. Я оборву свои крылья и испачкаю белые одежды. Своей кровью. Отравленной… ядом любви? Я не смогу без тебя. Прости, я просто не смогу. Пожалуйста, возьми меня с собой».
Н-да, в следующий раз, когда я предстану перед божественными очами Господа, я попрошу его поставить парочку охранников у входа в Райский Сад и усилить контроль. Наверное, будет неплохо поставить какой-нибудь тест на душевное состояние, и не выпускать глупых ангелов, у которых от чувств помутился разум. Да, жаль, что это не было сделано раньше, до того, как отчаянное юное создание взялось за ручку двери.
И вздрогнуло… от громкого голоса, раскатом грома прозвучавшего с неба:
–СТОЙ!
Ангел замер.
–Ты точно уверен, что хочешь выйти? Если ты выйдешь из Райского сада, обратно хода не будет. Никогда.
«Да на кой черт мне Райский Сад, когда меня там ждет Кей?! Кей…»
Рука ангела сжала ручку.
–Обратно хода не будет,–повторил голос,–еще есть шанс остаться.
«Остаться? И потерять его? Нет, я не смогу. Я не переживу этого. Я просто умру здесь. Я ему нужен, он меня ждет».
–Обратно хода не будет…
«Черт! Я так и передумать могу. Успокойся. Все будет хорошо. Давай, открывай эту дверь. Ну же! Раз, два, три…»
Конечно, если бы Кей был рядом, он бы истошно завопил: «НЕТ!!!!!» и затолкал ангела обратно. Но Кей был занят своими делами, он не видел, что творит маленькое глупое создание.
Губы Дьявола скривились в усмешке. «Всевышний, посмотри, еще один ангел в мою пользу…»
Дверь жалобно скрипнула, сопротивляясь всей своей ржавостью петель. Но что может удержать окрыленное сердце? Сердце, слепым щенком тыкающееся в теплое брюхо матери… матери?
Ангел замер, ожидая грома и молний, огненного дождя или… что там должно было быть за оградой сада. Он зажмурился, все еще сжимая ручку двери.
Но…ничего не произошло. Легкий ветерок коснулся его щеки, мол, эй, открывай глаза. Тихое пение птиц было таким же, как и в Райском Саду, трава так же приятно щекотала щиколотки, в воздухе был разлит все тот же запах цветов.
Ангел глубоко вздохнул и открыл глаза. Он стоял на дороге, проходящей мимо сада. Позади него возвышался символичный заборчик с купидонами, которые с этой стороны не казались такими уж толстыми и злыми. Или дело было совсем не в купидонах…
Ангел осторожно делал вдох за вдохом, ощущая, что воздух приобрел приятный вкус. Вкус свободы.
Ангел тихо рассмеялся. Смех получился немного нервным, как это обычно бывает после только что перенесенного стресса.
Сердце замедляло свой бег, постепенно успокаиваясь. Тут же захотелось отыскать Кея и сообщить ему радостную новость: «Я – здесь! Я выбрался! Я спешу к тебе!», увидеть его улыбку, предназначенную только тебе, вызванную только тобой.
Господи….!
Сердце вновь ударилось со всей дури о грудную клетку, разгоняя адреналин по венам. Ангел чуть не задохнулся от избытка чувств. Он смотрел на дорогу, чувствуя, как слабеют колени: на горизонте показался Кей.
Кей неторопливо шагал вдоль ограды, наслаждаясь свежестью и тишиной утра. Он еще не заметил ангела, и потому безмятежно насвистывал что-то себе под нос, вздымая ботинками облачка пыли.
Наконец, он поднял голову и замер, не веря своим глазам.
«Что это? Он удивлен? Не рад меня видеть? Почему он замер? Почему не улыбнется и не поспешит мне навстречу?» Ангел забыл вздохнуть, впившись глазами в знакомую фигуру.
Время остановился. Просто замерло, затаив дыхание, словно весы, на чашку которых упала капля воды: сейчас чашка пойдет вниз, затем вверх и… как мучительно…
Ангел понимал, что сейчас должно было решиться все. Точнее, предчувствовал, потому что любовь совершенно лишила его возможности трезво мыслить, но сердце, при всей своей слепоте, все же чувствовало. Чувствовало, что обратно пути уже нет.
Наконец, Кей улыбнулся и подошел к ангелу.
–Что ты здесь делаешь?–спросил он,–как…? Почему..? Ты…вышел из сада?!
Ангел улыбнулся и кивнул (наивное создание!)
–Зачем…?
Глупый вопрос! А то сам не догадался! Он сделал это ради тебя, дурак!
–Я пришел к тебе,–прошептал ангел, улыбаясь,–я тебя люблю.
Кей вздрогнул.
Ангел посмотрел на Кея и впервые за все это время понял, что все может быть совсем не так, как он себе это представлял. А с чего, собственно, он взял, что Кей его любит? Но он же… Что он? Он сказал это? Но он, он… Глупости! Ты все это придумал сам!
Губы ангела дрогнули.
–Прости,–прошептал Кей,–я не люблю тебя…
Глаза ангела наполнились слезами. Он погрузился в какой-то туман, на минуту теряя возможность видеть, слышать и соображать.
–Ты – замечательный, но… я просто не думал, что ты сотворишь такое. Не расстраивайся.
Ангел кивнул, все еще не в силах говорить.
Кей с сожалением смотрел на него. Он просто не мог быть с ним. Это было бы невозможно. Кей предпочел бы такого же грешника как и он сам, чтобы не было стыдно смотреть ему в глаза, чтобы не чувствовать себя грязью под его ногтями, чтобы не быть попрекаемым прошлым, настоящим, будущим…
«И что мне теперь с ним делать?»
Кей вздохнул:
–Черт, что я наделал…
–Все в порядке. Это я… Господи, ну какой я идиот!
–Не надо, не говори так.
–Идиот! Просто идиот! Боже…
Глаза ангела вспыхнули каким-то темным огнем. Ангел сделал шаг назад.
Небеса расхохотались дьявольским смехом, сгущая свинцовые тучи.
Кей молча стоял, глядя на ангела. Ангел смотрел на Кея с каким-то обреченным безразличием. Молнии оттеняли его бледное лицо, губы, сжатые в решительную линию, и стиснутые кулаки. Он смотрел, как порывы ветра развевали черную куртку, перебирали темные волосы, и не мог налюбоваться. Казалось, отказ только усилил его любовь. Ангел закрыл глаза, чувствуя, что падает в бездну. Но он даже не хотел сопротивляться. Он позволил черным язычкам пламени коснуться его, он позволил чумным губам целовать его кожу, оставляя фиолетовые пятна, он позволил темноте вползти в его нос, уши, глаза, заполняя мозг…
Вы когда-нибудь видели, как умирает ангел? Поистине это ужасающее зрелище. Настолько невыносимое в своей необратимости, что вряд ли кто-нибудь способен смотреть, как это чистое создание добровольно шагает в адский пламень, не обращая внимания на ожоги, расползающиеся по рукам и груди, на запах паленого пера, бьющего в ноздри, на лихорадку, сотрясающую тело.
Нет, не адский пламень сжигал душу ангела, а то, что Кей от него отвернулся.
Он шагал, словно в замедленной киносъемке, и ветер развевал его светлые волосы. Лицо, каменной маской, казалось равнодушным. Белая сажа, черный уголь и дорожки слез, смешивающие все это в серые капли, медленно отрывающиеся от подбородка и тягуче падающие в пылающий огонь.
Огонь был повсюду. Он отражался в безразличных глазах ангела, иссушал губы, полз ожогами по коже. Но ангел уже ничего не чувствовал. Не чувствовал ничего…
И пепел белыми хлопьями снега кружился в дрожащем воздухе, пытаясь хоть как-то создать видимость прохлады. Но щеки пылали, и губы горели, и сердце жгло нестерпимо.
И тогда ангел сказал: «Если ты боишься моей чистоты, я низвергнусь в бездну… Я сорву свои крылья, если тебе стыдно за них. Я шагну в огонь, и мои щеки покроются пеплом. Мои волосы станут черными. Совсем как у тебя… Я буду таким как ты. Тогда…тогда ты будешь любить меня? Кей…Кей…?»
–Кей!
Кей обернулся и посмотрел на ангела.
–Я хочу быть чистым, белым! Снова и навсегда!–в голосе ангела звучало отчаяние.
Кей горько усмехнулся, глядя в его перепачканное лицо, исказившееся от негодования.
–Это невозможно. К сожалению.
–Я не хочу меняться,–ангел всхлипнул.
–Такова жизнь. Мне очень жаль,–Кей старался перекричать шум приближающейся грозы и сильный ветер.
–Почему так должно быть? Ты ведь прошел сквозь это! Неужели ты хочешь, чтобы кто-нибудь менялся? Неужели тебе не хотелось защитить хотя бы кого-нибудь? Чтобы не было этих слез и боли!
–Нет. Никто не может быть защищен от изменений. Это невозможно.
–Это жестоко.
–Это – жизнь. Я мог бы попытаться отгородить кого-то от правды, защитить его от мира, но, рано или поздно, мир нанес бы свой удар. Лучше быть готовым, закаленным постепенно, на мелочах, чем получить удар по нежной коже.
–Ты хочешь, чтобы я надел панцирь? Чтобы стал бесчувственной машиной?
–К сожалению, нет идеального решения. Нам всегда приходится чем-то поступаться.
–Это ужасно! Я не понимаю!
Кей усмехнулся, глядя на ангела.
–Я тоже был таким наивным. Когда-то. Потом все прошло. Все всегда проходит, не волнуйся.
–Я не хочу! Я не хочу меняться! Я не хочу становиться жестоким, циничным, бессердечным!
«Как будто его кто-то спрашивает!»–выдохнул Кей очень тихо, почти про себя.
Голубые глаза наполнились слезами.
«Ничего,–подумал Кей,–скоро они затянуться льдом и станет легче. Хотя бы легче.»
–Я не хочу,–прошептал ангел,–не хочу…
–Все будет в порядке. Прости, с этим ничего нельзя поделать.
–Уходи! Я хочу побыть один.
Кей кивнул. И ушел, оставляя ангела наедине с его болью. Наедине с огромным, пустым и жестоким миром. Слишком большим для маленького дрожащего существа, съежившегося на холодной земле.
Раздался оглушительный раскат грома. Ангел зажмурился, и… Бездна обрушилась на него, ослепляя темнотой, давя пустотой, обжигая холодом. Ангел потерял сознание.
Утро было чистым и свежим. Высокие стройные деревья, вечно молодые и вечнозеленые тихо шелестели за деревянной оградой, лужайки пестрели бабочками и цветами, ручейки весело журчали в траве, и даже воздух был напоен каким-то необыкновенным спокойствием, наполняющим душу блаженством с каждым вздохом.
Кей не спеша шел по дороге вдоль ограды Райского сада. Просто машинально брел, вздымая фонтанчики пыли, которая ложилась на его черные ботинки и черные штаны. Надо сказать, что он очень любил черный цвет. И этот цвет, несомненно, шел к его загорелой коже, темным коротким волосам, голубым глазам и ослепительно-белой улыбке.
Вход в Райский сад ему был уже закрыт, ведь глаза его давно перестали сиять детской непосредственностью. Теперь в них была горькая усмешка и цинизм, вытеснивший все, что было в них прежде.
В общем, можно было бы сказать, что Кей был самым обыкновенным грешником, если бы во всей его порочности не было бы какой-то странной гордости и притягательности, заставляющей прохожих вздрагивать и оборачиваться ему вслед.
Он шел вдоль ограды, и до него доносился шелест листвы, запах цветов и приглушенные голоса. И какая-то сладкая тоска поднималась в душе, заставляя вспоминать что-то уже далекое и почти забытое.
Словно это уже где-то было. Словно это даже было с ним. То, как он
еще совсем недавно был ангелом с большими белыми крыльями…
Вот и сказочки конец, кто прочел, тот молодец!
Мораль? А мораль выводите сами. И Бог вам судья.
